«День на дорогу и два дня там. Именно сейчас Борис должен находиться в племени. Возвращаться он собирался только завтра, а то и послезавтра…»
У Степана вспотел лоб. Выходило, что обещанный залп из пушек и огнеметов накроет ничего не подозревающего Бориса вместе с племенем кочевников завтра утром.
И что делать? Как предупредить брата, чтобы бежал оттуда со всех ног?
Вдруг стало ясно: Степан обречен сегодня вот так сидеть, трястись и думать о том, как бомбы валятся на брата. Это было невыносимо.
Не было ни единого способа повлиять на приближение беды. Не идти же в штаб с уговорами, чтоб они подождали пару дней!
Но и сидеть без дела невозможно. Отсюда вывод: надо что-то делать. Что угодно. Любую ерунду, любое безумие. Только не сидеть сложа руки.
Для начала – хорошо подумать. Правда, собственное состояние склоняло скорее к паническим мыслям, чем к разумным. Значит, надо успокоиться…
Взгляд Степана вдруг упал на стопку бумажек, которые притащил старшина из мобилизационного пункта.
Мгновенно промелькнула смутная мысль, настолько дурная и сумасбродная, что Степан сам на себя разозлился.
Но прошла минута, другая… И вдруг стало понятно, что других мыслей попросту нет. И не предвидится.
Он бросился перебирать бумаги.
Талон на питание… талон на боекомплект… бланк назначения на должность… пропуск в боевой эшелон…
Только на бланке назначения была проставлена фамилия старшины. Но, быть может, эта бумажка и не понадобится?..
Степан опустил руки с бумагами и уставился в пустоту.
«Ты идиот? – спросил он сам себя. И тут же ответил: – Да, идиот. Вне всякого сомнения».
Часть 2. Рейд
В бродячем селении всегда что-то грохотало. Здесь и представить было невозможно ту сладкую щемящую тишину, которая накатывает вечерами на среднерусские деревни и поселки.
Передвижной завод кечвегов жил в пустынных долинах Эль-Пиро как большой корабль. А точнее, целая эскадра. Здесь всегда кто-то бодрствовал, нес вахту, и всегда для любого находилась какая-то работа.
Борис лежал на кровати и рассматривал острое плечико Тассии, выглядывающее из-под легкого одеяла.
Сама она, обессиленная, изможденная долгожданной встречей, отвернулась и глубоко дышала. Не спала, просто наслаждалась отдыхом.
Сейчас ей было меньше тридцати, и она выглядела чудо как свежо и молодо.
Но Борис знал, что это ненадолго. Воздух Центрума умел внезапно превращать сильных цветущих людей в блеклых вялых манекенов. Хотя некоторым и удавалось этого избежать.
Он легко провел пальцами по плечу Тассии. Плечо чуть шевельнулось в ответ.
– Эй! – прошептал Борис. – Ну, повернись ко мне.
Большие глаза заблестели рядом в полумраке, теплое дыхание коснулось лица.
– Надо уходить, – прошептал Борис. – Уйдем вместе, втроем. Будем жить как в раю.
– Мы с тобой и так в раю, – ответила Тассия.
– Ты же знаешь, скоро здесь будет ад. Времени на разговоры уже нет.
– Я поступлю так, как решат наши мужчины.
Борис подавил в себе раздражение. Что ни говори, а многие обычаи кочевников то и дело хотелось назвать дикарскими.
– Ты обещала подумать обо всем раньше. Я же говорил, что не буду здесь вечно. Мое время уходит. Пока я – здоровый и сильный. Но пройдет несколько лет, и я начну разваливаться на куски. Эта земля медленно убивает всех нас, в том числе и тебя.
– А если твоя земля убьет меня еще быстрее?
– Нет! Ты просто не видела ее…
– И не увижу. Ты же знаешь, нам не позволено пересекать Врата.
– Я об этом позабочусь, потом. А сейчас речь о другом – вам нужно спасать свои жизни. Кечвеги не переживут вторжения, вас слишком мало. На вас будут вести охоту еще много лет, пока не раздавят последнего.
– Значит, так тому и быть.
Раздосадованный Борис откинулся на горячей простыне, глядя в полумрак. Он был бессилен что-то доказать. Помимо простой целесообразности этими людьми управляло что-то еще – некие реликтовые нормы поведения, по которым тут жили сотни лет назад – еще в те времена, когда край Эль-Пиро было центром людных городов и широких дорог.
– Я поговорю с вашими мужчинами.
* * *– Командор Синбай и совет племени ждут вас, господин офицер. – Пожилой распорядитель открыл перед Борисом железную дверь, пропустил его вперед и вошел следом.
– Доброго дня, командор, – чуть поклонился Борис.
– Привет, пап, – ответил звонкий мальчишеский голос.
Синбай лежал на железном полу, расставляя перед собой крошечных серебряных солдатиков. Взгляд его был серьезен, словно он и в самом деле руководил битвой.
– От меня что-нибудь нужно, командор? – чинно поинтересовался распорядитель.
– Нет, не надо ничего, – отозвался мальчишка. – Мы так поговорим…
Они остались одни в гулкой каюте с железными стенами. Сюда тоже доносились грохот и лязганье.
– А где же Совет? – спросил Борис. – Где все ваши старейшины, инженеры, мастера?
– Они нам не нужны. Все и так ясно, пап. Хочешь молока?
Синбай легко вскочил и сел за стол, поджав под себя ноги. Взял темную железную кружку, отпил густого козьего молока. Борис уселся напротив, разглядывая заметно подросшего и изменившегося мальчишку.
– Синбай, ты понимаешь, что происходит?
– Понимаю, пап.
– Вы все можете погибнуть в ближайшие дни. В правительстве Хеленгара готовится убийство вашего народа.
– Нас многие хотят убить.
– Не будь дураком. Придет целая армия, с танками, ракетами и огнеметами. Металл будет плавиться, а земля – гореть! Тебе не жаль себя, маму?
– Всех жаль, конечно…
– Вы должны уйти со мной. Предупреди своих, а сам уходи. Я проведу вас через безопасные места, прикрою, выручу.
– Па-ап… – Синбай совсем по-взрослому поморщился. – Я же командор! Значит, вождь. Разве вожди убегают с войны?
– Да не будет никакой войны! Вас просто выжгут с безопасного расстояния.
– Пап, мы не дадимся. Мы двести лет с кочевыми бандитами бьемся, кой-чего можем. Не, даже не уговаривай. Я с нашими останусь, не буду бегать и прятаться. Ты лучше маму уведи куда-нибудь.
– Н-да… Только вот мама без тебя не уйдет…
Борис с досадой посмотрел в потолок.
– Думаешь, ты такой храбрый? А может, просто глупый?
– Не, я не храбрый, пап. Я – как все, обыкновенный.
– Ты хоть понимаешь, что я совершаю предательство, находясь здесь?! – В Борисе начала закипать злость.
– Ну и что? Ты же нас с мамой не предашь?
– Вас – нет, – остыл Борис. – Вы, наверно, единственные, кого я никогда не предам.
– Вот и хорошо.
– Ничего хорошего. Если что-то с вами случится… Я ведь жить не смогу! Как я себе в глаза смотреть буду, если знаю, что мог помочь – и не помог?!
– Ты хочешь помочь?
– Да! Очень хочу!
– Ну, если вправду хочешь… – Синбай отставил кружку и ясными глазами посмотрел на отца. – Тогда оставайся с нами.
– Как? Я не понял… – растерялся Борис.
– Чего не понял-то? Просто оставайся насовсем. Не уезжай.
* * *Снова вокзал…
На этот раз Степан пересекал его не в образе истерзанного бродяги, а в форме офицера-пограничника, с пистолетом на поясе.
Разница была налицо. Теперь к нему никто не лез и не хватал за рукава. И в глаза предпочитали не смотреть.
Воинский эшелон отходил с дальнего пути, подходы к которому охранялись патрулями. Степан встал чуть поодаль, делая вид, что копается в рюкзаке. На самом деле он исподтишка наблюдал, как работает охрана.
Работала она вполне себе расслабленно. Бойцы вразвалочку подходили с разных сторон с пропусками в руках. Патрульные удостоверялись, что нужная бумажка есть, и небрежными кивками пропускали всех, не вчитываясь в документ, не проверяя фамилий и печатей.
Степан приготовил украденный у старшины пропуск, собрался с духом. Все, что требовалось, – спокойно пройти мимо патруля, помахав бумажкой. Только бы не выдать себя какой-нибудь нечаянной глупостью.
Он двинулся, постаравшись сделать лицо скучающе-безразличным. Приблизился к патрулю, помахал пропуском и уже почти вышел на платформу, как вдруг услышал за спиной удивленный голос:
– Товарищ штабс-капитан, а вы куда?
Сердце оборвалось. Мозг лихорадочно заработал – как выпутываться? Только вот работал он вхолостую, в голову ничего не приходило.
– Что-то не так? – Степан покосился на пограничника, стараясь сохранять спокойствие.
– Вам тут весь поезд обходить придется, – добродушно усмехнулся пограничник. – В офицерские вагоны вход с другой стороны.
– А… спасибо… – пробормотал Степан, едва удержавшись, чтобы не сказать «извините».
– Ага… Вон, через пути и вдоль состава. Там увидите комендантскую команду.
На ватных ногах Степан поплелся в указанном ему направлении. Упоминание комендантской команды ничего хорошего не сулило. А вдруг они там начнут вычитывать его документы до последней буквы? Или задавать неудобные вопросы?
Но ничего подобного не случилось. Команда состояла из пожилого железнодорожного офицера и пары бойцов, которые безучастно курили поодаль.
– Прошу вас, господин штабс-капитан, – проговорил железнодорожник, едва взглянув на пропуск. И жестом предложил заходить в вагон.
«А теперь я господин… Как бы уже определиться?»
Степан вскарабкался по лестнице и оказался в просторном проходе. В непривычно широком вагоне купе располагались по обеим сторонам. Вернее было бы назвать их плацкартой – вместительные отсеки, отгороженные от прохода тяжелыми шторами.
Стоял гам, смех, звон посуды – офицеры весело готовились к дороге. Степан не знал, куда ему приткнуться.
– Здесь свободно, капитан, – кивнул ему какой-то лопоухий с непонятными вензелями на погонах. – В карты играешь?
– Я бы поспал… – дежурно проговорил Степан. – Глаза слипаются.
– А чего так? Вечер удался?
– Ну… так… – невразумительно махнул рукой Степан, присматривая свободную полку.
И в следующую секунду ощутил мощный шлепок по плечу.
– Здорово, разведка! – На него весело смотрел незнакомец с закрученными по-гусарски усами. – Не думал тебя в этом скотовозе увидеть. Вас разве не отдельными курьерскими перевозят?
– Здорово… – промямлил Степан. – Да я… вот…
– Отстал от своих, что ли? Э, а что это с тобой? – Усатый присмотрелся к его лицу. – Это же бултышка, нет?
– Да. Я из госпиталя и сразу сюда, – с облегчением проговорил Степан.
– Вечно вам не сидится. Отдыхал бы, лечился.
– Я как раз отдохнуть хотел. – Степан закинул на полку рюкзак. – А то завтра трудный день.
– Ну, давай, релаксируй… – разочарованно вздохнул усатый. – А я-то думал, сейчас воспрянем, как раньше бывало.
– Потом, – пообещал Степан и взобрался на полку, оставшись наконец в относительном одиночестве.
Когда сердцебиение пришло в норму, он себя даже похвалил. До сего момента удавалось ловко выходить из всех опасных положений. И даже встреча с усатым «гусаром», явно перепутавшим его с Борисом, не вызвала осложнений.
Можно и расслабиться. В вагоне стоял уютный и умиротворяющий гомон. Хотелось прикрыть глаза и дремать, представляя, что едешь, например, на море в отпуск.
Но, увы, Степана ждал вовсе не отпуск.
«Куда тебе несет, идиот? – задавал он сам себе вопрос. – Что ты сделаешь, когда приедешь? Остановишь войска? Закроешь грудью огнеметные батареи? Чем ты вообще можешь помочь Борису? Ты только и способен, что попадать в неприятности. И на этот раз останешься с ними один на один – оберегать тебя некому…»
«Зато я не сижу на месте и не схожу с ума от собственного бессилия и никчемности, – утешал Степан себя. – Я двигаюсь, что-то предпринимаю, а там посмотрим…»
Почему-то вот это неопределенное «а там посмотрим» действовало как успокоительное. Впрочем, Степан прекрасно осознавал – в его ситуации это было все равно что понадеяться на авось…
А больше ему надеяться было не на что.
* * *За все время пути Степан высунулся с полки лишь однажды, когда по вагону разносили ужин. Ему действительно хотелось есть, иначе он не стал бы лишний раз мелькать лицом, рискуя встретиться с очередным «знакомым».
Все обошлось. Поезд, ровно покачиваясь, катился вперед, паровоз оглашал степь мощным гудком, а солнце клонилось к закату. Офицерские вагоны шли последними, поэтому копоть из паровозной трубы до них почти не долетала.
Прошла ночь, и вновь поднялось солнце, когда состав заскрипел тормозами и, мощно содрогаясь, начал снижать скорость.
Конечной точкой был какой-то старый полузаброшенный вокзал, а скорее даже депо. Скопление низких зданий индустриального вида окружали холмы, поросшие редкой желтоватой травой и стелящимся кустарником. Ветер был теплым, почти горячим. Он не освежал, а, наоборот, заставлял потеть и отдуваться.
Сейчас здесь все заполняла жизнь – привозная, временная, но уже кипучая. Носились бойцы, таская уголь, тюки, ящики, мотки веревки, бочонки. На поляне за покосившимся забором вовсю строился палаточный лагерь. Дымили полевые кухни, стучали топоры и молотки, кто-то сердито отдавал приказы, кто-то хохотал, радуясь встрече со знакомым…
– Господа офицеры! – надрывался высокий нескладный прапорщик с белесыми ресницами. – Пройдите к регистрационным столам! Без регистрации ваши талоны на питание и боеприпасы недействительны! Прошу, не задерживайтесь. Следует новый эшелон, нам нужно всех расселить…
Господа офицеры не спешили регистрироваться, предпочитая собираться в кучки, курить и искать в толпе знакомых.
А вот Степан призадумался. Местная «прописка» могла бы решить проблемы как минимум с едой и кровом. Но могла и подкинуть новых сложных ситуаций. И как тут быть?
Этот непростой вопрос Степан решил в пользу легализации. Перспектива остаться голодным и бездомным пугала больше, чем гипотетические проблемы. Он направился к ближайшему столику, установленному прямо на поросшей травой щебенке.
Из-за столика на него неодобрительно посмотрел немолодой офицер с бакенбардами и внушительным рубцом от надбровья до скулы. Эдакий старый рубака, которому сам черт не брат. В роли чиновника-регистратора он выглядел не слишком органично.
– Надо же, целый штабс-капитан пожаловал, – чуть скривился он. Один глаз у него был странно неподвижный – видимо, стеклянный. – Стрелков не хватает, зато начальства – два вагона прислали. Документы на стол!
Судя по столь вольному стилю общения, Степан имел дело со старшим по званию. Поэтому, никак не отреагировав на колкости, просто выложил свои бумажки. Сверху положил офицерское удостоверение, с фотографии которого жизнерадостно ухмылялся Борис.
Одноглазый брал документы по одному – брезгливо, двумя пальцами. Бросал быстрый взгляд и откладывал. Вдруг замер.
– Я не понял… – проговорил он. – Почему лист назначения на другую фамилию? Что еще за Егоров?
Степан похолодел. Он по дурости выложил эту бумажку вместе с остальными, хотя прежде собирался ее припрятать и сказать, что потерял. Или еще что-нибудь соврать.
– Какой Егоров? – выдавил он, натужно изображая удивление.
– Глаза разуй! У тебя чужая бумага! Что за дела, капитан?!
– Чужая?.. – Следовало срочно что-то придумать, соврать – все равно что. Лишь бы разрядить ситуацию – одноглазый офицер, казалось, готов был сорваться, как пес с цепи. Словно он полжизни ждал нарушителя регламента, и вот этот момент настал…
– Простите… Кажется, мы с соседом документы перепутали. Он мои взял, а я – его…
– Ты что, капитан, умом повредился?! – Офицер, казалось, готов был прожечь Степана насквозь своим единственным глазом. – Как это «перепутали»? Ты куда смотрел, когда чужие бумаги брал?
– Я только из госпиталя… – вставил Степан, надеясь, что это смягчит отношения.
– Да что ты говоришь! А я подумал, из детского сада убежал! Ты, может, еще и подтереться документами успел – типа, опять перепутал? Ты знаешь, капитан, что за такие вещи бывает? Фамилию начальника своего говори, быстро! – И одноглазый взял на изготовку карандаш – ни дать ни взять палач с топором.
Степан окончательно растерялся. Фамилию начальника он, конечно, не знал. А одноглазый наверняка знал многих начальников. И любая оплошность могла на порядок усугубить положение.
Степан чувствовал себя шпионом, провалившимся на мелочах. Осталось только сдаться…
– Здорово, Кузьма! – раздался вдруг за спиной знакомый беззаботный голос.
Это был тот самый офицер с гусарскими усами, с которым Степан говорил в поезде. Он небрежно протянул одноглазому руку.
– И ты здесь, шельма… – пробурчал тот.
– Ты, Кузьма, я гляжу, совсем нюх потерял. Распекаешь капитана-разведчика, как салагу какого-то. Давно в штрафниках не ходил?
– Какого разведчика? – насторожился одноглазый и невольно придвинул бумаги Степана. – Мне про разведчика никто не докладывал.
– Ой… – притворно смутился «гусар». – Я, кажется, сказал что-то лишнее?
– Нет… – проговорил Степан. Он понял, что спасен. Рука уже нащупывала в нагрудном кармане жетон. – Не лишнее.
– Оперативное бюро? – Одноглазый шумно выдохнул. Затем насупил брови и с обидой проворчал: – Так что ж вы мне, товарищ капитан, голову морочите?
Он быстро подписал какие-то бланки и, присоединив их к документам Степана, выразительным жестом отодвинул от себя.
– Забирайте. Ваши возле моторного парка стоят. Сейчас дам бойца, он проводит…
– Не надо, – поспешно отказался Степан. – Сам дойду.
Не хватало только оказаться среди «наших». Они-то точно хорошо знают Бориса и расколют Степана в два щелчка. Тем более там все оперативники. Или разведчики?
Он отошел в сторону, еще не веря счастливому избавлению от провала. Он и не знал, что жетон опербюро имеет такое магическое воздействие. Прямо как «корочка» СМЕРШ в военные годы.