– Ах, да! Про склад, – вспомнил Доценко. – Знаешь, теперь, видать, и не смешно уже будет, после того, что ты говорил. Я всего лишь хотел про людей с высшим образованием… Так вот, значит, вернулся я с Кавказа, стал дело себе искать. Поначалу решил не напрягаться. Устроился на склад, подсобным рабочим. Товар собрать, упаковать. Вроде помощника. Кладовщик считает, я выдаю-принимаю. Помогаю, значит. Ну, у нас там до хрена всего было, разное оборудование световое. Прожектора, лампы, трансформаторы, корпуса светильников, отражатели. В общем, склад!
Дальше… Каждый день приходила машина, которая товар клиентам доставляет. Вроде услуги такой, бесплатной. Клиент в офисе товар выбирает, заказывает, расплачивается. Все! Сам он ничего больше не делает. Нам пачку документов спускают. Мы товар собираем, пакуем, грузим. Водитель это по указанным точкам развозит. Все довольны и получают зарплату.
Так вот, за организацию процесса отвечала девушка по имени Юля. С высшим образованием, да. Я чуток поработал, вдруг – хрень такая! Девчонка нам документы шлет, а я вижу, что не влезет это в машину. Чутье появилось на объем. Вот смотрю на накладную товар и тут же могу сказать – войдет или нет. А не войдет – водитель не успеет по маршруту. Ему надо план менять, в две «ходки» товар от нас забирать. Значит, по городу два круга делать, а не один, весь график к черту летит. Я начальнику говорю – ты Юле звони, предупреди, что товар не влезает. Тем более, что она сама должна была это обнаружить. Сразу! У нее, когда документы выписываются, система компьютерная объем груза в кубометрах считает. Ну и вот, там порядка шести кубов получилось. А в машину влазит только четыре.
– Начальник звонить не стал? – попробовал догадаться Лишнев.
– Не, начальник на товар посмотрел, на бумаги, где цифры приведены. И давай Юле звонить. Говорит ей: глянь в бумаги, в программу свою! Там же все указано! Не влезет товар в машину. Никак не получится. Менять надо планы. Звонить водителю, предупреждать, что ему два круга по городу наматывать. Знаешь, что дама ответила?
– Неа, – честно признался Лишнев. – У нее мозги не мои. Ее учили решения принимать, меня – другому.
– Ага, – саркастически усмехнулся Марат. – Она и приняла решение! Выслушала начальника, подумала, а потом говорит: «А давай водителю ничего не скажем».
Дима Клоков рассмеялся, несмотря на внутреннее напряжение, не отпускавшее его.
– Гы, – озадаченно произнес Лишнев. – Че-то я, Маратка, ни фига не понял. А в чем смысл? Как грузить-то?
– Слышал анекдот про то, что любая мебель собирается с помощью молотка, мата и пол-литры? Вот так, видимо, Юля предлагала нам товар в машину запихивать. С помощью молотка, мата и пол-литры. А если серьезно, то, конечно, ничего не влезло. Водитель страшно матерился. На нас. Мы – рядом, офис – далеко. Сам понимаешь, кто крайним оказался. Но пришлось ему два круга делать. А потом это стало повторяться раз за разом. Дамочка вообще перестала задумываться над тем, сколько в машину влезает, сколько нет. Типа, один раз вы из положения вышли, значит, проблема решена. Вот тебе и высшее образование.
– Чему тогда людей в институте учат? – удивленно поинтересовался Лишнев. – Как они на денежную работу попадают? Это ведь анекдот напоминает. Про то, как в армии траву в зеленый цвет красят. Долбохренизм!
– Именно! – кивнул Марат. – Вот тебе и образование. Диплом! Я как-то не выдержал, сорвался. После очередной такой подставы забрал трубку у начальника склада, сам Юле высказал все, что думаю. Про то, что надо контролировать заказы, считать объем. Тем более – программа дает подсказку. Про то, что для водителя надо временной график составлять, с учетом числа поездок. А она мне в ответ, обиженно так: «Менеджера каждый может обидеть». О! Между прочим, сидела она на крутой зарплате, получала более шестисот баксов в месяц. Но, главное, вскоре я понял, что дело не в какой-то там Юле или Мане. Увы, все хуже. Может, потому мы так живем в России?
К нам раз в неделю приходили фуры, огроменные. Их надо было разгружать, пересчитывать товар. Так вот, по договоренности, в этот период – на полдня – склад закрывался. Но если у клиента был срочный заказ – у людей-то всякое бывает – менеджер имел право получить разрешение на внеплановую отгрузку. Так сказать, форс-мажор. Мы обязаны были отпускать товар вне графика.
И вот, прикинь, пришла к нам фура. Нам бы закрыться и ее разгрузкой заняться. А клиенты прут и прут. И все с разрешениями от нашего начальства. Я стал считать – и озверел. Восемь форс-мажоров!!! Восемь! То есть, у нас четыре часа на разгрузку фуры, но ежели на каждого из приехавших клиентов потратить по полчаса, то на прием товара остается ровно ноль часов ноль минут! Некогда товар на землю снимать. А его и посчитать надо, и на складе разместить. В общем, выругался я, убедил начальника позвонить руководству. Доложить ситуацию. Позвонил, доложил. Там сразу в кипеж! Мол, сейчас разберемся, что за ерунда, почему столько нарушений. Мол, начинаем действовать. Ага.
Минут через десять перезвонили начальнику моему: «Дали команду менеджерам составить объяснительные. Сейчас напишут – и вы сможете прочитать, почему так вышло». Еханый бабай! Ну ты подумай, а?! Нам нужно четкое указание: что делать. То ли фуру разгружать, то ли клиентов обслуживать. Или то, или другое! Потому что одновременно – никак! А нам: вы, ребятушки, все бросьте. Ни то, ни другое! Садитесь чужие писульки читать! Стоит ли удивляться, что мы так живем, а? У нас все проблемы вот так вот решаются…
Слушай, Костя, если б в армии командир приказал новую песню разучивать в тот момент, когда надо срочно окопы рыть, а? Потом на позиции враг попер бы. «Покосил» огнем всех, кто новую песню разучил, боевой дух поднял, но окопаться не успел. Командира – сразу бы к стенке. Во! А здесь, выходит, любая дурь проканает. Потому что это не армия. Это – АО, ЗАО. Или – целая страна! Любую хрень наворотить можно. Никто к стенке не поставит!
Короче, долго я там не продержался. Вроде, простые вещи, а нормально сделать не могут. И амбиции! Ты бы видел, какие амбиции! Понты! В итоге послал я все… Сюда завербовался. Подальше от таких… умников.
– Клоков! – вдруг позвал Константин Лишнев. – Ты такой же, да? С понтами и амбициями? Типа, крутой. Круче нас всех, потому что умный. Клоков! Чего молчишь?
Дима вздрогнул. Ладонь, в которой была зажата ампула, вспотела. «Надо встать, сделать шаг к нему. Отвести в сторону, поговорить про…».
– Клоков, ну скажи чего-нибудь, – продолжал Лишнев. – Или только губы надувать умеешь? Кстати, ты их красить не пробовал?
Рыжеволосый парень замер на месте, с удивлением глядя на верзилу.
– Краснеешь, словно баба. Может, и губы красишь? Тебя б в тот полк, студент, где я начинал! Черные бы из тебя мигом женщину сделали…
Клоков резко поднялся с койки, выскочил в тамбур.
– Костя, ну че ты все время добиваешь парня? – услышал он тихий голос Марата. – Че ты к нему привязался? Нормальный малец. Оставь его, не ломай.
– Нормальный… нормальный… – злобно ответил бывший спецназовец. – Терпеть не могу таких! Полжизни сидят за спиной у папы с мамой. Институты, подготовка-переподготовка, а потом смотрят на тебя свысока.
– Костя, не надо так. Давай по-человечески. Сами только рассуждали, что славяне должны держаться друг за друга. А что делаем? Кстати, хочешь совет? Никогда не доводи до предела, за которым человек теряет контроль над собой. Со мной был случай, в начале службы. Один «дед» у нас водился, зверь. Высокий, под два метра, – здоровый, гад. Очень сильный. Добивал меня. Я молодой, зеленый. Шагу лишнего не давали ступить. Ни вздохнуть, ни разогнуться. Ну, другие – ладно, там попроще. А он – то исподтишка, то на виду у всех меня унижал. В печень «зарядит», по лицу «мазанет». Иногда за нижнюю губу хватал. Знаешь, очень больно, когда пальцами сожмут, оттягивают. Буквально шизеешь, соображать ничего не можешь. Ну, добивал он меня, добивал, я терпел. Однажды сорвался. У любого есть предел. Он меня схватить за губу надумал, я его – башкой в лицо, со всей одури. «Дед» на койку повалился. Но, сука, крепкий был. Смотрю – очухался, встать пытается. Думаю: сейчас, если поднимется – мне точно не жить. Понял – убьет меня. Если только выпрямится…
И – словно с тормозов слетел. Давай его бить. Не руками, головой. Что нашло? Сам не знаю. Бил его головой, в лицо. Меня уж за руки держат, оттащить пытаются. А я будто зверь дикий. Все бью. Десять раз или двадцать. Точно не скажу. Ничего не соображал. Помню, в голове одна мысль: «Он – мой! Он – мой!». Весь в крови, но не в своей, а этого «деда». Тот уже без сознания был, а я все бью, бью… В лицо! Потом оттащили…
Ну потом, понятно, нарядов вне очереди прописали, так, чтоб неделю не спал. Я, как зомби, на тумбочке стоял. И пустота вокруг образовалась – очень надолго. Все стороной обходили, что «старики», что однопризывники…
Так что не надо, Костя. Не «ломай» людей! Хорошо помню, как со мной было. Ненавидел я того «деда», шибко ненавидел. Плохо, когда человека до такого доводят…
– Маратка, сам подумай, что говоришь! Где ты, где он? Ты – человек. За себя постоять сможешь, не сломаешься, если что. А этот? Этот?! Да он сопляк зеленый, а что из себя вообразил? Помнишь, как он на меня на корабле смотрел? Да кто он такой?! Диплом у него, понимаешь! Я этого Клокова на месте разотру, в мокрое пятно. Поможет ему образование? Только глазенками будет жалобно хлопать, покуда…
Дима не дослушал, выскочил из домика на морозный воздух. К вечеру погода изменилась, стало гораздо холоднее, чем днем. Клоков быстро шел к берегу, сжимая в руке чертову ампулу.
– Я могу уничтожить тебя, Лишнев! – яростно выкрикнул он. Но только холодный ветер слышал эти слова. – Я тоже могу унизить тебя, втоптать в грязь. Все отвернуться! Не веришь? Смотри!
Клоков раскрыл ладонь, на которой перекатывалась маленькая вещица, разделившая его жизнь на «до» и «после».
– Но я выброшу ее в море, прямо сейчас! – крикнул Дима, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. – Выброшу! Потому что я человек. Я – человек! А ты – говно!
Он размахнулся, но в последний миг не смог разжать пальцы. Некоторое время постоял на берегу, ссутулившись, низко опустив голову. А потом, так и не выбросив ампулу, побрел обратно к домику.
Варвара Клокова осторожно приоткрыла дверь в палату, заглянула внутрь.
«Постарайтесь не беспокоить его, – только что предупредила ее дежурная сестра. – Он еще очень слаб после кризиса, особенно вредны разговоры на трудные темы».
Александр Леонидович лежал на койке с закрытыми глазами. Мерно попискивал какой-то прибор. На правой руке больного была укреплена игла с трубкой, она шла к подвешенной на высоком штативе пластиковой емкости. Бесцветная жидкость из бутыли медленно капала вниз, вливалась в кровь Александра Клокова, который еще так недавно не признавал никаких лекарств.
– Сашенька… – женщина почти беззвучно позвала супруга.
– Я не сплю, Варя, – тут же отозвался Клоков-старший, приоткрыл глаза и чуть повернул голову к жене, застывшей у двери.
– Сашенька… – повторила та и вдруг бросилась вперед, стала целовать руки мужа. – Прости меня, родной, прости…
– Все нормально, – Клоков осторожно поднял левую руку, провел по волосам жены. – Все нормально, Варя. У меня все нормально.
– Я дура, – всхлипнула женщина.
– Давай не будем так, – попросил Александр, полузакрыв глаза. – Я виноват перед вами. Перед тобой, перед сыном.
– Саша, тебе нельзя об этом! – Варвара чуть привстала, замерла, прижав руки к груди.
– Да ладно, – беспечно ответил Клоков. – К чему это? К чему беречь здоровье? Я виноват перед вами. Понимаешь, я много лет был уверен, что главная задача мужчины – чтоб в доме был кусок хлеба, кусок мяса, огонь костра…
– Огонь костра? – с испугом переспросила Варя.
– Ну-ну! – тут же улыбнулся Клоков-старший. – Спокойно. Я не сошел с ума. Это образное выражение. Помнишь, у древних людей, мужчина ходил на охоту, добывал пищу, ну, дрова приносил. А женщина поддерживала огонь в очаге, готовила пищу, создавала уют в доме. Ну и вот, я считал, что если мужчина хорошо «охотится», в смысле, добывает пищу, этого достаточно. А вышло, что нет.
Клоков открыл глаза, с тоской посмотрел в окно.
– А вышло так, Варенька, что этого мало. Надо было чаще бывать с сыном, как-то стараться ближе к нему, что ли… Стараться понять его, жить его идеями, взглядами. Я злился, ведь мы ему не интересны. Он отвергает нашу жизнь, а чем мы хуже? Что, мы не такие? Он смотрел на нас, «стариков», с кривой усмешкой. Меня это бесило. Я, Александр Клоков, хорошо выполнял свою работу. У нас в доме были и еда, и шмотки новые. Мы не жили от зарплаты до зарплаты, как многие. Или, что еще хуже – от бутылки до бутылки. Жили как люди. И это создавал я. И ты. А Дима… Он не понимал. Я злился. Мне не хватило характера – быть сильным.
– Не говори так! – тихо попросила Варя и поцеловала мужа в лоб. – Ты у меня сильный. Очень сильный.
– Но я не смог быть достаточно сильным для того, чтоб простить сыну его глупость. Я старше, умнее. Но, увы, не оказался мудрее. Получается, гордыня превыше? Я оттолкнул его – и что в результате? А в результате, Варенька, все оказалось бесполезным. Какой смысл в деньгах, квартирах или машинах, если цепь прерывается? Если нет наследника? Того, кому я обязан передать накопленное богатство? Кто должен произвести на свет и вырастить новое поколение…
– Нет-нет! – быстро зашептала мама Димы. – Не прерывается, нет! Саша! Он вернется! Обязательно вернется. Мое сердце не может солгать. Он жив. Я знаю, я чувствую.
– Это хорошо, – улыбнулся Клоков-старший. – Я тоже это чувствую, просто боялся говорить тебе.
– Я и к ясновидящей сходила, – виновато призналась Варвара Петровна. – Фотографию ей показала.
– Ну?! Ну?! – Клоков даже попытался привстать.
– Лежи, лежи! – попросила его супруга.
Она помогла супругу опуститься на подушку. Заботливо поправила ее и продолжила.
– Так вот, гадалка сказала, что Дима жив. Она заявила это со стопроцентной уверенностью.
– Варя, они всем так говорят, по-моему, – горько усмехнулся Александр. – Большинство этих людей просто цинично наживается на людском горе.
– Саша, клянусь, тут другое! – испуганно замотала головой Варвара Петровна. – Я точно знаю: она предсказала моей подруге то, что впоследствии сбылось! Жанку врачи пугали, что ее отец умрет, если не сделать дорогостоящую операцию. Так вот, эта женщина «посмотрела» отца, по фотографии. Сказала, что в хирургическом вмешательстве нет нужды. Посоветовала, какие травы пить, как лечиться. Предложила попробовать, а через месяц снова пройти томографию. Отцу Жанны сделали повторное исследование, выяснилось, что необходимости хирургического вмешательства больше нет! Я сама была свидетелем этой истории. Жанка, когда сказали, что отец умирает, – ко мне прибегала, плакала. Потом, когда к ясновидящей ходила – я все это помню. И как повторное исследование делали. Все на моих глазах! У меня была гарантия, что иду к настоящему специалисту.
– Значит, эта женщина говорит, что Дима жив? – с надеждой спросил Клоков-старший.
– Ага… – шмыгнула носом Варвара. – Ты только держись, Сашенька. Мы его обязательно найдем. Или дождемся. Ты держись, не сдавайся.
– Я не сдамся, – хрипло ответил Александр Клоков и посмотрел на супругу. – Варя…
– Да?
– Мы ведь его неплохо воспитали? Образование дали. Парень умный, даже если попал в какую нехорошую историю – должен выпутаться. Правда?
– Правда, Сашенька. Только потерпи, ладно? Лежи. Не нервничай. У нас все будет хорошо. Ясновидящая сказала, что Димы сейчас нет в Санкт-Петербурге. Впереди у него трудная дорога, и надо молиться, чтоб справился с испытаниями, выпавшими на его долю.
– Значит, будем вместе, Варя! Будем молиться за сына, ждать его.
Дима не сразу решился войти в дом. Долго топтался у входа, несмотря на мороз. Здесь, на улице, оставалась иллюзия свободы, возможности что-то решать. Клоков понимал: как только переступит порог, вернется в мир людей, проблема выбора из двух зол вновь станет перед ним в полный рост.
И все же, на улице было слишком холодно, чтобы шляться до утра, тем более – без куртки. В конце концов Дима пришел к выводу, что утро вечера мудренее – все равно он упустил возможность подмешать адское зелье в чай Константину Лишневу. Значит, оставался только один шанс – завтра. И теперь уже поздно было что-либо менять. Выбор отложен. Успокоив себя такой мыслью, Дима тихонько пробрался внутрь.
Люди, уставшие от тяжелой работы, спали. Борис Седов негромко похрапывал. Святослав Фокин и Саша Гарин сопели во сне: видимо, подхватили легкий насморк, и это сказывалось. Константин Лишнев лежал на спине, но беззвучно, в отличие от Седова. И только Марат Доценко сидел возле печки, спиной ко входу. Приоткрыв створку, он задумчиво смотрел на красные угли.
Дима тихо залез под одеяло, даже не снял одежды – очень замерз на улице. Сжался в комок, замер, пытаясь согреться. Сон все не шел, и Клоков то лежал с закрытыми глазами, то смотрел в потолок. Прошло довольно много времени. Потом в темноте раздался голос Лишнева:
– Марат, ты чего спать не ложишься?
– Не спится чего-то, – тихонько откликнулся Доценко и обернулся. – Мешаю, что ли?
– Да не, ты не мешаешь. Этот вот чуток напрягает…
Верзила махнул рукой в сторону Бориса Седова, который все так же похрапывал, лежа на спине.
– Да, сразу видно, что в армии не был, – согласился Марат. – Там храпунов быстро отучают от «концертов». Помню, я по первости сильно уставал. Тоже на спину заваливался. Как упал – так и спишь. Во сне по неволе храпеть начинаешь. Пару раз на морду портянки положили – еще как подействовало! Быстро поумнел.