Григорьев между тем присматривался к окружающим женщинам — с кем можно познакомиться, чтобы не скучать эти две недели. Компания нужна в любом случае, и лучше, если она женская или хотя бы смешанная, например, пара на пару. Понятно, одна женщина обычно вообще не поедет, разве что с подругой. Обычно подруги заводят себе приятелей и все развлекаются вместе, так им и безопаснее и веселее. Однако в ближайшем окружении Григорьева в основном пока наблюдались только семейные пары. Только увидишь симпатичную женщину — тут же за ней вылезает и ее мужик.
Чтобы найти себе компанию на отдыхе, главное правило такое: надо сразу же участвовать во всех мероприятиях, которые тут проводятся, и тогда с кем-нибудь обязательно да познакомишься, а потом вечером будет совместная выпивка и далее начнутся другие знакомства уже через этих знакомых. Те женщины, которые Григорьеву нравились, все были с попутчиками, или же слишком молоды, чуть ли не с родителями и непременно в компании. Здесь можно попасть в дурацкую ситуацию. Однажды подобным образом Григорьев познакомился и недолгое время ходил третьим вместе с матерью и дочкой лет девятнадцати, которые, впрочем, выглядели они, если смотреть издали, скорее как сестры. Они, эти мать с дочкой, посещали ночные клубы и дискотеки, что-то или кого-то там искали, и, вероятно, им просто удобно было ходить туда с мужчиной хотя бы с точки зрения безопасности. Это и заняло-то, кажется, всего разве что два-три вечера, но Григорьев, помнится, совершенно не представлял, как себя с ними вести. Ведь сперва он познакомился с дочерью, а только потом уже через нее уже и с матерью. Естественно, с матерью он никогда знакомиться бы и не стал. И теперь волочиться при матери за дочерью ему было неудобно, а за мамашей — просто неохота, да и как-то неприлично при дочери. Обычно дети такие дела воспринимают всегда очень ревностно, поскольку считают, что родители должны принадлежат только им. Это уже становясь старше, заведя собственную семью они пытаются и родителя куда-нибудь пристроить, главным образом чтобы избавиться от надоевшей опеки. Впрочем, один приятель рассказывал Григорьеву, что, отдыхая однажды на юге, тоже попал в схожую ситуацию и трахнул сразу обоих: и мать, и дочь. Причем, он рассчитывал тогда только на мать, которая сама же его на танцах и склеила с явными намерениями, а дочь подключилась к этому делу чуть позже и как-то уж совсем неожиданно.
Дозы спиртного в местном баре выдавали по объему очень небольшие, а мужчинам еще и явно разбавляли. К тому же за каждой порцией нужно было стоять пусть и небольшую, но очередь, поэтому напиться было технически довольно сложно, хотя некоторые как-то и ухитрялись. А впрочем, чего тут ухитряться-то: вышел на улицу, купил бутылку ракии и пей себе, сколько хочешь, хотя Григорьев не замечал, чтобы кто-то подливал из-под стола, впрочем, специально и не присматривался. Но тут уже получалось нарушение святого принципа «все включено».
Бесплатная выдача спиртного заканчивалась ровно в одиннадцать вечера, причем всегда минута в минуту, и далее бар работал уже за деньги. Территория вблизи бассейна тут же и пустела, хотя некоторые компании оставались выпивать и за деньги. Впрочем, пить тут было не дороже, а то и дешевле, чем нынче в любом российском кабаке. Остальные же отдыхающие растекались из отеля по ближайшим улицам, дискотекам и ресторанчикам. Там пить было и веселее и разнообразнее.
И получилось, что в первый вечер пребывания Григорьев так никого себе по душе и не нашел. На второй день — тоже.
Вечером второго дня в баре снова увидел Валеру с тощими ногами. Мужик был уже хорошо поддатый, язык у него заплетался. Развалившись в пластиковом кресле, он учил новеньких, как надо занимать лежаки:
— Тут есть два варианта: рано вставать, прийти на пляж или к бассейну и положить на лежак полотенце, или же делать, как я делаю: есть такой пляжный человек…
— Бич-бой!
— Точно, этот самый хуебой и есть! Ты ему говоришь: займи мне лежак, я тебе заплачу! Но не плати.
— Так он потом в другой раз не займет…
— Не бойся: займет — никуда не денется! Ты ему только скажи: заплачу позже — «лэйта!» Но не плати!
Потом язык у Валеры уже заплелся окончательно, и он наконец заткнулся. Он не протрезвевал уже, наверное, изначально, подозрительно икал и вид имел такой, что вот-вот сблюет.
Появился в бар выпить и Николай Павлович, с которым уже два дня играли в волейбол в одной команде, и которого Григорьев по свойски называл Палыч. Мужик был уже прилично за пятьдесят, с брюшком, но очень бодрый. Жена, с которой он приехал, была значительно моложе его, хотя и не слишком молода, чтобы разница в возрасте бросалась в глаза — лет тридцати пяти или даже ближе сорока. Каждый день она заботливо намазывала Палыча защитным кремом от солнца, а он, в свою очередь, с видимым удовольствием, ее. Молодая жена Палыча вела себя, как и подобает ситуации: не сильно красилась, купальник имела не слишком открытый, с другими мужиками не кокетничала и не таращилась с открытым ртом на мускулистых пляжных красавцев.
Палыч довольно неплохо и, главное, азартно, со вскусом играл в волейбол, и все, кроме Григорьева, обращались к нему попросту «батя», даже турки, которые считали, что это и есть его настоящее имя. Григорьева же местные турки почему-то стали с самого начала называть «брат».
В этот момент Валера наконец-таки сблеванул на землю прямо у стойки. Кто-то в очереди взвизгнул и шарахнулся в сторону.
— Начинаешь понимать, за что здесь русских не любят… — пробормотал Палыч, отворачиваясь с гримасой отвращения. Этим вечером он вышел без жены.
Григорьев только пожал плечами:
— А где русских любят? Это уже врожденная историческая нелюбовь к русским, встроенная в генетику народов, такая же, как страх змей и пауков.
Потом Палыч ушел, зато подошел светловолосый мужик с пивом в руке по имени Влад, родом откуда-то из центральной России, с которым тоже познакомились на волейболе. На шее у Влада висела массивная золотая цепь с таким же огромным крестом и еще у него был жестокий насморк. Жаловался, что пока летел, чуть не оглох. Выпили за знакомство.
— Чем зарабатываешь на жизнь? — между прочим спросил Влад у Григорьева.
Григорьев ответил, и в свою очередь поинтересовался:
— Сам-то чем занимаешься?
— Да херней всякой. Короче, свой бизнес, — ответил Влад, с шумом отсмаркиваясь в бумажную салфетку.
Как оказалось, занимался он кормами для животных. Имел свой магазинчик и не бедствовал, хотя текущих проблем, как и любой человек, занимающийся в России малым бизнесом, имел выше крыши. С его слов, все чиновники его за что-то ненавидят. Пожалуй, кроме одного, которому он бесплатно поставлял корма. У того чиновника были две здоровенные кавказские овчарки — охраняли дачу. И жрали эти овчарки очень много. Возил он корм туда мешками.
На сцене, где как всегда в десять часов началось что-то вроде художественной самодеятельности под названием «анимация», там же появилась, шатаясь и приплясывая, развеселая парочка: женщина небольшого роста в отрытом купальнике, довольно пьяненькая, груди болтались, за ней тащился пузатый, еще более поддатый мужичонка в одних плавках. По вечернему времени это было уже не вполне прилично. Григорьев женщину узнал. Она была мамой одной из здешних Машкиных подружек, той самой, которая из Твери. Эти двое стали пританцовывать у эстрады совершенно не к месту и не в такт музыке да еще со стаканами, полными напитков, откуда содержимое выплескивалось на ноги зрителям. Их гнали, но они не уходили. Появилось ощущение скандала, но потом это как-то само собой рассосалось, и наконец началось представление, как обычно, совершенно дурацкое.
Итак, прошло полных два дня. Машка завела себе компанию, к морю почти не ходила, а почти все время проводила с новыми друзьями у бассейна на территории отеля.
За эти дни у Григорьева уже окончательно сложился свой четкий распорядок. Он вставал в семь, шел на пляж купаться, долго плавал, потом завтракал, затем опять шел на пляж, читал книжку, купался, в двенадцать уходил в бар у бассейна пить пиво, потом обедал, после этого спал час в прохладном номере под кондиционером, затем в три садился в тени у бассейна снова пить ледяное пиво, потом ровно в полчетвертого начиналось водное поло, где он всегда участвовал, потом снова шел на пляж, купался, играл в волейбол, после матча снова купался, шел в сауну, оттуда в турецкую баню «хамам», затем на завтрак, потом час отдыхал в номере и выползал уже в девять после захода солнца опять же в бар к бассейну выпивать, смотреть дебильные шоу и общаться с людьми. Последним номером шла прогулка по улице и затем где-то в час ночи он ложился спать.
После окончания шоу некоторая часть народу валила через дорогу на дискотеку JEST (по-английски это означало «шутка», а русские называли ее попросту Жесть). По вторникам и пятницам там устраивали пенные вечеринки, то есть танцующих в определенный момент заливали пеной. Подростков туда тоже пускали. Машка прошлой ночью явилась оттуда вся мокрая с головы до ног, туфли были испорчены. Впрочем, на «Жесть» ходили дети и помладше Машки, да и народ гораздо постарше Григорьева туда забредал, но существовало одно обязательное условие: мужчина входит туда только с дамой, лишь тогда вход для него бесплатный. Знакомые женщины звали и Григорьева пойти, и он собирался туда в самое ближайшее время, например, завтра.
После окончания шоу некоторая часть народу валила через дорогу на дискотеку JEST (по-английски это означало «шутка», а русские называли ее попросту Жесть). По вторникам и пятницам там устраивали пенные вечеринки, то есть танцующих в определенный момент заливали пеной. Подростков туда тоже пускали. Машка прошлой ночью явилась оттуда вся мокрая с головы до ног, туфли были испорчены. Впрочем, на «Жесть» ходили дети и помладше Машки, да и народ гораздо постарше Григорьева туда забредал, но существовало одно обязательное условие: мужчина входит туда только с дамой, лишь тогда вход для него бесплатный. Знакомые женщины звали и Григорьева пойти, и он собирался туда в самое ближайшее время, например, завтра.
На следующий день сразу же после завтрака они отправились с Машкой на экскурсию в Анталию. Опросив соседей по автобусу, Григорьев узнал, что гид все-таки продал им путевку в два раза дороже, чем она стоила. Тут это было в порядке вещей.
В целом экскурсия получилась неинтересная. Половину поездки, как это обычно водится, их возили по магазинам и торговым центрам, то есть была сплошная тоска и смертельная скука. Машка всю поездку ныла, настаивала купить ей кальян, даже пыталась прямо в магазине устроить скандал с рыданиями. Григорьев этот напор стойко выдержал. В их роду никто не курил.
Старого города, собственно, за чем в Анталию и ехали, они так и не увидели. Гид Даша стала лопотать что-то невнятное, что, мол, сейчас в связи с выборами туристам не стоит ходить по старому городу. И действительно, вся Анталия была увешана гирляндами флажков. Тогда спрашивается, зачем вообще поехали, почему не предупредили заранее? В центре же города походили минут десять у памятника Ататюрку, поснимали вид со смотровой площадки на крыши старого города и снова поехали в следующий торговый центр. Это был целый бизнес, наводивший на Григорьева тоску. Все продавалось в два-три раза дороже, чем это стоило обычно. В ювелирном магазине Машка замучила и Григорьева и продавца, мерила самые разнообразные золотые украшения и делала вид, что может тут же все сразу и купить. Чтобы она отстала, Григорьев все-таки взял ей цепочку, не очень дорогую, но все равно явно по завышенной цене, и продавец их отпустил из центра с видимым облечением. Местные торговцы утверждают, что турецкое золото особое — сплав с серебром, однако от знатоков Григорьев слышал, что там часто добавляют медь, цинк и свинец, и что продать такое золото уже невозможно, даже ломбарды его не принимают.
Впечатляюще красивым в Анталии, пожалуй, был разве что водопад на краю города, низвергающийся с высокого берега прямо в море. Зрелище оказалось действительно захватывающее, шумное, с радугой, и ведь непосредственно в городах водопады большая редкость.
На этом экскурсия, собственно говоря, и закончилась. Уже на обратной дороге, гид Даша, увидев мрачные лица туристов, извиняющимся голосом сказала: «Мы еще должны заехать в текстильный центр, это по дороге в отель, вы можете даже не выходить из автобуса, я сама схожу отметить карту». Короче, поездка получилась пустой, а день казался потерянным. Обратно снова ехали через туннель счастья, и заскучавший уже на отдыхе Григорьев вдруг решил загадать желание: «Встретить бы хорошую женщину!» Когда приехали в отель, было уже пять часов вечера. Григорьев сразу же побежал играть в волейбол и команде напротив вдруг увидел молодую женщину лет около тридцати, очень хорошо игравшую и накидавшую им с умелых и сильных подач довольно много безответных мячей. У нее были светло-русые волосы и голубые глаза — сочетание всегда бывшее для Григорьева очень привлекательным. В их команде играла тоже приятная девушка, хотя и не столь симпатичная. Григорьев поначалу думал познакомиться с ней: что ж, что не красавица, зато хорошо сложена, а раз не красавица — значит, не будет и привередливой в выборе. После игры, которую Григорьев с командой жестоко продули, он все же направился прямо за светленькой. Та отправилась купаться и, осторожно ступая по камням, вошла в воду, Григорьев бултыхнулся тоже и подплыл к ней. Повод для знакомства уже был. Короче, они познакомились.
Женщину звали Ирина. Теперь нужно было осторожно выяснить, с кем она приехала, одна или с мужем. Маловероятно было, что с мужем. Обручального кольца на пальце не было, играла она да и на пляже находилась одна. В заграничных поездках люди, приехавшие парой, одни обычно не ходят, а красивую женщину одну тем более не отпускают.
Оказалось, когда они приехали два дня назад, свободных комнат в отеле не оказалось, и Ирину с двумя подругами поселили чуть ли не в подсобке: без кондиционера, душа и туалета.
Григорьев с Машкой чуть было не попали в схожую ситуацию в прошлому году в Тунисе: в аэропорту встречающий гид объявил с кислой рожей, что мест в том отеле, куда они должны были ехать, нет, и повезут их, по крайней мере, на одну ночь в другой отель такого же класса. Слышать это было довольно неприятно, однако на улице уже стемнело, все устали, поэтому отправились туда, куда сказали, тем более, что ехать было недалеко. Поначалу как-то не понравилось: ужинали самыми последними и скатерти в ресторане были засвинячены, в номере стояла духота, сейфа не было, телевизор не работал, а в унитазе плавал здоровенный дохлый таракан. Но еда оказалась очень вкусной, включили кондиционер, таракана утопили, выпили в баре и наутро все показалось не так уж и плохо. Они с Машкой остались в этом отеле и не пожалели об этом. На пляже вообще никогда не бывало жарко, поскольку с моря постоянно дул свежий ветер, а по вечерам некоторые женщины даже надевали кофточки. Одно было неудобство: ветром сносило волейбольный мяч, это требовалось учитывать при подаче и приеме. За все время пребывания там безветренным был только один день, и вот тогда действительно навалилась страшная духота: как из печки с открытой дверцей со стороны континента ощущалось знойное дыхание Сахары.
Ирине было лет тридцать или чуть больше. Григорьеву же весной, в марте, исполнилось уже сорок пять лет. Машка считала его очень пожилым человеком.
Вечером Григорьев уже на правах знакомого подсел за столик у бассейна, где располагались Ирина с двумя своими подругами. Познакомился и с ними, выпили, поболтали. Подруг Ирины звали Олеся и Наталья. Олеся была пухленькая невысокая брюнетка лет тридцати, очень бойкая и веселая. Все они были преподавателями одного технического колледжа. Оказалось, в их колледже всех учителей делили на преподавателей предметов, они же «преподы», и мастеров, обучающих непосредственно профессии, они же «мастаки».
Считается, что образование и здравоохранение являются двумя наиболее коррумпированными социальными системами. В их колледже было так, что если студент действительно тупой или ленивый, то они платит, иначе имму зачет никогда не сдать. Да и везде так. Школа славилась тем же. А уж за высшее образование платили практически все. Дочка одной сотрудницы Григорьева в сессию была только тем и занята, что собирала деньги на очередной экзамен, хотя и училась на бюджетном месте. Система там была такая: староста группы собирал деньги и зачетки, относил к преподавателю и приносил уже заполненные с оценками. У других знакомых Григорьева сынишка учился на машиностроительном факультете, как раз в этом году и закончил. Это был самый дешевый факультет, потому что никто машиностроителем быть не хотел, а парню было все равно, где учиться, лишь бы не идти в армию. Он вообще редко ходил в институт, но диплом по специальности «Металлорежущие станки» в конце концов все же получил, так как исправно платил за все экзамены и ни в какие конфликты никогда не вступал. За это его все преподаватели очень любили. Однако в результате по металлорежущим станкам он не знал абсолютно ничего. Впрочем, он и не собирался работать по специальности. Папаша обещался его куда-то пристроить.
Однажды из отдела кадров принесли показать автобиографию одного молодого инженера, поступающего на работу. По сути, это был самый обычный парень. Автобиография была тоже стандартная — на полстранички: родился, учился, но в ней этот молодой специалист ухитрился сделать двадцать одну грамматическую ошибку. И написана автобиография была детским почерком, как пишут в третьем классе. Впрочем, тут же нашлись те, кто стал парня защищать: «А что вы с него хотите? Сейчас молодежь вообще ничего не читает. Они только телевизор смотрят, а там передачи в основном для дебилов».
Кстати, Машка тоже ничего не читала, кроме разве что иллюстрированных глянцевых журналов. Григорьев был бы рад купить ей любую книгу — лишь бы читала. Читая, ребенок видит и запоминает написание слов¸ построение предложений и сам потом пишет без ошибок. Во время чтения книг работает фантазия, человек представляет себе сцены, лица. Понятно, это должна быть очень интересная книга, чтобы не оторваться. Машка прочла однажды летом любовный роман, и даже с интересом, но с тех пор больше ничего не читала. А читала она тот роман только потому, что там не было телевизора, компьютера и компании, с которой можно было просто потрепаться. Дома у Григорьева имелся довольно мощный компьютер с большим монитором и высокоскоростным подключением к Интернету. Машка часами сидела в чатах, непрерывно с огромной скоростью трещала клавишами. Компьютер ежесекундно попискивал сигналами получаемых сообщений. Григорьев в это время обычно дремал перед телевизором, щелкая пультом, переключаясь с канала на канал, спасаясь от рекламы.