- Помоги, хочу сесть, - попросила она. - Лежать в этой кровати чертовски неудобно.
Я исполнил ее просьбу, подоткнул за спину подушки, но лучше ей не стало. «И не станет, - подумал я, - пока боль не прекратится».
Затем я включил телевизор, посмотреть новости, и приглушил звук, чтобы ее не беспокоить.
В лондонских новостях превалировало сообщение о человеке с пистолетом. Полиция, верная своему слову, убедила телевизионную компанию включить в выпуск видеоролик с изображением убийцы Геба, врывающегося в магазин, озирающегося по сторонам и выбегающего на улицу. Затем они показали его физиономию крупным планом, причем смотрел он при этом прямо в камеру.
И при виде его лица я еще больше занервничал.
Затем ведущий предупредил зрителей, что, если кто из них увидит этого человека, приближаться к нему не следует и надо немедленно сообщить в полицию. Этот мужчина вооружен и очень опасен. Однако телеведущий и словом не упомянул о Гебе Коваке или убийстве в Эйнтри.
Так стала ли ситуация для меня безопасней после этого выпуска новостей и демонстрации видеоролика?
Я вспомнил о мистере Пателе. Наверное, он тоже рискует. Ведь именно он лучше всех других разглядел убийцу. Я даже похолодел при мысли о том, какой смертельной опасности подверг мистера Пателя, спрятавшись у него под прилавком. Но что еще мне оставалось делать? Бежать куда глаза глядят по улице и получить пулю в спину?
Я переключился на другой канал и просмотрел еще один аналогичный новостной выпуск, силясь узнать человека, чье лицо заполняло экран. Нет, я не узнавал его и видел до этого лишь два раза, в Эйнтри и на улице в Финчли. Тем не менее я пытался уловить хоть какое-то сходство. Но ничего не получилось.
К счастью, Клаудия проспала оба новостных выпуска. Ей и без того досталось, бедняжке, и отягощать ее новыми проблемами я не хотел. Да и потом, она здесь вовсе ни при чем.
Пока она спала, я пытался сообразить, где можно переночевать. В Финчли нельзя, это ясно, но перспектива провести еще одну ночь в палате, сидя в неудобном кресле, не слишком грела.
Поскольку ключ до сих пор лежал у меня в кармане, я начал подумывать о том, а не поехать ли на квартиру Геба в Хендоне. Однако не хотелось заявляться туда среди ночи, будить и пугать Шерри после малоприятной ее поездки в Ливерпуль. А потому я использовал мобильник и нашел дешевый номер в гостинице неподалеку от больницы - прямо за углом, в Юстон-Сквер-Гарденс. Свободных номеров там было полно, фамилии своей по телефону я не назвал. Решил незаметно прошмыгнуть туда, выйдя из больницы. Так оно безопаснее.
Тут в палату к Клаудии снова зашла медсестра, снять показания приборов и подготовить пациентку к ночи. Самый удобный момент, чтоб ретироваться.
- Спокойной ночи, дорогая, - сказал я. - Вернусь утром.
- Что на работе? - сонно спросила она.
- Позвоню в контору и скажу, что не приду, - ответил я. - Работа подождет.
Она улыбнулась, откинула голову на подушку. Она выглядела такой беззащитной, бледное лицо почти сливалось с сероватым фоном больничного постельного белья. Мы должны были непременно убить этого монстра, рак, пожирающий наше с ней счастье. И если химиотерапия понадобится, что ж, придется пройти и через это. Кратковременный дискомфорт ради окончательной победы над болезнью - об этом мы должны думать, в это верить.
Я зарегистрировался в гостинице под вымышленным именем, заплатил за номер вперед наличными, предварительно извлеченными из банкомата у «Юстон Стейшн». Наверное, суперинтендант был прав: я слишком много смотрел телевизор. Я и сам сомневался в том, что у мужчины с пушкой был доступ к моим счетам по кредитной карте, но решил, что излишняя предосторожность не помешает.
Из больницы я вышел через главную дверь - здесь, в отличие от заднего входа, не было тенистых закоулков. Вышел и какое-то время, укрывшись за колонной, осматривался, проверяя, не поджидает ли кто меня поблизости с пистолетом с глушителем.
К тому же я вышел из больницы не один, а вместе с группой уборщиков, закончивших дежурство.
Но никто не выстрелил, никто не пустился за мной вдогонку. Хотя как знать? Ведь Геб погиб в Эйнтри, даже не успев понять, что происходит.
Попав в номер, я заперся изнутри, затем подсунул под дверную ручку стул с высокой спинкой. Лишь после этого немного расслабился и съел чизбургер с жареной картошкой, а потом запил молочным коктейлем в пластиковом стакане с крышкой - все эти продукты я прихватил по пути в круглосуточном фастфуде на железнодорожной станции.
То была первая трапеза за целый день. Мама бы меня осудила.
Затем я достал из сумки компьютер и вошел в Интернет, посмотреть, нет ли для меня почты.
И среди нескольких вполне обычных сообщений от управляющих различными фондами менеджеров, жаждущих моего совета по последним инвестиционным предложениям, нашел e-mail от Патрика. Тот выражал свою обеспокоенность недавними событиями в конторе и вне ее стен.
Сообщение не было адресовано конкретно мне, но разослано всем сотрудникам «Лайал энд Блэк». Однако я сразу сообразил, что являюсь истинной его мишенью.
«Дорогие коллеги, - писал Патрик, - во время этого, похоже, нешуточного переворота внутри нашей фирмы считаю необходимым для всех нас сосредоточиться на главной задаче, своем предназначении. Нас всех, разумеется, сильно опечалила трагическая гибель Геба Ковака. Но мы служим, прежде всего, нашим клиентам. Это они платят нам зарплаты, а потому мы не должны давать им повода искать другие консультативные фирмы по инвестициям. Нам следует вести дела с высочайшей степенью ответственности и отдачи, не давать ни единого повода усомниться в нашей честности и единстве. Уверен, клиенты будут задавать вам вопросы относительно причин безвременной кончины Геба и о другом прискорбном происшествии, имевшем место в прошлый четверг. Я прошу вас воздержаться от комментариев, могущих выставить «Лайал энд Блэк» в невыгодном свете. Если возникнут какие-то вопросы или сомнения, прошу направлять клиентов к мистеру Грегори или ко мне».
Я понял, что под «прискорбным происшествием» он имеет в виду мой арест.
«Интересно, - подумал я, - как самочувствие Билли Серла, которого поместили в больницу, и есть ли прогресс в расследовании дела по покушению на его жизнь». Рак Клаудии, затем операция и обнаружение у двери в свой дом наемного убийцы - все эти события затмили в памяти происшествие с Билли.
И я зашел на веб-сайт «Рейсинг пост».
«Состояние Билли Серла, - говорилось там, - значительно улучшилось. Врачи больницы «Грейт Вестерн» в Суиндоне приятно удивлены тем, как быстро поправляется пациент, получивший столь серьезные ранения».
«Чему тут особенно удивляться, - подумал я. - Жокеи - особенно те, кто участвует в стипль-чезе, - ребята крепкие, особая порода, отличающаяся от обычных людей. Сломанные кости, синяки, вывихи, сотрясение мозга - нормальное для них явление, они терпеливо сносят все и восстанавливаются на удивление быстро. К тому же все жокеи понимают: нет скачек, не будет и денег. Мощный стимул для скорейшего выздоровления».
О напавшем на него человеке не было ни слова, лишь выражалась надежда, что Серла скоро смогут допросить детективы, ведущие расследование. Возможно, он поможет установить личность наемного убийцы.
«Интересно, - подумал я, - а предоставила ли полиция защиту Билли?»
Ночь прошла без происшествий, если не считать того, что я то и дело прислушивался, не карабкается ли кто по водосточной трубе за окном моей комнаты с пистолетом в руке и намерением покончить со мной.
И еще я много думал.
В частности, думал о записке, которую нашел в кармане пальто Геба. Я уже знал ее наизусть.
ТЕБЕ СЛЕДОВАЛО ДЕЛАТЬ, ЧТО ГОВОРЯТ. ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, И ЖДАТЬ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО.
Я уже говорил старшему инспектору Томлинсону, что, по моему мнению, это скорее не предупреждение, а извинение, но тот лишь отмахнулся, не пожелав воспринять это соображение всерьез.
Однако отсюда напрашивался один вполне однозначный вывод: Геб знал убийцу. Или, по крайней мере, знал того, кто хотел его смерти. Если, конечно, воспринимать фразу «ждать осталось недолго» как обещание скорой смерти. Нет, конечно, рассуждал далее я, записка могла быть и от подружки, которая разозлилась на Геба за то, что он что-то там не сделал, но лично я в том сомневался. Девушки не пишут такие записки крупными печатными буквами, без обращения и без подписи.
Так что же такое должен был сделать Геб? И чего не сделал?
Имело ли это отношение к азартным играм и кредитным картам или за этим крылось что-то еще?
Я включил настольную лампу и переписал слова в свой блокнот:
«ТЕБЕ СЛЕДОВАЛО ДЕЛАТЬ, ЧТО ГОВОРЯТ. ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, И ЖДАТЬ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО».
А потом долго изучал эти две фразы.
Возможно, Геб не сделал «что говорят», а вместо этого сделал нечто такое, о чем его не просили?
Но в адрес кого он выражал сожаление по поводу этого своего бездействия или действия? И почему именно сожалел? Потому, что поступил неправильно или же поставил свою жизнь под угрозу?
Много вопросов, и до сих пор ни одного ответа.
«Пусть расследованием занимаются профессионалы», - сказал мне старший инспектор. Но сколько времени им понадобится? И доживу ли сам я до этого дня?
Может, пришло время расшевелить осиное гнездо? Но постараться при этом, чтоб тебя не ужалили.
В среду утром в больницу я пришел к семи тридцати. И увидел, что Клаудии значительно лучше. Она сидела в неудобной постели, не ворчала и не жаловалась, с аппетитом поедала завтрак: мюсли с йогуртом.
- Нет, вы только посмотрите на нее! - воскликнул я, улыбаясь во весь рот. - Сразу видно, ночь ты провела лучше, чем я.
- Это почему? И что случилось с тобой ночью? - спросила она.
- Постель в гостинице была жутко неудобная, - ответил я.
- Почему не поехал домой?
Ну вот, проболтался. Как теперь объяснить?
- Хотел быть поближе к тебе, дорогая.
- Напрасная трата денег, - насмешливо сказала она, делая вид, что не одобряет моего расточительства. - Если меня оставят здесь еще на одну ночь, изволь переночевать дома. Обо мне не беспокойся.
Откуда ей было знать, что возвращаться домой мне никак нельзя. Слишком рискованно.
- Выглядишь просто супер, прямо хоть сейчас марафон бежать, - сказал я. - Думаю, они отпустят тебя после того, как мистер Томик осмотрит.
- Сестра говорила, обычно он начинает обход около восьми.
Я взглянул на настенные часы, буквально сводившие меня с ума накануне, когда Клаудия находилась в операционной.
Без десяти восемь.
И тут в палату вошел мистер Томик. На нем снова были бледно-голубые брюки и рубашка, но сегодня сверху он накинул белый халат.
- Доброе утро, Клаудия, - сказал он и кивнул мне. - Как самочувствие?
- Гораздо лучше, чем вчера вечером, - ответила она. - Хотя еще немножко побаливает.
- Да, - снова кивнул он. - Это нормально, так и должно быть. Я сделал надрезы в брюшной стенке. Они совсем небольшие, но болезненные. Как считаете, сможете встать с постели?
- Я уже вставала, - с гордостью сказала она. - Ходила ночью в туалет. И сегодня утром - тоже.
- Прекрасно, - заметил он. - В таком случае, думаю, сегодня можете ехать домой. Через десять дней - ко мне. Осмотрим, все проверим, потом я сниму швы. А пока не слишком напрягайтесь. И не переутомляйтесь.
- Замечательно, - сказал я. - Она не будет переутомляться. Я за этим прослежу.
- И вот еще что, - сказал врач. - Мы получили первые результаты анализов.
- Что там? - воскликнула Клаудия. - Не бойтесь, говорите все, как есть.
- Правый яичник чист, однако, как я и предполагал, раковые клетки обнаружены в перитональной жидкости. Не слишком много, но достаточно.
Какое-то время все мы молчали.
- Химиотерапия? - спросила Клаудия.
- Боюсь, что так, - ответил мистер Томик. - Но, скорее всего, дело ограничится одним курсом. Ну, самое большее - двумя. Мне жаль, но это единственный оптимальный выход.
Он оставил нас переваривать эту не слишком радостную новость, видимо, спешил отщипнуть еще несколько кусочков ткани у очередного несчастного пациента. «Не слишком веселая у него работа», - подумал я.
- Давай попробуем увидеть светлую сторону, - сказал я Клаудии. - Правый яичник чист и невредим.
- Это верно, - не слишком весело пробормотала Клаудия.
- А потому у нас еще могут быть детки.
- Если только от химиотерапии я не стану бесплодной, - мрачно заметила она.
Даже известие о том, что ее выписывают из больницы, не развеселило Клаудию. Особенно когда я сказал ей, что отсюда мы поедем не домой, а к моей маме в Глочестершир.
- Ты, наверное, шутишь, Ник? - спросила она.
- Ничего я не шучу, - ответил я. - Мама ждет, страшно хочет тебя видеть.
- Но я хочу домой, - заупрямилась Клаудия. - Хочу лечь в свою постель.
- Как я смогу присматривать за тобой, если завтра мне на работу?
- А как, скажи на милость, - язвительно спросила она, - ты собираешься ездить на работу из Челтенхема? - И, насмешливо фыркнув, она добавила: - Перестань, Ник. Пожалуйста, поедем домой!
Что я мог на это сказать? Ведь не говорить же ей, что нас вполне могут прикончить на пороге собственного дома. Да она наверняка просто не поверит.
Я был убежден: Личфилд-гроув - место для нас слишком опасное. И мне ни в коем случае не хотелось подвергать свою невесту хотя бы малейшему риску. Прошлый раз мне повезло, можно даже сказать, очень повезло. Я вовремя заметил убийцу и улепетывал от него, как ветер. Но Клаудия не сможет бегать после операции, с двумя надрезами на стенке брюшной полости. Да и кто сказал, что мне снова повезет?
А чтобы выжить, должно везти всякий раз.
А потому лучше оставаться как можно дальше от убийцы, в том месте, где он не сможет нас найти. Чтобы его везенье кончилось.
И я твердо решил, что о возвращении на Личфилд-гроув не может быть и речи.
- Мама страшно соскучилась, - сказал я. - Да и тебе самой пойдет только на пользу побыть с ней после операции.
- Да, - ответила она. - Но это вовсе не означает, что мы должны ехать к ней прямо из больницы.
- Ну, будет тебе, дорогая, - взмолился я. - Если твоя мама была бы жива, мы бы могли поехать к ней.
То был удар ниже пояса, а Клаудия пребывала не в том состоянии, чтобы его выдержать.
Мы крайне редко говорили о родителях Клаудии. Они бросили ее, когда девочке было восемь, отвезли пожить к бабушке, да так никогда за ней и не вернулись. Их «Форд Эскорт» слетел с дороги в Бичи-Хед, сорвался с обрыва и упал на галечный пляж с высоты около пятисот футов.
Дознаватели вынесли вердикт - несчастный случай, а не самоубийство. Причем даже не стали выяснять, кто в момент аварии находился за рулем, исправна ли была машина. Но как бы там ни было, Клаудия проклинала их обоих за то, что они оставили ее в этом мире одну-одинешеньку.
«Вполне вероятно, - думал я, - что то была истинная причина, по которой она писала столь мрачные, даже жутковатые картины», - но эту тему я затрагивал редко. А если и затрагивал, то с осторожностью и тактом.
- Знаешь, это нечестно, Ник, - сердито огрызнулась она.
- Прости, - сказал я. - Но мне хотелось бы, чтоб прямо отсюда мы поехали к маме.
- А как же мои вещи? - спросила Клаудия.
- У тебя здесь с собой всего полно, - вывернулся я. - А вчера я забрал из дома еще несколько вещичек.
- Но я не могу ехать к твоей маме ненакрашенной, - то был последний ее довод.
- Я и косметичку твою прихватил, - заметил я не без торжества в голосе.
И мы отправились к моей матери, но прежде я допустил еще одну промашку, упомянул о взятой напрокат машине.
- А почему не на нашем «Мерседесе»? - сердито спросила Клаудия.
- Подумал, что после операции тебе нужно разместиться с большим комфортом, - ответил я, так и излучая заботу и доброту. - В нашем «SLK» на пассажирском сиденье все же тесновато.
«И опасно», - добавил я про себя.
Агент из сервиса «Герц - машины напрокат» пытался уговорить меня взять «автомобиль недели», ярко-желтый «Ауди» с откидным верхом и сияющими хромом колесными дисками.
- Вам очень подойдет, сэр, - напористо твердил он. - Ваш цвет. Сразу бросается в глаза. Сразу видно, что человек хочет заявить о себе.
Но вместо этого я предпочел стандартный внедорожник, четырехдверку с темно-синим салоном, скоростной, но не бросающийся в глаза. Мне нужно было слиться с местностью, а не бросаться в глаза.
И заявлять о себе я собирался совсем по-другому.
Я сказал Клаудии, что моя мама очень ждет нас, хочет, чтоб мы у нее погостили. И не покривил душой. Она согласилась принять нас, но только после того, как я отговорил ее от поездки в деревню на заседание исторического общества, куда она отправлялась днем по средам.
- Послушай, мам, - сказал я в телефонную трубку, разбудив ее без десяти семь утра. - Нам с Клаудией нужно отсидеться где-нибудь несколько дней.
- А что случилось, дорогой? - спросила она. - И почему вдруг такая срочность? Может, приедете завтра?
- Ну, пожалуйста, мам!.. - протянул я тоном семилетнего ребенка, уговаривающего родителей купить ему долгожданную игрушку.
- Ну, хорошо, ладно, - сказала она. - Все равно мне придется поехать и купить продукты. И еще мне страшно не хочется подводить других.
- Они поймут, - сказал я. - Скажи им, что к тебе приезжает сын познакомить с невестой.
На несколько секунд она лишилась дара речи. Я терпеливо ждал.
- О, дорогой, - пробормотала она дрожащим от волнения голосом. - Это правда или ты просто так сказал?
- Это правда, - ответил я.
Едва успели мы свернуть на дорожку к ее дому, как мама выбежала встречать нас, в слезах и почти неспособная произнести и слова от счастья. И обняла Клаудию крепко-крепко, как никогда раньше.
- Что это ты ей такое сказал? - шепотом спросила меня Клаудия, когда мы вошли в дом.