– И это называется практическая магия... Терпеть не могу писать, – вздохнул Ванька Валялкин, подвигаясь и давая Тане место на скамье рядом с собой.
Кажется, из всего класса доволен был только Шурасик, шустро исписывающий уже третий лист. Взглянув осторожно на его ноги, Таня обнаружила, что он в калошах на босу ногу. «Значит, ботинки еще буйствуют», – догадалась она с улыбкой.
Для практики нашлось время только в конце урока. Профессор Клопп выпустил из кольца целый стоп красных искр – из чего Таня заключила, что перед ней маг из «темных», – и все парты, выпустив короткие кривые ножки, стали сползаться к центру зала. Перед каждым появился маленький котелок из позеленевшей меди со склизкими краями. Тане ужасно захотелось выдраить его до блеска, но Баб-Ягун прошептал, что магические котлы ни в коем случае нельзя мыть и чистить.
Посматривая, как это делают другие, Таня принялась готовить эликсир. Ей не хотелось ударить в грязь лицом, тем более что профессор Клопп почему-то с самого начала стал к ней придираться. Больше всех в приготовлении эликсира храбрости усердствовал Шурасик, помешивавший в котле то ложкой, то калошей и одновременно ухитрявшийся не давать жукам расползаться. Внешне несложный, рецепт приготовления эликсира имел одну хитрость – надо было долго подогревать воду в котле, одновременно не давая ей закипеть, и это при том, что магические котлы нагревались почти мгновенно. Вначале смесь вскипела у Ваньки Валялкина, затем у Верки Попугаевой, а под конец жук Баб-Ягуна залетел в ухо к Дусе Пупсиковой, и та подняла страшный визг, опрокинув свой котел.
– Терпеть не могу все эти зелья. Недаром на всех волшебных настойках всегда пишут: побочные действия – вырастание шерсти на лбу и носу, – ворчал Ванька, пытавшийся науськать своего жука, чтобы он заполз за шировот к Шурасику.
Профессор Клопп разгуливал внутри круга и снисходительно пробовал эликсиры. Для этого у него была даже особая бронзовая ложка на длинной цепочке, висевшая на поясе. Отпив у каждого из котла по полложки, профессор Клопп остался крайне недоволен.
– Никогда в Тибидохсе не набирали таких тупица! Два месяца занятий – и никакой результат! И это вы называть эликсиром храбрости? Даже у Шурасик, этот миль мальчик... – тут голос у Клоппа потеплел на одну сотую градуса, – вместо эликсира получился вредительский декокт для отращивания мозолей!..
– Вы еще не пробовали у Тани! – подала голос Верка Попугаева.
Профессор Клопп снисходительно скривился.
– Ну-ка, ну-ка... Уверен, у нашей новенькой ничего не вышло, поскольку она мешал ложкой по часовой стрелка, а я диктоваль: мешать надо против часовой. И потом, какую лапку от жук-вонялка она взяль? Уверен, что передние, а именно их как раз и нельзя использовать! – сказал он насмешливо, зачерпывая эликсир из ее котла. Таня хотела возразить, что она все сделала верно, но Клопп, не слушая, уже отправил содержимое ложки в рот. По выражению его лица видно было, что он готовится произнести нечто крайне язвительное, но тут из ушей у него неожиданно повалил густой пар, лицо покраснело, и, подпрыгнув на месте, он заорал:
– Что вы тут все расселись, копуши!! Подать сюда мамонт! Сто мамонт, двести! И драконов тоже сюда! Я их голыми руками вздуть! И не только драконов! Я всем титан наставить фонарь под оба глаз!
Клопп потряс тонкими ручками и куда-то умчался, явно разбираться с титанами.
Весь класс пораженно уставился на Таню.
– Похоже, он слишком много хлебнул. Ну и накостыляют же ему титаны! – хихикнул Баб-Ягун.
– Послушай, как у тебя получилось? Почему котел не закипел? – изумился Ванька Валялкин.
Таня застенчиво улыбнулась.
– Ерунда... Следовала рецепту, и все дела, – буркнула она. – Вот заварить тете Нинели чай для похудания действительно задача. Двадцать три секунды на пару при температуре семьдесят три градуса, одновременно помешивая термометром... Секунду перестоит – тетя Нинель устраивает истерику. Посмотрела бы я, как профессор Клопп с этим бы справился...
После практической магии стрелка часов, таких же, как в комнате с Черными Шторами, показала сперва на ложку, а затем на здоровенный, постоянно подмигивающий глаз.
– Это они говорят, что сейчас обед, а потом надо идти на снятие сглаза, – поежился Ванька Валялкин.
– А кто его ведет? Снова профессор Клопп? – спросил а Таня.
– Не-а, не Клопп. Сейчас будет Зубодериха... Она и у нас, и у «темных». Так что это пара совместная. Только «темным» она преподает сам сглаз, а нам снятие.
Если практическая магия проводилась в башне, то на снятие сглаза пришлось спускаться в подвал по длинной лестнице с закопченными ступенями, освещенной магическими факелами. Дрожание стен здесь ощущалось гораздо сильнее, чем в остальном Тибидохсе. Если прислушаться, то можно было разобрать даже хриплое дыхание титанов. Кроме того, пару раз Тане показалось, что в темных углах, куда не доставал свет факелов, мелькнули быстро скрывшиеся мохнатые существа.
Ванька Валялкин и Баб-Ягун шли рядом с Таней. Уже несколько раз она замечала, что Валялкин и Баб-Ягун незаметно толкаются плечами, соперничая, кто будет идти ближе к ней. Верке Попугаевой и Дусе Пупсиковой не нравилось, что новенькая пользуется таким успехом, и они фыркали, отворачивая носы.
– И как нежить сюда пролезает? – рассуждал Ванька Валялкин. – Здесь же всюду запретительные заклятия. Поклеп их на каждую трещину наложил, не говоря уж о коридорах.
– Нежить всегда ход найдет. Или новый пророет. Где чего прорыть и как пролезть, они здорово соображают. Ну а подземелья Тибидохса за неделю не обойти, – сказал Баб-Ягун.
Таня вспомнила, как нежить копошилась у дома дяди – Германа и лезла по трубам, и согласилась с Баб-Ягуном. Вот только зачем здесь нежить? Чего она хочет?
В кабинете снятия сглаза было людно и тесно. Кроме тридцати первогодков «белого» отделения, здесь еще было тридцать первогодков «темного».
– А вот и Гроттер приперлась! Видите эту девицу? – громко сказала Гробыня, обращаясь к своему соседу, хмурому низколобому парню, смахивающему на гориллу.
«Темные» мрачно уставились на Таню.
– Гуня, слабо потрогать ее родинку? Может, она у нее наклеенная? – продолжала подзуживать Гробыня.
Низколобый тяжело двинулся вперед, возвышаясь над самым высоким из «темных» на две головы.
– Че слабо? Не слабо. Ща потрогаю... – гнусаво сказал он, усмехаясь и протягивая на ходу толстый палец. Зубы у него были нечищеные, скверного желто-зеленого оттенка. При этом два клыка значительно выступали вперед. Ванька Валялкин и Баб-Ягун дружно выдвинулись вперед, встав между громилой и Таней.
– Знакомься, это Гуня Гломов – наше тибидохское чудо. Ему четырнадцать лет. Он уже три года просидел в первом классе, и единственное, чему научился, – превращаться в табуретку! – вызывающе произнес Баб-Ягун.
– Нарываешься, Ягун? Умничка! Уже нарвался, – сказал Гуня Гломов и стал тяжело размахиваться. Но тут вперед ни с того ни с сего выскочил Шурасик.
– А я тоже умею драться! – запищал он. – Я вчера прочитал «Самоучитель юного драчуна» и даже знаю, как правильно сжимать кулак! Значит, так: я снимаю очки, и договариваемся о правилах. В лицо не бить, лежачего не пинать, плохими словами не ругаться, при словах «четыре-четыре я на перерыве» драка прекра...
Не дослушав правил, Гуня ухмыльнулся и двинул Шурасика в ухо. Тот кубарем покатился по полу. На Гуню прыгнули Ванька Валялкин с Баб-Ягуном, и все трое покатились по полу.
– Куча мала! – заорал кто-то из «темных», и все ринулись вперед.
Вскоре драка уже была всеобщей. «Белые» и «темные» действовали слаженно. Тане показалось, что они дерутся так не в первый раз. Дрались даже девчонки. Гробыня Склепова, вскарабкавшись с ногами на стол, руководила потасовкой.
Шурасик сел на полу и, встряхнув головой, стал перелистывать маленький синий блокнотик.
– Не дали мне очков снять, ну я вам покажу! – мстительно забубнил он. – Топтакли-лягакли!
При этих словах калоши сорвались у него с ног и, пиная всех без разбору, кинулись в самую гущу. Одна из калош пнула Гробыню, и та ласточкой слетела со стола. А калоши, посеяв панику среди «темных», обрушились уже и на «светлых».
– Шурасик, ты что, спятил? Нас-то за что? – испуганно крикнула Дуся Пупсикова.
– Ничего не могу поделать. Это такое общее всепинательное заклинание. Его невозможно точно настроить, – пробубнил Шурасик и тотчас сам бросился на четвереньках спасаться от настигавшей его калоши.
Неожиданно дверь класса хлопнула. В класс не то вошла, не то вкатилась маленькая кругленькая дама с челкой на глазах, как у пони. На носу у нее были очки с толстыми стеклами, а в руках она держала ехидно хихикающий журнал.
– Шухер! Зубодериха! – прошипела Гробыня и слезла с парты, одновременно с самым невинным видом улыбаясь учительнице.
– Шухер! Зубодериха! – прошипела Гробыня и слезла с парты, одновременно с самым невинным видом улыбаясь учительнице.
Калоши, обгоняя друг друга, ринулись было в атаку на вновь вошедшую, но Зубодериха выбросила из перстня две красные искры, превратившие их в оплавленные кусочки резины. Сообразив, что остался босиком, Шурасик удрученно шмыгнул носом. Драка мигом прекратилась, и все кинулись по своим местам. Таня заметила, что у Баб-Ягуна распух нос, а у Ваньки рассечена губа. Зато и Гуня Гломов, украшенный парой фонарей, явно не годился для журнальной обложки. Впрочем, он и до драки для нее не годился, если, конечно, это не был спецжурнал для вурдалаков.
– Прылесно! Прылесно! – раскатисто произнесла дама. – Снова драка? Из-за чего на этот раз?
– Из-за нее, из-за новенькой! Она сказала, что вы глупая, а ваши уроки кошмарные! – наябедничала Гробыня Склепова, показывая пальцем на Таню.
Таня хотела было возразить, но решила, что правильнее будет промолчать. Зубодериха повернулась и зорко посмотрела на новенькую сквозь очки. Сложно было определить, поверила ли она Гробыне или нет.
– Чудненько, – сказала она. – Чудненько. А теперь начнем. Не стоит терять ни минуты... Вначале, как всегда, небольшая проверка.
Зубодериха подкинула в воздух журнал, и тот отметил всех присутствующих. Таня едва успевала следить, как мелькает ручка. Затем журнал стал последовательно облетать учеников, на несколько секунд неподвижно зависая над головой каждого.
– Домашку проверяет, – шепнул Вайька Валялкин. Голос у него звучал обеспокоенно, похоже, с домашним заданием у него было не все благополучно.
От журнала, вероятно, ничто не могло укрыться. Баб-Ягуну он дал легкого тумака, Валялкину тоже тумака, посильнее, Дусю Пупсикову ласково погладил по волосам, мимо Гробыни скользнул без всякого интереса, зато Гуне Гломову так врезал но затылку, что у того глаза собрались в кучку. Видно, третьегодник порядком уже надоел журналу своей тупостью. Когда дошла очередь до Тани, он задержался над ее головой особенно долго, будто находясь в замешательстве. Таня испугалась, что он тоже стукнет ее по макушке – ведь она ровным счетом ничего не знала, да и вообще в первый раз была на уроке. Но журнал не стал этого делать. Вместо этого ручка быстро чиркнула несколько строк, и журнал перелетел в руки к Зубодерихе.
Та прочитала запись и, как показалось Тане, с особым интересом взглянула на нее еще раз. Девочка дорого бы дала, чтобы прочесть то, что про нее написали, но журнал уже захлопнулся, и к тому же еще закрылся на две медные застежки.
– А теперь практика! Гыгли мыгли карадыгли! – бодро сказала Зубодериха и, решительно сняв очки с толстыми стеклами, строго зыркнула на класс.
Тотчас треть учеников попадала на пол с жуткой резью в животе, другие, в том числе и Таня, позеленели, как лягушки, и опухли, а оставшиеся принялись икать с такой ужасающей частотой, что головы у них только успевали подскакивать.
– Отлично, – кивнула Зубодериха. – Как видите, я применила простенькие, но эффективные сглазы, с которыми вам еще предстоит столкнуться в жизни, а раз так, то ищите теперь способ, как их побороть... А я пока почитаю Горация в подлиннике... Сегодня ночью я совершенно не могла отдохнуть. Поклеп расставлял в подземелье циклопов, а они так жутко топают...
И, достав маленькую книжечку, Зубодериха углубилась в чтение.
Стараясь не смотреть на свои кошмарно зеленые, чешущиеся руки, Таня огляделась. Баб-Ягун, держась за живот, торопливо шептал непонятные слова. Шурасик, подпрыгивая от иканий, безуспешно листал свой блокнотик. Гробыня Склепова, такая же зеленая, как Таня, выпускала из кольца одну красную искру за другой. Впрочем, цвет самой Гробыни от этого нисколько не менялся.
По истечении часа Зубодериха с сожалением заложила книгу сушеным крылом летучей мыши и захлопнула ее.
– Ну, как у нас дела? О, я вижу, что никак... Плохо, милые, плохо. Вот вы, – Зубодериха показала на катавшихся по полу с резью в животе, – должны были сказать: «Штушус коротышус». Помогло? Самим надо было думать! Вы, позеленевшие, должны были произнести: «Кызютбампльшуму». А вам, икальщики, надо было, встав на голову, громко крикнуть «Фебрытбъ!». Уверена, на будущее вы это запомните. До встречи через три дня... Уверена, Шурасик, ты не станешь больше применять против икания морозильное заклинание... Видишь, к чему это привело? Донесите кто-нибудь эту глыбу до магпункта. Я попрошу Ягге ее разморозить.
* * *– Бедный Шурасик! – сказала Таня, наблюдая, как Баб-Ягун, Ванька и еще двое ребят из «белых» волокут ледяную глыбу в магпункт. Именно так, а вовсе не «медпункт» было написано на указателе.
– Он не только бедный, он еще и жутко тяжелый, – пропыхтел худенький Валялкин. – Знаешь, как Шурасик оказался в Тибидохсе? Он учился в школе на одни пятерки, просто патологический отличник, а тут одна училка поставила ему двойку. Из-за ерунды: то ли тетрадь не ту принес, то ли какой-то вопрос прослушал. Шурасика эта первая в жизни двойка так потрясла, что его дневник сам собой вдруг вспыхнул, а у этой училки немедленно выросло на голове семнадцать грибов-мухоморов... До сих пор, кстати, остались. Ни Медузия, ни Сарданапал не смогли свести. Она мухоморы обрывает, а из грибниц новые так и прут.
– Так ей и надо: будет знать, как двойки просто так ставить, – сказала Таня.
Беседуя, они незаметно добрались до магпункта.
– Сейчас ты увидишь мою бабусю. Она тут заправляет, – с гордостью сказал Баб-Ягун. – Только вот что: сразу запомни, что ее зовут Ягге. Не называй ее Ягой, ей это жутко не нравится. И нога у нее вовсе не костяная.
В небольшом, перегороженном ширмами магпункте на трехногом табурете сидела сухонькая старушка, одетая как цыганка, с красным платком на голове и закутанная в яркую шаль. Старушка курила вишневую трубку и выдыхала ароматные клубы дыма, складывавшиеся в причудливых животных.
– Ну, внук, чего вы еще натворили?.. Сегодня ко мне Поклеп забегал. Кипел так, что мозги у него едва не сварились вкрутую, – проницательно прищурившись, обратилась она к Баб-Ягуну.
– Мы? Да мы ничего... – смутился Баб-Ягун. Обе его толстых щеки зарумянились, как наливные яблочки.
Ягге погрозила внуку сухим пальцем:
– Ох, смотри, Ягун, не зли Поклепа! Он опасный маг. Последний раз он так злился, когда ты выпустил драконов... Ну а теперь что? Опять воспользовался тем ходом? И угораздило мне тогда проболтаться!
– Так получилось, – смутился Баб-Ягун. – А зачем приходил Поклеп? Только ругаться?
– Да нет. Он сегодня целый день в подземельях. Заставлял подсобных шаманов замуровывать Безымянный Подвал, и одному из них придавило камнем руку. Он приводил его лечиться...
– Кстати про «лечиться»... Мы тут кое-кого принесли, – вспомнил вдруг Баб-Ягун.
Ягге уставилась на одеревеневшего Шурасика:
– О, да тут, я вижу, поработало отличное замораживающее заклинание, да еще с очень близкого расстояния. Ладно, сгрузите его на кушетку и подстелите, что ли, клеенку. Когда я его разморожу, здесь будет полным-полно воды... А вы, ребята, брысь отсюда! Нечего здесь толпиться – мерзляка, что ль, никогда не видели?
Таня направилась было к двери вместе со всеми, но зоркая старушка заметила ее и, цепко придержав за рукав, глянула в лицо.
– Аи, матушки! Ты ведь Таня, Таня Гроттер... Я знала Леопольда, какой прекрасный был человек и отличный маг. Подумать только, что теперь... теперь его нет. – Ягге всхлипнула, что не помешало ей, впрочем, подтолкнуть в спину замешкавшегося Ваньку Валялкина. – Знай, дочка: Чума-дель-Торт, которую все эти трусы зовут Той-Кого-Нет, всерьез боялась только твоего отца, да еще, пожалуй, Сарданапала... Именно потому она напала на Леопольда, опасаясь, что он закончил уже свои эксперименты... Да, твой отец погиб, но цели она так и не достигла... – Ягге вновь всхлипнула. – И как только я подумаю, что вот-вот...
– Бабушка! – предупреждающе шепнул Баб-Ягун.
– Ох, молчу-молчу! – спохватилась старушка и зажала рот сухонькой ладонью.
Вскоре после этого Ягге выпроводила Таню и Баб-Ягуна из магпункта и занялась Шурасиком.
Всю обратную дорогу к спальням Таня пыталась уговорить Баб-Ягуна сказать ей правду, но тот лишь неловко краснел и бормотал:
– Не могу я, слово дал... Если б не слово...
– Кому слово? – допытывалась Таня. – Сарданапалу? Но Баб-Ягун и на этот вопрос не мог ответить внятно, а лишь хмурился. Именно поэтому Таня жутко обиделась на него. Что они тут все в Тибидохсе, с ума посходили? Делают из всего тайну мадридского двора, да еще и косятся на нее как-то непонятно: не то как на спасительницу, не то как на прокаженную.
– Зачем ты драконов-то выпустил? – спросила она у Баб-Ягуна, чтоб хоть как-то позлить его.
– А, маленький был. Мне казалось, им тесно взаперти, – неохотно буркнул он.
* * *Вечером, когда Таня пыталась подготовиться к завтрашнему занятию по нежитеведению, чтобы не ударить лицом в грязь перед Медузией Горгоновой, о которой Ванька Валялкин говорил, что она жутко строгая, «Справочник Белого Мага», лежавший перед ней, вдруг взмыл в воздух и с чудовищной скоростью завертелся над столом.