Затем уселся за этот самый стол и начал вскрывать конверты.
Среди всего прочего здесь были счета по квартплате, а также письмо из строительной компании, сообщающей, что они по соглашению с банком перестали списывать стоимость проданных товаров со счета покупателя, поскольку не получили в прошлом месяце причитающегося им процента по закладной Геба. Это напомнило мне о фитнес-клубе, которому задолжал Геб, из-за чего они потребовали вернуть ключи от шкафчика, поскольку банк опять же отказался списывать деньги со счета должника. «Интересно, сколько еще заведений поступили так же?» - подумал я.
Претензий к Гебу было полно, но больше всего меня беспокоили не квартирные счета, хотя и это было достаточно неприятно, но нескончаемый поток претензий и требований со стороны двадцати двух компаний, выдавших Гебу кредитные карты. Примерно половина из них прислали повторные уведомления, и балансы за прошлый месяц просто зашкаливали, при этом со счетов продолжали снимать деньги.
Стало быть, американцы по-прежнему делали ставки и проигрывали. Но как я мог остановить все это, не зная, кто они такие?
«Должен настать момент, - подумал я, - когда деньги на счетах кончатся, кредитные карты исчерпают свой лимит. Тогда все это прекратится, вот только какой ценой?»
С телефона Геба я позвонил в строительную компанию и спросил, на каком основании они перестали списывать стоимость проданных товаров со счета покупателя. Они выразили свои сожаления о смерти мистера Ковака, но это еще вовсе не означало, что долги его перестанут накапливаться. Ведь дом его под залогом. Смерть - событие, разумеется, весьма прискорбное, и залог является средством как-то облегчить жизнь должника, но только живого, а не после его смерти.
Затем я позвонил в эксплуатационную компанию и попытался договориться, чтоб в квартире Геба отключили газ, электричество и телефон. Я совершил ошибку, сказав им, что являюсь не Гебом Коваком - он скончался, - а всего лишь его доверенным лицом. Они тут же потребовали представить все документы, доказывающие, что я действую от имени мистера Ковака, да и в любом случае, прежде чем говорить об отключении, следует оплатить все счета. На что я возразил, что, если не стану платить, они все равно отключат. Но это не подействовало.
Я собрал все уведомления по кредитным картам, еще кое-какие бумаги, положил их в большой белый конверт, который нашел в столе у Геба. Очевидно, что мне нужен нотариус, чтоб добиться утверждения завещания, только тогда я смогу хоть как-то действовать дальше. По крайней мере, смогу аннулировать кредитные карты, хотя, наверное, прежде придется оплатить долги по ним. Квартиру следует продать, и если вырученных денег хватит на покрытие долгов перед строительной компанией, их вряд ли будет достаточно, чтоб выкупить залоговую и расплатиться по всем остальным счетам. Возможно, мне придется объявить о банкротстве.
Так что наследство я получил еще то.
Я знал, что Патрик живет в Вейбридже. Знал, поскольку мы с Клаудией несколько раз приезжали к нему на обед, а в прошлом году летнюю вечеринку в честь основания фирмы проводили у него в большом саду.
Я также знал, что добирается он от дома до работы следующим образом. Жена довозит его на машине до станции «Вейбридж», после чего он садится на поезд до Ватерлоо, там сходит, спускается в метро, а затем в тесноте и давке едет по линии Ватерлоо-Банк. Все в конторе знали это, поскольку Патрик хоть и не слишком громко, но все же возмущался работой общественного транспорта по утрам или манерой вождения жены, благодаря которой порой опаздывал на работу.
Очевидно, что и поездка обратно, до дома, пройдет тем же образом и маршрутом, и я планировал присоединиться к нему на одном из отрезков этого пути.
Из конторы он выходил обычно где-то между шестью и половиной седьмого, но я был на «Ватерлоо» уже в пять, вдруг он появится раньше? И даже несмотря на это, едва с ним не разминулся.
Основная проблема заключалась в том, что отсюда до Вейбриджа отправлялось минимум шесть поездов в час, и отходили они от разных платформ, которых здесь было девятнадцать.
Я ждал его в главном вестибюле вокзала, напротив целого ряда эскалаторов, которые поднимались снизу, от станции метро. В вечерние часы пик два или три эскалатора работали на подъем, и с них, а также с лестниц, расположенных параллельно, валили в вестибюль толпы пассажиров, спешивших далее к своим поездам.
Примерно к половине седьмого в глазах моих так рябило от усталости, от сотен и тысяч лиц, в которые я всматривался, что мозгу понадобилось несколько долгих секунд на то, чтоб осознать наконец, что я вижу знакомое лицо. Оно мелькнуло и почти тотчас же снова затерялось в толпе.
Я бросился следом, стараясь увидеть его снова, и одновременно поглядывал на табло, где указывалось, когда и с какой платформы отправляется поезд на Вейбридж.
Одного мужчину я преследовал через весь вестибюль до платформы и, лишь когда он свернул к ларьку с едой, с запозданием понял, что это не Патрик.
Черт!.. Потерял несколько драгоценных минут.
Я развернулся и снова уставился на табло.
Через две минуты с платформы под номером 13 отправлялся поезд на Бейсингсток, через Вейбридж. Я готов был побиться об заклад, что Патрик поедет именно им. И припустил бегом через всю станцию, сунул билет в щель серого турникета и выбежал на платформу.
В поезд я успел вскочить буквально за секунду до того, как закрылись двери. Однако я не предвидел, что в вагоне будет такая толчея, в проходах стояло больше людей, чем сидело. И вот поезд отошел от станции «Ватерлоо», и я с извинениями стал проталкиваться в соседний вагон, а потом - и в следующий.
И вот наконец, вызвав раздражение у доброй половины пассажиров и думая о том, что Патрик, должно быть, поехал каким-то другим поездом, я вдруг увидел его в относительно пустой секции вагона первого класса. Он даже не поднял глаз, продолжал читать газету, когда я, открыв застекленную дверь, прошел и уселся на свободное место рядом с ним.
- Привет, Патрик, - сказал я.
Если он и удивился, увидев меня, то виду не показал.
- Привет, Николас, - спокойно ответил он, складывая газету. - А я все думал и гадал, когда же ты появишься.
- Да, - кивнул я. - Прошу прощения за беспокойство, но я должен был поговорить с тобой так, чтоб Грегори не слышал и не знал.
- О чем? - спросил он.
- О полковнике Джолионе Робертсе, - произнес я тихо, чтоб не услышали другие пассажиры.
Он приподнял брови.
- И что же?
- Полковник говорил со мной две недели назад на скачках в Челтенхеме и еще один раз в Сэндауне, в субботу на прошлой неделе.
- А тебе известно, что он умер? - спросил Патрик.
- Да, - ответил я. - Известно. Это ужасно. Я ведь говорил с тобой сразу после похорон.
- Ну да, конечно, - сказал Патрик. - У него были какие-то проблемы с сердцем.
- Мне тоже так говорили.
- И о чем же вы с ним беседовали?
- Его беспокоили инвестиции, которые семейный трастовый фонд вложил в строительство электролампового завода в Болгарии.
- В каком смысле - беспокоили? - спросил Патрик.
- Племянник мистера Робертса посетил место, где должен был возводиться завод, и не нашел там ничего. Кроме свалки токсичных отходов.
- Ну, наверное, еще просто не построили. Или этот племянник ошибся местом.
- Я тоже так думал, - кивнул я. - Но Грегори показывал мистеру Робертсу снимки строящегося завода, а племянник его совершенно уверен, что побывал на том самом месте.
- Ты что же, говорил с этим племянником? - спросил Патрик.
- Да, говорил, - кивнул я. - Не далее как в пятницу.
- И пошел с этим к Грегори?
- Нет, - ответил я. - Грегори был так сердит на меня на прошлой неделе из-за этой истории с Биллом Серлом, что я просто не осмелился.
- Ну а с Джессикой? - спросил он.
- Нет, и с ней тоже не говорил. Понимаю, что должен был это сделать, просто не представилось случая.
Поезд въехал на станцию «Сурбайтон», двое пассажиров первого класса поднялись со своих мест и вышли.
- Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? - спросил Патрик, когда поезд покатил дальше. - Робертсы со своим семейным трастовым фондом - клиенты Грегори. Так что тебе лучше поговорить с ним или с Джессикой.
- Знаю, - ответил я. - Просто надеялся, ты поможешь мне разобраться.
Он рассмеялся.
- Что, испугался Грегори?
- Да.
Я действительно был очень напуган.
- Поэтому и не приходил в контору все это время?
- Да, - снова сказал я.
Он развернулся на сиденье, посмотрел прямо мне в глаза.
- Все же странный ты человек, Николас. Неужели не понимаешь, что подобным поведением поставил всю свою карьеру под угрозу?
Я кивнул.
- Мы с Грегори твердо решили, что сегодня на дисциплинарном совещании, которое ты должен был посетить, мы официально уведомим тебя об увольнении из «Лайал энд Блэк».
Так, значит, меня все-таки уволили.
Так, значит, меня все-таки уволили.
- Однако, - продолжил он, - Эндрю Меллор посоветовал выслушать и твою версию случившегося и уже потом принимать окончательное решение. Так что еще ничего не известно.
- Спасибо, - пробормотал я.
- Так придешь завтра в контору, чтоб мы могли решить этот вопрос?
- Не знаю, не уверен, - ответил я. - Я бы предпочел, чтоб еще до моего возвращения ты начал внутреннее расследование этой истории с болгарскими инвестициями.
- Смотрю, ты действительно очень боишься Грегори, - усмехнувшись, заметил он. - Но эта собака из тех, что больше лает, чем кусает.
«Возможно, - подумал я, - вот только лай у нее получается уж больно грозный. Да и потом вряд ли Грегори помощник в этом деле».
- Вот что, Патрик, - начал я. - У меня есть все основания полагать, что здесь имели место финансовые махинации, стоившие Евросоюзу много миллионов евро, и что Грегори как-то в этом замешан. И да, я боюсь за свою жизнь, у меня тоже есть для этого самые веские основания.
- К примеру? - спросил он.
- Понимаю, тебе покажется это странным, но я просто уверен: эта болгарская история как-то связана с убийством Геба.
- Но это же просто смешно! - возразил он. - Теперь тебе только и остается, что обвинить Грегори в убийстве Геба.
Я промолчал, просто сидел и смотрел на него.
- Перестань, Николас, - сказал он. - Глупости, безумие какое-то!
- Может, и безумие, - сказал я. - Но не приду в контору до тех пор, пока не буду уверен, что это безопасно.
Он призадумался на секунду-другую.
- Поедем ко мне домой, прямо сейчас, сегодня же все и решим. Можем позвонить от меня Грегори.
Поезд въехал на станцию «Эшер».
На этой станции я выходил, когда посещал ипподром в Сэндаун-Парк. Неужели с тех пор, как я был здесь и говорил с Джолионом Робертсом, прошло всего девять дней?
А двумя днями позже Джолион Робертс скончался.
- Нет, - ответил я, вскакивая со своего места. - Позвоню тебе завтра утром в контору.
Я толкнул раздвижную застекленную дверь и выскочил на платформу буквально за секунду-другую до отправления поезда.
Не хотел, чтоб Патрик сообщил Грегори, где я нахожусь, ни сегодня, ни в какой-либо другой день.
Глава 18
Ко времени, когда я вернулся в Лэмбурн, все три мои дамы уже улеглись спать, и дом был погружен во тьму, не считая освещенного окна кухни. Что ж, все правильно, ведь я позвонил им из телефона-автомата в Паддингтоне и предупредил, чтоб не ждали.
Только тут я почувствовал, что страшно проголодался.
Я взглянул на часы над микроволновкой. Десять минут одиннадцатого, и с шести утра, когда второпях я сжевал на завтрак тост, во рту у меня не было ни крошки. Весь день прошел в таких нервах и беготне, что я не чувствовал голода и не думал о еде. Мама этого бы точно не одобрила.
Я сунулся в холодильник Джен и приготовил себе толстенный сандвич с сыром.
А потом уселся за кухонный стол и сжевал его, запивая апельсиновым соком.
Вообще-то, день выдался неплохой, решил я. С работы меня пока что не выгнали, и я успел поделиться с Патриком своими подозрениями. Поверил он мне или нет - другое дело. Но теперь, естественно, он был просто обязан начать расследование и привлечь к нему Джессику Винтер, председателя надзорной комиссии, какого бы там мнения он ни придерживался о тактике моего поведения.
Но станет ли от этого безопаснее?
Если Грегори или кто-то еще пытался убить меня, чтоб не дать хода расследованию о болгарской инвестиции, тогда я вне опасности. Поскольку мое убийство лишь убедит всех, в том числе и полицию, что расследование стоит продолжить с удвоенной энергией. Однако есть, конечно, вероятность, что он сочтет, что ему нечего больше терять, и меня прикончат просто из мести.
Как бы там ни было, придется скрываться еще несколько дней.
Вторник выдался ясным и солнечным, что вполне соответствовало моему настроению. Поговорив с Патриком, я немного успокоился и даже почувствовал, что теперь можно будет куда-нибудь съездить.
Несмотря на то что я лег спать последним, поднялся я первым. Спустился на кухню и стал готовить кофе, когда в дверях появилась Джен.
- Уверен, что не хочешь съездить со мной в Даунс посмотреть на лошадей? - спросила она. - Погода чудная, торчать дома - просто грех.
Я колебался.
- Так и быть, одолжу тебе шляпу и солнечные очки, - со смехом добавила она. - Для маскировки.
- Ладно, - сказал я. - С удовольствием. Только сейчас отнесу кофе Клаудии.
- Времени у нас навалом, - сказала Джен. - Первую группу выпускают не раньше половины восьмого, да и потом мне надо прежде на них взглянуть. Будь готов где-то в семь сорок пять. А позавтракаем после.
Я взглянул на часы. Было без пяти семь.
- Ладно, - кивнул я. - Буду готов через сорок минут.
Поставив чашки с кофе на поднос, я поднялся в спальню и присел на край кровати.
- Доброе утро, соня, - сказал я Клаудии и нежно потряс ее за плечо. - Пора просыпаться.
Она перекатилась на спину и зевнула.
- А сколько сейчас?
- Семь, - ответил я. - Утро выдалось просто чудесное, хочу поехать с Джен в Даунс, посмотреть, как она работает с лошадьми.
- А можно мне с вами? - спросила она.
- Я бы с удовольствием взял тебя. Вот только как самочувствие?
- С каждым днем все лучше, - ответила Клаудия. - И так хотелось бы… - Тут она вдруг умолкла.
- Знаю, знаю, - сказал я. - Но все будет хорошо. Просто прекрасно. Вот увидишь.
Я наклонился, обнял ее и поцеловал.
- Надеюсь, что ты прав, - прошептала она.
Дамоклов меч под названием «рак» бросал тень на каждый миг нашего совместного существования. Мы жили в каком-то подвешенном состоянии, и лично я думал, что чем скорее начать курс химиотерапии, тем лучше. Эти недели ничегоделания лишь способствовали росту раковых клеток в ее тканях, так мне, во всяком случае, казалось.
На мой взгляд, нет на свете ничего более бодрящего для души, чем скачка в ясный солнечный весенний день. И омрачал это состояние лишь тот факт, что я наблюдал за лошадьми из «Лендровера» Джен, а не находился в седле.
Господи, до чего же мне хотелось оказаться в седле, ощущать под собой полтонны живого веса породистой скаковой лошади, галопировать по лугу, чтоб ветер бил в лицо и трепал волосы.
Я с завистью смотрел, как конюхи Джен парами выводят скакунов из стойл, затем оседлывают их и вихрем взлетают на холм по направлению к нам. Одни так и стелются над землей, точно парят в воздухе, другие идут в три четверти своей силы. От стука копыт по дерну по коже у меня пробежали мурашки, сердце учащенно забилось.
Как это все же жестоко и несправедливо, что из-за того рокового падения я лишен такого удовольствия!
Впрочем, не следует падать духом, тут же укорил себя я. Ведь тогда я мог и погибнуть, а этого не случилось.
Я не стал надевать предложенные Джен очки, но все же напялил на голову одну из фетровых шляп ее бывшего мужа, сдвинул как можно ниже на лоб и приподнял воротник куртки. И еще старался не подходить к лошадям слишком близко. Я сразу узнал нескольких старых конюхов Джен и старался особо не попадаться им на глаза с одной лишь целью - чтоб сюда за мной не заявился старший инспектор Флайт с наручниками.
Клаудия подобных страхов не испытывала и пошла по траве поближе к лошадям. Я смотрел, как она стоит, освещенная лучами солнца, потом снимает шерстяную шапочку, встряхивает головой, и ее роскошные густые волосы тут же начинает развевать ветер.
Много чего странного произошло за последние несколько недель. Я думал, что теряю ее, что она уходит к другому мужчине, а теперь боялся потерять ее из-за болезни. Рак, вне всякого сомнения, сблизил нас. Я любил Клаудию еще больше, чем прежде. И жить дальше я готов только ради нее. Так я сам себе пообещал. И она будет жить ради меня.
Вот она обернулась ко мне и махнула рукой, и пряди длинных блестящих волос прилипли к лицу. Я не видел, но точно знал, что сейчас она смеется от радости, от упоения жизнью.
Я махнул ей в ответ.
Через две-три недели эти роскошные волосы начнут выпадать, и она будет страшно этим удручена, но, по моему мнению, то была относительно небольшая плата за сохранение жизни и нашей с ней любви.
После ленча я сел в машину и поехал позвонить старшему инспектору Томлинсону. Я решил, что после происшествия на стоянке у паба в Суиндоне звонить во время движения безопаснее. И вот я начал набирать номер Томлинсона, двигаясь на скорости семьдесят миль в час по автостраде М4 к востоку, между Ньюбери и Ридингом. Но не успел я набрать номер, как телефон зазвонил у меня в руке.
- Николас Фокстон, - ответил я.
- Добрый день, мистер Фокстон. Это Бен Робертс.
- Да, Бен, - ответил я. - Слушаю вас.
- Отец передумал. Он согласен встретиться с вами и поговорить.
- Отлично! - радостно воскликнул я. - Когда и где?
- Он спрашивает, не могли бы вы завтра вечером приехать на скачки в Челтенхем в качестве его гостя. Там состоятся забеги в стипль-чезе у гунтеров, и отец забронировал ложу. Говорит, что будет рад переговорить с вами сразу после скачек.