- Да просто коллега по работе, - равнодушным тоном бросил я.
- А как его звали?
Стоит ли говорить ему? С другой стороны, почему нет? Все газеты уже пестрели его именем.
- Геб Ковак.
- А за что его убили? - не унимался Мартин.
- Понятия не имею, - ответил я. - Я ведь уже говорил: он всего лишь мой коллега по работе.
- Перестань, Фокси, - вкрадчивым тоном заметил Мартин. - Должны же быть у тебя какие-то соображения на эту тему.
- Нет. Никаких. Ровным счетом ничего.
Он смотрел разочарованно, точно ребенок, которому отказали в сладком.
- Давай выкладывай, - протянул он. - Я же вижу, ты что-то скрываешь. Уж мне-то мог бы сказать.
Ага. А заодно - и половине Вселенной.
- Честно, Мартин, - сказал я. - Я понятия не имею, за что его убили и кто. А если б даже знал, то сказал бы не тебе, а полиции.
Мартин пожал плечами. Давая понять, что не верит мне ни на грош. «Скверно, - подумал я. - Этому конца и края не будет».
Но тут от дальнейших расспросов меня спасла Джен Сеттер, еще один тренер, являющая собой полную противоположность Мартину. Невысокого росточка, стройная, привлекательная и веселая. Она схватила меня за руку и увела от Мартина.
- Привет, любовничек, - шепнула она мне на ухо и чмокнула в щеку. - Не желаешь провести уик-энд с испорченной девчонкой?
- Всегда готов, - шепнул я в ответ. - Только гостиницу назови.
Она расхохоталась и отстранилась.
- Все дразнишь, никак не успокоишься, - сказала она, кокетливо глядя на меня снизу вверх из-под густо накрашенных ресниц.
На самом деле это она дразнила меня, и проделывала это с тех пор, как мы познакомились лет десять тому назад. Тогда я ничего собой не представлял, восемнадцатилетний паренек, только начинающий, она же уже была известным тренером. И я не знал, как реагировать на все эти ее шуточки и заигрывания - они и льстили мне, и одновременно пугали. К тому же тогда она была замужем.
А теперь была разведена, свободная женщина лет под пятьдесят, твердо вознамерившаяся наслаждаться жизнью. И при этом она очень много работала. В ее конюшнях в Лэмбурне тренировалось около семидесяти лошадей, и я по своему опыту знал: Джен правит этим большим своим хозяйством очень разумно и предельно жестко.
Джен на протяжении трех лет была моей клиенткой, с тех самых пор, когда после развода в суде получила солидную сумму от своего бывшего.
- Ну, как там мои денежки? - спросила она.
- Живут и процветают, - ответил я.
- И надеюсь, растут? - со смехом спросила она.
Я тоже надеялся на это.
- Как прошел предварительный просмотр?
- Потрясающе, - ответила она. - Я взяла с собой дочурку Марию и ее парня. И мы замечательно провели время. Шоу просто сногсшибательное.
По моему предложению Джэн инвестировала весьма внушительную сумму в постановку нового мюзикла в Вест-Энде - в основу сюжета легли жизнь и приключения Флоренс Найтингейл[4] во время Крымской войны. Премьера должна была состояться примерно через неделю, но предварительные показы уже начались, и я читал в газетах рецензии. Впечатление они оставляли смешанное, но это вовсе не означало, что спектакль не будет пользоваться успехом. Потрясающий мюзикл «Волшебник из страны Оз» был после премьеры на Бродвее буквально оплеван в «Нью-Йорк таймс», но затем с успехом шел по всему миру семь лет подряд - всего состоялось около трех тысяч представлений, и кассовые сборы просто зашкаливали.
- Некоторые из предварительных просмотров проходят не столь успешно, - заметил я.
- Не понимаю, почему, - удивленно ответила Джен. - Девушка, которая играет Флоренс, просто великолепна, а голос! Думаю, она принесет мне целое состояние. Уверена, рецензии после премьеры будут просто замечательные. Но если нет и я потеряю все, то взвалю вину на своего консультанта по финансам.
- Ничего. Слыхал, спина у него широкая, - со смехом ответил я.
На самом деле мне было совсем не до смеха. Инвестиции в театральные постановки всегда считались самыми рискованными - тут люди чаще теряли целые состояния, нежели выигрывали. Да и вообще, не существует инвестиций без риска. Это всегда рулетка. Я знал случаи, когда, казалось бы, железно надежные и подкрепленные тщательными расследованиями инвестиции обращались в прах. Самыми надежными считались доли в крупных компаниях с именем, рост они давали небольшой, но стабильный, но даже там случались исключения. К примеру, акции «Энрон»[5] упали с девяноста долларов до нескольких центов всего за десять недель, а «Хелс Саус Инк.», одна из крупнейших американских фармакологических компаний, умудрилась потерять девяносто восемь процентов своей стоимости на Нью-Йоркской фондовой бирже всего за один день. Оба эти коллапса произошли или из-за какого-то мошенничества, или же из-за неправильных, нечестных подсчетов, искусственно взвинченных ожиданий доходности, но результат всегда получался один - катастрофа. Акции «Бритиш Петролеум» за месяц упали в цене больше чем на пятьдесят процентов, когда в Мексиканском заливе взорвалась нефтедобывающая платформа. Даже расходы на устранение последствий взрыва и очистку водной глади от нефтяных пятен не шли ни в какое сравнение с этими потерями.
Может, именно такие вот катастрофические потери и привели к убийству Геба?
Мне как-то не слишком верилось в это.
Раз в неделю, обычно по понедельникам, Патрик Лайал проводил совещания, где обсуждались инвестиционные планы наших клиентов. Присутствовали все его помощники, в том числе и мы с Гебом. Мы должны были исследовать рынки и выдвигать новые предложения по инвестициям - к примеру, на новый мюзикл, который я рекомендовал Джен Сеттер. Но правила фирмы были ясны и просты: деньги ни одного из наших клиентов не могли быть инвестированы в какой-то новый продукт без одобрения на то Патрика или Грегори.
Наша оценка рисков в связи с потерями «Би Пи» свелась лишь к рекомендациям по сокращению пенсионного довольствия персонала. И хотя положение нефтяной компании блестящим никак нельзя было назвать, никому из ее сотрудников не пришлось снимать последнюю рубашку, даже галстука не пришлось снимать. Так что, пришел я к выводу, убивать консультанта по финансам не было причин.
- Приезжай как-нибудь, покатайся на лошадках, - сказала Джен, вернув меня с небес на землю. - Первая партия отправляется в субботу, в семь тридцать. Так что подваливай в пятницу, можешь у нас переночевать. Тебе понравится.
Прикажете расценивать это как приглашение на уик-энд с испорченной девчонкой или нет?
И, да, конечно, мне понравится. Поскакать на хорошей лошадке. Наверное. Потому как не сидел я в седле вот уже восемь лет.
Хорошо помню отчаяние, охватившее меня, когда я узнал, что жокеем мне больше не быть. Я сидел за дубовым столом в одном из офисов Клуба жокеев, что в Хай-Холборн в Лондоне. Напротив меня разместились три члена медицинской комиссии.
Я почти слово в слово запомнил краткое заявление, которое сделал председатель комиссии.
- Прости, Фокстон, - начал он, когда мы все разместились в креслах, - но мы пришли к выводу, что ты по состоянию здоровья не способен принимать участие в каких бы то ни было скачках. Ни сейчас, ни в будущем. А следовательно, мы отбираем у тебя жокейскую лицензию. - С этими словами он поднялся, собираясь выйти из комнаты.
Я сидел совершенно потрясенный. Весь покрылся холодным потом, и еще показалось, что стены вокруг угрожающе сжимаются, давят на меня. Я ожидал, что встреча с медкомиссией будет чистой формальностью, еще одним шагом на пути к полному восстановлению.
- Нет, погодите минутку, - сказал я, обращаясь к председателю. - Мне сказали, я должен прийти сюда ответить на несколько вопросов. Где же вопросы?
Председатель остановился в дверях.
- В них нет необходимости. Результаты анализов, сканирования дали нам все ответы.
- Ладно. Но у меня есть к вам вопросы, так что, пожалуйста, сядьте.
До сих пор перед глазами стоит удивленное его лицо. Какой-то жокей, вернее, уже бывший жокей, осмеливается говорить с ним таким тоном! Но он вернулся и снова уселся напротив меня. И я стал задавать вопросы и отчаянно и даже грубо спорил, но только это ни к чему не привело.
- Наше решение окончательное.
Но даже тогда я не сдался.
Обратился к независимому эксперту, крупному специалисту по повреждениям шейных и спинных позвонков, чтоб тот помог мне выиграть дело. Но он лишь подтвердил выводы комиссии и умудрился напугать меня до полусмерти.
- Проблема, - объяснил он, - заключается в том, что при падении удар был такой силы, что ваш первый шейный позвонок был раздроблен и практически впечатался во второй. Вам чертовски повезло, что вы остались в живых. Необыкновенно повезло. И во время этого основного повреждения многие костяные выступы, соединяющие эти два позвонка, были сломаны. Проще говоря, сейчас голова ваша рискованно балансирует только на шее, вернее, ее мышцах, и достаточно малейшей травмы, чтоб она просто свалилась. Да с такой шеей я бы и на мотоцикле не рекомендовал ездить, не говоря уже о лошадях.
Да, не слишком ободряющие новости.
- Но неужели ничего нельзя сделать? - спросил его я. - Операцию, к примеру? А как насчет металлической пластины? В лодыжку у меня вставлена после одной из травм.
- Эта область шеи имеет весьма деликатное строение, - сказал он. - К тому же еще и очень сложное, ни в какое сравнение с лодыжкой не идет. Здесь совершаются самые сложные движения, в разных плоскостях и под разными углами. Проблема крепления к черепу, уже не говоря о том осложнении, что нервные волокна, подающие сигналы от всех частей тела, проходят теперь через самую середину, не говоря уже о том, что мозговой ствол доходит до этого поврежденного позвонка. Не думаю, что металлическая пластина тут поможет, скорее создаст новые проблемы. Если будете вести нормальный образ жизни, мышцы все удержат и шея будет в полном порядке, только старайтесь не попадать в автомобильные аварии. - Он улыбнулся. - И мой вам совет - воздержитесь от драк.
На протяжении нескольких недель после этого я едва поворачивал голову и какое-то время снова спал в специальном воротнике. Помню, как панически боялся чихать - вдруг голова отлетит, а к лошадям и на пушечный выстрел не приближался, уже не говоря о том, что не садился в седло. Хватит рисковать.
- Страшно хотелось приехать и посмотреть, как ты работаешь с лошадками, - сказал я Джен, вновь вернувшись к реальности. - Но боюсь, что скакать не буду.
Она огорчилась.
- А я-то думала, тебе понравится.
- Еще как понравилось бы, - ответил я. - Но слишком велик риск. Для моей шеи.
- Чертовски жаль.
Еще бы не жаль. Я истосковался по верховой езде. Приезжать на скачки из Лондона каждую неделю - это, конечно, приятно, отвлекает от унылой городской жизни, и одновременно - мучительно. Каждый день я по-приятельски болтал со своими клиентами, особенно если на них были шелковые жокейские ветровки, и мне мучительно хотелось оказаться на их месте. Иногда после всех этих разговоров я сидел в машине и оплакивал то, что потерял. Почему? За что? Почему это случилось именно со мной?
Я покачал головой, крайне недовольный собой, и решил выбросить все эти мысли из головы. Пора перестать жалеть себя. Я должен быть благодарен судьбе за то, что мне двадцать девять, я жив и счастлив, что у меня хорошая работа и я вполне обеспечен с финансовой точки зрения.
Но до чего же мне хотелось снова быть жокеем!
За первым забегом я наблюдал с выгодной позиции на трибунах; яркие и по-арлекински пестрые ветровки жокеев так и сверкали на солнце, пока лошади преодолевали две мили до финишного столба.
И, как всегда, глядя на это зрелище, я испытывал острое чувство тоски. Интересно, пройдет оно когда-нибудь или нет? Пусть даже Челтенхем был тем самым местом, где столь болезненно и плачевно закончилась моя карьера, отвращения к нему я не испытывал. Ипподром не виноват, что я слетел с лошади и разбился. И потом, именно благодаря действиям дежуривших здесь тогда медиков я остался жив и не был парализован.
Челтенхем был первым ипподромом в моей жизни, и я до сих пор любил это место. Я вырос в маленьком городке Престбери, неподалеку от ипподрома, и каждое утро проезжал мимо него на велосипеде, торопясь в школу. И каждый год в марте, с приближением Фестиваля по стипль-чезу, радостное предвкушение охватывало всех здешних обитателей, и этот путь в жизни был словно предназначен мне самой судьбой. Сперва я научился ездить на лошади, затем нанялся на каникулы к одному из тренеров, не гнушался самой черной работой, ну а уже потом отказался от запланированного семьей обучения в университете в пользу завораживающей и всепоглощающей карьеры профессионального жокея.
Челтенхем являлся столицей скачек с препятствиями. И несмотря на то что «Гранд нэшнл» являются самыми знаменитыми соревнованиями по стипль-чезу, каждый владелец лошади предпочтет победе там Золотой кубок Челтенхема.
«Гранд нэшнл» - это соревнования с гандикапом, и на лучших лошадей падает наибольшая нагрузка. Мечта участника таких соревнований - это чтоб все лошади пересекли финишную прямую одной плотной толпой. И уже потом взвешивание определяет победителя. Но это все равно что заставить Усейна Болта бегать олимпийскую стометровку в тяжелых резиновых сапогах, чтоб уравнять шансы с остальными. А в скачках на Золотой кубок в Челтенхеме все участники - небольшие исключения делаются только для кобыл - должны нести на себе один и тот же вес, а потому победитель и является истинным чемпионом.
Я участвовал в них лишь однажды на аутсайдере без шансов, но помню напряженное и радостное возбуждение, царившее в раздевалке перед началом забега. Золотой кубок - это тебе не всего лишь очередная скачка, это история, которая творится на глазах, и уже одно только участие в ней значит больше, чем все остальные достижения. Пусть даже я и слетел тогда с лошади головой вниз задолго до финиша.
Слева от меня, в дальнем конце прямой линии выстраивались для старта в первом забеге пятнадцать лошадей.
- Пошли! - прогремел голос комментатора в динамиках, и они сорвались с места.
Две мили быстрого бега с постукиванием копыт о деревянные препятствия - звук этот был отчетливо слышен тем, кто сидел на трибунах. Поначалу лошади летели прямо на нас, затем повернули влево, начав новый круг и еще больше увеличив скорость. Три лошади взяли препятствие бок о бок, только и замелькали ноги жокеев, руки и хлысты, которыми они подбадривали своих скакунов, начав подъем вверх по холму к финишу.
- Первым пришел номер три, Листопад! - прозвучал голос в динамиках.
Марк Викерс, жокей, скакавший на этой лошади, сделал еще один шаг к чемпионскому титулу и увеличил свое преимущество над Билли Серлом вдвое.
Стало быть, Мартин Гиффорд, заядлый сплетник, все же вырастил победителя, несмотря на неверие в его способности. Но тут возможны и варианты, подумал я. Что, если он специально завышал стартовую расценку лошади, не рекомендуя другим людям ставить на нее? Я взглянул на перечень участников и решил поставить небольшую сумму на Весельчака в третьем заезде, ведь Мартин говорил, что у него нет никаких шансов.
И я направился к весовой, спускаясь по ступенькам и внимательно глядя под ноги.
- Добрый день, Николас.
Я поднял глаза.
- О, приветствую, мистер Робертс, - удивленно заметил я. - Вот уж не думал, что вы ходите на скачки.
- Еще как хожу, - сказал он. - Всегда ходил. У нас с братом есть свои лошади, их тренируют в конюшнях. Не раз видел ваши выступления. Вы хороший жокей. Могли бы даже стать великим жокеем. - Он поджал губы и удрученно покачал головой.
- Спасибо, - сказал я.
Мистер Робертс - или, если использовать его полный титул, полковник Джолион Вестроп Робертс, кавалер ордена Военного креста, младший сын графа Бэлскота - являлся моим клиентом. Если точней, он был клиентом Грегори Блэка, но я довольно часто видел его в конторе на Ломбард-стрит. В отличие от многих наших клиентов, которые были счастливы взвалить на нас обязанность присматривать за их деньгами, Джолион Робертс предпочитал держать руку на пульсе в том, что касалось его инвестиций.
- У вас сегодня выходной? - осведомился он.
- О, нет, - усмехнулся я. - Должен встретиться с одним из моих клиентов сразу после скачек. С жокеем Билли Серлом.
Он кивнул, потом вдруг замялся.
- Вот уж не ожидал… - Снова пауза. - Впрочем, неважно.
- Может, я смогу чем-то помочь? - спросил я.
- Нет, все в порядке, - ответил он. - Я это оставил.
- Оставили? Что?
- Да ничего, неважно, - ответил он. - Нет поводов для беспокойства. Все отлично. Уверен, все просто прекрасно.
- Что прекрасно? - сам не зная почему, я решил проявить настойчивость. - Это имеет какое-то отношение к нашей фирме?
- Нет, ничего, - бросил он. - Забудьте, что я вообще упомянул об этом.
- Но ведь вы ни о чем не упоминали.
- Ну, ладно, - со смехом заметил он. - Значит, не упоминал.
- Так вы уверены, что вам не нужна моя помощь? - еще раз спросил я.
- Да, уверен, - ответил он. - Спасибо.
Еще несколько секунд я стоял на ступеньках трибуны и не сводил с него глаз, но он так и не стал объяснять, что же его беспокоит.
- Что ж, ладно, - сказал я. - Надеюсь, скоро увидимся у нас в конторе. Всего доброго.
- Да, - кивнул он. - До свиданья.
И я ушел и оставил его там, на трибунах, стоящего с прямой, как палка, спиной и взирающего на беговые дорожки в глубокой задумчивости.
Интересно все же, о чем он хотел, но так и не решился поговорить?
Марк Викерс выиграл в тот день еще два забега, в том числе и главный, на Весельчаке, при очень выгодном соотношении восемь к одному, что сделало Марка четырехкратным победителем над Билли Серлом, а мне принесло от тотализатора вполне кругленькую сумму.
Понятно, что, выходя после взвешивания ко мне навстречу, Билли Серл пребывал не в самом радужном настроении.
- Чертов Викерс, - пробормотал он. - Ты видел, как он выиграл первый забег? Едва не забил насмерть свою лошадку хлыстом. Бедное животное! Куда только смотрят организаторы? Я бы отобрал у него лицензию.