Я очнулся от того, что в окно скреблось робкое зарево рассвета, маленький зеленый стебель пробился сквозь выгоревшую землю и тянулся вверх. Где мой конь? – успел подумать я и окончательно проснулся.
Вот какой мне приснился сон.
Восьмая симфония на диске кончилась, прозвучали последние аккорды тишины, несмелой надежды. Я поднялся, поглядел на стеллажи с нечитанными томами, собрался и вышел из дома.
Город жил привычной суетливой жизнью – по тротуару сновали пешеходы, водители хмуро сигналили друг другу, трамваи позвякивали, девушки слушали что-то в наушниках, молодые люди без шапок, энергичные красногубые дамы, школьники с рюкзаками – и все спешили. Я улыбнулся. Сел на маршрутку, доехал до работы, извинился за опоздание, покружил необходимое число часов по таблицам и поспешил домой.
О, теперь я всегда буду спешить домой.
Восьмая ведет меня. Шостакович, Бах, Брамс, Моцарт ждут меня! Арки сонетов Петрарки тянутся прозрачной чередой! Зеленый снег Брейгеля с тихим жужжанием тает под ногами, охристый воздух Тёрнера напоминает о рае.
Больше я никогда не останусь один, каждый – мой собеседник; Сократ, Ариосто, апостол Павел, Шопен, Кранах, но и все мои близкие, живые и мертвые, всякий, чью книгу я готов открыть, в чью мысль вдуматься, чьей живописной фантазией увлечься, чье письмо перечитать.
Сотни людей оставили мне в дар себя, творенья своего духа, да-да, бессмертного и свою страсть – к звуку, цвету, форме, цветку, просто к жизни. Я был богачом, я владел сокровищами. Вот что я увидел в моем сне, вот куда принес меня мой гнедой жеребец!
Благодарность торкнулась в грудь и стала расти, поднималась все выше, шире, точно река в половодье, глядящая в ярко-голубое весеннее небо. Только бы успеть поговорить с каждым, кого я могу расслышать, каждому успеть кивнуть и улыбнуться в ответ хотя бы одними глазами.
Вместо эпилога
М. К. Татьяна Борисовна, мы проговорили с вами много часов, много месяцев о разном, но было в этих наших прогулках несколько точек, сквозь которые мы проходили, куда бы ни двигались, чего бы ни касались. Реальность, любовь и счастье. Давайте начнем с первого. Вы не раз к этому возвращались, повторяя, что жить надо не в иллюзиях, не в сладких мечтах о себе, мире, людях. Не стоит требовать от них реализации твоих идей и фантазий, жить надо в реальности, здесь и сейчас. Только реальность нас не обманет. Но если мы посмотрим, как устроен наш мир, мы увидим знаете что?
Т. Б. Что же?
М. К. Мы увидим, что необыкновенно развитая сегодня, изощренная индустрия развлечений всеми силами пытается от реальности человека увести. Тонкими и грубыми способами. Экстремальные виды спорта, массовое искусство, туристический бизнес – всё это существует для того, чтобы облегчить человеку невыносимое бремя «здесь и сейчас». Отвлечь его сильными переживаниями, рассказать ему уютную киносказку, или заморозить кровь жуткими загадками в каком-нибудь триллере, или взбудоражить фильмом-катастрофой, не говоря уже о поездках в другие страны, которые тоже, в сущности, призваны не только расширить его кругозор, но, быть может, в первую очередь отвлечь его от рутины ежедневного существования. А что такое религия, вера? Это уверенность в невидимом, как сказал апостол. Это убежденность человека в том, что существует мир небесный, в котором нет ни болезней, ни печали, ни воздыхания, но царствует жизнь бесконечная. Уверенность в этом должна облегчить каждому и несение его креста, сделать этот крест легким. В реальности человек хрипит от тяжести, потеет, ноги болят, не идут, на спину давит, солнце палит, дышать нечем, зато… там будет иначе, жуть реальности уравновешивается существованием невидимого мира.
А мы с вами предлагаем человеку не смотреть по сторонам, не мечтать, а идти с этой ношей на плечах, его жизнью, собственно, – его обязанностями, долгом, ответственностью, не говоря уж о физических немощах, идти и смотреть под ноги, чтобы не оступиться, идти и не отвлекаться, не так ли?
Т. Б. Ну почему же? Мне кажется, мы говорили как раз о том, что волочить этот груз вовсе не обязательно. Да и Христос не требовал этого – говорил: «Возложи на меня печаль свою». Передай Мне часть твоей ответственности. Нет в заповедях ничего, что призывало бы человека смотреть себе под ноги.
Мне думается, что быть «здесь и сейчас» тяжело человеку потому, что он находится вовсе не здесь, не в реальности, а в пространстве, искаженном его представлениями о ней. Как Дон Кихот, который борется со страшными чудищами, а на самом деле воюет с мельницами. Мы не видим грабли, на которые по сотому разу наступаем, натыкаемся на препятствия, которые не замечаем, – от этого нам так больно и плохо. Боль – реальна, но относительно причины, ее вызывающей, мы часто заблуждаемся.
Что касается веры, то христианство, как мне кажется, человека от «здесь и сейчас» тоже не уводит. Заповеди даны нам, чтобы к лучшему изменилась эта – реальная – жизнь. Потому что загробная рассматривается как продолжение жизни земной – от чего страдала и мучилась наша душа здесь, от того же будет страдать и там. Но как наша жизнь может изменяться к лучшему? Только в том случае, если изменяется наша душа. Чем здоровее, чище, цельнее душа, тем лучше она видит реальность. В первую очередь, духовные законы, которые реальностью правят, и нарушая которые, человек испытывает боль.
М. К. Видя реальность, различая особенности ее рельефа, существовать в ней, понятно, легче.
Т. Б. Да. И христианство – это лучшая психотерапия, если оно правильно понятно. Хотя мы по своей слабости и скудоумию используем и религию для своих корыстных целей, прикрываясь ею, чтобы проблемы не решать.
М. К. С ее помощью пытаясь убежать от проблем. Заболел ребенок, к врачу ехать далеко и сложно, помолимся в соседнем храме о его исцелении. Жить в мире, жестком, требовательном тяжко – укроемся среди братьев и сестер, которые нас хотя бы обижать не будут. Создадим свою православную субкультуру, которая нас ото всего убережет.
Т. Б. Но это уже недостатки наши, а не религии как таковой.
М. К. Значит, от бегства в реальность отказываться не будем. Согласились. Следующая наша станция – любовь. Кажется, это аксиома: счастье возможно, только если любишь. Но есть тысячи людей на земле, которые так никого и не полюбили. Потому что, насколько меня во всяком случае убеждает мой опыт, любовь – это дар. Любовь нечаянно нагрянет, хотя вы против этого возражали, но давайте все же допустим, что это так, что она дар, а дар – не плата, не зарплата, его нельзя заслужить. В таком случае, как мы можем рассчитывать на любовь, на ту, что от нас так мало зависит, а зависит от Бога, судьбы, стечения обстоятельств! Мы не можем взять и поселить в своем сердце любовь к другому человеку, она должна быть нам дана.
Т. Б. Да, любовь – это жизнь, и если не любишь, не живешь. Вопрос только в том, что мы под любовью понимаем.
Мы часто принимаем за любовь чувства, знакомые нам по той самой первой любви, которую мы познали, – в любви к маме. Но можно ли называть детскую любовь любовью в полном смысле этого слова? Любовь ребенка эгоистическая по своей сути. И от этого полюса эгоизма мы всю жизнь идем к полюсу другому – альтруизму, самоотречению. И чем ближе мы к этому полюсу, тем больше способны любить. Вот почему любовь не может нагрянуть. Нагрянуть может только влюбленность, кредо которой – вот человек, в котором я нуждаюсь, который может дать мне то, чего я жду. Как когда-то мама – самый нужный человек на свете.
Но любовь вовсе не дар, а результат внутренней работы души.
М. К. Работы, очевидно, строительной? Вот, например, не любит женщина гладить. На гладильной доске незаметно вырастают горы. Но она не любит. Тягомотно так, даже под телевизор. Муж сердится, но куда денешься, гладит сам, только страшно сердится. А однажды приходит домой – все переглажено. Жена решила сделать ему сюрприз. На следующий день приходит – снова ни одной неглаженой рубашки. А жена ему: так теперь и будет, потому что я придумала, чем в это время заняться. Глажу и слушаю аудиокурс «Как жить с мужем счастливо», в 32 частях, так что еще надолго хватит.
Т. Б. Когда люди решаются привычке изменить, не только они сами меняются, меняется и тот, к кому они отнеслись по-другому. И эта награда – полные благодарности глаза, например, вызывает такой прилив нежности и тепла в душе, что в следующий раз тебе уже совсем не трудно опять человеку навстречу пойти.
Но вот на чем я хочу еще остановиться – на даре любви. Если любовь должна быть нам дана извне, свыше, то почему она не дается всем? В христианстве есть ответ на этот вопрос. Любовь не может поселиться в нас против нашей воли. Вот почему Христос говорит: «Се, близ дверей стою и толкусь» – стучу в закрытую дверь каждой души. Любовь приходит к тому, кто открывается навстречу Богу, она результат и признак того, что контакт с Богом есть. Отвернулся человек от Бога, разомкнул контакт – ушла любовь, перестал человек ощущать в себе Жизнь. Повернулся к Богу лицом, восстановил контакт – опять в душе свет и тепло.
Но вот на чем я хочу еще остановиться – на даре любви. Если любовь должна быть нам дана извне, свыше, то почему она не дается всем? В христианстве есть ответ на этот вопрос. Любовь не может поселиться в нас против нашей воли. Вот почему Христос говорит: «Се, близ дверей стою и толкусь» – стучу в закрытую дверь каждой души. Любовь приходит к тому, кто открывается навстречу Богу, она результат и признак того, что контакт с Богом есть. Отвернулся человек от Бога, разомкнул контакт – ушла любовь, перестал человек ощущать в себе Жизнь. Повернулся к Богу лицом, восстановил контакт – опять в душе свет и тепло.
М. К. Встряну. Бывает все же и по-другому, когда Сам Бог не выходит с человеком на связь, богооставленность, по разным это случается причинам, не всегда разберешь – то «суды Божии», как сказано было одному подвижнику. В этом же смысле, думаю, Бог может кому-то подарить любовь, кому-то нет.
Т. Б. Я думаю, богооставленность – это испытание, и почему оно дается людям – непонятно, это как раз «суды Божии». Но хочу обратить ваше внимание, что оставленность человека Богом означает, что Бог был с ним! Бог был с ним на связи, но оставил его, отошел «на минутку» – и человек ощущает себя так же, как в младенчестве, когда мама вышла из комнаты. Ушла мама – и нет потока любви, на него направленного. Холодно, пусто. И вернется ли мама – неизвестно. Остается только ждать, тоскуя…
Мне кажется, что говорить о даре любви как об особой способности человека можно в том смысле, что некоторым людям повезло, и они, что называется, с молоком матери впитали в себя образец подлинной любви. И получив этот образец, они научаются относиться к людям с любовью сами, мы ведь снимаем «кальку» с поведения своих родителей – бессознательно копируем их. И вот в каком еще смысле можно говорить о даре любви.
Была я как-то в Сергиевом Посаде. Привезла туда свою соседку в надежде, что она получит духовную помощь в очень сложной ситуации. И приехали мы в Лавру в такой день, что не смогли ни к мощам Сергия Радонежского попасть, ни с батюшками поговорить. Колокол устанавливали на колокольню. Огромный. С вертолета. И народу было столько – яблоку негде упасть. Конечно, и патриарх там был, и все церковные иерархи. Я очень расстроилась: как же мы остались без того, ради чего приехали? А соседке моей завтра заграницу уезжать. И вот уже на выходе решила я хотя бы иконочку ей подарить, купленную здесь, в Лавре, чтобы не совсем пустыми отсюда уезжать. В иконной лавке у ворот, в киоске, нес послушание пожилой мужчина – послушник, видимо, не монах. Глянул он на меня и спрашивает:
– А как ваше имя, матушка?
– Татьяна.
А он в ответ:
– Что-то ты грустная, матушка Татьяна! Съешь яблочко!
И дает мне яблоко. С улыбкой, полной света и тепла. Столько лет прошло, а этот дар любви я помню…
Мы дарим друг другу любовь. И чем больше дарим, тем больше к нам возвращается. Иногда любовь не возвращается к нам сразу, а передается – как олимпийский факел – еще кому-то, вызывая цепную реакцию любви. Но обязательно возвращается к нам. Часто – когда мы этого не ждем и откуда получить не ожидали…
М. К. Да, такую любовь проявить можно. Но я говорила, скорее, о том, что кому-то оказывается подарен именно тот человек, а кому-то нет, и что же делать тем, кто остался без подарка? Вы отчасти ответили, что подарок этот мы сами можем себе сделать. Возможно. Любовь – это отношения, движение навстречу другому, которое от наших усилий зависит, успокоимся на этом?
Т. Б. Мне думается, что каждому подарен именно тот, которого ему и надо полюбить. Полюбить, а не получить с него то, что тебе самому мама недодала. Но не все своими подарками довольны. Некоторые отказываются и ропщут – не того дали! И от подарка отказываются. А потом говорят: «Почему мне никого не подарили?!»
М. К. Наша третья остановка, она же конечная – счастье. Итоги понятны и почти банальны: путь к счастью труден, и happy, извините за каламбур, end отнюдь не гарантирован. Людей счастливых в мире единицы, несчастных или не слишком счастливых – подавляющее большинство. Возникает вопрос: да может быть это оттого, что человек все-таки рожден не для счастья?
Т. Б. Не думаю, что людей счастливых мало и что счастье – так уж труднодостижимо. Счастье – не обязательно восторг и упоение! Не наслаждение или удовольствие, к которым люди так стремятся. Это вовлеченность в происходящее, которую мы ощущаем как поток энергии, протекающей через нас. Это происходит, когда мы отдаемся происходящему, говорим миру – ДА. А сказав миру НЕТ, мы замыкаемся и оказываемся в пространстве, в котором холодно, пусто и одиноко. В этом состоянии счастья точно нет. Но если так понимать счастье, то думаю, человек призван к нему – к выходу за пределы своей ограниченности, к единению с миром, гармоничному слиянию с ним. Размыкая темницу своей души, мы делаем шаг навстречу счастью.
М. К. Думаете, нам удалось объяснить, как ее разомкнуть?
Т. Б. Не знаю. Да и нужны ли непременно объяснения? Ребенку вот никто не объяснял, как надо ходить. Он видел, как ходят другие, и хотел ходить! Он пробовал. Падал, вставал и снова пытался. Всему, чему научился человек, он научился именно так. Можно сколько угодно объяснять человеку, что руль надо держать так, а не иначе, но пока он не поймал равновесия, ездить на велосипеде не научится. И так – во всем.
М. К. Значит, тренироваться надо быть счастливым?
Т. Б. Можно сказать и так. По крайней мере, нужно захотеть изменить свою жизнь и двигаться в эту сторону… Счастье, я думаю, не цель, а показатель, свидетельство того, что с нами, с нашей жизнью всё в порядке.
М. К. Последний вопрос. Реальность, любовь, счастье – это то, что показалось важным в нашей книге мне. Что было самым важным в нашей книге для вас?
Т. Б. Так получилось, что наш разговор был так или иначе о том, что делает человека несчастным. О том, какие завалы, пропасти и обрывы могут лежать на его пути к счастью. Не обо всех удалось рассказать, но если получилось показать, что преодолеть эти завалы можно, то свою задачу я бы считала выполненной.
Счастье – не дар, а награда. И путь к счастью – это поиск ключиков к решению собственных проблем. Ключи эти – вовсе не на дне моря, а в глубинах собственной души.
Прощальная песня
Лето. Тот же, что и в Прологе, парк. Но теперь всё распустилось, всё в яркой зелени, жасминовые кусты сыплют белый цвет.
Т. Б. и М. К. плывут в лодке по пруду. В зеленой воде плещутся утки, цветут кувшинки. Слышится щебет птиц, вдали кукует кукушка.
М. К. гребет.
М. К. Хорошо-то как! Птицы. Сиренью пахнет и липой и немного сыростью – чувствуете? Точно будет дождь! Как же долго мы с вами разговаривали, некогда было и вдохнуть, оглянуться вокруг.
Т. Б. Девять месяцев разговоров! Кто-то уже успел ребеночка родить.
М. К. Может, и двух. Если двойня.
Т. Б. А мы – нашу книжку.
М. К. Сколько всего за это время со мной произошло!
Т. Б. Хорошего?
М. К. И хорошего. Всякого. Экспериментов, ошибок, озарений. Даже счастье заглядывало в гости. А у вас?
Слышны далекие раскаты грома.
Т. Б. Слышите? Не гроза ли? У меня вот внучка за это время выросла, осенью в школу пойдет.
М. К. А у меня дочка. Тоже окончила детский сад. Еще, пока слушала вас, поверила в поток жизни. В его правоту, тайный свет. У жизни – своя логика, своя правда, если расслышать ее и отпустить весла… Раньше я думала, тут же и потонешь, засосет – нет! Все получается очень…
Т. Б. Осторожно!
Едва не сталкиваются с другой лодкой, в которой те же самые парень и девушка, что дурачились в осеннем парке. Девушка улыбается рассеянно, у нее – животик. Парень делает извиняющиеся жесты.
М. К. (аккуратно меняя направление лодки). Поглядывать по сторонам, тоже, конечно, не лишнее. Плыть лучше с открытыми глазами.
Т. Б. Плыть и петь. Знаете, мы с вами столько говорили о счастье, но теперь, я думаю, всё еще проще. Счастье – это когда душа поет. А петь она может разные песни – веселые, горькие, быстрые, плавные. Главное – поет.
М. К. Споём?
Т. Б. Какую же песню?
М. К. Прощальную, конечно. Книжка-то кончается. И берег – уже вот. Вам цветочек (срывает кувшинку, дарит Т. Б.).
Т. Б. А вам желудь. Так и храню его с осени – помните, как мы познакомились? Вот из этого желудя и выросло наше с вами творение.
М. К. О, да это реликвия! Сберегу.
Лодка упирается в берег, Т. Б. и М. К. выходят, начинает звучать музыка.
Это, безусловно, первые такты «Лета» Вивальди, полные грусти.