Ангус Макаскилл надорвался и навсегда покинул цирк, уехал домой, в нашу родную Новую Шотландию… где через несколько лет умер, в богатстве и почёте.
Он так и остался навсегда непревзойденным, самым сильным человеком на земле.
Клипер нёс меня многие дни. Сильно повезло, что я ни разу не попал в шторм и не встретился с другими кораблями. Навигация была для меня сравни алхимии, потому я ориентировался лишь на компас, судя по которому меня несло на юго-восток. Очень долго.
Я думаю, что мало кто решил бы вот так сбежать. Большинство, угнав корабль, спасая свою жизнь, просто приплыли бы в ближайший порт — США или КША, кому что нравится. Но я ушёл, потому что рос. Тогда, в лазарете я не до конца понял, что это значит, но потом… осознал, что расти я не перестану. А значит скоро обгоню Ангуса, и Барнум придёт уже за мной. А за ним будут приходить и другие. На улице мне будет нельзя ускользнуть от всеобщего внимания, мои поступки будут восприниматься только через призму моей внешности.
Ангус наслаждался этим вниманием, но я уже привык к другой жизни. Я работал и учился не для того, чтобы демонстрировать свои размеры. Я был человеком.
Может, кто-то скажет, что я струсил, сбежав от трудностей. Но трусость — это когда сбегаешь от проблем, которые можно решить. Но когда сама жизнь является беспросветной проблемой… «Никогда» слышалось мне в плеске волн.
Я не знаю, на какой день морской качки впереди показалась земля. Запасы пресной воды подходили к концу, и причалить было просто необходимо. Я опасался, что земля окажется побережьем Африки, но нет, всего лишь крупный остров и, кажется, безлюдный. Пока я бродил по чаще в поисках ручья или родника, пока наконец после долгой качки ноги мои ступали по твёрдой почве, понял, что никуда отсюда не уплыву. Чего ещё мне искать? Пусть герой Дефо в моем лице станет реальностью, почему бы нет?
Про обустройство жизни на острове рассказывать подробно не хочу. Не было в этом ничего, кроме физического труда. Из досок клипера я соорудил неплохой дом в джунглях, а потом обнаружил рядом пещеру, которая уходила далеко вглубь.
Остров оказался одним из архипелага.
Я продолжал расти…
Вновь вспомнить роман знаменитого англичанина привелось, когда у меня появился свой Пятница. Даже целое племя. Они жили на соседнем острове, и к моему великому счастью, оказались не людоедами. Я был выше самого высокого из них на две головы. Разумеется, они приняли меня за какого-то своего бога. В результате мы хорошо поладили.
Я заметил неладное, когда мои первые знакомые из местных стали умирать от старости. Я же совсем не изменился. Морщины, седина или старческая дряблость мышц — всё это обходило меня стороной. Только рост… сколько было во мне уже? Три метра?
«Я никогда не умру», — подумал я.
«Никогда», — ответили мне камни пещеры.
Внешний мир нас не беспокоил. Лишь несколько раз на горизонте появлялись дымные столбы пароходов. По моим подсчётам, я обитал на острове уже семьдесят лет, когда к острову причалил маленький броненосец незнакомой конструкции. Корабль явно был не исправен. От него к берегу, страшно тарахтя, двинулась железная лодка. Особого шока я не испытал, так как предполагал, что прогресс неизбежен.
Но одно дело жить внутри прогресса, когда ощущаешь его как процесс. И совсем другое, если просто наблюдаешь его скачки: вот лодка XIX века, вот лодка XX, а вот — XXI.
На песок вылезли светловолосые люди, одеты в незнакомую военную форму, а по обрывкам доносившихся слов, понял, что это немцы или австрийцы. Рано или поздно это должно было случиться. Первые представители новой цивилизации… Не скрою, страх, что всё может закончиться кровавой стычкой, был. Но экипаж корабля оказался сильно измотан, поэтому появившихся из чащи моих негров они восприняли без эмоций. По-настоящему они удивились, только когда негры заговорили с ними на английском.
Поняв, что стрельбы не предвидится, я тихо удалился в пещеру — к тому времени я почти всё время жил в ней, изредка ночуя в своем первом подгнившем доме. Через час в мою обитель привели капитана корабля. И не знаю, кто из нас волновался сильнее перед этой встречей. Будто я чудесным образом перенёсся вперед во времени, пусть мой переход и продолжался семьдесят лет.
Капитана звали Шульц Фогель и было ему на вид немногим за тридцать. Не знаю, принял ли он меня тогда за человека или за мифического великана, но голос его звучал твёрдо, хоть и устало… а выражение глаз в полумраке пещеры было не разглядеть.
Оказалось, что я ошибся в расчётах, и сейчас был не 1936, а 1945 год. Вот так случайно я не посчитал время, ушедшее на обе мировые войны. Словно для нашего архипелага не существовало войн.
Катер Шульца Фогеля участвовал в одном из последних сражений войны и, получив пробоину, чудом сумел уйти от англичан. Топливо было на исходе, и экипаж готовился к бесконечному дрейфу до самой смерти, когда судьба показала им берег. Я разрешил им занять соседний с моим остров. Так в моём маленьком государстве прибавилось подданных.
Немцы по началу держались обособлено. Только Фогель иногда по собственному желанию посещал меня. Он рассказал, что до войны преподавал антропологию в Веймарском университете. Из разговоров с Шульцом и вырос мой интерес к феномену роста. Немец внимательно выслушал мою историю и оживился, когда узнал, что я брат того самого Ангуса Макаксилла… с того вечера он стал моим частым гостем.
Тогда же и появились первые мои записи о людях-гигантах… О Роберте Уодлоу, про которого уже упоминалось, и о Чарльзе О’Брайне. Судьба этого человека прямо-таки послужила иллюстрацией к моей возможной жизни, если бы я не покинул мир.
Ирландец О’Брайн, как и многие гиганты, выступал в цирке. Он уже к семнадцати годам вымахал больше двух с половиной метров. И всё было хорошо, пока в его жизни не появился доктор Джон Хантер. Фогель рассказывал о нём как о великом учёном, который был готов на всё ради науки. Но мне было важно только, что был он довольно мерзким человеком. Хантер во что бы то ни стало решил заполучить тело О’Брайна для исследований и обратился с таким предложением к самому великану, заверив, что готов ждать его естественной смерти. Чарли выставил учёного за порог, но тот поклялся, что сделает что угодно для достижения своей цели. Хантер потратил целое состояние на детективов, которые круглосуточно следили за О’Брайном. Великан бежал, но разве легко такому спрятаться? Где бы он ни пытался осесть, Хантер выслеживал его. Последние годы Чарльз мотался по Ирландии, безуспешно стараясь отвязаться от преследований доктора. Его здоровье быстро ухудшалось из-за постоянного нервного напряжения. И, когда он понял, что жить осталось недолго, сговорился с несколькими рыбаками, чтобы они скинули его труп в море. Но неугомонный доктор подкупил и их. А изнеможенный великан, израсходовав все накопления, был вынужден вновь выйти на сцену. И на одном из представлений в толпе он заметил своего мучителя. Такого потрясения расшатанная психика О’Брайна вынести не смогла, он умер прямо на подмостках.
Друзья великана были в курсе преследований и поклялись защищать могилу Чарльза… Но они не знали, что Хантер ещё до похорон подкупил работника кладбища, и вместо тела О’Брайна в гробу похоронили камни.
Сейчас скелет бедняги выставлен на всеобщее обозрение в музее Королевского колледжа хирургии. От этого меня бросало в дрожь.
Ещё Фогель много рассказал про евгенику. С жаром доказывал, что это наука будущего и без неё человечеству сложно будет выжить. И при этом капитан ненавидел доктора Менгеле, который, по его мнению, своими бесчеловечными опытами поставил на евгенике крест.
Немцы недолго жили обособленно — все-таки без женщин здоровые мужчины не могут. Через несколько лет на островах появились мулаты, бодро говорящие на немецком. Время продолжало неуклонно идти вперёд. Вместе с ним расширялась моя пещера. Я чувствовал, что нужно уходить все дальше, потому что цивилизация растет быстрее меня.
И действительно, вскоре корабли стали проходить мимо наших островов почти каждый день. Какие-то причаливали, экипажи общались с жителями. Но теперь я настрого запретил что-либо рассказывать обо мне.
Наконец пришло время, когда впервые люди начали покидать острова. Многие из первого подросшего поколения полунегров, полуарийецев уплыли искать лучшей жизни. С ними уехал и Фогель. Вот по кому я скучал больше всего. Мои опасения, что он решит последовать примеру Джона Хантера, не оправдались, чему я был несказанно рад. Представляю, чего ему стоило сдерживаться!
Случайно узнал, что наш крохотный архипелаг является частью британских колоний. Видимо из-за близости Сьерра-Леоне. Впрочем, это никак не мешало до поры до времени. В 1968 году я впервые узнал, что такое самолёт. Маленькое одномоторный аппарат приводнился прямо у берега. И нет таких слов, что сумели бы показать степень моего удивления и восторга. А те, что были, я безжалостно вымарал, как слишком плоские и банальные. Хорошо, что тогда не знал, что люди уже летают в космос.
Ещё большее я обрадовался, когда узнал, что это прилетел Фогель! Но не только ностальгия заставила его вернуться. Сьерра-Леона ещё семь лет назад получила независимость и теперь утонула в череде государственных переворотов. Но самым важным для нас оказалось то, что власти новоявленной республики вспомнили о существовании наших островов и решили, что они тоже должны войти в состав страны. Я не видел в этом ничего плохого, пока бывший капитан кригсмарине не объяснил, что президент отправляет сюда армейский отряд. Фогель, сколько смог, привез с собой оружия, но этого было мало. В ход пошли скудные запасы с эсминца, а я достал свою старенькую «Энфилд». Правда, оказалось, что пальцы мои так увеличились, что я не смог бы надавить на спусковой крючок. И тем лучше, что первое сражение нашего маленького ополчения не состоялось — в Сьерра-Леоне снова произошёл переворот, и про нас забыли.
Фогель же остался с нами на год, сказав, что он тут находится в экспедиции от университета. Да, он снова читал лекции по антропологии. Только теперь не в Веймаре, а во Франкфурте. Он рассказал, как, основываясь на моем рассказе, пытался отыскать данные обо мне в американских архивах, но вместо этого нашел там историю парня по имени Мартен Ван Бурен Батес. Его рост был 230 сантиметров, а весь — 200 килограмм. Он, как и я, воевал на стороне Конфедерации и на поле боя представлял из себя отличную мишень. Его ранили почти в каждом бою, в котором он участвовал, но все же Мартен выжил. И даже успешно женился на Анне Сван, рост которой так же превышал два метра. Первый их ребёнок весил свыше девяти килограммов! Но умер, не прожив и месяца. Второй новорождённый до сих пор считается самым крупным в мире — 12 килограмм. Он его жизнь тоже долго не продлилась.
Когда Фогель уехал, теперь уже навсегда, я снова оказался затворником в собственном доме. И, хотя, изменившийся мир интересовал меня чрезвычайно, я опасался, что заинтересую его куда больше.
В 1980 году к нам приплыла какая-то гуманитарная миссия, которая подарила жителям несколько дизельных генераторов. Так появилось электричество. Топливо для них стали возить на лодках из Либерии, не рискуя связываться с Сьерра-Леоне. Теперь я наконец смог работать в своем подземелье, разбирая многочисленные бумаги Фогеля. Я даже начал переписку с несколькими университетами от имени некоего нигерийского профессора. Чтоб отправить или получить письмо моим друзьям приходилось плавать на континент. Зато у меня появилась информация.
Со временем у нас появился телевизор — один на весь архипелаг. Его привезли наши бывшие жители. А потом появился компьютер и интернет.
Теперь я смог углубиться в поиск с головой. Истории о великанах потекли ко мне со всего света.
Мой рост тем временем превысил пять метров.
И я никогда не остановлюсь… На этот раз никто не повторил за мной «никогда». Наверное потому, что это не требовало подтверждения или злорадства. Когда-то окажется, что я уже не могу скрываться, меня будет слишком много. Десять метров, сто… километр? Или земля не выдержит меня раньше?
Господи, как же я боюсь этого… как я тогда я смогу прятаться? Что бы не стать объектом научных споров, исследований, насмешек и лицемерного сочувствия. Что бы остаться просто человеком, даже если природа против.
И моя тень на стене отчётливо произнесла:
«Никогда».
И нацарапала ногтем «Здесь был Кеннет Макаскилл»… рядом с кривыми древними изображениями динозавра и мамонта.
Они переглянулись, кивнули мне, словно приветствуя, и скрылись в камне.
Владимир Близнецов © 2013