"Но, милая Ханка, я все это сказалъ и, можетъ быть, я тебя еще больше огорчилъ этимъ. Я думалъ, что это необходимо; ты должна была видѣть, что это дѣйствительно имѣетъ свое основаніе; я не говорю ничего напрасно. Къ сожалѣнію, все это слишкомъ прочно заложено во мнѣ. Но не относись къ этому такъ грустно, дорогая, не принимай это такъ близко къ сердцу. Ты знаешь, что, несмотря ни на что, я люблю тебя и искренно благодаренъ тебѣ за все; и я никогда тебя не забуду, я это прекрасно чувствую. Скажи, что ты это перенесешь съ твердостью духа, тогда я доволенъ…"
Тутъ онъ остановился. Онъ настолько точно припомнилъ всѣ мельчайшія подробности, что не было сомнѣнія, что онъ къ этому приготовился и придумалъ все то, что онъ скажетъ. И когда онъ наконецъ замолчалъ, онъ все еще сидѣлъ я вспоминалъ, не забылъ ли онъ чего-нибудь.
Спокойно и молча продолжала она сидѣть на своемъ мѣстѣ. Да, ея дурное предчувствіе не обмануло ее, дѣйствительно, все лопнуло. И вотъ тамъ сидитъ Иргенсъ и говоритъ, что-то вспоминаетъ, чтобъ какъ можно лучше все выяснить. Онъ такъ много говорить, онъ обнаруживаетъ даже свои слабыя стороны, да, какіе жалкіе доводы онъ привелъ, чтобы хоть немного себя оправдать. Нѣтъ, у него она не могла просить совѣта, онъ, вѣроятно, укажетъ ей на объявленіе въ газетахъ по поводу сдающихся комнатъ, или можетъ бытъ, посовѣтуетъ ей взять посыльнаго. Какъ онъ терялся! Онъ какъ будто угасъ на ея глазахъ, онъ ушелъ куда-то вдаль, она видѣла его тамъ далеко въ комнатѣ; у него были двѣ пуговицы на рубашкѣ, его волосы были блестящіе и выхоленные. У нея было ощущеніе, будто его умная рѣчь какъ-то странно открыла ей глаза, да, онъ даже не побоялся ее обвинить въ томъ, что весной у нея на губѣ появилась трещинка. Вотъ онъ сидѣлъ…
У нея такъ все притупилось, что она не могла даже тотчасъ же взять себя въ руки, въ ней было лишь ощущеніе пустоты, какъ будто ее выдолбили, маленькая иллюзія, которую она старалась удержатъ — даже грусть исчезла. Кто-то поднимался по лѣстницѣ, она не знаетъ, открыта ли дверь или нѣтъ, но она не двигается съ мѣста; впрочемъ, шаги проходятъ мимо, наверхъ, въ верхній этажъ.
"Милая Ханка", сказалъ онъ, чтобъ утѣшитъ ее, насколько могъ. "Ты должна написать романъ, о которомъ мы съ тобой говорили. Нѣтъ сомнѣнія, что ты можешь это сдѣлать, а я съ удовольствіемъ просмотрю рукописи. Ты должна серьезно объ этомъ подумать, и это тебя также и развлечетъ немного. Ты знаешь, что я желаю тебѣ всего лучшаго".
Да, она когда-то думала написать романъ. Почему и нѣтъ? Сегодня выступала одна женщина, завтра другая, и всѣ женщины такъ красиво писали. Да, да, дѣйствительно, какъ-то пришло въ голову, что теперь очередь за нею. И какъ всѣ поощряли ее къ тому! Слава Богу, что она до сихъ поръ объ этомъ не вспомнила. Слава Богу!
"Ты ничего не отвѣчаешь, Ханка?"
"Нѣтъ", сказала она разсѣянно, "нѣтъ, это вѣдь правда то, что ты говоришь?"
Она сразу поднялась и посмотрѣла прямо передъ собой. Нѣтъ, если бы она могла только знать, что ей теперь дѣлать. Ѣхать домой? Да, это было бы самое лучшее. Если бы у нея были родители, то она поѣхала бы къ нимъ; но у нея не было ихъ; собственно говоря, у нея никого не было. Да, она должна отправиться къ Тидеману, къ купцу Тидеману, гдѣ она раньше жила…
И, съ почти исчезающей улыбкой, она протянула Иргенсу руку, простилась съ нимъ.
Онъ почувствовалъ себя облегченнымъ ея спокойнымъ обращеніемъ съ нимъ и крѣпко пожалъ ея руку. Она была удивительно разумная женщина и относилась въ вещамъ такъ, какъ это слѣдовало. Никакихъ сценъ, никакихъ упрековъ, полныхъ отчаянія;- прощайте, сказанное съ улыбкой. Онъ хотѣлъ отвлечь ее отъ ея горя и говорилъ, чтобы хоть немного разсѣять ее о вещахъ, близко касавшихся его, о его писательскихъ планахъ. Да! онъ пошлетъ ей свою слѣдующую книгу, въ ней она снова найдетъ его. И, какъ уже сказано, — о романѣ ей слѣдуетъ подумать… Но чтобъ доказать ей, что его дружба вѣчна, несмотря на то, что ихъ отношенія кончились, онъ еще разъ попросилъ ее поговоритъ съ журналистомъ Грегерсеномъ объ отзывѣ о его стихотвореніяхъ. Это вѣдь чортъ знаетъ что такое, ни разу не было замѣтки. И опять тутъ замѣшанъ Паульсбергъ; Паульсбергъ завистливъ, онъ всѣми силами мѣшалъ тому, чтобы газеты занимались кѣмъ-нибудь другимъ, кромѣ него. Хочетъ она оказать ему эту большую услугу? Вѣдь нельзя же допустить, чтобъ онъ самъ говорилъ бы съ Грегерсеномъ, для этого онъ черезчуръ гордъ, онъ не можетъ унизиться…
"Да", возразила она, съ застывшей улыбкой, "я съ нимъ говорила; я хорошо помню, что я говорила Грегерсену что-то въ родѣ этого". И не смотря по сторонамъ она прямо черезъ всю комнату вышла въ дверь.
Но, какъ только она вышла, она опять открыла дверь и, не говоря ни слова, снова вошла въ комнату. Она подошла къ зеркалу, висѣвшему между двумя окнами, и начала передъ нимъ поправляться.
"Пожалуйста", сказалъ Иргенсъ: "вотъ зеркало, оно немного пыльное, но…"
Она сняла шляпу и поправила немного волосы, потомъ обтерла ротъ платкомъ. И это время онъ стоялъ и смотрѣлъ на нее; она приводила его въ удивленіе. Это, конечно, прекрасно имѣть сильную волю и не поддаваться горю, но эта безпечность была неделикатна, во всякомъ случаѣ неделикатна. Онъ думалъ, что она настолько глубока, что разрывъ съ нимъ захватитъ ее сильнѣе, и вотъ теперь она стоитъ и поправляетъ свой туалетъ съ самымъ серьезнымъ видомъ. Онъ не могъ понять этого равнодушія, оно огорчило его, огорчило его, дѣйствительно, глубоко, и глубоко оскорбленный, онъ замѣтилъ ей, что онъ все еще пока въ комнатѣ, - странно, что она, повидимому, совсѣмъ этого не замѣчаетъ…
На это она ничего не отвѣчала; но отойдя отъ зеркала она остановилась на минутку посреди комнаты, устремила взглядъ на. его ботинки и сказала устало и равнодушно: "Развѣ ты не понимаешь, что между нами все кончено"
Однако внизу, на улицѣ, очутившись въ сутолокѣ людей и экипажей, она не выдержала и начала плакатъ. Она опустила вуаль и направилась въ самые узкіе переулки, чтобы спрятаться. Она шла очень быстро, согнувшись, разбитая, и плечи ея подергивались отъ слезъ. Нѣтъ, для нея все темно, что ей теперь дѣлать? Она спѣшила дальше, сошла съ тротуара и пошла прямо по мостовой, шепча и плача. Могла ли она вернуться домой къ Андрею и дѣтямъ? А что если дверь закрыта? У нея было два дня для того, чтобы нанять комнату, а теперь Андрей можетъ быть потерялъ всякое терпѣніе. Она должна спѣшить, дверь еще можетъ быть была открыта!
Каждый разъ, когда она вынимала носовой платокъ, она чувствовала, что у нея въ карманѣ письмо. Это былъ конвертъ со ста кронами, онъ лежалъ за днѣ кармана и шуршалъ… Но, Боже мой, если у нея былъ бы кто-нибудь, въ кому она могла пойти, какая-нибудь хорошая подруга! Изъ всѣхъ знакомыхъ, которые были у нея, она никого не хотѣла видѣть, о нѣтъ, достаточно ихъ было съ нея! Цѣлые дни и годы она была среди нихъ и слышала ихъ разговоры, видѣла ихъ дѣла. Вотъ Мильде, вотъ и Паульсбергъ, вотъ актеръ Норемъ, и Иргенсъ, и Грегерсенъ, всѣ они говорили о своихъ дѣлахъ и другъ друга осуждали. Нѣтъ, нѣтъ, съ этой компаніей она покончила: ничто не заставить ее вернуться туда… И къ Олэ Генрихсенъ вѣдь она тоже не можетъ итти, и просить совѣта? Нѣтъ, нѣтъ, этого она не могла…
Теперь Андрей былъ вѣроятно въ конторѣ; она не видѣла его два дня; какъ-то не случалось, онъ вѣроятно все время былъ занятъ. Она взяла отъ него сто кронъ, несмотря на то, что онъ разоренъ.
Нѣтъ, нѣтъ, какъ она не подумала объ этомъ раньше! Она выпросила у него сто кронъ. "Да", сказалъ онъ, "будь такъ добра, пойдемъ со мной въ контору, такъ какъ у меня нѣтъ денегъ съ собой". И тогда онъ открылъ шкафъ и взялъ сто кронъ, можетъ быть послѣднее, что оставалось въ кассѣ. Прости меня, Андрей! Потомъ онъ протянулъ ей кредитную бумажку и не забылъ сказать "пожалуйста", хотя у него, можетъ быть, и не было больше денегъ. Его волосы слегка посѣдѣли, и онъ имѣлъ видъ, будто провелъ безсонную ночь, но несмотря на это онъ не жаловался. Онъ говорилъ гордо и спокойно. Она удивлялась ему, ей казалось, что она видитъ его въ первый разъ… Нѣтъ, эти сто кронъ она не хочетъ оставитъ у себя; видитъ Богъ, она никогда бы у него ихъ не просила! Можетъ быть, если она принесетъ ихъ обратно, Андрей проститъ ей? Ахъ, если бы онъ это сдѣлалъ! Очень ли она помѣшаетъ ему, если она сейчасъ войдетъ въ контору? Она не будетъ его задерживать…
Фру Ханка вытерла глаза подъ вуалью и продолжала свой путь. Когда она стояла передъ конторой мужа, она поколебалась минутку. А что, если онъ укажетъ ей на дверь. Онъ, можетъ быть, узнаетъ, зачѣмъ она пришла. Нѣтъ, нѣтъ, онъ не укажетъ ей на дверь… Отъ конторщиковъ она узнала, что Тидеманъ въ конторѣ.
Она постучала и прислушалась. Да, онъ сказалъ: войдите. Она тихо вошла. Онъ стоялъ тамъ у конторки и посмотрѣлъ на дверь; тотчасъ же онъ оставилъ перо.
"Прости, я мѣшаю, вѣроятно, тебѣ", сказала она поспѣшно.
"Нѣтъ", отвѣтилъ онъ: "совсѣмъ нѣтъ!"
Она постучала и прислушалась. Да, онъ сказалъ: войдите. Она тихо вошла. Онъ стоялъ тамъ у конторки и посмотрѣлъ на дверь; тотчасъ же онъ оставилъ перо.
"Прости, я мѣшаю, вѣроятно, тебѣ", сказала она поспѣшно.
"Нѣтъ", отвѣтилъ онъ: "совсѣмъ нѣтъ!"
Цѣлая куча писемъ лежала передъ нимъ; онъ стоялъ тамъ высокій и прямой, облокотившись одной рукой о свой столъ. Нѣтъ, онъ не очень посѣдѣлъ! И теперь глаза его не были утомленными.
Она вытащила свои сто кронъ и сказала:
"Я хотѣла вернутъ тебѣ ихъ обратно. Ты долженъ проститъ меня, что я просила у тебя деньги теперь, когда ты такъ въ нихъ нуждаешься: мнѣ раньше это не пришло въ голову. Это было такъ нехорошо съ моей стороны".
"Нѣтъ, дорогая", сказалъ онъ и посмотрѣлъ на нее удивленно, "оставь деньги при себѣ. Сто кронъ больше или меньше ничего не значитъ для дѣла".
"Но будь такъ добръ… Я все-таки хочу тебя попроситъ взять ихъ обратно".
"Да, если онѣ тебѣ ни на что не нужны… Благодарю тебя".
Ахъ, онъ благодарилъ ее. Какъ она была довольна, что у нея еще были деньги и она могла ихъ ему отдать. Она преодолѣла свое волненіе и въ замѣшательствѣ поблагодарила его, положивъ кредитку на столъ.
Она продолжала стоятъ. Когда она увидала, что онъ опять берется за перо, улыбаясь она сказала ему тихимъ голосомъ:
"Прости меня, что это такъ долго тянется… это такъ долго нанять комнату, но…"
Но она не могла больше владѣть собой; голосъ совершенно отказывался повиноваться ей, и она отвернулась, вынимая свой носовой платокъ.
"Но вѣдь это не спѣшно, комнаты?" сказалъ онъ "время терпитъ, не правда ли?"
"Да, да, благодарю, если я только смѣю благодарить".
"Если ты смѣешь? Этого я не понимаю. Вѣдь это не я… Я хочу только способствовать достиженію твоихъ желаній".
Она боялась, что разстроила его, потому она поспѣшила сказать:
"Ну хорошо! Я не думала, что… Нѣтъ, я мѣшаю тебѣ, прости меня!" И она быстро вышла въ дверь.
III
Тидеманъ не зналъ покоя съ тѣхъ поръ, какъ случилось съ нимъ это несчастье. Съ утра до вечера онъ бывалъ на ногахъ, бумаги, счета, векселя, акціи кишѣли вокругъ него, постепенно онъ все приводилъ въ порядокъ. Олэ Генрихсенъ во всякое время, по первому слову, былъ готовъ помочь ему; онъ выплатилъ ему деньги за дачу и взялъ на себя многія изъ его дѣлъ; теперь въ его дѣлахъ было больше порядку.
Обнаружилось, что фирма Тидеманъ не имѣла основного капитала, чтобы работать, хотя у нея была широко раскинута дѣятельность и она дѣлала обороты. Люди еще никогда не слышали о такой безумной покупкѣ ржи, какъ та, въ которую ринулся Тидеманъ. Его или жалѣли, или смѣялись надъ нимъ, — какъ приходилось. Тидеманъ предоставилъ шуму улечься, онъ работалъ, высчитывалъ и все время былъ на ногахъ. Итакъ, у него былъ невѣроятно большой запасъ ржи, которую онъ купилъ черезчуръ дорого. Но рожь всегда была рожью, онъ не могъ сѣсть съ ней на мель, онъ продавалъ ее постепенно и тихо по рыночнымъ цѣнамъ и терялъ свои деньги, не теряя присутствія духа. Его неудача не удручала его.
Теперь ему предстояло еще выдержать послѣдній натискъ американской фирмы, а для этого ему пришлось прибѣгнутъ къ помощи Олэ Генрихсенъ; послѣ этого онъ постарается одинъ вести это дѣло. Его мечтой было сократить дѣло до первоначальнаго его вида, чтобы опять понемножку довести его до высоты. Это ему должно удаться; въ его головѣ были еще планы, онъ не напрасно былъ купцомъ съ самыхъ малыхъ лѣтъ.
Тидеманъ собралъ свои бумаги и отправился къ Олэ. Былъ понедѣльникъ; оба они утромъ отправили свою почту и теперь были свободны. Тидеману нужно было немного попозже пойти въ банкъ, — онъ закрывался въ пятъ часовъ.
Какъ только онъ показался въ дверяхъ, Олэ оставилъ перо и пошелъ къ нему навстрѣчу. Для нихъ всегда было праздникомъ, когда имъ удавалось бытъ вмѣстѣ, тотчасъ же было принесено вино и сигары, все было по прежнему. Тидеманъ не хотѣлъ мѣшать, напротивъ, онъ предложилъ помочь, въ чемъ можетъ; но Олэ отказался, потому что у него не было никакой спѣшной работы.
У Тидемана были съ собой бумаги. Онъ начинаетъ становиться довольно безсовѣстнымъ и приходитъ, какъ только представляется малѣйшій поводъ…
Олэ прервалъ его, смѣясь:
"Ты никакъ не можешь не извиняться каждый разъ".
"Я надѣюсь въ будущемъ рѣже приходить, теперь я освобождаюсь отъ Америки".
Олэ подписалъ и сказалъ:
"Ну, а какъ въ общемъ?"
"Да все по старому".
"Твоя жена еще не уѣхала?"
"Нѣтъ еще, ей довольно трудно найти помѣщеніе. Да, пусть она не стѣсняется временемъ, въ концѣ концовъ она найдетъ гдѣ-нибудь… Что я хотѣлъ сказать? Да, гдѣ фрекенъ Агата?"
"Я этого не знаю. Она пошла гулять, Иргенсъ былъ здѣсь и увелъ ее".
Пауза.
"Ты отказался отъ твоей мысли ограничить свое дѣло", сказалъ опять Олэ. "У тебя еще всѣ твои служащіе?"
"Нѣтъ, я отъ нея не отказался и не откажусь. Я былъ принужденъ оставитъ у себя на нѣкоторое время моихъ людей, я не могъ ихъ сразу разсчитать; они должны имѣть время подыскать себѣ мѣста. Но теперь они скоро уйдутъ, я оставляю лишь одного человѣка въ конторѣ".
"Я повторяю тебѣ, это еще вопросъ, поступаешь ли ты правильно въ этомъ отношеніи, Андрей. Я не хочу пробовать тебя учитъ. Но если ты теперь сложишь руки, послѣ того, какъ ты привыкъ вести большія дѣла, то ты потеряешь кредитъ и тебя отодвинуть въ сторону. Это постоянно такъ бываетъ".
Тидеманъ задумался.
"Да", сказалъ онъ, "мой кредитъ въ данную минуту не великъ. Это правда, но можетъ быть работой я его опять подниму, вѣдь я никого не обманулъ. Нѣтъ, я хочу сократить дѣло, это рѣшено! Я хочу нѣкоторое время имѣть меньше дѣла на рукахъ и до извѣстной степени сосредоточить все вниманіе на нѣкоторыхъ вещахъ. Мнѣ кажется, что это пойдетъ хорошо. Прежде у меня это было въ большихъ размѣрахъ, дѣло было для цѣлой семьи, теперь же это для дѣтей и для меня; но я надѣюсь, что это будетъ такъ же солидно, какъ и прежде".
Они продолжали говорить о дѣлѣ. Тидеманъ приказалъ большую часть ржи смолоть, чтобы облегчить сбытъ, теперь это шло вдвое скорѣе; онъ продавалъ и потерялъ, но все-таки деньги онъ получалъ. Больше не было рѣчи о томъ, чтобы закрыть дѣло; кромѣ того у него зародился маленькій планъ, пока онъ еще не совсѣмъ созрѣлъ, не стоитъ о немъ говорить. Вѣдь не напрасно стоишь изо дня въ день по горло въ дѣлѣ, порой можетъ прійти въ голову удачная мысль. Вдругъ онъ сказалъ:
"Если бы я зналъ, что это тебя не огорчитъ, то я хотѣлъ бы поговорить съ тобой объ одной вещи, касающейся тебя лично… Ты извини меня, что я это говорю, но у меня есть на это свои основанія. Съ нимъ, съ Иргенсомъ… ты не долженъ бы пускать Агату такъ много гулять; фрекенъ Агата гуляетъ очень часто съ нимъ; другое дѣло, если бы и ты ходилъ съ ними. Конечно, въ гуляньи нѣтъ ничего дурного, но… Да, таково мое мнѣніе, не сердись, что я это сказалъ".
Олэ уставился на него съ раскрытымъ ртомъ, потомъ громко разсмѣялся:
"Милый Андрей, милый Андрей, что ты хочешь этимъ сказать? Ты съ такимъ недовѣріемъ сталъ теперь относиться къ людямъ".
Тидеманъ перебилъ его:
"Я хочу тебѣ только сказать Олэ, что это не въ моихъ привычкахъ заниматься сплетнями", сказалъ онъ серьезно.
Пауза. Олэ все смотрѣлъ на него. Что такое съ Тидеманомъ? Его глаза загорѣлись отъ гнѣва и, говоря это, онъ съ шумомъ поставилъ свой стаканъ. Сплетни? Ну, конечно, Тидеманъ не занимался сплетнями, но теперь онъ съ ума сошелъ, совсѣмъ съ ума сошелъ.
"Я очень далекъ отъ того, чтобы имѣть желаніе набросить на кого-нибудь тѣнь", сказалъ онъ, "за фрекенъ Агату я не боюсь, она сумѣетъ поступитъ, когда это нужно будетъ; но тѣмъ не менѣе… Ну не сердись; я не буду больше про это говорить".
"Собственно говоря, ты правъ, могутъ возникнуть всякіе разговоры и сплетни, если прогулки постоянно будутъ повторяться", сказалъ Олэ. "Я объ этомъ не думалъ; но теперь, когда ты это говоришь, то… — Благодарю тебя, Андрей. Я при случаѣ намекну Агатѣ".
Больше объ этомъ не говорили. Разговоръ опять перешелъ на дѣла Тидемана. Какъ онъ теперь устраивается? Онъ все еще обѣдаетъ въ ресторанахъ?
— Да, по временамъ. Что же ему дѣлать. Въ продолженіе нѣкотораго времени ему еще придется обѣдать въ ресторанѣ, а то всякіе разговоры могутъ повредить Ханкѣ. Люди будутъ говорить, что это ея вина, что она послѣдніе годы не вела хозяйства, а вотъ теперь, какъ только она ушла, онъ, Тидеманъ, нанимаетъ кухарку и сидитъ благоразумно дома. Кто знаетъ, до чего могутъ дойти сплетни. У Ханки не много друзей. Нѣтъ, что касается его, люди не должны имѣть поводовъ обвинять… Тидеманъ усмѣхнулся при мысли, что онъ опровергнетъ всѣ сплетни. "Нѣсколько дней тому назадъ она была у меня, она была въ конторѣ", разсказывалъ Тидеманъ.
"Я думалъ, что это опять какой-нибудь счетъ, какое-нибудь несчастное дѣловое письмо — а это была она. Это было нѣсколько дней тому назадъ. Знаешь, что она хотѣла? Она пришла со ста кронами. Да, она сберегла ихъ. Конечно, это, собственно говоря, мои деньги, въ случаѣ чего можно было бы это сказать; но, несмотря на это, она могла вѣдь ихъ оставить у себя. Но она увидѣла, что мнѣ приходится туго… Послѣдніе дни она никуда не выходила; это меня удивляетъ, я этого не понимаю; но дѣвушка говоритъ, что она иногда обѣдаетъ у себя наверху. Кромѣ того, она работаетъ; она постоянно что-нибудь дѣлаетъ".