– Что? – переспросил один из молодых сотрудников.
– Ничего… – пожала плечами дочь. – Вам – здравствуйте говорю. Только наоборот: здравствуйте вам…
– Здравствуйте, здравствуйте, – усмехнувшись, проговорил сотрудник. А пожилой настоятельно рекомендовал нам распасться на отдельные звенья и проследовать для собеседования за ними, прихватив документы.
– Может быть, мы все поговорим здесь, в каюте? – робко вмешалась я. – По очереди. Один заходит, другие в коридоре стоят. Тем более что и сказать-то нам нечего. Здесь и протокол оформим.
Кончилось тем, что Наталья с сыном и двумя молодыми сотрудниками милиции отправилась в свою каюту, а я с Аленой и пожилым сотрудником – остались на месте. На прощание дочь передала Лешику засохшую горбушку черного хлеба со словами: «Лучший кусок – тебе». Сотрудники внимательно посмотрели на передачу, но возражать не стали.
– Извините, мы без завтрака, – буркнула дочь и протянула милиционеру наши документы.
Он внимательно прочитал данные, закрыл паспорта и положил их рядом с собой – на тумбочку. Надо сказать, что смотрелся он на пуфике весьма забавно. То ли пуфик не шел к его коренастой фигуре, то ли он к пуфику. Но думаю, что мы выглядели не лучше. Разговор начался издалека – с истории возникновения самой идеи этой поездки. И как-то незаметно перетек к самой поездке. Выяснив, что никого знакомых на теплоходе мы не видели, милиционер удовлетворенно кивнул. И тут же спросил:
– Знаете кого убили?
– Да, – опередив меня, уверенно ответила дочь. – Кого-то. Кажется, мужчину, шеф-повара. Утюгом.
Я немного смешалась, но тут же кивнула головой в знак согласия. Однако мое замешательство было замечено, и милиционер живенько спросил, есть ли у меня другое мнение. Пришлось взять себя в руки и пояснить, что правды мы не знаем. В разных концах теплохода были разные версии, поэтому трудно судить, кого именно убили. И, смекнув, что могут пригласить на опознание трупа, быстро добавила, что мы вообще не представляем, кого могли убить. У нас своя тесная компания, и мы вообще ни с кем на теплоходе не общались.
– Тэ-э-экс… – побарабанил пальцами по тумбочке милиционер. Потом снял фуражку и, осмотревшись, положил ее на кровать. Мы молча наблюдали за его действиями. – Ну а с членами своей тесной компании вы давно знакомы?
– Давно, – равнодушно пожала я плечами. – Со своей дочерью, – я взглянула на Алену, – с момента рождения. С подругой, ее мужем и сыном соседствуем и дружим семьями с момента заселения дома.
– Ну-ну. Вы, значит, отдыхать поехали, а мужья дома. А почему, скажите, мальчик вам оружие в каюту принес?
– Какое оружие? – как можно естественнее удивилась я.
– Какой мальчик? – точно так же удивилась Алена.
– Так в пакете было оружие? – продолжила я удивляться.
– Ах, этот мальчик… – не отставала Алена.
– Подожди-ка, – жестом остановила я дочь. – Действительно, к нам в каюту забежал какой-то мальчик и протянул черный пакет, в котором что-то лежало. Мы, напуганные известием об убийстве и уверенные в том, что нигде никакого пакета не забывали, естественно, насторожились. Хотя я, признаться, хотела заглянуть в этот пакет. Но Лешик… то есть Алексей, которого вы забрали, оказался сообразительней всех. Он потащил ребенка вместе с пакетом к капитану. Или к вам. Мы еще не успели выяснить.
– Мамуль, – вмешалась Алена, – ты забыла сказать, что у ребенка есть дядя, который и поручил ему передать нам пакет.
Милиционер еще раз побарабанил пальцами по тумбочке. Потом осторожно потер оставшийся от фуражки красный след на лбу.
– Фу-ты, – проворчал он, – впопыхах фуражку сына натянул. А она мне маловата. Как вам эта туфелька, – кивнул он мне, указывая на Аленкину босоножку без каблука. Я машинально пыталась напялить ее на правую ногу. Левая была в шлепанце. Вечно дочь бросает все под ноги.
– Алена! – возмутилась я. – Испортила босоножки, какой смысл их беречь? Давно пора выкинуть в мусорную корзинку.
– Они мне дороги как память о славном городе Калязине. И потом, мы с Лешкой еще не проработали до конца план мероприятия по торжественному спуску их на воду. На вечный покой.
Милиционер посмотрел на нас с нескрываемым интересом.
– Туфельки собрались похоронить? Да-а. Это, конечно, легче, чем человека. Ну, давайте составлять протоколы. Только вот… сидит у меня в мыслях один вопрос: почему пакет с оружием принесли именно к вам в каюту.
– Выпустите свой вопрос на волю, – решительно заявила я. – Мыслям легче станет. Кому-то надо было избавиться от… оружия (и со страхом подумала, что едва не ляпнула «пистолета»). И этот кто-то или эта, не знаю, выбрал именно нас. Точно так же выбор мог пасть и на других. В этот раз не повезло нам. Не знаю почему… Вроде бы никому неприятностей не причиняли.
С Натальей и Лешиком мы встретились за поздним завтраком. Все были подавлены. Делиться впечатлениями не хотелось. Казалось, что со всех сторон за нами следят. Только вот непонятно – кто? Алена, с детства ненавидящая молочные каши, машинально съела свою и мою порции овсянки. Заела их бутербродом с также не любимым сыром и заявила:
– А ветчина-то у них вкусная.
На всякий случай все с ней согласились.
Допив кофе, Наталья ожила раньше всех:
– Будем считать, что все неприятности позади. Хватит вам тянуть эту бурду. Пойдемте в нашу каюту и попьем чайку с конфетами. Обалденными!
Подруга в прогнозах ошиблась. В плане неприятностей. Мы спокойно пили чай с обалденными конфетами. Вернее, это Наташка с сыном пили чай. А мы с Аленой в основном ели конфеты. Я наконец выдала «на-гора» свои сомнения по поводу случайно подслушанного разговора Киллера с подельниками о продаже своей дохлой мамы за двадцать мертвых президентов. Вероятно, стоило поделиться услышанным с милицией. В это время Лешик и поперхнулся чаем. В промежутках между кашлем он… хохотал. Я почувствовала себя дурой. А через несколько минут, когда он, так сказать, оклемался, – круглой дурой. В переводе с компьютерного жаргона криминальная фраза звучала так: продам материнскую плату в нерабочем состоянии за двадцать долларов.
Неприятности заявились опять в том же составе: три работника внутренних органов. Нас пригласили взглянуть на труп… в музыкальный салон. С расчетом на то, что мы вдруг случайно вспомним, где и при каких обстоятельствах видели убитого. Наталья начала было возмущаться:
– Зачем мне нужен какой-то труп! – но я вовремя дернула ее за рукав кофточки, и она с пол-оборота сменила гнев на милость: – А может, и вправду пригодится.
Я внутренне сжалась. Что-то не так. Что – выяснилось сразу. Едва мы вошли в салон, как в глаза бросились носилки, лежащие на полу. На них под белой простыней угадывались очертания тела. Рядом стояла небольшая группа пассажиров.
«Не похоже на официальный процесс опознания», – машинально отметила я. Мужчина в белом халате, вероятно врач, откинул край простыни. Стоящая рядом со мной полная женщина нелепо всплеснула руками и упала в обморок. Наташка ойкнула, кто-то ахнул. Я не успела взглянуть на покойного. Впрочем, Алена и Лешик тоже, они пытались вернуть женщине хотя бы полуобморочное состояние. Как только бедняжка попыталась осмыслить происходящее, ее осторожно – чтобы, не дай бог, не уронить – подняли и с помощью других добровольцев увели из салона. Вот тогда-то я и взглянула на покойного.
Потрясение, которое при этом испытала, было столь велико, что у меня буквально перехватило дыхание. Хоть впору ложиться на то самое место, которое только что освободила обморочная дама. Конечно, я знала, что люди меняются после смерти – но не настолько же. Лицо покойника было мне смутно знакомо, но это был другой покойник. При жизни ему, положим, тоже могло быть тридцать с хвостиком. Но вот чтобы у «нашего» за одну ночь изменились цвет и длина волос, а также выросли рыжие усы! Ну очень рыжие, на очень бледном лице. Волосы, кстати, были более темными. Но все равно – рыжими.
Я взглянула на Наташку. Она занималась тем, что протирала очки, напяливала их на себя, снимала и… Цикл движений повторялся.
– Узнали убитого? – участливо спросил над ухом чей-то сочувствующий голос.
– Наоборот, – честно ответила я. – Совсем не узнала. Если остальных более-менее видела, то этого… Хотя… – Я отвлеклась от покойника и перевела взгляд на собеседника. Ну конечно! Милиционер в маловатой фуражке.
– Что-то хотели дополнить? Вы сказали: «хотя».
Он осторожно взял меня под локоток и повел на выход. Я едва успела дернуть подругу за джинсы. Она взвизгнула. Кто ж виноват, что они сидят на ней в обтяжку. Тем не менее подруга сориентировалась и направилась за нами, потирая бедро. А следом потянулись еще двое – вываливающаяся из брюк массивная молодая деваха и казавшийся рядом с ней худым тип, державший ее под руку.
Милиционер завел нас в… гладильную. «Все! – мелькнула у меня мысль. – Больше никогда в жизни не возьму в руки утюг. И запрещу родным и близким произносить слова, однокоренные слову „гладить“.
Милиционер завел нас в… гладильную. «Все! – мелькнула у меня мысль. – Больше никогда в жизни не возьму в руки утюг. И запрещу родным и близким произносить слова, однокоренные слову „гладить“.
О происшествии в этой загадочной комнате напоминало только очерченное на полу мелом положение тела убитого. Получалось, что он лежал скорчившись и на боку. Как бы в подтверждение моих мыслей, раздался голос подруги, вставшей вплотную со мной:
– Он что, все ноги к животу поджал, что ли? – Милиционер согласно кивнул в ответ. – Вы знаете, мы его, кажется, видели. Кажется… Если мне, конечно, не кажется. Это не он с каким-то еще типом шли за нами в Калязине в поисках магазина? – вопросительно взглянула она на меня.
– Точно! – обрадовалась я. Поспешно и сбивчиво, мы рассказали историю славного похода по задворкам Калязина. – Больше мы его не встречали, – решительно подвела я итог.
– А его спутника? – живо поинтересовался милиционер. Я хотела было честно соврать, что спутника тоже больше не встречали, но тут раздался противный женский голос от двери:
– А у спутника они на палубе в ногах валялись! Обе! А вот эта… – необъятная деваха, презрительно скривив губы, указала на Наталью, – перед этим с кулаками рвалась к моему мужу. Прямо через окно!
Что тут началось! За десять секунд подруга выдала девахе ее полную характеристику. Тщедушный мужичок за две секунды был поименован козлом, придурком и, не помню, кем еще. К сотруднику милиции вовремя подскочило подкрепление и увело негодующих супругов. Больше всего негодовала деваха – не успела ответно обхамить подругу.
Волнуясь и, соответственно, заикаясь, я поведала милиции, что гуляла на верхней палубе, а когда нагулялась и спускалась вниз по трапу, молодой человек помог мне сойти, но не очень удачно. Дальше подключилась Наталья, а я с ужасом вспомнила, что меня мог видеть на этой злополучной палубе с липовым Игорем ветеран речного пароходства. Единственная маленькая надежда – он, кажется, дремал. Если бы мы с самого начала рассказали всю правду…
Меня отвлек возмущенный голос подруги:
– Этого типа я и раньше видела. Несколько раз. Он все время старался влезть в платьишко к местной корабельной красотке. Не учитывая, что оно рассчитано на сорок шестой размер. Вдвоем в нем тесновато. Впрочем, она не очень-то и возражала. Скорее всего, у нее все шмотки эластичные – специально приспособленные для охоты на козлов. Так я же не говорю о ней гадости! Хотя и не удивлюсь, что за время пути она переспит со всем мужским составом теплохода…
Наталья говорила бы еще долго. Несколько раз ее пытались остановить, но она властным жестом руки заставляла сотрудников молчать. Наконец пожилой милиционер, выбрав секунду, когда подруга, переведя дух, набрала новую порцию воздуха, решительно скомандовал:
– Спасибо, свободны!
Я встрепенулась и быстренько вытолкнула ее в коридор – прямо в объятия Алены и Лешика.
Под любопытными взглядами посторонних глаз мы проследовали к своим каютам. В холле Лешик неожиданно свернул в сторону. Мы, как по команде, повернули за ним и вышли на свежий воздух. Все пластиковые кресла были заняты отдыхающими. Не останавливаясь, обежали главную палубу и снова вошли туда, откуда вышли – в холл.
– Гуляете? – раздался откуда-то сбоку приветливый голос. Я повернула голову и… увидела старейшего работника пароходства. В самом благодушном настроении. Попыталась мило улыбнуться, но это удалось сделать только одним уголком рта. Второй пришлось прикрыть ладонью.
– Тоже неудачные протезы? – посочувствовал старичок. Я погасила свою полуулыбку и старательно покивала головой в знак согласия. С надеждой, что он от меня отстанет. Он не отстал. Наоборот, галантно подхватив меня под руку, увлек за собой, дальше по коридору. – Я вам дам один очень хороший совет, мне недавно один опытный стоматолог рекомендовал…
Я растерянно оглянулась в надежде на скорую помощь подруги. Но она была страшно занята – отражала очередную атаку той самой девахи, с которой ее разняли в гладильной. Откуда она только взялась? Аленка и Лешик рьяно спорили, кому их вмешательство нужнее – мне или Наталье.
– Вы не волнуйтесь, – вдохновенно продолжал старичок, протаскивая меня мимо моей каюты. – Ведь вы же абсолютно ни в чем не виноваты… – И прилепившись к моему уху, тихонько прошептал: – О встрече на верхней палубе я никому не скажу. Поверьте мне, эти люди получили по заслугам.
Я молчала. Только попыталась освободить свою руку из цепкой хватки ветерана. Он не отпускал.
– Ну вот, совсем перепугал вас, – расстроился он. – Не хочу врать, я слышал часть вашего разговора с человеком, который выдавал себя за Игоря. Поверьте мне, это не Игорь. Это преступник.
– А откуда вы это знаете? – наконец прорезался у меня голос.
– Да уж поверьте на слово, знаю. Я ведь что хотел – с самыми честными намерениями предупредить вас, а вы уж осторожненько предупредите всех своих родных, чтобы были повнимательнее к окружающим. Лучше бы вам всем, конечно, прервать ваш отдых на воде. Хотя, может быть, я и преувеличиваю опасность. Мой вам совет: постарайтесь забыть все, что видели и слышали криминального. Попробуйте, как другие люди, просто отдыхать. И постарайтесь убедить в том, что вы отдыхаете, всех окружающих.
– Мы и так отдыхаем. Не понимаю, почему на нас все время сыпятся неприятности. Сверх плана.
– А если хорошо подумать? – Он на ходу взглянул на меня и, по-видимому, решил, что думать мне явно противопоказано. – Вы видели то, что не следовало… Постарайтесь убедить убийцу, что вас и вашу компанию это совершенно не волнует, поскольку не касается. И еще совет – держитесь вместе.
– И каждый раз проверять, хорошо ли заперта каюта на ночь, – машинально пробормотала я.
– Желательно еще полностью не открывать окна, – кивнув, продолжил он.
Мне сразу же захотелось прервать отдых на воде. Я собралась было задать собеседнику пару вопросов, но он внезапно отпустил мою руку и свернул в сторону.
– Ма-ам! Ты куда? – раздался тревожный голос Алены. Дочь торопливо направлялась ко мне. – Опять любуешься на мусорные бачки? – Она подозрительно проследила за моим взглядом. – Что к тебе пристал этот старичок? Его ты тоже очаровала? Определенно пользуешься успехом. Только странные у вас, маменька, возрастные категории интересантов. Либо на много лет моложе, либо почти на полвека старше. – Я с недоверием взглянула на дочь. – Он, между прочим, сам хвастался, что ему восемьдесят четвертый годик пошел. Еще когда мы в Калязине были.
– Не может быть! – ахнула я. – Надо же, как хорошо сохранился. Наверное, потому, что не лез, куда не следовало.
– Ну так зачем он тебя похитил? Не дантистами же пугать, в самом деле.
– Да вот обсудили с ним текущие события. Наверное, я раньше всех ему под руку подвернулась. В старости, говорят, развивается тяга к разговорному жанру и общению. А где Наталья?
– Наверное, пала в неравной схватке с прекрасной, но тучной незнакомкой. Та ее если не словесно, то телесно задавила. И Лешка там же телепается. Кстати, в двенадцать часов мы приплывем в Мышкин. Я слышала от туристов. Милиция потихоньку сматывает следственные сети.
Я вздохнула. Надо было срочно выручать подругу. Назрела необходимость обсудить наше положение. Зря я не спросила, в какой каюте расположился ветеран. Положим, он действительно сделал кое-какие правильные выводы из моего разговора с человеком, выдававшим себя за Игоря. Начнем сначала: один человек сброшен за борт. Если сброшен. Что-то в этом броске не так. И мне, кажется, уже понятно, что именно. Еще двое убиты здесь – на теплоходе. В одном и том же месте. Если только первый убиенный не притворялся таковым… Да нет, Наталья профессионально поставила диагноз – летальный исход. Кстати, почему «летальный»? От слова летать? В смысле, душа покидает тело, отлетая? Тогда был бы вернее термин «летательный»… Господи, о чем это я? Так… Значит, убиты двое. Одного успели сплавить. Скорее всего, на дно. Второго не успели. Электрик помешал? Пистолет ко мне закинули. А почему не в воду?.. Нет, второго оставили специально для меня. Поэтому и пистолет мне подкинули. Но высадить нас убийце не удалось. Скажем, пока не удалось. Мы ему явно мешаем, но не настолько, чтобы избавиться от нас «летальным методом». Тьфу, тьфу, тьфу… я три раза суеверно постучала по деревянному поручню.
– Да что с тобой, мамуленька? Головокружение от успехов? Я тут надрываюсь, рассказываю, а она…
Аленка, кажется, обиделась. И я как можно убедительнее заявила, что все прекрасно слышу.
– Ну тогда у тебя какая-то странная реакция на мои слова. Я сказала, что этот дедуля все время на тебя в ресторане глазеет, а ты… плюешься, чтобы не сглазить.
– Лена, я плююсь… наоборот. Ну… в том плане, что… Знаешь? Все так надоело. Тебе не кажется, что мы никак не начнем отдыхать, а? Пойдем спасем Наталью с Лешиком и будем готовиться к экскурсии. – Схватив дочь за руку, я потащила ее за собой искать подругу.