– А что, они такие?.. – начала было Таня.
– Точно. Они такие. Да только моя бабуся говорит, что на самом деле Пожирало и Синий Дядя еще ничего, а вот с Безглазым Ужасом действительно лучше не связываться. Да только Ужас, он на стороне «темных» магов, так что его с собой обычно не берут, – решительно оборвал ее Баб-Ягун и, подхватив Таню, перенес ее на лоджию. – Ну как делишки? Выучила заклинания? – снисходительно спросил он, наблюдая, как Таня достает контрабас и громоздит на него футляр. – И на чем полетишь? Конечно же, на Пилотус камикадзис! Ну, оно и правильно. Девчонки редко решаются на что-нибудь более быстрое, особенно начинающие. Женщина в воздухе как корова на льду. Лети у меня в хвосте и, главное, не смотри вниз. Если будет совсем страшно, я могу тебя и на буксир взять. У меня ого-го пылесосище какой! Зверь!
Баб-Ягун любовно похлопал ладонью по трубе. Кажется, он был без ума от своего нового летающего механизма.
Таня чуть прищурилась. Значит, лететь в хвосте да еще и на Пилотус камикадзис? Это она-то корова на льду? Не отвечая, девочка проверила, хорошо ли закреплен футляр, в который она еще прежде положила «Справочник Белого Мага».
– И не забудь подстраховаться... – надуваясь от ответственности, вещал Баб-Ягун.
– Торопыгус угорелус, – шепнула Таня, перехватывая смычок и легким движением прокручивая его между пальцев.
Перстень выстрелил зеленой искрой. Контрабас, точно стремительная комета, сорвался с места. Завыл, засвистел в ушах ветер. В мгновение ока застоявшийся инструмент набрал высоту. Контуры домов смазывались, лишь освещенное шоссе петляло внизу золотистой, змеей.
Когда Таня наконец оглянулась, дом дяди Германа и тети Нинели был уже едва виден. С этой точки обзора он чем-то смахивал на низенькую, придавленную к земле тумбочку. Таким она навсегда и запомнила его.
На бешено ревущем пылесосе Таню догнал раскрасневшийся Баб-Ягун.
– Ты... ты соображаешь? – крикнул он, наблюдая, как Таня уходит в крутой вираж с переворотом. – Ты... ты или спятила, или... Ты какое заклинание сказала? Тебе русским языком было сказано: держись в хвосте. Или тебе уши надрать?
– Ты? Мне? Сперва догони! – предложила Таня.
Баб-Ягун уставился на нее с видом боксера, к которому с вопросом: «Дядь, в нос хочешь?» – подошла трехлетняя девочка.
– Ты не знаешь, с кем связалась, – высокомерно процедил он. – Неужели ты думаешь обогнать меня на этом древнем одре? На этой раздувшейся скрипке-переростке?
– По мне, так лучше скрипка-переросток, чем летающий веник, – парировала Таня.
Побагровев от обиды за свой пылесос, Баб-Ягун прошипел: «Летающий веник? Вот как?» – и, крепко зажав шланг ногами, выпустил из кольца зеленую искру. Вырвавшийся из трубы буран отшвырнул контрабас вместе с Таней далеко в сторону, сам же Баб-Ягун почти сразу стал крошечным, почти неразличимым пятнышком.
– Ну давай! Докажи, что ты не скрипка-переросток! – сказала Таня контрабасу и, нацелив смычок вслед Баб-Ягуну, бросилась догонять. Встречный ветер норовил сорвать ее с инструмента. Струны низко гудели, но она, пригнувшись к контрабасу, упорно мчалась следом. Некоторое время ей казалось, что она потеряла Баб-Ягуна, но потом расстояние стало постепенно сокращаться. Не прошло и пяти минут сумасшедшей гонки, как она уже поравнялась с ним.
Тот повернул голову и, увидев, что Таня рядом, от изумления пропустил резкий боковой порыв ветра. Контрабас, которому тоже перепало, занесло и два раза прокрутило на месте, но Таня сумела удержать его с помощью смычка. Зато у Баб-Ягуна, который не был к этому готов, сорвало с трубы последнее колено со щеткой, где, видимо, и была сосредоточена основная магия. Пылесос, утративший управление, с ревом подбитого бомбардировщика устремился вниз.
Баб-Ягун, кувыркаясь, падал вместе с ним, пытаясь на лету пробормотать заклинание безопасности, которое поленился или просто не счел нужным произнести прежде. Да только в падении кольцо у него почему-то не срабатывало, как нужно, и из кольца вместо зеленых сыпались красные искры. От этих красных «черномагических» искр заклинание искажалось и приводило к самым непредсказуемым результатам. То на пылесосе взрывались лампочки, а вместо них в темноте начинали мерцать уши самого Баб-Ягуна, то откуда-то градом сыпались лягушачьи лапки с зажатыми в них сигарами и вставные челюсти.
Таня, устремившись к Баб-Ягуну, хотела, чтобы он ухватился за ее контрабас, но толстый мальчишка, отбрыкиваясь, что-то заорал.
– Мой «семисотый» пылесос!.. Три года копил! Лови трубу! – разобрала Таня и, направив смычок вниз, погналась за падающим коленом трубы. Ветер бил ее в лицо, слепил, глаза слезились, темнота мешала правильно оценить расстояние до земли, а контрабас разогнался так, что вообще мог уже не выйти из пике.
Нагнав колено, Таня со второй попытки схватила его – точнее, колено, вращаясь, сперва огрело ее по лбу, а затем само прыгнуло к ней в руку – и, с трудом выровняв инструмент, свечкой послала его вверх. Схватив Баб-Ягуна за шиворот, Таня замедляла его падение, пока наконец в какой-то дюжине метров от земли он не сумел починить трубу. Загудев, пылесос взмыл в небо.
Оба они долго не могли отдышаться. Наконец Баб-Ягун взглянул на нее уже без всякого пренебрежения и восхищенно прокричал:
– Я был уверен: ни одна девчонка не способна на такое! Эй, признавайся, ведь ты умела это раньше?
Таня застенчиво пожала плечами. Она и сама этого толком не знала. Хотя она и села на контрабас впервые пять дней назад, порой ей казалось, что она давно, очень давно летает. Откуда-то же ей было известно, что нужно делать.
– Если Соловей не возьмет тебя в команду, значит, он точно подыгрывает «темным», как кое-кто его обвиняет. Ты просто рождена для драконбола... Если, конечно, при виде дракона у тебя не затрясутся поджилки. С некоторыми такое случается, особенно когда их пару раз проглотят, – рассуждал Баб-Ягун. Потом он еще раз задумчиво покосился на Таню и, борясь с ветром, крикнул:
– И вот еще что... Отныне я твой друг навсегда, если ты, конечно, захочешь. Если кто-нибудь там в Тибидохсе посмеет назвать твой контрабас «скрипкой-переростком» или вообще тебя обидит, я заставлю его сжевать весь заправочный мусор из его пылесоса!
И Баб-Ягун протянул ей руку.
«Нет, это не Генка Бульонов! И не таинственный Пипин Гэ Пэ!» – подумала Таня и протянула ему свою – ту, которой держалась за гриф. При этом порыв ветра едва не сшиб ее с контрабаса, но Таня не обратила на это особого внимания. Настоящая дружба, как и настоящая любовь, всегда требует жертв.
Вскоре контрабас и реактивный пылесос поднялись высоко в небо и, встроившись в плотные скоростные потоки воздуха, понеслись на юго-запад. Тут уже было не до разговоров – мерный несмолкаемый гул плотно закупоривал уши. Лететь приходилось почти на животе, обхватив руками контрабас, потому что ветер был таким, что, казалось, достаточно неосторожно приподнять голову, и, сорванная ветром, она унесется, грустно хлопая ушами.
Таня не поняла, в какой момент внизу показался океан. Его свинцовая поверхность, мелькавшая в разрывах между сизо-фиолетовыми тучами, походила на вырезанные ножницами фрагменты географической карты, А они все летели и летели, и, казалось, конца этому не будет. Уже рассветало, когда Баб-Ягун вдруг выстрелил из кольца зеленой искрой и направил пылесос вниз, выходя из потока.
– Тибидохс там внизу, но без заклинания перехода туда не попасть. Ты его не забыла? – крикнул Баб-Ягун, когда они снизились настолько, что можно было легко различить отдельные валы, вскипавшие на беспокойном теле океана.
Таня вспомнила строчки «Справочника»: «Заклинание перехода при всей своей простоте является заклинанием Высшей Магии. При произнесении заклинания необходимо быть абсолютно уверенным в том, что переход осуществляется по полному праву. В противном случае сознание и тело могут разделиться: тело будет перенесено, сознание же останется в прежнем мире. На языке лопухоидов это состояние обычно называют смертью».
«Ну уж мне точно будет конец!» – подумала Таня. От страха у нее кожа покрылась пупырышками. Если она и продолжала снижаться, то лишь потому, что ни за какие коврижки не желала возвращаться к дяде Герману.
– Готова? Пора! – вдруг выкрикнул Баб-Ягун, и, не давая себе испугаться еще сильнее, Таня быстро подняла руку с кольцом и воскликнула: «Грааль Гардарика!»
Ее тряхануло, завертело, укололо миллионом маленьких искр. Раздробило и вновь собрало. На миг Тане почудилось, что она проскакивает через бесконечно узкую середину песочных часов.
А потом внизу в лучах восходящего солнца из окрашенной розовыми стрелами океанской пены выступил большой остров. Четверть острова занимало болото, еще треть – лес. Вдоль узкой песчаной косы громоздились потрескавшиеся бурые скалы, о которые, похоже, разбилась не одна тысяча штормовых валов.
«Надо же, я жива! Это, конечно, по ошибке. Но дяди Германа тут нет, это точно», – решила Таня.
Посреди острова, необычайно приземистая и плоская, похожая чем-то на перевернутую сероватую миску с приклеенными к ней в самых неожиданных местах башнями, галереями и переходами, окруженная рвом с кипящей лавой, раскинулась самая большая крепость из всех, которые Тане когда-либо приходилось видеть даже в кино. Московский Кремль и тот был явно меньше. Здесь же перед ними простерся целый город под одной крышей.
Вдоль стены с мрачным видом разгуливал трехметровый циклоп, грудь и даже спина которого заросли рыжей шерстью. Посреди лба у циклопа ворочался в орбите огромный золотистый глаз, а нос украшала бородавка размером с суповую тарелку. Он сумрачно зевал и изредка, чтобы не заснуть, постукивал по земле древком зазубренной секиры.
Над главными воротами крепости ярко горела огненная надпись:
«ТИБИДОХС – ШКОЛА МАГИИ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ ВОЛШЕБНИКОВ. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ».
Тане пришлось перечитать эту надпись трижды, прежде чем смысл дошел до нее. Ну и дела!
«О, Пипа была бы рада! Я попала именно туда, куда она и хотела. С небольшой только разницей», – сказала она себе. Но пути назад все равно уже не было, и она решила не спешить с выводами.
Баб-Ягун коснулся ее руки и жестом показал, что следует облететь Тибидохс с другой стороны, не попадаясь на глаза (точнее, на глаз) циклопу. Они бесшумно скользнули по воздуху вдоль бойниц и нырнули за поворот стены.
– Уф, проскочили! – выдохнул Баб-Ягун. – Мы зовем его Пельменник. Хорошо, что он нас не увидел... Это тот самый, которого Одиссей ослепил.
– Но он же видит!
– Угу! Сарданапал приставил ему глаз от одной ведьмы, у которой их было полно, она даже не знала, что с ними делать, и поставил его тут сторожить. Только глаз-то оказался дурной. Если он вот эдак моргнет, поменяет цвет да вокруг себя обернется, то все – порча наложена, да такая, что сразу надевай белые тапочки. Даже моя бабуся и та не снимет. Еще у Пельменника Гробовое Покрывало есть, для него вроде носового платка, а для нас прямо целая простыня... Как ускользнет, принимается по крепости летать. Тоже скверная штука на него наткнуться. На голову набросится и придушит.
– А как же мы попадем внутрь, если не через ворота? Может, через бойницу? – предложила Таня.
– На бойницы наложены двойные черномагические заклятия. Они работают лучше белых. Сам Поклеп Поклепыч накладывал. На чердаки тоже. Так что соваться бесполезно – муха и та не проскочит. Можно было бы, конечно, через ворота, Пельменника наверняка предупредили, да уж больно я его не люблю. И меня он терпеть не может после одной истории – еще зыркнет и сглазит, – с опаской сказал Баб-Ягун.
– И что же делать? – спросила Таня, задумываясь, что же это была за история.
Баб-Ягун засопел с самым таинственным видом. Его оттопыренные уши победоносно засияли.
– Да так... Есть одна древняя лазейка... Мне ее бабуся по секрету показала, когда Пельменник на меня взъелся. Только сразу договоримся – Поклепу не слова! И Сарданапалу, и вообще никому, а то ее прикроют, Клянешься?
– Клянусь, – сказала Таня.
– Ну смотри... Ты поклялась, а с магическими клятвами не шутят! А то ого-го что может быть! – таинственно произнес Баб-Ягун.
Огромная стена, вдоль которой они летели, была сложена из раскрошившихся, колоссальных размеров валунов, на них даже смотреть и то было жутко. На Таню это все производило гнетущее впечатление. Баб-Ягун подлетел к тому месту в стене, где она смыкалась с массивной черной башней, и, найдя небольшую, мало чем приметную трещину, шепнул в нее:
– Взломус!
Громадный валун подернулся легкой дымкой. Он стал синим, затем коричневым и, наконец, бледно-желтым. И в этот момент Баб-Ягун решительно пролетел на пылесосе прямо сквозь камень, оказавшись с той стороны. Таня сунулась было следом, но валун уже вновь потемнел, и она лишь больно стукнулась об него лбом. Выждав некоторое время и убедившись, что камень не собирается пропускать ее, она вспомнила про магическое слово и шепнула: «Взломус!» Камень вновь стал синеть, и вот он уже бледно-желтый. Торопясь, пока он не померк, Таня, закрыв глаза, вновь направила на него контрабас. Она ожидала удара, но ее, как и тогда при переходе, лишь укололо вихрем крошечных искр – и вот она уже стоит в темном переходе рядом с Баб-Ягуном.
– Чего так долго? – поинтересовался Баб-Ягун, забирая у нее контрабас. – В Тибидохсе уже не полетаешь. Здесь все полетные заклинания блокируются, да и кое-какие другие тоже. Я пока спрячу эту штуку, а ты поднимайся наверх и ищи кабинет Сарданапала. Он ждет тебя. Я бы пошел с тобой, но кто-нибудь увидит у нас инструменты и задумается, как мы сюда попали. Вот их и надо поскорее убрать с глаз долой.
– А я найду кабинет? – растерялась Таня.
– Найдешь... И вот еще что – не бойся привидений. Их здесь полно – ведь ты в их башне, – таинственно сказал Баб-Ягун и шмыгнул вниз по лестнице, пригибаясь под тяжестью пылесоса и футляра с контрабасом.
Глава 8 БАШНЯ ПРИВИДЕНИЙ
Оставшись одна, Таня настороженно огляделась. Она стояла на тесной площадке между двух лестниц: одна из них, покрытая красной ковровой дорожкой, поднималась наверх, другая, по которой сбежал Баб-Ягун, уходила вниз. За ее спиной, со стороны глухой стены, сквозь которую они сюда и попали, что-то неприятно лязгнуло. Резко обернувшись, Таня увидела ржавый двуручный меч, прикованный к стене цепью, на которой он теперь и раскачивался, и рядом с ним круглый, до блеска отполированный щит. Заглянув в него, Таня едва не вскрикнула. В щите она обнаружила свое отражение, только без головы, которая, явно в отрубленном виде, лежала у ее ног. Щит издевательски зазвенел, а меч рванулся было к ее шее, но, не дотянувшись, повис на цепи, злобненько вибрируя и на глазах ржавея от досады.
– Ну и местечко! – дрожащим голосом сказала Таня и стала подниматься по лестнице.
Красная ковровая дорожка мелко подрагивала у нее под ногами. Из-под нее доносились то стоны, то идиотское ржание, то шлепанье карт, то кошачье мяуканье. Но это было еще терпимо, зато совсем невыносима была проделка двух черных надгробий, украшавших следующую площадку, которые при приближении девочки разом отразили шатким готическим шрифтом: «Таня Гроттер».
Таня почувствовала сухость во рту. Ей уже во второй раз предвещали смерть.
– Ну и ладно! Два надгробия для одной слишком много, – сказала она и, энергично тряхнув кистью, выстрелила в надгробия целым снопом зеленых искр. Буквы зарябили от досады и запрыгали, переставляясь местами.
«Эй, ты чего?» – отразило первое надгробие.
«Мы всегда так прикалываемся!» – пояснило второе.
– За такие шутки в камнях бывают промежутки! – пробурчала Таня. – Лучше скажите, где кабинет Сарданапала?
«Прямо», – написало первое надгробие.
«Если ты не умрешь по пути», – добавило второе.
Таня покрутила пальцем у виска.
Надгробия лежали на площадке среднего этажа башни. Длинный, прямой, как стрела, коридор, поддерживаемый высокими сводчатыми арками, тянулся в глубь крепости. Сквозь полукруглые окна-витражи, дробясь яркими пятнами, пробивался солнечный свет. Таня сделала несколько нерешительных шагов.
Неожиданно у нее под ногами послышался странный чавкающий звук. В полу появилась вначале голова, потом грудь, а затем оттуда вынырнул смуглый молодой человек с сизым носом и в расстегнутом пехотном кителе. От привидения веяло холодом и сыростью. Сквозь его грудь смутно просвечивала противоположная стена. Таня отскочила. Не сделай она этого, призрак прошел бы ее насквозь. Он и собирался это сделать, но, заинтересовавшись, остановился и стал разглядывать девочку.
– О, шарман! Новенькая в Тибидохсе! – воскликнул он трескучим голосом. – И за что, интересно, тебя сюда поместили? Дай-ка догадаюсь. Небось примагнитила взглядом кошелек, как те сестры-цыганки? Или ты та особа, что заморозила свою математичку? Так ей и надо – и так сухарь сухарем. Пусть побудет Снегурочкой! Снова нет? Тогда сожгла случайно взглядом классный журнал за компанию с учительской?.. Зомбировала дедушку за то, что он не купил велосипед? Превратила в деньги конфетные фантики?.. Засунула папу-алкаша в водочную бутылку? Нет?
Неожиданно мутный взгляд призрака остановился на кончике Таниного носа. Лицо у него вытянулось и пошло рябью.
– Ба! Что я вижу? Неужели ты та самая? – воскликнул он.
– Какая «та самая»? Я – это я. Таня Гроттер. Дочь Леопольда Гроттера.
Призрак хрюкнул от смеха. Он быстро протянул руку и, прежде чем девочка успела отстраниться, щелкнул пальцем по ее носу. Тане почудилось, что на родинку ей направили струю затхлого ледяного воздуха.
– Миль пардон, бедная овечка. Я просто проверял, настоящая ли у тебя родинка. Да, ты точно Гроттер... Глазам своим не верю! Со стороны Сарданапала было крайне глупо притаскивать тебя сюда именно сейчас... Если он только – ха-ха! – не захотел пополнить свою коллекцию полтергейстов...