Понятно, что, выходя после взвешивания ко мне навстречу, Билли Серл пребывал не в самом радужном настроении.
- Чертов Викерс, - пробормотал он. - Ты видел, как он выиграл первый забег? Едва не забил насмерть свою лошадку хлыстом. Бедное животное! Куда только смотрят организаторы? Я бы отобрал у него лицензию.
Я решил не говорить, что, по моему мнению, Марк Викерс вовсе не переусердствовал с хлыстом, а провел забег просто образцово, как прописано в учебнике, подгоняя лошадь руками, пришпоривая каблуками, и опередил ближайшего соперника на голову. Наверное, в данных обстоятельствах это было бы не слишком дипломатично. Я решил также не говорить Билли, что и Марк является моим клиентом.
- Ну, у тебя еще полно времени, успеешь с ним поквитаться, - сказал я, хоть и знал, что на самом деле это не так, и Марк Викерс как раз вошел в самую форму, а Билли, в отличие от него, только терял с каждым годом.
- Вот она, невезуха, - злобно пробормотал он. - Все эти годы только и ждал своего шанса, и теперь, после ранения Фрэнка, проиграл какому-то сопляку, выскочке!..
Вообще, надо сказать, судьба была не слишком благосклонна к Билли Серлу. Он был на четыре года старше меня и во всех чемпионатах за последние восемь лет занимал второе место. И всякий раз его побеждал один и тот же жокей, признанный мастер в стипль-чезе, Фрэнк Миллер. Но прошлым декабрем Фрэнк упал, как-то очень неудачно сломал ногу и не выступал вот уже на протяжении четырех месяцев. В этом году впервые за десятилетие кто-то другой должен был стать жокеем-чемпионом, но после сегодняшнего оглушительного триумфа Марка Викерса стало ясно, что это не Билли. Тридцать три - критический возраст для жокея, выступающего в стипль-чезе, подрастало новое поколение очень неплохих, даже замечательных ребят, жаждущих победы.
Мне сразу стало ясно - Билли сейчас не в настроении обсуждать финансовые вопросы, пусть даже это он сам звонил мне накануне днем и просил о срочной встрече в Челтенхеме. Но я проделал весь этот путь из Лондона, чтобы поговорить с ним, и не хотел тратить время попусту.
- Так что ты хотел обсудить? - спросил я его.
- Хочу забрать все мои деньги обратно, - сказал он. Неожиданный ответ.
- Что это значит - обратно?
- Хочу забрать мои деньги назад из «Лайал энд Блэк».
- Но твои деньги находятся вовсе не в «Лайал энд Блэк», - сказал я. - Это инвестиции, они вложены нами в дело. Хотя деньги по-прежнему твои.
- Вот я и хочу забрать их, - сказал он.
- Но почему?
- Просто хочу, и все! - сердито прошипел он. - И не обязан объяснять, что да почему. Это мои деньги, и я хочу их забрать. - Он все больше распалялся. - Ведь я вправе делать со своими деньгами все, что захочу, разве нет?
- Ладно, хорошо, Билли, - сказал я, стараясь его успокоить. - Конечно, ты можешь забрать свои деньги назад, но сделать это не так-то просто. Мне придется продать все твои акции и облигации. Заняться этим смогу только завтра.
- Вот и хорошо, - чуть сбавил он тон.
- Но, Билли, - осторожно начал я, - часть твоих инвестиций вложена в долгосрочные проекты. Буквально на прошлой неделе я приобрел для тебя долгосрочные государственные облигации. Срок составляет тридцать лет. И если продать их завтра, ты много потеряешь.
- Ну и пусть, мне плевать, - ответил он. - Мне нужны мои бабки. Прямо сейчас!
- Хорошо, - сказал я. - Но как финансовый консультант я вынужден еще раз спросить, зачем это тебе так срочно понадобились эти деньги. Если б ты дал мне больше времени, я смог бы продать твои бумаги с большей выгодой.
- У меня этого времени нет, - ответил он.
- Почему нет?
- Не могу тебе сказать.
- Билли, - осторожно начал я, - у тебя что, какие-то неприятности?
- Да ничего подобного! - воскликнул он. Но язык тела выдал: это не так.
Я почти во всех деталях помнил инвестиционные портфели большинства своих клиентов, и Билли Серл не был исключением. Накопления у него были достаточно скромные, куда меньше, чем можно было бы представить после долгих лет столь успешной карьеры. Но Билли по природе своей всегда был транжирой, ездил на дорогих машинах, селился в самых роскошных гостиницах. Однако, насколько я помнил, ему все же удалось отложить в корзину для яиц весьма кругленькую сумму на старость - где-то около ста пятидесяти тысяч фунтов - уж определенно больше, чем ему понадобится для приобретения нового автомобиля или на проведение отпуска на заграничном курорте.
- О’кей, Билли, - сказал я. - Займусь ликвидацией твоего хозяйства завтра прямо с утра. Но на то, чтоб извлечь все наличные, уйдет несколько дней.
- А прямо завтра никак нельзя? - В голосе его звучало отчаяние. - Мне завтра нужно.
- Но, Билли, это просто невозможно. Мне нужно продать все ценные бумаги, добиться перевода этих фондов в нашу компанию на счет клиента и уже только потом передать тебе. Банки всегда говорят, что на каждый трансферт уходит в среднем три дня, так что в целом получится около недели, ну, может, чуть меньше. Сегодня у нас вторник. А значит, если повезет, получишь в пятницу. Но скорее всего - только в понедельник.
Билли побледнел.
- Билли, - начал я, - скажи честно, у тебя проблемы, верно?
- Просто задолжал одному парню, вот и все, - ответил он. - Говорит, я должен отдать ему завтра.
- Ну а ты скажи ему, что это невозможно, - посоветовал я. - Объясни ему, по каким причинам, уверен, он поймет.
Билли окинул меня выразительным взглядом. Было очевидно, что парень, о котором шла речь, никаких отговорок не примет.
- Извини, - пробормотал я. - Но быстрее никак не получится.
- А ты не сможешь уговорить свою фирму одолжить мне денег? Я отдам сразу, как только получу.
- Но, Билли, - возразил я, - речь идет о ста пятидесяти тысячах фунтов. У нас таких денег в свободном обращении нет.
- Ну, хотя бы сотню, - умоляюще протянул он.
- Нет, - твердо ответил я. - Даже сотни не получится.
- Ты не понимаешь! - в отчаянии воскликнул он. - Деньги нужны мне завтра, к вечеру. - Он уже почти плакал.
- Почему? - спросил я. - Откуда у тебя образовался такой большой долг?
- Не могу тебе сказать! - Он уже почти кричал, и несколько голов повернулись в нашу сторону. - Но мне нужно завтра! Ясно?
Я внимательно посмотрел на него.
- Я ничем не могу тебе помочь, - тихо произнес я. - Ладно, мне пора. Так ты все еще хочешь, чтоб я продал твои ценные бумаги и отдал деньги?
- Да, - решительным тоном ответил он.
- Хорошо, - кивнул я. - Зайду в контору и вышлю тебе письменное распоряжение. Ты его подпишешь и тут же отправишь обратно мне. Постараюсь, чтобы деньги поступили к тебе на счет в пятницу.
Он словно в трансе пребывал.
- Остается надеяться, что доживу до пятницы.
Глава 04
Я сидел в машине на служебной стоянке ипподрома и перебирал в памяти недавний разговор с Билли Серлом. И задавался вопросом: могу ли я чем-то ему помочь, и если да, то как.
Он был прав, говоря, что деньги его и что он может делать с ними все, что захочет. Вот только вряд ли ему хотелось это делать.
Он также сказал мне, что задолжал какому-то парню около ста тысяч и что жизнь его окажется в опасности, если он не отдаст долг к вечеру завтрашнего дня. Обычно я отвергаю подобные угрозы, как мелодраматическую чепуху, но после субботних событий в Эйнтри уже не был так в этом уверен.
Стоит ли рассказывать кому-то о нашем разговоре? Но кому? В полиции наверняка потребуют доказательств, а их у меня не было. С другой стороны, страшно не хотелось, чтоб Билли попал в неприятности. Жокеев, задолжавших крупные суммы, обычно подозревают в незаконных связях с букмекерами. Но, возможно, нужда в наличных не имеет ничего общего с противозаконной деятельностью. Может, Билли собрался покупать дом. Я знал - агенты по недвижимости весьма решительны и даже агрессивны в своих методах, но уж определено не станут угрожать убийством, чтоб завершить сделку.
И я решил ничего не предпринимать до тех пор, пока не удастся обсудить все с Патриком. Помимо всего прочего, я обязан уведомить его о том, что начинаю процесс ликвидации ценных бумаг Билли.
Я взглянул на часы. Уже пошел седьмой час, и контора закрыта. Придется поговорить с Патриком утром. Сейчас все равно ничего нельзя поделать, лондонские биржи и рынки уже не работают.
И я решил навестить маму.
- Привет, дорогой, - сказала она, открывая дверь. - Господи, до чего же ты худющий!
То было обычное ее приветствие, обусловленное давним патологическим страхом, что я страдаю анорексией. А началось все, когда я был костлявым пятнадцатилетним подростком, отчаянно хотевшим стать жокеем. Роста я всегда был немаленького и потому изводил себя голодом, чтоб сбросить вес. Но анорексия тут была ни при чем. Я всегда любил поесть и теперь ни в чем себе не отказывал, но, похоже, так натренировал свое тело, что оно до сих пор оставалось тощим.
Как правило, я не слишком задумывался о том, что ем, и если бы жил один, то явно недоедал бы. Но моя мамочка заботилась о том, чтоб этого не случилось. Она посылала Клаудии пакеты с едой и строгими инструкциями, настаивала, чтоб я употреблял в пищу больше белка, или больше углеводов, или больше чего-то там еще.
Как правило, я не слишком задумывался о том, что ем, и если бы жил один, то явно недоедал бы. Но моя мамочка заботилась о том, чтоб этого не случилось. Она посылала Клаудии пакеты с едой и строгими инструкциями, настаивала, чтоб я употреблял в пищу больше белка, или больше углеводов, или больше чего-то там еще.
- Привет, мам, - ответил я, игнорируя ее замечание, и чмокнул в щеку. - Как поживаешь?
- Ни шатко ни валко, - ответила она, тоже как всегда.
Она все еще жила близ Челтенхема, но не в том большом доме, где я вырос. Его, увы, пришлось продать после скандального развода родителей, непременным условием которого стала дележка имущества и денег ровно пополам. И нынешний дом моей мамы представлял собой скромный побеленный коттедж, затерявшийся на самом краю небольшой деревни к северу от ипподрома. Две спальни, ванная комната наверху и одна большая комната внизу, объединяющая функции кухни, столовой и гостиной сразу. Оба эти уровня соединялись между собой узкой винтовой лестницей в углу, доступ на которую перекрывала у подножья небольшая дверца со щеколдой.
Коттедж идеально подходил для вынужденно одинокой жизни, но я знал, как тоскует мама по прежним временам, когда она была гостеприимной хозяйкой в большом доме - эту роль она играла на протяжении всего моего детства.
- Как поживает твой отец? - спросила она.
То был вопрос, продиктованный скорее правилами приличия, а не истинным желанием получить информацию. Наверное, она думала, что мне понравится такой подход.
- О, с ним все в порядке, - ответил я, тоже выполняя свой долг. По крайней мере, я думал, что в порядке. Я не говорил с ним недели две, если не больше. Нам с отцом особенно не было о чем говорить.
- Вот и хорошо, - заметила она, но я знал: говорит она это лишь для проформы. И был почти уверен, что мама сказала бы «хорошо», даже если б я сообщил ей, что отец находится на смертном ложе. Но она хоть спросила, поинтересовалась, чего он никогда не делал.
- Купила тебе филе на обед, сделаю стейк, - сказала она, вернув разговор в привычное русло. - И еще приготовила профитроли для пудинга.
- Замечательно, - сказал я. И был вполне искренен. Всякий раз, собираясь навестить маму, я обычно не ел весь день, зная, что вечером меня накормят вкусной и высококалорийной едой, а к этому времени я уже изрядно проголодался.
Я пошел в гостевую спальню, где снял костюм и переоделся в джинсы и свитер. Достал из кармана мобильник и бросил его на кровать. Все равно здесь он бесполезен, близость к Клив-Хилл сказывается на связи и сигнал почти не проходит. По крайней мере, хоть отдохну от назойливых звонков.
Спустился вниз и увидел, что мама стоит у плиты, и из кастрюль и сковородок валит пар.
- Можешь налить себе стаканчик вина, - бросила она через плечо. - Я уже выпила один.
Я подошел к старинному буфету, который некогда стоял у нас в столовой большого дома, и налил себе бокал «Мерло» из раскупоренной бутылки.
- Как Клаудия? - спросила мама.
- Спасибо, хорошо, - ответил я. - Передает тебе привет.
- Чего не приехала с тобой?
«Да, - подумал я, - она должна была бы приехать. Было время, когда мы с ней не могли прожить друг без друга и одной ночи, но теперь страсть, похоже, поутихла. Возможно, так всегда происходит после шести лет совместного проживания».
- Уже давно пора сделать ее честной женщиной, - заметила мама. - Тебе давно пора жениться и завести детишек.
Неужели?..
Вопреки тому, что произошло с моими родителями, я всегда верил, что когда-нибудь непременно женюсь и обзаведусь семьей. Несколько лет назад я обсуждал эту перспективу с Клаудией, но та отвергла ее на корню, сказав, что брак - это для людей скучных, что от детей одни неприятности, что замужество не для художников, подобных ей, которые раздвигают границы существования и воображения. «Интересно, - подумал я, - придерживается ли она до сих пор того же мнения? Никаких намеков на желание надеть на палец кольцо, никакого воркования над младенцами других. Но если б даже все это было, стоит ли мне жениться на ней?»
- Однако ты и папа подали не слишком удачный пример в этом смысле, - бездумно ляпнул я.
- Ерунда, - она обернулась, посмотрела мне прямо в глаза. - Мы прожили вместе тридцать лет, подарили тебе жизнь. Я бы назвала это вполне удачным браком.
- Но вы же развелись… - удивленно протянул я. - И цапались все время, жили как кошка с собакой.
- Может, и так, - ответила она, вернувшись к кастрюлям. - Но брак все равно был удачный. И я ничуть о нем не жалею. - Я был поражен. Должно быть, смягчилась под влиянием возраста. - Нет, - продолжила она. - Не жалею ни секунды. Иначе бы тебя не было на свете.
Что я мог сказать на это? Ничего. Я и не сказал.
Она снова обернулась ко мне.
- И теперь мне очень хочется внуков.
«Ага, вон оно что, - подумал я. - Это причина».
К тому же я был единственным ребенком.
- Тогда вам следовало завести побольше детей, - со смехом заметил я. - Нет смысла складывать все яйца в одну корзину.
Мама стояла совершенно неподвижно, и только тут я заметил, что она вот-вот заплачет.
Я поставил бокал на кухонный стол, шагнул к ней, крепко обнял за плечи.
- Прости, - пробормотал я. - Мне не следовало этого говорить.
- Ничего, - ответила она. Потянулась за салфеткой, промокнула глаза. - Никогда не знаешь…
- Не знаешь что?
- Ничего. Забудем об этом.
Нет, не «ничего», раз по прошествии стольких лет она оплакивает это.
- Будет тебе, мам, - сказал я. - Что-то тебя беспокоит, я же вижу. Валяй, выкладывай.
Она вздохнула.
- Мы хотели больше детей. Много детей. Ты был первенцем, и мы ждали тебя очень долго, были женаты уже восемь лет, когда ты появился на свет. Я так обрадовалась, что у меня мальчик. - Она улыбнулась, погладила меня по щеке. - Но потом выяснилось: что-то внутри у меня не так и больше детей не будет.
Теперь уже я почти что плакал. Мне всегда так хотелось братьев и сестер.
- Мы пытались, конечно, - продолжила она. - И однажды я снова забеременела, но на третьем месяце произошел выкидыш. И я тогда едва не умерла.
И снова я не знал, что сказать, а потому промолчал. Просто еще крепче обнял ее.
- Вот причина, по которой мы были так несчастливы в браке, - сказала мама. - Отец все больше злился, потому что я не могу иметь детей. Глупец. Да, что-то не так было у меня со здоровьем, но что я могла тут поделать, верно? Я изо всех сил старалась сохранить наш брак, но… - Она умолкла.
- О, мамочка. - Я снова сжал ее в объятиях. - Как же все это ужасно!
- Ничего, все в порядке. - Она отстранилась от меня, подошла к плите. - Все это было так давно!.. И картошка переварится, если я сейчас не сниму ее с огня.
Мы сидели за кухонным столом, и я наелся до отвала, просто до полного изнеможения.
Желудок был полон, но мать не оставляла попыток впихнуть в меня еще еды.
- Ну, еще одну профитроль? - спросила она и занесла полную ложку над моей тарелкой.
- Мам… - пробормотал я. - Я сыт. Не в силах больше проглотить и крошки.
Она смотрела разочарованно, но на самом деле я съел гораздо больше, чем ел обычно, даже в этом доме. Старался доставить ей удовольствие, но больше просто не лезло. Казалось, еще один глоток - и желудок просто лопнет. Она же не ела почти ничего.
Если я смолотил гигантский кусок говядины с целой горой картофеля и овощей, мама клевала с тарелки, как птичка, и большую часть своей порции мяса скормила толстому серому коту, который мурлыкал и терся о ее ноги на протяжении всей трапезы.
- Не знал, что ты завела кошку, - сказал я.
- Я и не заводила, - ответила она. - Это он сам завелся. Заявился как-то однажды вечером и с тех пор не уходит.
Неудивительно, если мама потчует его говяжьей вырезкой.
- Иногда пропадает на несколько дней, а то и на неделю, потом обязательно возвращается.
- А как его зовут? - спросил я.
- Понятия не имею, - ответила мама. - Ошейника на нем не было. Он в доме гость, не жилец.
В точности как я. Прихожу сюда наесться до отвала.
- Завтра снова на скачки? - спросила она.
Апрельские скачки в Челтенхеме продолжались два дня.
- Да, посмотрю несколько первых забегов, - ответил я. - Но с утра придется немного поработать. Захватил с собой компьютер. Можно использовать твой телефон для подключения к Интернету?
- Конечно, можно, - ответила она. - А во сколько ты хочешь уйти? Нет, я тебя не тороплю, но завтра днем у нас состоится заседание исторического общества.
- Первый забег в два, - сказал я. - Так что отправлюсь около двенадцати.
- Тогда приготовлю тебе ленч. Чтобы поел перед отъездом.
Сама мысль о еде казалась просто невыносимой. К тому же я знал, что утром она подаст полноценный английский завтрак.
- Нет, спасибо, мам, - сказал я. - Я встречаюсь с одним клиентом за ленчем.
Она покосилась на меня, всем видом давая понять: сынок, ты врун.
И была права.
- Не нравится мне все это, но, раз он просит, мы должны выполнять, - сказал Патрик, когда в восемь утра я позвонил ему по домашнему телефону. - Попрошу Диану, пусть займется прямо сейчас. - Диана была одной из его помощниц, той самой, которая недавно получила квалификацию НФК. - Ты сегодня опять в Челтенхеме?