– То есть обвинение вы не предъявляете? – уточнила Рита. Она с трудом представляла себе чистенького, домашнего мальчика Киру в камере ИВС.
– Ну, все официально: у нас есть постановление о его привлечении в качестве обвиняемого, – пожал плечами начальник отделения. – Желаете ознакомиться?
Рита быстро пробежала глазами стандартный документ, в котором не было никаких деталей.
– Хотите поговорить со следователем? – добавил начальник, видя, что Рита не удовлетворена, а самому ему вовсе не хотелось проводить в компании адвокатши больше времени, чем необходимо. Хотя она, конечно, ничего, симпатичная.
– Жду не дождусь, – сказала Рита, которая в любом случае собиралась это сделать.
Пришлось ждать сорок минут, пока освободится следователь. Света то и дело вскакивала с места и принималась расхаживать взад-вперед по коридору. Мелькание ее худых коленок, торчащих из-под короткой юбчонки, наводило на Риту тоску. Наконец, следователь явился. Выглядел он так, словно только что пробежал десятикилометровую дистанцию – красным и запыхавшимся, что неудивительно при телосложении, как у борца сумо. Интересно, как он вообще справляется? Следователь, конечно, не оперативник, и ноги его не то чтобы кормят, и все же на такой работе, по разумению Риты, стоило больше заботиться о состоянии собственного тела! Узнав, кто она такая, «сумоист» недовольно скривился, даже не пытаясь скрыть неприязнь. Что ж, такова участь адвокатов: как говорит доктор Хаус, вы хотите, чтобы я вас любил или чтобы лечил? У следователей древняя и кровная вражда с представителями ее профессии, а уж если он узнает, что Рита еще и частный детектив… Звали следователя Антон Петрович Семеняга, и он с порога попытался скормить Рите ту же историю про «семьдесят два часа без предъявления обвинения».
– В чем подозревают моего подзащитного? – задала она вопрос.
– В убийстве.
– В уби… да вы с ума сошли!
– А вот и нет, но в данный момент я не намерен вести с вами переговоры, Маргарита…
– Григорьевна.
– Так вот, Маргарита Григорьевна, вам придется подождать предъявления обвинения. А на это у нас есть…
– Семьдесят два часа – я помню.
– Вот и чудесно! – жизнерадостно кивнул следователь. – Нам требуется время, чтобы разобраться. Как только мы все выясним, обещаю: вы будете первой, кому мы сообщим.
«Черта с два!» – пробормотала Рита сквозь зубы. В общем-то, в отделение она пришла, не рассчитывая получить членораздельные объяснения. Она знала, как работают эти ребята. В Америке адвокат может припугнуть полицейских начальников оглаской, притащив журналистов, и заставить давать публичные объяснения. В России дела обстоят иначе. С одной стороны, существует множество ограничений для полиции, которые мешают работать. С другой – в том, что касается нарушения прав человека и элементарной этики, граждане бесправны. Рита поняла, что ей не обойтись без помощи Женьки Фисуненко. Она включила мобильный и отыскала в записной книжке номер приятеля. Он долго не снимал трубку. Наконец, Рита услышала усталый голос:
– Какие проблемы?
– У тебя все в порядке?
– Будем обо мне разговаривать или о тебе?
– Обо мне, – быстро сделала выбор Рита и выложила ему свою историю. Как только она закончила, он сказал:
– Ладно, сделаю пару звонков. Не уверен, что удастся помочь твоему Кире, но, по крайней мере, выясню, в чем его подозревают. Говоришь, паренек чист?
Рита подтвердила.
– Хорошо.
Фисуненко перезвонил через два часа. Все это время Рита со Светой сидели в офисе и глушили кофе чашка за чашкой.
– Значит, так, – начал Женя. – Дела плохи: твой паренек – подозреваемый в убийстве девушки.
– Какой еще девушки?
– Некой Веры Ноткиной.
– Господи! – простонала Рита. – Вера… убита?!
– Знакомое имя? – подозрительно спросил Женя. – Излагай!
Это прозвучало не как просьба. Рите ничего не оставалось, как объяснить Жене, каким образом имя Киры связано с Верой.
– Понятно, – вздохнул Фисуненко. – Все плохо. Твой Кира был на месте преступления. Установить время убийства легко, потому что соседка видела, как он с девушкой поднимался в квартиру. Ее мать пришла полтора часа спустя. Никто не видел, как парень выходил, так что, сама понимаешь. Его отпечатки там повсюду, на бокалах и тарелках – его ДНК… Кстати, жертва задушена полиэтиленовым пакетом.
– Но у Киры нет мотива! – воскликнула Рита. – Зачем убивать девушку, которую он видит второй раз в жизни?
– Отсутствие мотива еще надо доказать, – усмехнулся в трубку Женя. – Человек, дорогуша, виновен, пока не доказана его невиновность, а не наоборот, как пишут в умных книжках. Пареньку придется посидеть, по крайней мере, двое суток. Остается положиться на ребят, которые раскручивают дело. Могу только пообещать держать тебя в курсе. У меня, знаешь ли, и у самого такие проблемы, что и половником не расхлебаешь!
– А что такое? – поинтересовалась Рита сочувственно. Она понимала, что все это время вела себя, как самая настоящая эгоистка.
– Да артист один пропал, – вздохнул Женя. – Кажется, большая звезда. Правда, я по театрам не хожу, но шума много. Ты что, телевизор не смотришь?
– В последнее время мне как-то не до телевизора, – призналась Рита.
– А зря, мужик-то работает в труппе, которая ставит «Призрак оперы». Разве не им ты сдала в аренду театр?
Рита чуть со стула не свалилась.
– Как фамилия мужика?
– Костомаров, – ответил Фисуненко. – Иван Костомаров. Отсутствует больше суток, на репетицию не явился, и родители не знают, где он. Он, конечно, большой мальчик и не обязан всех посвящать, куда собирается и когда вернется, но ситуация выглядит довольно странно. Ненавижу дела об исчезновении! Лично для меня, если уж человек пропал, живым его не найти – в моей практике, во всяком случае, такого не случалось. Одна беда – журналисты сильно шумят и мешают работать. Начальство на меня давит, в общем, дело дрянь!
Рита едва дышала, слушая Женю. Господи, думала она, неужели снова? Она не верила в нечистую силу, но не верила и в совпадения. Неужели театр отца, его любимое детище, дело всей жизни, проклят? Остается надеяться, что Иван Костомаров жив и здоров и что у него есть причины ни с кем не связываться.
– Что теперь с Кирой будет, Маргарита Григорьевна? – услышала Рита робкий голос.
Черт, она же забыла о том, что не одна! Так увлеклась разговором с Женькой и была так взволнована происходящим, что совершенно упустила из виду этот факт.
– Его посадят, да? – продолжала Света.
– Бог с тобой, за что же его сажать, дурочка! Это недоразумение… Вот увидишь, его скоро отпустят!
Успокаивая Светлану, Рита старалась, чтобы ее голос звучал как можно жестче и увереннее. На самом деле она сильно сомневалась в том, что все так и будет. Факты играют против паренька: он познакомился с Верой по заданию, но кто может с уверенностью сказать, что Кире не взбрело в голову убить ее? Возможно, молодые люди поссорились, возможно, все произошло случайно, но девушка мертва! Кира находился в квартире либо в момент убийства, либо ушел незадолго до него, это очевидно. Полиции удобно считать, что Кира убил бедную Веру: он у них в руках, так зачем тратить время на поиск других подозреваемых? Фисуненко сказал, что девушку задушили, натянув ей на голову полиэтиленовый пакет. Очень плохо! Вот если бы ее, например, застрелили, тогда пришлось бы искать оружие, которого у паренька, естественно, не обнаружат. А пакет на голове – другое дело, любой может использовать его в качестве орудия преступления. Отпечатки пальцев Киры, разумеется, нашлись в огромном количестве – разве могло быть иначе? Парень приходит в гости к девушке, естественно, что он трогает какие-то вещи, прикасается к посуде и так далее… И все же – насколько можно ему доверять? Они познакомились несколько дней назад, так почему она уверена в невиновности Киры? Только потому, что он такой молодой и выглядит неопытным?
Рита не могла отделаться от чувства вины, ведь из-за нее Кира вляпался в историю. Что ж, она его втянула, ей и выручать: это дело чести!
* * *Макс жил, как во сне, и никак не мог поверить, что это на самом деле происходит! Семен выделил время, чтобы натаскать Макса для премьеры. Парень вдруг с удивлением осознал, что впервые в жизни делает то, что ему по-настоящему нравится. Макс и не помышлял об актерской карьере – такое не могло прийти ему в голову, учитывая бабушкино воспитание. Она до сих пор не простила его мать за то, как она поступила со своей семьей. Бабушка считала, что проблема заключалась именно в артистичности дочкиной натуры: ее не устраивала тихая обывательская жизнь, которую ведет большинство людей.
Когда бабушка узнала, что внук неожиданно введен в спектакль на одну из главных ролей, она не поверила. Потом, когда все подтвердилось, произнесла обреченно:
– Настасьины гены!
Когда бабушка узнала, что внук неожиданно введен в спектакль на одну из главных ролей, она не поверила. Потом, когда все подтвердилось, произнесла обреченно:
– Настасьины гены!
Единственным, кто приходил в театр так же рано, как Макс, был Андрей – из-за грима. Несмотря на то, что Кожухов формально уволил его в присутствии всей труппы «Призрака», они решили, что кое-какие обязанности все же останутся за Максом, пока Андрей не подыщет замену. Макс по-прежнему отвозил Кожухова на репетиции, но что-то изменилось, и он не мог решить, что с этим делать. Андрей, который раньше большую часть времени был с ним откровенен, вдруг стал осторожен. Он перестал делиться с Максом своими мыслями – они вообще теперь редко разговаривали. Для Кожухова он словно бы перешел в другую касту, где никто не ведет себя естественно и все ждут, когда ты совершишь ошибку, чтобы побольнее ударить.
Большинство артистов отнеслись к тому, что Макс внезапно стал одним из них, положительно. Однако нашлось несколько человек, которые не упускали случая назвать его дилетантом и лишний раз фыркнуть в его сторону, если он что-то делал не так. Макс чувствовал себя не совсем комфортно еще по одной причине. Он не мог не помнить, при каких обстоятельствах его ввели в спектакль: он оказался там только из-за неявки Ивана Костомарова. С одной стороны, в глубине души Макс надеялся, что Иван не появится, ведь Семен мог и передумать, вернуть артиста в труппу. Это означало бы крах всех надежд Макса. Но исчезновение Ивана беспокоило его, заставляя чувствовать себя виноватым. Если бы он знал, что тот жив и здоров, стало бы гораздо легче!
На самом деле у Макса практически не было времени об этом размышлять: он так выматывался на репетициях, что едва доползал до дома и сразу же падал в кровать. Как-то вечером, когда Андрей принимал душ, а Макс релаксировал у телевизора, раздался телефонный звонок. Кожухов почти никогда не подходил к домашнему телефону сам, за него переговоры вели либо Макс, либо Рогнеда Борисовна. Поэтому Макс привычно снял трубку.
– Квартира Кожухова, – сказал он.
– Это кто? – раздался женский голос. – Макс?
– Точно, – ответил он, чувствуя, что голос ему знаком.
– Это Дина. Помнишь меня?
Как Макс мог забыть? Дина была самой интересной девушкой из всех, с кем он знаком.
– Конечно, помню, – улыбнулся он в трубку.
– Представляешь, не могу дозвониться Кожухову на трубку. Что там у него случилось?
Макс вспомнил, что Андрей просил его пополнить счет мобильника, но он замотался и забыл. Пришлось сказать об этом Дине.
– Ладно, проехали, – вздохнула она. – Кожухов с тобой?
– В ванной. Хочешь, отнесу ему трубку?
– Не стоит. Я звоню напомнить о выставке. Скажи ему, что завтра в семь вечера он должен прибыть по адресу, указанному в приглашении.
– Конечно-конечно, – заторопился Макс. – С чего ты взяла, что он забыл? Мы как раз сегодня говорили…
Его пламенную речь прервал серебристый смех на другом конце провода.
– Знаешь, почему ты мне сразу понравился, Макс? – спросила Дина. – Потому что я с первого взгляда поняла, что ты не умеешь врать! Передай Андрею: если он не появится вовремя, может забыть о моем существовании!
Макс пообещал и повесил трубку.
В этот момент из ванной вышел Кожухов.
– Завтра ты идешь на выставку, – сказал Макс.
– На ка… – начал было Андрей, но вдруг замолчал. – Черт! – простонал он. – Когда там все начинается?
– В семь.
– Надеюсь, у тебя есть хороший костюм? Потому что ты идешь со мной.
– Я?
В приглашении значилось «две персоны», но логично было предположить, что Кожухов возьмет с собой даму. Тем не менее Макс решил, что ему будет интересно посмотреть на картины Дины, которых он не видел, да и сама перспектива встречи с такой светлой личностью казалась приятной.
* * *На репетиции Семен загонял труппу до полусмерти, а когда заметил, что Андрей посматривает на часы, устроил ему разнос. Режиссер вопил, что до выпуска спектакля осталось всего ничего, а у них еще «конь не валялся» и «все сачки долбаные»! Ни у кого не осталось ни сил, ни желания демонстрировать обиду. В труппе наступил переломный момент, который приходит по завершении любого проекта. Этот момент называется «скорее бы все кончилось!». Все понимали, что терпеть Семена осталось недолго. Предполагалось, что в январе труппа даст двадцать спектаклей, после чего сделает месячный перерыв. Артисты смогут съездить в отпуск или заняться другими проектами. Если постановка будет успешной, возможно, они поедут на гастроли по России, но пока говорить об этом рано.
Макс знал, что у Кожухова куча планов на «послешоу». Он должен закончить запись диска, а потом лететь в Лос-Анджелес, где подписал контракт на три концерта и диск на английском языке. Потом Андрей возвращается в Москву, где начнется его тур по городам России. И только Макс не был уверен в том, чем станет заниматься после премьеры. Он понимал, что бесполезно разговаривать с Ворошило: тот находился в таком состоянии духа, что мог взорваться в любую минуту и по любому поводу. С утра он успел разругаться с Конюховской, главной костюмершей постановки. Она снова рассказывала артистам о странностях, происходящих в театре, и утверждала, что это проделки Призрака. Семен высказал ей все, что накопилось. Он кричал, что женщина намеренно деморализует членов труппы и что ее не иначе как наняли его, Семена, недоброжелатели, чтобы сорвать его триумф. Он обвинил Конюховскую в том, что она затягивает переделку костюмов Костомарова для Макса, и бедная женщина в слезах укрылась в своей каморке, делясь впечатлениями от скандала со швеями и всеми, кто имел неосторожность зайти.
– Вот Иван пропал – думаете, случайность? – говорила она, хлюпая носом. – Это все несчастный спектакль, не надо замахиваться на нечистую силу!
Разубедить костюмершу невозможно. То и дело она обнаруживает признаки присутствия «призрака» в здании театра: то вещи находятся не там, куда она их положила, то двери не открываются или, наоборот, открываются, когда должны быть заперты. Пару раз пропадали ключи от шкафов, где хранились аксессуары для костюмов, а потом находились в совсем неподходящих местах вроде туалета или грим-уборной. Большинство артистов склонны думать, что у немолодой уже Конюховской произошел сдвиг по фазе вследствие увлечения различными суевериями, но раздражало это одного Семена, который при упоминании о «призраке» мгновенно слетал с катушек.
Каждая репетиция отныне превращалась в пытку. Андрей даже в спортзал перестал ходить, и Люба позвонила поинтересоваться, почему они пропускают тренировки. Трубку, как обычно, снял Макс. Он сказал тренерше, что они чрезвычайно заняты, поэтому им не до занятий спортом. Макс не стал объяснять, что Кожухов после репетиций бухает в баре по соседству. Он говорил, что для него это – единственный способ расслабиться после напряженной работы и Семеновых придирок. Макс сопровождал его, хотя Кожухов и считал это необязательным.
– Ты же у нас теперь звезда! – начинал Андрей после пары рюмок текилы. – Зачем тебе со мной возиться?
Саркастические замечания так и сыпались из Кожухова. Иногда они оказывались обидными, и будь у Макса другой характер, а его уважение и привязанность к Андрею немного поменьше, он бросил бы его в баре, позволив напиться до потери пульса. Но Макс чувствовал, что причины состояния Кожухова заключались вовсе не в напряге от репетиций и невыносимости Семена. Андрея беспокоило что-то, о чем он Максу не говорил. Недавно звонили из полиции по поводу несостоявшегося наезда около спортивного клуба. Они нашли разбитый внедорожник на выезде из города, но не удалось установить владельца. Машина оказалась контрабандной, и, как выяснилось, ее угнали из Финляндии три месяца назад. Кроме того, однажды Макс слышал, как Андрей орал на кого-то по телефону, называя его «ненасытной свиньей». Закончив разговор, музыкант швырнул трубку об стенку, и «Нокия» стоимостью в двадцать пять тысяч раскололась надвое.
Макс с нетерпением ожидал выставки, так как успел заметить, что художница действует на Кожухова благотворно. Он надеялся, что в обществе Дины Андрей расслабится. Макса занимали отношения этих двоих. С одной стороны, они, похоже, любовники. С другой – их встречи слишком редки, чтобы говорить о серьезных чувствах. Скорее, друзья-любовники, решил для себя Макс.
Наконец, долгая репетиция закончилась. Когда Макс с Андреем выскочили из здания театра, часы показывали без четверти семь. Это означало, что они опоздают: час пик и повсюду пробки. Когда они подъехали к выставочному комплексу, мероприятие уже началось.
– Она меня живьем слопает! – простонал Андрей, сбрасывая пальто на руки гардеробщицы, которая при виде знаменитости выскочила из-за стойки, горя желанием услужить.
Войдя в зал, Макс обалдел от количества народа. В толпе виднелись знакомые по телеэкрану лица: артисты, политики, шоумены, ведущие развлекательных программ и просто «светские львы», для которых посещение модных мест и событий – дело чести. Макс сразу заметил Дину. Она стояла, разговаривая с огромным качком, в котором он узнал мужа эстрадной звезды. На художнице красовался странный балахон грязно-серого цвета, поверх которого она набросила шифоновую накидку без рукавов, переливающуюся всеми цветами радуги. При виде долгожданных гостей Дина улыбнулась и, оставив качка в полном недоумении, ринулась к ним через весь зал.