Взяв со стола зудильник, он протер его рукавом, и тотчас на дне жестяной миски вспыхнуло лицо доцента кафедры нежитеведения Медузии Горгоновой. Медузия была заспана, а все ее змеи на голове, не успевшие еще обратиться в волосы, были прочно собраны на затылке в пучок. Заметив академика, Медузия поспешно набросила на голову косынку.
– Прости, Медузия... Я только хотел спросить, где мы поместим Таню Гроттер?
Медузия что-то ответила, но Таня не услышала. Она могла слышать только главу Тибидохса. Вероятно, звук его зудильника был настроен на телепатический канал.
– А другого места нигде нет?.. Ты уверена? Было же еще две резервные спальни... Как затопили? Опять твои эксперименты по приручению русалок? Снова будет везде рыбой пахнуть... Хорошо, я ей передам. Счастливо!
Сарданапал стер с зудильника изображение Медузии и повернулся к Тане. Он был слегка смущен.
– Медузия говорит, что все спальни заняты. Ты... э-э... тебе придется жить в комнате с Черными Шторами. Если Шторы начнут вести себя странно, достаточно сказать: «Дрыгус-брыгус!» Справишься?
– Постараюсь, – пообещала Таня, прикидывая, как она скажет «Дрыгус-брыгус», если Шторы нападут на нее во сне.
– Погоди, я еще не договорил. Возможно, ты не знаешь, но Тибидохс состоит из двух совершенно равных частей. Одну часть занимаем мы – белые маги, а другую... другую, увы, занимают «темные» маги. Обычно мы не вмешиваемся в дела друг друга. У нас, как бы поточнее выразиться, нейтралитет... Так вот, комната с Черными Шторами единственная во всем Тибидохсе, которая принадлежит одновременно и «темным» магам, и нам. Поэтому твоей соседкой будет девочка из «темных». Ее зовут Гробыня Склепова. Она... м-м... немного странная, впрочем, «темные» маги все такие... Ты согласна? Тогда я пошлю сфинкса провести тебя...
– Ну, если ничего другого нет... – пожала плечами Таня. Ей хотелось одного: спать.
«После Пипы меня ничем не удивишь», – зевая, подумала Таня и на этот раз ошиблась.
Удивиться ей вскоре пришлось. И не только удивиться.
Глава 9 СВИТОК ПРЕДСКАЗАНИЙ
Золотой сфинкс уверенно вел Таню по закоулкам Тибидохса. Несколько раз навстречу им выплывали призраки, которым хотелось поглазеть на новенькую, а однажды из темной ниши в стене, издавая томительные вздохи, вытекло нечто темное и неопределенное, похожее на плотный туман с двумя круглыми, близко расположенными отверстиями, напоминающими глаза. Приняв форму чудовищной ладони, туман быстро потек к Тане, но стоило ему заметить сфинкса академика Сарданапала, лениво оскалившего золотые клыки, как он с тревожным бульканьем торопливо втянулся в свою зарешеченную лазейку.
Таня не переставала удивляться, как в архитектуре Тибидохса узкие ходы сочетаются с широченными коридорами и необозримыми залами. Но они сочетались. Неожиданно очередной коридорчик вывел их к огромной лестнице, построенной – а точнее, выбитой – в сплошной скале. Каждая ступенька в ней была выше пояса и такой ширины, что на ней легко встал бы диван. Вдоль лестницы тянулись каменные фигуры атлантов, подпирающие плечами массивные своды.
– Сплошной выпендреж! Чем таких дядек городить, лучше бы ступеньки пониже сделали! – пробурчала Таня, стараясь успеть за сфинксом.
Услышав ее, один из атлантов щелкнул каменными зубами, и Таня решила воздержаться от дальнейшей критики. «Уронят еще на голову потолок – с них станется», – решила она.
Лестница вывела в громадный зал. Впрочем, Таню, уже привыкшую к великолепию Тибидохса, это не слишком удивило. Поразительным было другое – по центру зала, разделяя его на две равные части, бежала синеватая струйка огня.
Та часть зала, что слева, была яркой, словно залитой невидимым солнцем. Роняя с хвостов бриллиантовые искры, по плитам, хлопая крыльями, стремительно перелетали жар-птицы, за которыми резво гонялись крепыши купидончики, одетые стараниями Сарданапала в красные подтяжки. Ослепительно белый единорог раздраженно лягался, пытаясь попасть точеным алмазным копытом по дразнившему его ушастому коньку-горбунку в холщовой попоне, явно перешитой из старой скатерти-самобранки. Во всяком случае, когда конек ловко отпрыгивал от единорога, с его попоны дождем сыпались тарелки, пироги с клюквой и копченые свиные окорока.
Но такое яркое, хотя и буйное веселье было лишь с одной стороны. Справа же, там, где зал разделялся чертой, по которой бежала струйка огня, была кромешная ночь. В высоких сводах зала проносились нетопыри, на полу шипели змеи, а в дальнем углу, где пахло серой и плесенью, сумрачно громоздился какой-то темный силуэт. Золотой сфинкс решительно направился вдоль огненной черты, держась светлой стороны и презрительно фыркая на шипящих на него змей.
Таня торопливо бросилась следом, боясь отстать от сфинкса. Купидончики весело порхали вокруг. Конек-горбунок на своих коротких, лохматых, как у пони, ногах резво скакал рядом, сыпя из скатерти-самобранки блинами с красной икрой и ватрушками. Изредка скатерть сбивалась, и тогда с нее начинали сыпаться кастрюли. Нервный единорог от этого грохота вздрагивал ушами и снова принимался лягаться.
Когда зал был позади, Таня зачем-то обернулась и посмотрела туда, на темную сторону. Чудилось ей, что кто-то неотрывно следит за ней из того, дальнего угла...
Прямо у огненной черты начиналась еще одна лесенка, спиралью уходившая наверх, на этот раз уже обычных, не колоссальных размеров. Чем выше по ней они поднимались, тем отчетливее становились долетавшие сверху голоса. Таня догадалась, что они приближаются к ученическим спальням и что сейчас она увидит ребят, с которыми ей предстоит учиться все следующие годы.
Сердце у нее тревожно забилось, и она, чуть замедлив шаги, стала прислушиваться.
– Вы видели: кто-то заколдовал мои ботинки. В чем я пойду на практическую магию? Сегодня интереснейшая тема: «Приготовление эликсира храбрости из жуков-вонючек!» – плаксиво жаловался какой-то мальчишка.
– Там небось в стельки кто-то сунул бумажки с заклинаниями, ты их вытащи, и все дела, – советовал ему кто-то, похоже, что девочка.
– Я знаю, что бумажки, но не могу их вынуть! Ботинки удирают, а когда я их догоняю – пинаются! Будет кошмар, если я прогуляю урок! Мой среднегодовой балл тогда будет 4, 9 вместо 5, 0!
Хлопнула дверь. Кто-то выглянул в коридор.
– Достал ты уже всех со своим Клоппом, Шурасик! Мой средний балл за прошлую четверть 2, 9, но я не грохаюсь из-за этого в обморок. Или ты хочешь, чтобы твое имя вышили золотыми нитками на панталонах почета? – насмешливо сказал звонкий мальчишеский голос.
– ВАЛЯЛКИН! Это ты ЗАКОЛДОВАЛ! Возвращай ботинки, или я на тебя порчу наведу! – с подозрением, переходящим в уверенность, закричал жалующийся.
Решив, что прятаться дальше не имеет смысла, Таня поднялась на площадку.
Она увидела большую круглую гостиную, куда выходило множество дверей спален. В гостиной было по меньшей мере ребят двадцать, все примерно ее возраста, которые, заметив золотого сфинкса академика Сарданапала, уставились сперва на него, а потом и на ту, кого он привел.
Возле спальни, ближе всех расположенной к лестнице, босиком прыгал долговязый, заученного вида подросток – вероятно, Шурасик – и, выпуская из кольца искры, всерьез собирался наводить порчу на небольшого худенького паренька лет десяти, одетого в нелепую длинную майку желтого цвета, достававшую ему до колен. В воздухе возле паренька, очевидно приставая к нему с напоминаниями, летала зубная щетка.
– Порчус прыщус зеленкус! – закричал Шурасик в тот миг, когда на этаже появилась Таня.
Взмахнув рукой, на которой у него было магическое кольцо, Шурасик метнул в худенького паренька зеленую искру, и та быстро помчалась к его лицу. Но за мгновение до того, как она коснулась его, тот ловко отпрянул и вместо своего лица подставил зеркало, которое до того прятал за спиной, причем подставил зеркало так, что в нем отразилась физиономия самого Шурасика. Когда искра ударилась в его отражение, Шурасик вдруг заверещал и закрыл лицо свитером. Но Таня успела заметить, что его лицо покрылось здоровенными, чуть ли не с пятикопеечную монету, прыщами, причем не простыми, а еще и вымазанными зеленкой.
Шурасик кинулся в спальню. Его заколдованные ботинки, помешкав, полетели следом, чтобы продолжать дразнить его и там. Все расхохотались.
– Порча как пить дать недельная. Хорошо, что я ее на стекло поймал, – задумчиво сказал паренек в майке и, весело посмотрев на Таню, представился:
– Ванька Валялкин. Знаешь, за что я сюда попал? Я целый магазин съел.
– И дубинки у охранников, – добавила Таня. Паренек перестал улыбаться.
– Сарданапал рассказал?.. А он не сказал, почему я их съел? Что они меня этими дубинками пытались бить? В общем, хорошо, что меня сразу после этого случая забрали в Тибидохс, не то лопухоиды точно отправили бы меня в исправительную школу...
– Тогда мы бы с тобой там точно встретились! Если бы дядя Герман сдержал обещание, – сказала Таня.
Глаза паренька остановились на ее родинке. Впервые на нее смотрели без омерзения, без желания оскорбить, а, напротив, с пониманием.
– А ты не... не Таня Гроттер? – вдруг выпалил он.
Девочка слегка смутилась. Она не привыкла еще к тому удивлению, которое ее имя вызывало у волшебников.
– Да, я, – кивнула она и зачем-то добавила:
– Собственной персоной.
Ванька Валялкин тихонько присвистнул, воздержавшись от дальнейших охов, и за это Таня была ему благодарна. Зато другие, начав удивляться, никак не могли остановиться.
– Та самая! Сама Таня Гроттер. Единственная, кто видел Ту-Кого-Нет, – выныривая откуда-то, зашептала Дуся Пупсикова, круглолицая девчонка одиннадцати лет, случайно превратившая свою подружку в пряник.
– У нее погибли родители! А сама она раздавила скорпиона Той-Кого-Нет! Сногсшибательно! Эта кошмарная родинка на самом деле ожог магической искры – след той ночи! – заохала Верка Попугаева, сверхлюбопытная особа тринадцати лет, нос которой сохранял явный отпечаток двери. Произошло это еще в человеческом мире, когда она шпионила за старшей сестрой, целующейся с мальчиком. Именно тогда у Верки и проявилась способность видеть сквозь предметы.
Таня неловко улыбалась. Ведь она сама не помнила ровным счетом ничего из того, что о ней теперь рассказывали. Постепенно ее окружила целая толпа. Каждый норовил дотронуться до нее или хотя бы издали помахать ей рукой. Никогда прежде она не чувствовала себя столь популярной. Прежде-то в мире лопухоидов она ровным счетом никому не была нужна.
И вот когда она уже готова была сквозь землю провалиться от своей популярности и мечтала лишь о том, чтобы стать невидимой, все вдруг услышали недовольное рычание. Рычал сфинкс академика, который, решительно протискиваясь сквозь толпу, прокладывал ей дорогу к одной из спален.
– Ну пока! Отдыхай! Еще увидимся! – Ванька Валялкин щелкнул пальцами, подзывая зубную щетку.
– Ух-ох-их-ах-фух! Она теперь с нами! – хором сказали Дуся Пупсикова и Верка Попугаева.
Едва Таня вошла, как сфинкс, завертевшись юлой, превратился в золотую пыль и стремительно унесся. Дверь с негромким хлопком закрылась за Таниной спиной. Оглядевшись, девочка поняла, что находится в небольшой комнате, разделенной посередине чертой – такой же, как и в Зале Двух Стихий, с той только разницей, что эта черта не была огненной. На окне, выходившем в сад, висели длинные Черные Шторы, лениво шевельнувшиеся при ее приближении. Кровать справа от окна была деревянная, застеленная пуховым красным одеялом, но, в общем, довольно обычная. Зато кровать с противоположной стороны... от неожиданности Таня даже отпрянула... Да, точно, это была не кровать, а здоровенный гроб, поставленный донышком кверху, с прибитыми к нему фигурными деревянными ножками. Матрас на этой «кроватке» был огромный, атласный, в форме сердца. На матрасе, закинув ногу на ногу, лежала красивая девица лет двенадцати с фиолетовыми волосами и следила взглядом за кисточкой, которая, летая, красила ей ногти в ядовито-зеленый цвет.
Таня догадалась, что это и есть ее соседка – девочка, обучающаяся черной магии в «темном» отделении Тибидохса, о котором с таким вздохом говорил академик Сарданапал. А еще секунду спустя Таня поняла, что девица, скосив глаза, внимательно ее разглядывает. Причем разглядывает уже давно.
– Привет! – сказала Таня.
– Пока! – густым голосом, чем-то похожим на голос тети Нинели, сказала девочка. Она рывком села и, свесив ноги с кровати, уставилась на Таню уже открыто.
Глаза у нее были разного размера и разного цвета. Правый узкий, хитрый, косого монгольского разреза, явно склонный к сглазу, а левый большой, синий, с длинными, наивно хлопавшими ресницами. В зависимости от того, с какого боку смотреть, девицу можно было принять и за очевидную пройдоху, и за дурочку-простушку.
– Ты Гробыня Склепова, – сказала Таня.
– Я и без тебя знаю, как меня зовут. А ты Гроттер. Танька Гроттер – дурацкая сиротка, которую вздула Та-Кого-Нет. У кого еще на носу может быть эта нелепая родинка? Ты хочешь сказать, что будешь тут жить?
– Да, буду. И не думай, что стану спрашивать у тебя разрешения, – произнесла Таня, решив, что церемониться с этой девицей не следует.
– Ну-ну, живи. – Гробыня презрительно кивнула на другую кровать. – Только имей в виду, что ты не первая. Все три соседки, которых сюда подселяли, вылетели как пробки. Две из них до сих пор заикаются, а одна хотя и не заикается, но все время трясет головой. Мы, черные маги, не любим белых...
– Ладно, лежи в гробике, сопи в две дырочки и не выступай! – отмахнулась Таня, подумав, что судьба подсунула ей очередную Пипу. Но как бы там ни было, а здесь у нее была своя кровать, стол, шкаф и целая половина комнаты. У дяди Германа же ей приходилось довольствоваться лоджией.
– Нет, она мне еще грубит! Учти, заснешь, натравлю на тебя вот этого! Эй, Паж! – Гробыня ткнула пальчиком в угол комнаты. Там на подставке стоял здоровенный скелет в большой шляпе, с наброшенным на плечи темным плащом. Из глазниц у него торчали две помады, а в зубах он держал пудреницу. Похоже, Гробыня, наделенная своеобразным чувством юмора, использовала его как вешалку для своих нарядов.
Таня подошла к своей кровати и, наскоро раздевшись, скользнула под одеяло.
– Меня не будить, не складировать и не кантовать! – зевнула она и, разом выбросив из головы и Гробыню, и Черные Шторы, и дурацкого скелета в шляпе, и мающихся без дела призраков с торчащими в спине ножами, погрузилась в сон.
Гробыня долго изучающе смотрела на нее, а потом, хмыкнув, сообщила скелету:
– Знаешь, Паж, похоже, этой дурынде не решились сказать о пророчестве. Тем хуже для нее.
* * *Толком выспаться Тане не удалось. Вскоре ее разбудил страшный звон, исходивший от висевших на стене больших часов. Часы были довольно странные, без цифр и только с одной стрелкой, зато по окружности циферблата помещались маленькие картинки. На одной была изображена стопка подпрыгивающих учебников, на другой кровать, на третьей ложка, на четвертой маленький пылесосик, на пятой же, на которую теперь и указывала стрелка, змеился тонкой струйкой вонючего дыма большой котел. Этот котел сейчас именно и дребезжал, а желтый, неприятно пахнущий дым, втекая в комнату и щекоча Тане нос, складывался в расползающиеся буквы: «Ученица Гроттер! Немедленно стряхните с себя заклятие лени и ступайте на практическую магию! Проф.Клопп».
Окончательно проснувшись, Таня вскочила. Под кроватью она обнаружила футляр с контрабасом – кажется, Баб-Ягун ухитрился побывать здесь, пока она спала. Наскоро одевшись, Таня выскочила в коридор. Дым из часов, превратившийся в указующий перст, вел ее по коридорам Тибидохса. Поднявшись под самую крышу высокой и узкой, как карандаш, башни, Таня оказалась в низкой зале, все стены которой, начиная от потолка, были увешаны пучками трав, змеиными хвостами и сушеными орлиными лапами. Ученики, среди которых Таня узнала приветливо кивнувшего ей Баб-Ягуна, откровенно скучающего Ваньку Валялкина, щекастую Дусю Пупсикову и обложенного горой книг и тетрадей Шурасика, строчащего гусиным пером со скоростью мчащейся электрички, сидели на низких, покрытых копотью партах, расставленных вокруг небольшой площадки. В центре этой площадки, на приличном расстоянии от пола, в веревочном гамаке с кучей узлов сидел крошечный, сморщенный старичок. Его лысая голова с единственной желтоватой прядью волос была похожа на переросшую редьку. Лицо состояло, кажется, из одних только морщин. Одет он был в лиловое трико, сверху которого была кое-как надета растрепанная шерстяная жилетка.
– А, вот и Таня Гроттер! Отличный начал: первый день в Тибидохсе и уже опоздаль! – сказал он с явным акцентом, кисло улыбаясь пустыми деснами с торчащим сверху единственным кривым зубом. – Я профессор Клопп! Мы проходим важнейший тем: «Приготовлений эликсир храбрость из жук-вонялка». Прежде чем продолжить, я предупреждать, что из-за тебя после урока задержу класс ровно на один минут!
Профессор Клопп ткнул пальцем в циферблат часов, которые, как и его физиономия, были похожи на редьку.
– Не обращай внимания! Он помешан на точности, – ободряюще шепнул Баб-Ягун.
Но хотя его шепот был совсем тихим, профессор Клопп таинственным образом услышал.
– Еще пять штрафных минут всему классу! И утроенный домашний заданий! На этот раз спасибо сказать Баб-Ягун, – проскрипел он и, раскачиваясь в гамаке, продолжил диктовку:
– «...серебряной мешалкой». Точка. Заглавный буква. «В случае же, если жуков-вонючек в поблизость нэт, для приготовления эликсира подходят также сушеные жуки-навозники». Точка. Заглавный буква.
– И это называется практическая магия... Терпеть не могу писать, – вздохнул Ванька Валялкин, подвигаясь и давая Тане место на скамье рядом с собой.