Важно вернуться к этой чистоте, к счастью без великого смысла, умысла. Ты спросишь, для чего? Чтобы сделать место, где находимся, чуточку лучше, светлее, уютнее. Для наших детей и тех, кто придет после нас.
Перед отъездом из домика, в котором жили в Хаге, мы покрасили оконные рамы и две внутренние стены в салатовый цвет. Стало веселее. Белый домик с салатовыми рамами в окружении зеленых деревьев. Ну чем не сказка? Марьям подарила дому желтую скатерть, а тракторист Мэк повесил над обеденным столом фотокартину с надписью «Счастье – это выбор и труд».
Мы снова в пути – я, Яхмур и Буби. Пишу из автобуса, в котором пахнет арахисовыми хлопьями. Видимо, грызет кто-то из пассажиров. Захватили с собой кунжутные пряники, перекусываем ими. Предложили Буби, отказался, хочет поспать.
Марьям начинает строить новый дом, больше не носит черное и снова печет, продолжая дело мамы. Взяла с нас слово к концу лета приехать на новоселье. Ты хотел бы с нами, дорогой Э.?
Впереди девять часов ночной дороги. Люблю тишину ночи, огоньки домов в бегущих картинках за окном, еле слышный разговор водителя с кондуктором о чем-то обычном, скрежет ручки по белой бумаге. Дорога вдохновляет, помогает взглянуть на происходящее со стороны.
В школьные годы я мечтала о ковре-самолете, который в мгновение перенесет меня в необходимое место.
Ближайшая к дому школа находилась в сорока минутах езды – каждое утро из года в год мне с бабушкой Офой приходилось преодолевать это расстояние. Сонная и утомленная давкой в метро, я искала в толпе чихающих, кашляющих и подбиралась к ним ближе, надеясь заразиться гриппом. Только бы не идти в школу.
На мои хныканья Офа отвечала: «Фейга, если тяжело идти, значит идешь в гору». Дергая ее за рукав пальто, я добавляла: «…Или не туда!» В пятом классе мы переехали в пятиэтажку, в двадцати двух шагах от которой школа. Просыпаться с рассветом больше было не нужно, но в этой легкости я часто вспоминала утренние поездки на метро, скучала по ним.
Все же человек, дорогой Э., удивительное создание. Мы играем, бежим наперегонки с жизнью и вроде опережаем обстоятельства, но потом все равно тоскуем по тому, что оставили позади. И самое забавное: никто тебе не скажет, про что твоя история. Ты сам это поймешь по ходу жизни или… не поймешь.
Береги себя.
16Здравствуй, дорогой Э.!
Через два дня прибываем к Синему морю. Не терпится. Соскучилась. Но сначала остановка в городе Лерисе, где варят лучшее оливковое варенье (захвачу для тебя баночку!), дома строят в кронах многолетних дубов, а пожелания пишут на бумаге, никак не вслух, и отправляют письмом.
Ох, как же я люблю письма! Долгое время у меня была традиция, дорогой Э., по утрам заглядывать в почтовый ящик, надеясь получить весточку из далекой страны. Чаще всего находила рекламные проспекты и счета.
Меня подмывало написать письмо самой себе с текстом, мол, здравствуй, пишу тебе из заснеженного города у подножия Эвереста (ну предположим!), чтобы сказать, что люблю тебя, скучаю и принимаю тебя со всеми твоими слабостями. Хотела послать его какой-нибудь кружной почтой, чтобы, когда уже забуду, вынуть из почтового ящика и с удивлением, нежностью прочитать.
Время научило не ждать чудес, а самой создавать их, обогащаться и, конечно же, делиться. Если не делишься, жить неинтересно. Как в мультфильме про золотую антилопу, помнишь? Когда все себе и для себя, золото – и внутреннее, и внешнее – сгнивает, превращается в черную землю, которой сам себя засыпаешь.
Сегодня Яхмур спросила, откуда я знаю, что твое имя начинается на «Э», если «вы не смотрели вместе на море». Не нашлась, что ответить. Ты, твое имя, беседы с тобой – все это на уровне чувств, которые порою не объяснить. Но от этого они не становятся менее вероятными или уже реальными.
Чувства – это вера. Дорогой Э., скажи, а что для тебя вера? Для меня – покой и тишина. То, что сложно описать, поскольку каждый ощущает невидимую часть мира по-своему. Главное, чтобы в вере жила любовь, а не страх, агрессия, подавление.
В арабском языке есть слово «хузур», у которого два значения – «покой» и «внутренняя связь человека с Творцом». Улавливаешь связь? То, что соприкасается с Высшим, – спокойное, полное любви. Остальное – земная суета.
«Фейга, до тех пор, пока твой день будет начинаться с претензий, ничего путного в жизни не произойдет. Почему у него есть, а у меня нет? Отчего у меня такая тяжелая жизнь? Когда же получу то, что так жду? Отбрось вопросы и обрати внимание на то, чем уже награждена. Возможностью видеть, передвигаться, слышать, готовить вкусную еду».
Скучаю по Хандан. Мудрый, чуткий человек, излучающий свет. Звоню ей при первой же возможности. Она просит нас улыбаться и продолжать путь. «Об остальном позаботится Творец. Жду вас, милые».
Всегда мысленно разговариваю с дорогими мне людьми – делюсь тем, что вижу, чувствую, слышу. Мы родственные души, такая связь выше расстояний, преград, обстоятельств.
Хандан призывает никогда не сдаваться, как бы ни было трудно. «Люби небо над головой, свой дом и своих людей. Когда тебе будет очень хорошо или очень страшно, скажи спасибо, а потом попроси о помощи. Запомни: в жизни никогда не поздно что-то начать».
Хотела бы, чтобы ты с ней познакомился, Э. Верю, что ваша встреча состоится.
Береги себя.
17Здравствуй, дорогой Э.!
Вчера увидела в газете статью о начале очередной войны и смерти сотни невинных людей. Отчаяние охватило меня. Столько снято, написано, показано о прошлых войнах и их страшных последствиях – мир об этом вспоминает, но не делает выводов.
Научились бы мы жить мирно, благоразумно. Но понимаю, что этого не будет. Одна война закончится, начнется другая. Тогда в чем надежда, дорогой Э.? Тех, кто стремится к свету, больше, чем заблудившихся в темноте! Древние индийцы представляли Землю в виде полусферы, которую держат четыре слона. Люди света и есть те самые слоны.
В моем рюкзаке пожелтевшая страница, вырванная из «Идиота». Храню ее и перечитываю. Для меня эти слова – напоминание о том, что так нетрудно забыть в хаосе, кружащемся вокруг нас мощным потоком. Не борюсь с ним. Я разделяю: это я, а это хаос. У нас разное направление, нам не по пути.
Переписываю строки Достоевского сюда. Может, в них то, что тебе хотелось услышать.
«…И неужели в самом деле можно быть несчастным? О, что такое мое горе и моя беда, если я в силах быть счастливым? Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не быть счастливым, что любишь его! О, я только не умею высказать… а сколько вещей на каждом шагу таких прекрасных, которые даже самый потерявшийся человек находит прекрасными? Посмотрите на ребенка, посмотрите на Божию зарю, посмотрите на травку, как она растет, посмотрите в глаза, которые на вас смотрят и вас любят».
Научиться принимать мир таким, какой он есть, нелегко. Иногда кажется, что с заданием справился, баланс достигнут. Но вдруг случается то, что выбивает из колеи, ни во что больше не верится. Когда-то я приехала в Конью именно в таком состоянии. Встретила тетушку Хандан. Она посоветовала не противиться боли. Прислушалась к ее словам и поняла, что борьба с собой – дело бесполезное. Это равносильно тому, как если бы моя правая рука боролась с левой.
Достаточно слышать себя.
Кто нам обещал, что все получится при первой же попытке, а баланс не будет нарушаться? Отчаяние – часть дороги человека. Внутри каждого из нас много разных частей. Если вдруг одна расстроилась, не надо отвергать ее, запрещать проявляться. Лучше пройти с ней до конца, узнать получше, договориться о хорошем.
Дорогой Э., второй день меня переполняет чувство приближения нашей встречи. Будто я почти добралась до того берега, где мы увидим друг друга. Так не терпится посмотреть в твои глаза и остановиться. Помолчать вместе с тобой, подарить письма и… Дальше будь как будет.
Яхмур хочет познакомить тебя с Буби. Говорит, я знаю, они с дядей Э. подружатся. Не перестаю удивляться малышке – она родилась, словно зная самое важное. И теперь делится этим с нами, взрослыми и, казалось бы, опытными.
Делиться тем, что у тебя есть, бескорыстно, не надеясь на ответ, любить людей, несмотря на их пороки, видеть в них хорошее – это то, что надо бы в себе воспитывать. Задача не из легких, согласна, порою кажущаяся невозможной. Это ежедневная, ежеминутная работа, дорогой Э. Но именно ее плоды приносят покой, которого так не хватает в мире.
Береги себя и до встречи.
18У Геральда крепкие длинные руки с выпуклыми венами. Правое запястье протатуировано темно-синей надписью: Ab altero expectes, alteri quod feceris[47]. Густая седая борода, усы пожелтели от табака. Кепка с козырьком и медным маленьким якорем сбоку.
Геральд бережно раздвигает виноградные кусты, опирающиеся на стволы ореховых деревьев. Срезает ножницами верхние листья, непременно с плодоножкой, закидывает в тряпичный мешок, фартуком свисающий с пояса.
«Долма любит листья белых сортов винограда. Они должны быть тонкие, величиной с женскую ладонь, не волосистые, без грубых жилок. Сейчас на рынки везут всякую ерунду, замаринованную до такого состояния, что не определишь, этой весны или позапрошлой».
Геральд, как и его отец, посвятил себя виноградным листьям: собирает их весной по всему Лерису, очищает влажной ватой каждый листик и замораживает в полиэтиленовых пакетах. Так они сохраняют нежно-зеленый цвет, форму, природную кислинку.
«У собирателей всего девять суток, когда виноградники щедры, если ты именно в этот период собрал листья, уже утром на их месте появляются новые. Природа сама делится с человеком. Сейчас фабрики не соблюдают эти правила, обдирают лозы в любой день, с мая до первой недели июня. Поэтому половина виноградников Лериса встречает лето голыми, и плоды сгорают на солнце».
Людские пороки Геральда не удивляют, он прошел войну, видел, что раскрывает страх в человеке: бывает, отвагу, чаще – низость. «Есть только то, во что мы верим. Остальное нас не касается. Люди чаще проигрывают себе, а не миру, как они думают».
Геральд долгое время стыдился прошлого. «Я после войны запил. Жена устала, ушла. Без подавления и кодирований смог преодолеть алкоголизм. В один день понял, что ни к чему хорошему он не привел. Дал себе слово не пить, выкинул бутылки, сходил на могилу к отцу и решил продолжать его дело. Не боюсь вспоминать об ошибках. Смотрю в глаза тому, от чего когда-то отводил взгляд».
Мешочек заполнен листьями. Возвращаемся к роднику, к Яхмур и Борису.
* * *
Лерис окружен невысокими горами, защищающими город от ветров. Сюда не проникает безжалостный хазри, оживляющий в памяти то, с чем вроде бы разобрался. Поэтому в Лерисе построили большую психиатрическую лечебницу.
По воскресеньям Геральд и Борис со своим маленьким театром пластики рук навещают пациентов. Играют небольшие спектакли, из реквизита – лишь белые перчатки, черная ширма и листы бумаги. «Руки могут подарить тепло, рассмешить, оттолкнуть, убить и вернуть к жизни. Душа человека обитает в его руках. Доброта делает из них крылья».
По утрам Геральд везет Бориса на Светящуюся гору, с нее видно зеленое одеяло деревьев, которым покрыт Лерис. Если приглядеться, можно увидеть кусочек Синего моря. До него часов пять на автобусе.
Борису пятнадцать лет, у него церебральный паралич, передвигается в инвалидной коляске. Борис живет морем. Они ездят к нему пару раз в год, но этого не хватает. «Пока у меня есть силы, буду возить парня на Светящуюся гору, чтобы он видел море. Соседи-мужики, спасибо им, помогли проложить дорогу к вершине».
Болезнь тела не притронулась к душе и мыслям мальчика. Он помогает дяде протирать виноградные листья перед заморозкой, готовить еду, пишет истории для театральных постановок.
«Наступит день, и мой парень вылезет из этой железяки, поднимется на все горы Лериса, дойдет до всех морей, увидит все страны. Когда смотришь на солнечный свет, все тени остаются за плечами».
Геральд воспитывает Бориса с его пяти лет. Старшая сестра с мужем погибли в аварии, их сына отправили в детский дом. «Целых два года я доказывал государству, что, несмотря на возраст, могу вырастить и обеспечить ребенка, даже если своих у меня нет».
Из первых виноградных листьев этой весны все вместе готовим долму. Геральд занялся фаршем: в смесь говядины, баранины и репчатого лука добавляет промытый круглый рис, мелко нарезанную зелень, соль, перец, перемешивает руками. Яхмур с Борисом, вымочив свежие листья в подсоленном кипятке и выжав их, раскрывают по одному, обвешивают ими края миски.
Геральд показывает, как заворачивать долму, не так уж это и сложно. Приступаю.
Кладу фарш в виноградные листья, сворачиваю каждый конвертиком и плотно укладываю в кастрюлю, на дне которой – мясные кости, чтобы не подгорало. Когда вся долма уложена, поверх ставим перевернутую тарелку, заливаем водой. Варим час на медленном огне под крышкой. Осталось смешать соус из йогурта с сушеной мятой и давленым чесноком – обед готов!
* * *
– Как ты смог отпустить прошлое, Геральд?
– Для начала забыл все прежние представления о себе. Сам их создал, сам же и стер.
– Не слишком ли категорично?
– Иначе никак, Фейга. Да и зачем носить в себе то, что, по сути, листья на ветру? Наши мысли крутятся, вертятся в голове, появляются и исчезают. За какие-то, часто ложные, мы цепляемся, и они остаются с нами надолго, иногда на всю жизнь.
– Поэтому мысли нужно тщательно выбирать?
– Мысли – как море, ими наслаждаешься, но в них можно и утонуть.
– Геральд, а что делать с желаниями, которыми, бывает, занята голова?
– Иногда я говорю Борису: «Сынок, если что не так сложится, мы смоемся с тобой из Лериса в жаркую страну и будем разводить светлячков!»
– Если что, присоединюсь к вам. Возьмете?
– Конечно! Ты когда-нибудь видела, как светлячки исполняют ночной танец в лесу? Впечатляющее зрелище! Желания часто иллюзорны. Когда они сбываются, понимаешь, что не надо было все это время себя изводить. Что мог бы прожить и так.
– Что же, ничего не желать? Так неинтересно!
– Конечно, желать. Только внимательнее и спокойнее. Не зацикливаться. Делать то, что можешь сделать сегодня, и продолжать идти туда, куда считаешь нужным.
– А еще уметь говорить спасибо, да, Геральд? За случившееся и не случившееся, за радостное и не очень. Пока в нас живут недовольство и сравнение с жизнью тех, кому якобы повезло больше, хорошего не дождешься.
– Обязательно… Слушай, хорош философствовать. Давай лучше мы с Борисом покажем вам Светящуюся гору.
* * *
Нередко вокруг Светящейся горы кружат чайки. Ненадолго прилетают с берегов Синего моря. Их видят всего пару часов, потом они исчезают. Местные жители говорят, что чайки появляются у Светящейся горы в глубокой старости – попрощаться с землей, чтобы навсегда уйти в море.
Чайки до последнего вздоха верны морям, океанам, и неважно, куда волны вынесут их тела.
В Лерисе есть легенда, что в чайках живут души умерших моряков, рыбаков. Поэтому птиц не обижают и подкармливают сухим хлебом, который пастухи оставляют на вершине Светящейся горы.
«Для меня они символ свободы, которой нам, людям, хорошо бы у них поучиться. Той свободы, когда даешь миру возможность соглашаться и не соглашаться с тобой, смотреть на вещи не так, как ты. Освободившись от требований к тому, что тебя окружает, освобождаешься сам».
Поднимаемся на Светящуюся гору. Геральд управляет коляской, я несу корзину с припасами: бутерброды с сыром кашар и бутылка абрикосового компота. Яхмур, уложив Буби на коленях Бориса, бежит впереди с пакетом нарезанного черного хлеба. Временами останавливается, смотрит на нас, машет рукой, мол, поторопитесь. Спешит накормить чаек.
«Пожалуйста, дядя Геральд, Фейга, быстрее. Мы пообедали, а чайки могут остаться голодными. Скоро вечер, стемнеет, и птицы не увидят еду». Ускоряем шаг. Борис крепко обнимает Буби, чтобы тот не выпал. Геральд опережает меня и на ходу оборачивается: «Фейга, не надо ставить задачу быть лучше других. Соревнуйся только с собой».
Добрались до вершины, когда небо окрасилось оранжевым. Замерев, смотрели на кусочек Синего моря, сверкающий между горами. Вокруг тишина. Яхмур, разложив хлеб на земле, ждала появления чаек. Никого не было.
«Они обиделись и улетели голодными. Фейга, мы не успели». Яхмур обняла меня, пряча слезы. Начало темнеть, нужно было возвращаться, пока хоть что-то видно. Мы двинулись в сторону тропинки, когда послышался чаячий крик. Обернулись. Птицы летели в нашу сторону сквозь рыжие облака.
Борис с Яхмур приветственно замахали руками. Покружившись над нами, птицы подлетели к земле, хватая хлебные кусочки. «Все же чем меньше ждешь, тем больше получаешь сюрпризов». Я достала бутерброды, разлила по пластмассовым стаканчикам компот. Перекусим и пойдем домой.
19Здравствуй, дорогой Э.!
Мы тут, ура! Час как приехали к Синему морю. Зашли в ближайшее кафе позавтракать, потом пойдем заселяться. Представляешь, не успели мы сойти с автобуса, как тут же нашли жилье. Чудеса! Давай по порядку.
Я крепко спала, когда буквально вздрогнула от родного аромата, бьющего из открытого окна автобуса. Пахло Синим морем. Его дыхание ни с чем не спутаю. Открыла глаза. Мы въезжали в Сонную деревню. Пять утра, светает, чайки слетают с крыш домов к воде. По глади моря будто разлили оранжевую гуашь.