– Стой! – Борис схватил его за руку и надавил на плечо, заставляя опуститься. – Успели, брат! Теперь не шевелись!
Степан проморгался, осторожно повел глазами по сторонам. Они лежали в высокой сухой траве. В воздухе плавали запахи чего-то железного и химического.
Потом он разглядел впереди небольшую насыпь из потемневшего щебня и рельсы.
– Не шевелись… – почти беззвучно процедил Борис.
Через несколько десятков секунд земля едва заметно вздрогнула. А по рельсам покатились колеса. Степан лежал так неудобно, что ничего не видел, кроме этих колес – небольших, ржавых, давно не крашенных.
– Готовься, Степа, – шептал в самое ухо брат. – Соберись, сейчас – последний рывок… Готов? Пошли!
Он вскочил, сдернув Степана за собой. Оба выскочили на рельсы и бросились вслед уезжающему последнему вагону. Вернее, это была платформа с деревянными бортами.
Поезд и в самом деле шел небыстро. Борис первым уцепился за борт, перевалился и тут же протянул руку Степану.
– Ну, быстро! Давай!
Степан немного промешкал, не видя, куда упереться ногой. Но наконец и он оказался на горячем дощатом полу платформы, хоть и с разодранными локтями.
– Фух… нам везет. Только не вставай! Лежим и не моргаем, так не заметят.
– Боря… – задыхаясь, проговорил Степан. – А мы на тот ли поезд сели? Он точно в правильном направлении? Я больше бегать не смогу…
– Да здесь одно направление, не переживай.
– Мне показалось, Боря, ты не очень хорошо знаешь дорогу…
– Ты не прав, знаю. Вернее, прав немного – не очень знаю. Но тут и дорог особо нет. Тут одно направление – к побережью. Не заблудимся.
– Ох, Боря…
Набегающий встречный ветерок сделал свое дело – жара перестала быть пыткой. Хотя пить хотелось уже нестерпимо. Давненько Степан не испытывал самой обычной жажды. В той жизни иногда хотелось чаю, иногда сока, иногда – вина или коньяка… Но так, чтобы отдать полжизни за глоток простой воды, – такого не было очень давно. С детства, пожалуй.
Стучали колеса, платформу обволакивали клочья паровозного дыма.
– Какого черта… – пробормотал Степан.
– Что? – не понял Борис.
– Беготня эта! Лошади! Поезда эти! Почему у вас тут нет нормальных машин?!
– Так нефти же нет!
– Это я уже знаю. Но есть, например, «спиртовки». Почему не довести их до ума? Чтоб нормально ехали, не ломались, не пыхтели, не дребезжали. Спирт разве сильно хуже бензина?
– Это же Центрум, брат. Ты ничего не понял?
– Ничего.
– Центрум – перекресток миров. Он, как паук, живет на том, что дергает за ниточки. Тут текут реки товара, и с каждой капельки у Центрума есть навар. Ты вот ехал на полярном экспрессе. Я даже не знаю, что и откуда он везет. Но каждый его рейс способен прокормить стотысячный город в течение недели.
– И что? Почему не сделать все нормально?
– Ты не нервничай. Этот мир спокойно живет и сытно кушает лишь потому, что паразитирует на других. И другой жизни он не помнит. И не хочет. Понимаешь?
– Нет.
– Ты говоришь, «спиртовки». Сейчас их клепают всякие самодельщики. Даже есть что-то вроде фабрик. Да, можно построить целую индустрию! Можно провести исследования и испытания. Можно сделать хороший товар. Сервисные мастерские! Но ведь для этого придется приподнять зад от стула…
– И что? Нет желающих приподняться над стулом, если это принесет и пользу, и прибыль?
– Представь, нет! Мало кто хочет впрягаться в глобальные проекты.
– А взять хотя бы железную дорогу. Она везде. Это же глобальный проект?
– Это другое дело. Железная дорога – совсем другие люди и другие задачи. Считай, отдельное государство, со своей армией даже. А что до остальных – им и так хорошо, они привыкли. Копеечка в казну идет даже без «спиртовок», так зачем суетиться?
– Ну, не знаю… Я вот открыл второй магазин, хотя от него сейчас больше проблем, чем счастья.
– Правильно! Ты рассуждаешь как бизнесмен. А здесь все решает правительство. Ты знаешь, чем отличается правительство от предпринимателей?
– У меня есть на этот счет несколько слов, непечатных…
– Вы, коммерсанты, хотите принести немного пользы другим, чтобы получить большую пользу для себя. Официальная же власть хочет пользу только и только для себя. И здесь она ее спокойно получает.
– Болото какое-то…
– Да-да, Степа, именно. И если ты как бизнесмен захочешь создать тут сеть спиртовых заправок, станешь дойной коровой, не более. Быстро все расхочется. Кстати, «спиртовки» есть в таком количестве только здесь, в Хеленгаре, да еще в Аламее. Ну, просто здесь относительно свободная территория, и древесины много, чтобы метанол гнать. В других странах всех энтузиастов быстренько удушили поборами. В Клондале, впрочем, тоже народ предприимчивый, только у них каждая доска – поездом привезенная, не из чего им спирт гнать. Уголь есть, дрова дефицит… Вот такие дела.
– И зачем ты тут живешь столько лет? Неужели из-за денег? Боря, да с твоими способностями ты и в Москве бы вмиг озолотился.
– Эй, ты не путай. Деньги пусть отдельно. Я живу потому, что я здесь дышу свободно.
– Пока не видно.
– Не путай, говорю, Степа! Я же бываю постоянно там, у вас, на «большой земле». У меня там и нет почти ничего – квартирка да машина… была. Но сколько же эти мелочи из тебя жил тянут, Степа! Туда сходи, там справочку получи, там и там заплати, там улыбнись, там в очередь встань… Я не могу так жить! Я привык, что есть тарелка каши и чистые носки – значит все удалось. Жив, здоров – отлично. Здесь меньше нужно для счастья, гораздо меньше. Никакой этой вашей суеты, беготни, ненужных подробностей!
– Ну, не знаю… – хмыкнул Степан. – Боюсь, я бы тут быстро заскучал.
– Без чего, братишка? Без телевизора? Да ты просто попробуй!
– Не хочется.
– Не ври, хочется! Вам всем хочется, Степа! Не врите себе. У вас каждый второй фильм или книга про то, как ваша долбаная цивилизация ласты склеила. Вы мечтаете, чтобы вас зомби захватили или пришельцы. И сожрали к хренам собачьим всех адвокатов, депутатов, топ-менеджеров и риелторов. А вы бы остались – в лесах, избах, на свежем воздухе, с ружьями. Чтобы жить, просто жить для себя, а не для паразитов. Ну и чужое добро собирать по вымершим городам. Вы все этого хотите, просто боитесь признаться…
– Ты меня пугаешь, Боря. Не переутомился?
– Да пошел ты!
Степан был не прочь еще поспорить о достоинствах цивилизации, но пересохший язык застревал во рту, как шершавый булыжник.
Они замолчали, слушая, как стучат колеса и пыхтит крошечный, почти игрушечный паровозик. Поезд то набирал ход, то снова полз ленивой гусеницей.
Состояние было сонное, но оба остерегались даже слегка задремать. В какой-то момент звук колес изменился, став более гулким. Борис тут же встрепенулся и осторожно выглянул над бортом платформы.
– Что там? – напрягся Степан.
– На мост выехали. Готовься выпрыгивать.
– С моста?
– Да ты рехнулся? Мост – просто ориентир, мы почти на месте.
К счастью, поезд вновь замедлился. Борис что-то выжидал, внимательно глядя вперед. Наконец дал отмашку.
– Двигаем!
* * *Вновь пришлось идти, но теперь казалось, что это дорога из ада в рай. Во-первых, путь пролегал среди высоких, метров по пять, зарослей, похожих на папоротники. Здесь была тень с прохладой и приятная упругая почва под ногами.
Во-вторых, почти сразу попался чистый ручей, из которого, по словам Бориса, можно пить. И последнее: дорога шла чуть под уклон, что доставляло наслаждение ноющим мышцам.
Когда заросли расступились, Степан увидел обещанное «тихое место».
Это была заброшенная деревня, окруженная пологими холмами. Или даже городок. Издалека желтые глиняные домики выглядели целыми, нетронутыми временем. Растительности было мало, поэтому сохранились даже улочки и дорожки между домами. Даже заборы кое-где остались – сплетенные из прутьев стенки между глиняными столбами.
– А это что, церковь? – спросил Степан, разглядев относительно крупное здание с башенкой.
– Что-то вроде клуба и городского совета в одном флаконе, – неуверенно ответил брат.
Крыша этого «клуба» давно провалилась, но остались балки, напоминающие скелет исполинского чудовища.
– Вроде тихо, – проговорил Борис. – Пойдем помаленьку.
Через несколько минут они вошли в один из домиков, совсем неприметный, такой же, как все. Разве что крыша здесь была цела и даже окна не разбиты.
Степан понял, что место не такое уж заброшенное. У стен темнели лежанки, собранные из иссохшего тряпья, на подоконниках виднелись какие-то баночки, плошки, простые инструменты вроде сапожного шила.
Ни дать ни взять классический бомжатник. Да еще и запах – типичный запах помещения, где живут, не особо заботясь о чистоте и гигиене.
Но это было еще не все.
Уверенно оглядевшись, Борис подцепил ножом пару половиц. Из дыры в полу он извлек несколько добросовестно увязанных мешков. Начал развязывать, и на свет появились консервные банки, скомканная одежда, коробки с патронами, дешевые сигареты, мотки веревки и еще много всяких мелочей вроде простой посуды, брусков мыла, ниток, упаковок с таблетками.
Но это было еще не все.
Уверенно оглядевшись, Борис подцепил ножом пару половиц. Из дыры в полу он извлек несколько добросовестно увязанных мешков. Начал развязывать, и на свет появились консервные банки, скомканная одежда, коробки с патронами, дешевые сигареты, мотки веревки и еще много всяких мелочей вроде простой посуды, брусков мыла, ниток, упаковок с таблетками.
– А вот это меня радует, – заявил Борис, доставая из-под пола четыре замотанных в тряпки автомата.
– Что это? – просил Степан. – Твой тайный бункер?
– Не совсем мой. Это перевалочная база компании трех веселых «контрабасов».
– Уже интересно. А если они придут?
– Да не должны… Они тут все неподалеку… под слоем грунта.
Степан сел на корточки, потер виски. Он даже не хотел ничего уточнять.
Борис продолжал рыться в узлах, что-то бормоча. Хрустел бумагой, звенел какими-то железками.
– Отлично! – сказал он наконец. – Денег тут негусто, зато есть это.
Он потряс каким-то мешком.
– И что это?
– Да не важно. Остатки товара. Сможем их хорошо продать на побережье, и на лодку хватит. Хотя, между нами, за этот товар их и порешили.
– Будешь заниматься тем, за что раньше сам наказывал? Ну-ну…
– О, бритва есть! – обрадовался Борис, проигнорировав слова брата. – А то у меня от щетины уже все чешется. Давай так: я побреюсь, а ты бородку отпустишь, пока будешь меня ждать. И уже наши одинаковые рожи будут не так в глаза бросаться.
– Погоди, что значит «тебя ждать»?
– Да, Степка, придется тебе тут поторчать пару дней. Я – в порт, тут уже недалеко, километров десять. Раздобуду деньжат, договорюсь с лодочниками, да и вообще воздух понюхаю. Да ты не волнуйся. Припасы есть, вода в колодце, дрова – любой забор. О, кстати!
Борис бросил Степану на колени какую-то потрепанную тетрадку, сшитую явно вручную.
– Это что?
– Почитать тебе, чтоб не скучал. Вообще это разговорник. Ты же Врата сегодня прошел. За пару дней наблатыкаешься немного по-клондальски чирикать. Просто читай и повторяй. Не помешает, думаю. Клондал и Хеленгар – это вроде как Россия и Белоруссия, тут каждая собака по-клондальски умеет.
– Борис, мне это не нравится. Ты опять пропадаешь, а я остаюсь. Еще ни разу это ничем хорошим не заканчивалось. Пойдем вместе.
– Не стоит нам, Степа, свои одинаковые морды светить, пока нет путей отхода. Вот будет лодка – другое дело.
Степан тяжело вздохнул.
– Кстати, насчет морд, – проговорил он. – Ты свою давно в зеркало видел?
– Я и зеркало давно не видел, а что?
– Фингалы твои, которые после задержания, аж на километр светятся. Так что давай лучше ты бородку отпустишь. Хоть чуть-чуть прикроешься. А я побреюсь.
– Хм, дельная мысль. Из тебя уже растет оперативник.
– Когда отправляешься?
– Поедим – и двинусь, чего ждать…
Борис вышел на улицу, а через минуту Степан услышал за дверью до боли знакомое дребезжание и позвякивание.
– Ну, ничего себе! – только и вымолвил он, когда брат вкатил в дом простенький дорожный велосипед.
– Ага, такая вот диковинка. Надежная штука, хоть и старенькая. Надо бы колеса подкачать.
Он занялся велосипедом, а Степан осторожно освободил от тряпок один из автоматов. Оружие выглядело как-то старомодно и неказисто из-за длинного деревянного ложа и простоватого откидного приклада.
– Никогда такое не видел, – сказал Степан. – Это местное или из сопредельных пространств?
– Это, считай, наше, американский «ругер-мини». Кстати, набей магазины, я с собой возьму штучки три-четыре.
– Хороший ствол?
– Да обычный. Люди воюют, не жалуются.
Степан еще раз осмотрел автомат. Пощелкал предохранителем, найдя его у самой спусковой скобы, откинул приклад, приложился к прицелу. Пожалуй, вполне удобно, несмотря на странный вид.
– К взлету готов! – бодро объявил Борис. – Где там наш обед?
* * *Борис уехал как-то быстро, суматошно, толком не простившись и не дав необходимых, полезных наказов.
Степан ощутил себя ребенком, оставленным без присмотра. Ходи, гуляй, отдыхай, ешь, смотри, трогай, что хочешь… Только как-то не по себе.
В доме сидеть было невыносимо. Степан собрал из тряпья и деревяшек что-то вроде кресла во дворе, сел знакомиться с содержимым тетрадки-разговорника.
Прочитал несколько страниц, отпечатанных на обычной пишущей машинке, повторил вслух заковыристые клондальские фразы. Ничего особенного не почувствовал – никакого сверхъестественного бурления в мозгах. Начал читать сначала и лишь тогда понял – он все помнит! Повторять уже не нужно.
Ладно, раз такое дело, можно учиться дальше.
Однако, одолев треть тетради, Степан ощутил усталость. Мышцы захотели движения. Повесив на плечо американский автомат, пошел по деревне.
Никакого позитивного настроя прогулка не прибавила. Пустые дома с провалившимися крышами и гнилыми полами вызывали только уныние.
Вдобавок из какого-то погреба выскочила метровая рыжая многоножка, взметнулась коброй и застыла в трех шагах от Степана. Он тоже застыл, ощупывая вспотевшей ладонью автомат. Но устрашающая тварь вдруг прижалась к земле и куда-то шмыгнула.
«Не дай бог, ночью в гости придет», – мелькнуло в голове.
Потом он набрел на какую-то мастерскую – сарайчик и наполовину обвалившийся навес, под которым была печь, пара наковален, сгнившие верстаки и россыпь ржавых железяк.
Здесь нашлось несколько молотков без ручек, заготовки клинков, подковы, кованые гвозди и еще много всякого – ржавого, ветхого и неприглядного.
Еще было бревно, подвешенное на цепи под перекладиной. Повинуясь мальчишескому желанию, Степан пару раз пнул его ногой.
«Жалко, Боря не показал мне никаких приемчиков, – подумал он. – Сейчас бы потренировался – и тоже стал боксером-каратистом».
Мысль на этом не остановилась. В голове вдруг вскипели новые идеи. Степан подобрал горсть ржавых гвоздей, потом нашел несколько относительно крепких палок.
Через двадцать минут на висящем бревне появились перекладины – словно руки, торчащие в разные стороны.
Бьешь рукой или ногой в одну из перекладин – бревно проворачивается, и второй конец перекладины бьет тебя. Нужно увернуться или отбить.
Отставив автомат и раздевшись до пояса, Степан приступил к тренировке. Удар – уклон – блок! И так раз за разом.
Скоро стало больно кулакам, закровоточили костяшки. Молотить по дереву без привычки – совсем не наслаждение. Не беда. Разорвав тряпье из тайника на ленты, Степан обмотал кулаки и продолжил бой.
Гремела ржавая цепь, скрипела перекладина, а бревно все нападало и нападало на Степана, словно многорукое чудовище.
Прошло неизвестно сколько времени, пока он не решил, что уже достаточно вымотался. Весь мокрый, тяжело дышащий, Степан испытывал невиданное воодушевление. Даже сам от себя не ожидал…
Теперь – попить холодной водички из колодца. Можно даже перекусить консервами. Посидеть в тени с тетрадкой, освежить в памяти мудреную чужую речь. Потом можно снова пободаться с рукастым бревном. А еще надо бы пострелять по щепкам из этого уродливого автомата – хоть привыкнуть к нему…
Незаметно пришел вечер, и Степан забеспокоился. В сумерках деревня-призрак выглядела зловеще. Ночевать здесь – все равно что на кладбище. Вдобавок наверняка в этом душном климате полно всякой неприятной ползающей мелочи с клешнями и жалами. А подобные зверьки любят подремать вместе с человеком под одеялом.
Степан улегся в доме, собрав под себя тряпки, которые показались наиболее чистыми.
Пролежал минут двадцать, тревожно прислушиваясь к шорохам. А потом вдруг уснул, лишь прикрыв глаза. Все-таки день был очень утомительным.
Утро началось с тумана, который расползся между домов, как вязкая сметана. Степан проснулся от холода. Он на всякий случай не раздевался, а поэтому и не накрылся. Всем известно, что одетый человек во сне мерзнет быстрее, чем укрытый.
Разжег небольшой, но жаркий костерок, вскипятил воды для чая. Мышцы по всему телу чувствительно ныли, но настроение оставалось бодрым. Упражнения с «рукастым бревном» Степан решил не повторять – пальцы распухли и болели.
Вместо этого после завтрака опять сел с разговорником. И провел так часа два или три.
Борис говорил, что отлучается на пару дней. Значит, сегодня он должен появиться. В самом деле, что ему там делать? Продал товар, нанял лодку, переночевал – и в обратный путь. На велосипеде десять километров – это час. Значит, скоро должен появиться.
Но солнце уже стояло над головой, а Бориса все не было.
«Интересно, что мне делать, если он и завтра не появится? – подумал Степан. – Идти вслед за ним на побережье?»
Шли минуты, часы, а в сердце росло беспокойство. Степан прислушивался к каждому скрипу – вдруг это Борькин велосипед?
Но всякий раз скрип оказывался порождением ветра.
Чтобы совсем не закиснуть, снова пошел молотить руками бревно под перекладиной. Первые минуты было больно, потом привык.