– Ух ты, как тебя пришкварило!
– На переезде… хотел воды набрать… – отрывисто проговорил Степан. – Бултышку вспугнул. Прямо в рожу брызнула, гадина…
– И ты еще за руль сел?!
– Я промыл, вроде полегче стало. Думал, доберусь кое-как. А сейчас накрыло так, что говорить больно. Свет в глазах меркнет.
Он голосом имитировал боль и наступающую слабость, плавно входя в роль.
– Двигайся, я тебя в больничку подкину. Тебя лечить срочно надо, пока не раздуло.
Степан переместился на пассажирское сиденье, успев из-под ладоней глянуть на своих спасителей. Один по-хозяйски устраивался за рулем, второй просто повис на ступеньке снаружи, не выпуская из руки глиняную кружку с пойлом.
– А под этим делом за руль разве можно? – поинтересовался Степан.
Погранцы дружно расхохотались.
– Молодец, застава. Ему больно, а он шутит. Уважаю, товарищ штабс-капитан!
И вновь «спиртовка» поскакала по камням мостовой. Обитое кожей сиденье чувствительно поддавало под зад. Степан понимал, что боевая техника должна быть простой и аскетичной, но здесь аскетизм вывели в степень абсолюта. Вся кабина была металлическая. Кожаными оказались только сиденья и оплетка на руле. И еще имелся деревянный набалдашник на каком-то рычаге.
Наконец машинка подъехала к госпиталю. Сквозь кованые ворота был виден широкий двор, заставленный одинаковыми брезентовыми палатками. В глубине светлело небольшое двухэтажное здание. И больше никаких капитальных построек, не считая будки охраны да еще пары деревянных сортиров и сарая.
Здесь Степан решил играть роль в полную силу. Он зажмурил глаза и поклялся себе их не открывать, чтобы не расколоться на какой-нибудь мелочи.
Послышались новые голоса, приветствия, знакомое «Здорово, застава»… Степана взяли под локоть, повели. Попросили документы, поинтересовались, сможет ли он сам раздеться.
Наконец уложили на койку в палатке. Пришел врач, осмотрел ожоги, дал указания фельдшеру обработать кожу мазью. Спросил, может ли Степан открыть глаза. Тот помотал головой и пожаловался на боль.
Пока все шло по плану.
И все равно Степана не покидало чувство, что этот балаган вот-вот раскроется самым нелепым и непредсказуемым образом.
– Я посплю, можно? – спросил он.
– Не можно, а нужно. Спать, господин штабс-капитан, – это ваше основное занятие на ближайшие три – пять дней.
«Вот опять недоработка… – мелькнула мысль. – Как у них правильно обращаться – господин или товарищ?»
Потом была мазь с травяным запахом, пара стаканчиков какого-то терпкого настоя, и наконец все ушли.
Дождавшись, когда вокруг окончательно стихнет шум, Степан наконец приоткрыл глаза. Оказалось, изображать незрячего – утомительное занятие.
Он осторожно осмотрелся. Его поместили в четырехместную палатку, где больше никого не было.
«И слава богу. Не хватало мне только какого-нибудь болтуна в соседи, который быстро меня раскусит».
Он провалялся около часа, думая, как выдержать столько дней абсолютного безделья. Даже книжку не почитать. Может, заняться физкультурой, поприседать, покачать пресс – живот подтянуть, кстати…
Только неизвестно, как к этому отнесутся здешние целители. Вроде этот яд должен угнетать физическую активность. С физкультурой это не вяжется, что и говорить.
Степан наконец заснул. Его бесцеремонно разбудили, когда пришло время ужина. Дали две кружки – в одной каша, в другой – какое-то питье. От помощи Степан отказался, кормиться с чужих рук он не хотел.
Потом – снова мазь, настой. На ночь фельдшер замотал ему голову марлей, чтобы не обтирать целебный состав о подушку.
– До горшка-то дойти сил хватает? – поинтересовался он перед уходом.
– На это уж всегда хватит.
– Не скажи. Мне вот сейчас из-под двоих бедолаг утки доставать.
– Неприятно, наверно?
– А что делать?
И снова Степан легко заснул. Возможно, причина этого заключалась в стаканчике с терпким питьем.
Утром после завтрака случилось волнующее событие: визит инспектора из оперативного бюро. Впрочем, волновался Степан зря – все прошло очень легко.
Фельдшер снял бинт с лица и откинул полог палатки, открывая доступ свету.
– Ваш боец?
– Точно, наш. Знаю его, Борька Зайцев, капитан. Даже кровь проверять не буду.
– Вещи, документы, оружие – забираете?
– Да пускай у вас лежат. Напугали вы меня, ребята. Я уж подумал, вы меня труп опознавать позвали. Ау, Борис, слышишь меня?
Степан проворчал что-то и попытался отвернуться от света, к стене.
– Он еще пару дней такой квелый будет, – пояснил медик.
– Ну, лечите парня добросовестно, он нам еще пригодится. Пошел я, удачи.
– Бывай-послужим.
Фельдшер остался, чтобы в очередной раз испачкать Степана мазью.
– Слышь, капитан, а ожоги-то проходят, – удивился он. – Ты, считай, легко отделался. На ночь поставим компресс, а завтра начинай помаленьку глаза открывать.
– Вы меня сразу выпишете? – сорвалось у Степана.
– Да нет, лежи, отдыхай, если хочешь… Только скучно у нас. Ребята обычно к своим скорей торопятся.
Степан что-то пробурчал. Он только что сообразил, что проявил подозрительную бодрость, вступив в разговор из полусонного состояния.
В очередной раз он ненадолго заснул. Разбудил его непонятный шорох. Рядом кто-то был.
Очень осторожно, стараясь не выдать себя, Степан приоткрыл один глаз.
И тут он увидел такое, от чего чуть не вскрикнул в испуге.
Возле выхода стоял человек, он осторожно переливал содержимое ночного горшка в ведро.
Тело его было странным образом опухшим и перекошенным. Сквозь широкую серую рубаху проступали продолговатые бугры толщиной, наверно, с ногу взрослого человека. Они даже ветвились, напоминая корни старого дуба.
И что самое страшное – они шевелились, дрожали и пульсировали, словно огромные черви.
Степана холодный пот прошиб. Он ко всякому был готов, но не к тому, что в палатку заглянет такое вот чудовище. При этом он был уверен, что это не болезнь, не уродство, а что-то совсем другое – зловещее и нечеловеческое.
Человек вдруг поставил ведро, быстро сунул руку под рубаху и начал чесать себя широкими частыми движениями – словно белье на доске стирал.
И снова Степана пробила испарина – из-под рубахи раздался крысиный писк.
Он лежал, боясь дышать. Ему была страшна сама мысль, что жуткий гость обратит на него хоть какое-то внимание.
Но тот взял ведро и ушел.
Степан протяжно выдохнул. Он бы отсыпал горсть своих золотых запасов, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах это чудище не подходило к нему ближе километра.
День прошел сонно и бестолково, впрочем, другого ожидать было бы глупо.
А вечером случилось то, чего Степан и боялся.
* * *– Здорово, застава! Гостей принимаешь?
В проходе стоял щуплый парень с рюкзаком на плече. Рыжие волосы выбивались из-под берета, лицо светилось бесшабашной улыбкой.
Степан как стоял, так и замер.
Гость застал его в тот момент, когда он поднялся с кровати и разминался после очередного пробуждения.
Степан смотрел прямо на него – бодренький, как огурчик. Он просто не успел притвориться слепым и слабым.
– Меня сюда определили на процедуры, – пояснил парень. Потом небрежно отдал честь и выпалил: – Ротный старшина Максим Егоров, служба огневого обеспечения дивизиона!
– Э-э… Борис. Борис Зайцев, штабс-капитан. – Про оперативное бюро он уточнять не стал. Брат доходчиво пояснил, что светить без дела свою воинскую профессию у них не принято.
– Ух ты. Давно вы тут, товарищ капитан?
– Пару дней.
«Все-таки товарищ. Надо запомнить».
Старшина пригляделся, заметив следы ожога на его лице.
– Так в вас бултышка плюнулась, я гляжу? Я тоже раз нарвался. Три дня спать не мог от боли и потом еще неделю с повязкой на глазах лежал. А у вас как, быстро прошло?
– У меня счастливый случай. – Степан с досадой констатировал, что в первую же минуту поставил себя на грань провала. – Врачи говорят, легко отделался.
– Ну и хорошо! – Парень бросил рюкзак на кровать. – У меня тоже отравление, говорят. Сыпь какая-то, понос. В рейде водички попил из ручья, называется. Первую ночь вообще с толчка не слезал. К обеду полегчало, а командир говорит – вали ты отсюда, Егоров, со своими глистами, не порть роте аппетит.
Степан не знал, что отвечать. Он боялся что-нибудь сморозить.
– Слушай… э-э… Максим. Я лягу поспать, мне тяжело еще… разговаривать.
– Да я понимаю, товарищ капитан! Спите на здоровье! – Он вдруг поперхнулся, сморщился и пощупал горло. – Паршиво как-то в животе. И во рту как коты насрали.
Зашел фельдшер, осмотрел лицо Степана, хмыкнул.
– Капитан, я мазь оставлю, сам себя обслужишь, если зуд начнется. Ты вроде совсем уже на поправку пошел. Глаза открывать пробовал?
– Пробую. Кое-что вижу, но еще больно. – Степан порадовался, как ловко обезопасил себя от неосторожных слов и поступков.
– А ты… – Медик повернулся к старшине. – Ты пока пей воды побольше. Завтра решим, чем тебя лечить.
– Ужин скоро?
– Жди – и дождешься, – буркнул фельдшер и ушел.
Максим скинул ботинки и растянулся на кровати, не раздеваясь.
– Ну и дела пошли, да, товарищ капитан?
– Ты о чем? – хмуро спросил Степан.
– Да я про переговоры на пустошах. Кочевники вообще оборзели! Министра на хер послали. У вас там знакомых не было?
– Где?
– В сопровождении. Их же наши ребята охраняли, погранцы. Вы там никого не знаете?
– Нет.
– Жалко. Интересно знать, как на самом деле было.
– Я не знаю.
– Ой, простите, я ж вам спать мешаю. Все, молчу-молчу.
Но молчал он недолго. Минуты две.
– Как вы думаете, товарищ капитан, война будет?
– Не знаю.
– А я думаю – будет, товарищ капитан. Только кому тут воевать? Гвардейцы маршируют красиво, а больше ничего не умеют. Опять мы. За дополнительную плату, конечно. А вы эту историю про ножи слыхали, товарищ капитан?
– Какие ножи?
– Это еще когда генерал Бабичев был… Вы его не застали? Ну так вот. Рассказываю. Генерал потребовал, чтобы дивизион бесплатно состоял на продуктовом довольствии у министра обороны. Ну, типа, мы у вас служим, вы нас кормите. Они в отказ. И тогда наш генерал говорит: у нас солдатам выдают такие ножи. И показывает швейцарский ножик. Типа, тут и штопор, и пилка для ногтей, и зубочистка. У гвардейцев глаза загорелись. В общем, доставили партию этих ножиков. С тех пор питаемся за счет местного государства.
– Смешно…
– Ага… зато теперь все с ножиками… ох, черт…
Старшина вдруг закашлялся, вскочил с кровати. Через секунду Степан услышал, что его вырвало.
– Простите, товарищ капитан… Что-то накатило… Сейчас приберусь.
– Не напрягайся. – Степан поднялся, выглянул из палатки. – Санитар!
– Эге! – донеслось спустя секунду.
– Помощь нужна!
Степан упал на кровать, отвернулся к стенке.
– М-да, колбасит… – виновато обронил Максим.
Раздались шаги, в палатку кто-то вошел, гремя ведром. Степан повернулся… и его снова пробила испарина.
Тот самый урод с буграми на туловище. Теперь Степан видел его лицо – вполне себе человеческое, обычное.
– Чего тут? – буднично спросил он.
– Вон… стошнило, – виновато отозвался старшина.
– Ложись. Сейчас приберем.
Степан поспешно отвернулся. Он лежал и ждал, когда монстр покинет палатку. Его присутствие плохо влияло на самочувствие и настроение.
Наконец уборщик ушел.
– Слушай… – проговорил Степан. – А что это с ним?
– А что такое? – удивился Максим.
– Что у него на теле?
– Так пиявки же!
– Ничего себе пиявки!
– А вы ни разу не видели? – искренне удивился старшина.
– Нет… первый раз.
– Это ж пиявки из Оливии. Вы не знаете? Их там едят, они больших денег стоят. А лучше всего отжираются на человеческой крови. Некоторые даже на этом зарабатывают – носят пиявок на себе и откармливают. Продают за хорошие деньги. А этот пацан – он же штрафник. Штрафников иногда заставляют пиявок кормить.
– Жуть какая…
– Ага. Главное, пиявка – она жрет все, что дашь. Ты ешь, а она из тебя сосет. Все, что заработал, съел – пиявка отбирает. Да-да, такое наказание. А вы разве не слышали?
– Я… я тут недавно.
– А, понятно! Тут вообще приколов много. Вы, значит, новенький…
Старшина примолк, глядя в потолок.
– Ой, товарищ капитан… а я не понял. – Он вдруг сел на кровати. – Вы говорите, новенький. А когда ж капитаном успели стать?
«Чертов кретин… – подумал про себя Степан. – Кто за язык тянул?»
– Да я в другом месте раньше служил, – нехотя ответил он.
– А где? Нет, правда интересно!
– Ну, много где… – Степан лихорадочно придумывал, как ему выкрутиться. – Полярный экспресс обслуживал, – вдруг осенило его.
– Ни фига себе! – У старшины загорелись глаза. – И вы были в высокогорьях, где мороз?
– Да… бывал.
– Расскажите! Там правда от холода деревья взрываются? А мне говорили, даже зубы могут треснуть, если рот откроешь.
– Всякое бывает. Слушай, Максим, я посплю. Устал что-то…
– Ох, простите, товарищ капитан. Все, молчу.
«Вот и молчи, – подумал Степан. – И я буду молчать».
Он вспомнил, что важнейшим правилом Борис называл молчание. Сегодня Степан несколько раз это требование с блеском нарушил.
* * *Утром Степан обнаружил себя в пустой палатке. Вещи Максима валялись на кровати, но сам он куда-то пропал.
Время было позднее, завтрак уже разнесли, но есть особо и не хотелось. Так, чаю стакан выпить разве что…
Степан вылез из палатки и присел на бревно, особо не скрываясь. Все и так уже знали, что он быстро идет на поправку, что может смотреть, ходить и обслуживать себя самостоятельно.
Показался фельдшер, поприветствовал взмахом руки. Затем сел рядом, доставая сигареты.
– Оклемался, капитан?
– Да вроде того.
– И чего? Выписываться будешь или позагораешь тут еще?
– Положено лежать – буду лежать.
– Надо же, какой дисциплинированный больной… А у нас сегодня пятеро пациентов уже сорвались в части.
– В смысле?
– Черт его знает… Какой-то кипеж в дивизионе. Ночью приказ поступил – откомандировать двух полевых врачей в распоряжение оперативного штаба.
– Хм… – пожал плечами Степан.
– Что-то будет… – вздохнул медик. – Точно говорю, что-то готовится. Не зря вся эта возня последние недели.
– А мой сосед? Он тоже… в часть сорвался?
– Кто, старшина-то? Да нет, отпросился куда-то с утра. А нам-то что – пусть гуляет. Слышь, ты сходи в столовую-то. Там еще какао оставалось, булку возьмешь.
– Ага. Дай закурить, что ли…
Степан сам не понимал, почему вдруг в нем поселилось какое-то странное беспокойство. Вроде ничего не произошло, дурных новостей нет – а сердце не на месте.
С медиком он говорил уже вполне спокойно, не боясь неудобных тем. Если разговор и зайдет не туда, можно просто пожаловаться на усталость и уйти.
Инструкции Бориса он, конечно, нарушал. Но Борис, видимо, не представлял, каково это – целыми днями изображать бесчувственное немое бревно.
Фельдшер ушел, забыв у Степана свои спички. Тот сунул их в карман-клапан на штанах, намереваясь вернуть при случае.
«Самому, что ли, сходить погулять?» – мелькнула шальная мысль.
Он вернулся в надоевшую палатку и обнаружил там Максима.
Старшина был чем-то возбужден, он торопливо запихивал вещи в рюкзак.
– Я ж вам говорил, товарищ капитан, что война будет! – воскликнул он чуть ли не с радостью.
– Не ори. Что случилось?
– А вы и не в курсе? Кочевники вчера вечером атаковали дипломатическую экспедицию! Говорят, наших погранцов накрыло, человек тридцать – в клочья! Готовится ответный удар по полной программе.
– И чего ты радуешься?
– А я и не радуюсь. Я валю отсюда. Только что – с мобпункта, вот! – Он гордо показал ворох каких-то бумажек.
– Что это?
– Записался в Первую экспедиционную бригаду, стрелком-огнеметчиком.
– Не страшно?
– А чего бояться? Кечвегов резать королевская гвардия пойдет. А нам по флангам сидеть и тех, кто расползается, отстреливать. Как в тире! Уже утром будем на позициях, мне сказали.
– Кечвегов, ты сказал? – Степан вдруг похолодел.
– Да, племя такое. Сначала из пушек и огнеметов их накроют, одним залпом с говном смешают, будьте уверены, товарищ капитан. Потом пойдут газовые танки. Потом гвардейцы прочешут, что осталось, добьют недобитых. А мы – как бы в оцеплении. Нам в атаку идти статус не позволяет.
– Тебе в самом деле туда хочется?
– А кому не хочется, за тройную-то оплату? Туда еще не всех берут, меня знакомый пристроил. Хотите, и за вас словечко замолвлю, а, товарищ капитан?
– Нет, спасибо… – пробормотал Степан, садясь на кровать. – Постой, а зачем они напали?
– Дикари же, – пожал плечами старшина. – Нам-то какое дело, это их терки. Я, если хотите знать, товарищ капитан…
Он вдруг уронил рюкзак, согнулся пополам и зашелся в диком кашле. Изо рта полетели какие-то черные клочья – его рвало одновременно с кашлем.
– Да что с тобой опять! – Степан вскочил и попробовал усадить Максима на кровать, но того согнуло судорогой.
Степан выскочил на улицу.
– Врача, срочно!
Почти сразу прибежал фельдшер.
– Опять тебя разобрало, – всплеснул он руками.
Максим уже прокашлялся, он сидел на кровати бледный как мел, руки крупно тряслись.
– Уже прошло, товарищ военврач… – едва выдавил он. – Сейчас посижу только… мне ехать надо…
– Куда тебе ехать, болван! – заорал фельдшер. – А ну пошли со мной! Идти можешь?
Идти старшина мог, хоть и на подгибающихся ногах. Степан остался в палатке один.
С минуту он взволнованно ходил туда-сюда, прикидывая и считая.
«День на дорогу и два дня там. Именно сейчас Борис должен находиться в племени. Возвращаться он собирался только завтра, а то и послезавтра…»