– Вроде Эйсы с саксофоном, – объяснил Кортик внимательно разглядывающим его женщинам.
– Он слишком красив, даже с этим синяком под глазом и засосом на губе, – сказала рулевая, когда Кортик стушевался под их взглядами.
– Жалко будет, если утонет, – добавила кок.
Больше они с ним не разговаривали, даже когда Кортик напрашивался на беседу.
На рассвете он был разбужен звуками музыки. Пошатываясь, вышел на палубу и обнаружил, что это кок играет на… баяне! Ассоль Ландер и рулевая сидят за столиком, пьют кофе, а яхта несется на всех своих ярко-красных парусах.
Выплывшее из моря отдохнувшее солнце просвечивало сквозь алую ткань и подкрашивало цвет палубы, столика, белых чашек и даже лица людей разбавленной золотом кровью.
Кортику сообщили, что на завтрак, обед и ужин будет рыба. В разных видах.
– Рыба? На завтрак?.. – содрогнулся Кортик.
– К обеду будем в Таллине, – сказала бабушке Соль рулевая.
– Если мальчика укачивает, я сделаю рыбу по-индийски, – предложила кок. – С имбирем.
– Кого укачивает? Меня? – возмутился Кортик, после чего еле успел добежать до ограждения и вылить свой кофе за борт.
Потом он утерся, осмотрелся и спросил, не слишком ли их яхта заметна?
– К чему было цеплять такие яркие паруса? – спросил мой друг.
Бабушка Соль после его слов закрыла глаза и сидела, подставив лицо красному ветру. В тот момент я сильно пожалел, что не прочитал ему роман об алых парусах.
– Что я такого сказал? – ощетинился Кортик.
– Примерь маску. Через час мы остановимся и поныряем, – сказала бабушка, не открывая глаз.
– На градуснике – тринадцать градусов! – на всякий случай заметил Кортик. – Вода тоже холодная.
– Отлично.
– Наверное, холодно нырять в одной маске?..
– Точно. Примерь еще и гидрокостюм. Он висит в шкафчике в моей каюте. Тот, что больше размером, – предупредила она, приоткрыв глаза. Подумала и добавила: – Синий с белым.
– А дыхательный аппарат?
– Акваланги принесу я. Ты когда-нибудь нырял?
– Конечно, нырял! Без костюма, с трубкой. В теплой воде.
– То есть, – пробормотала бабушка, – воды ты не боишься.
Она начала разминаться. Когда вышел Кортик в гидрокостюме и в маске, бабушка Соль сидела на шпагате и делала дыхательную гимнастику.
– Маска как раз по мне! – объявил Кортик, освободив нос. – Отлично присасывается!
– Надень носки, они лежали под костюмом, и принеси ласты, – сказала Ассоль.
Я в это время наблюдал, как две женщины бальзаковского возраста, с бицепсами, которым бы позавидовал Шварценеггер, опускают паруса.
– Не получится медленно войти в воду, – сказала бабушка Соль. – Будем падать с кормы спиной.
– На ходу?! – испугался Кортик.
– Через час стоянка в порту. Может, заглушим двигатели здесь? – крикнула издалека рулевая.
– В проливе? – удивилась бабушка.
– Я знаю укромное место. Маленький уютный затон.
Через пять минут яхта вошла в небольшую бухту и заглушила двигатель.
– Дальше нельзя, – объяснила рулевая. – Финский залив у берегов очень мелкий.
– Значит, будем падать с кормы, – задумчиво сказала Ассоль, рассматривая берег в бинокль. – Экипируйся! – приказала она Кортику.
– Это как?
– Пристегни нож в ножнах и фонарь. Неправильно. Нож к поясу, а фонарь на руку. Примерь ласты. Сидя! – повысила она голос, когда Кортик стал прыгать по палубе на одной ноге. – Теперь надень маску и капюшон. Стань – ноги на ширине плеч. Расслабь плечевой корпус. Сделай ртом пятьдесят медленных выдохов с наклоном корпуса вперед и сорок девять вдохов с прогибанием тела назад. Приступай. Я за это время оденусь.
– А почему выдохов пятьдесят, а вдохов… – загундосил Кортик в маске.
– Начни с глубокого выдоха! – крикнула Ассоль с лестницы.
Она появилась в гидрокостюме на сорок втором выдохе внука. Я затаил дыхание. Бабушка Соль в костюме в обтяжку выглядела просто потрясающе. Вот уж никогда бы не подумал, что женщина в шестьдесят четыре года может иметь такую фигуру. Плечи широковаты, зато талия и бедра!.. А ноги!..
– Ты что, снял маску? – развела она руками.
– В ней неудобно дышать.
– Надень маску и начни сначала. Дышать только ртом!
Грудь у нее, конечно, маловата. Но очень органична для такого хрупкого тела. Сквозь костюм мускулы на руках почти не вырисовываются, а ягодицы подтянуты до полной идеальности.
Пока проштрафившийся Кортик дышал в маске, Ассоль ходила по палубе на руках. В прыжке стала на ноги и начала лекцию:
– Есть несколько правил, если ты их запомнишь с одного раза, получишь приз.
– Я не идиот, – прогундосил Кортик.
– Правило первое. Не задерживать дыхание под водой. Если не ошибаюсь, ты должен был посещать танцевальный класс в гимназии.
– Ну? – не понял Кортик.
– Вдыхаешь на «раз-и-два-и-три», выдыхаешь на «раз-и-два-и-три». В ритме вальса. При первых погружениях многие задерживают дыхание и этого не замечают. Дышать надо непрерывно и равномерно. Будешь считать про себя все время, пока находишься под водой. Ну-ка, какой у тебя ритм вальса?
Кортик выдал свои «раз-два-три». Медленней, чем Ассоль, но она его одобрила.
– Правило второе. Представь, что ты спишь. Все движения должны быть замедленными.
Я, затаив дыхание, смотрел на ее замедленные движения.
– Хватит уже пялиться! – это она мне сказала. Заметила.
– Погружаться медленно, плыть медленно, а всплывать – очень медленно! – это адресовалось Кортику.
Потом она стала жестами показывать ему сообщения.
– Вытянутый вперед кулак – опасность. Ладонь вверх с отогнутым большим пальцем – стой на месте, не двигайся. Большой палец вниз – погружайся. Вверх – всплывай. Райт-эхед показываю тем же большим пальцем. Повтори жестами, что я сейчас показала. Хорошо. Поворачивайся спиной. Наденем акваланг.
– А я не должен знать, как это…
– Не должен, – отрезала бабушка Соль. – У тебя четыре учебных погружения, во время которых ты должен научиться плыть со мной рядом, понимать мои сигналы и выполнять все указания. Не задерживай дыхание и не дергайся в воде. Я пристегну тебя к себе. Вот так. Нащупай, не глядя, свой нож. Запомнил, где он?
– Это чтобы я перерезал пристежку, если мы запутаемся в металлоломе?
– Нет. Чтобы ты достал его и постучал рукояткой по баллону в случае крайней необходимости. Например, если увидишь нападающую акулу. – Бабушка посмотрела на Кортика и, не дождавшись его реакции, пояснила: – Шутка. Шутка вместо приза.
– В смысле, нельзя стучать ножом по баллону? – ничего не понял Кортик.
– В смысле, в Балтийском море нет акул!
Когда они вдвоем подошли спинами к борту и Ассоль Ландер взяла своего внука за руку, это выглядело очень романтично. Правда, потом бабушке пришлось сильно дернуть Кортика он – то ли передумал падать спиной в воду, то ли хотел сказать нечто на прощание – поднял руку.
На палубу они поднялись через восемь минут по наружной лесенке.
Сорвав маску, Кортик первым делом поинтересовался, почему бы и не спускаться по ней же!
– Неудобно в ластах, – отмахнулась Ассоль. – Падать быстрей. Не снимай костюм. Сейчас зальем теплой водички – и в воду. Вопросы какие-то появились?
– Да! Что ты все время дергала у меня на рюкзаке?
– Это не рюкзак. Это жилет компрессора. Если вкратце, я выпустила из него воздух, чтобы ты быстрей погрузился и не болтался на поверхности. А потом подпустила немного, чтобы легче было всплывать.
– Тогда я требую, чтобы меня обучили этим манипуляциям с выпусканием воздуха и его подкачиванием. Хочу сам! Это самое интересное – всплывать-погружаться, всплывать…
– Хочу! Хочу! – передразнила Ассоль. – Сначала маску пресной водой вымой.
– Что – опять?
– Каждый раз, и компенсатор – тоже!
– Но через десять минут снова под воду!
– Мой!
Я зевнул. Меня совершенно не тянуло в воду, а Кортик в гидрокостюме, с баллоном на спине и этой штукой, закрывающей рот, – кажется, она и есть регулятор, с вытаращенными за стеклом маски глазами стал похож на заблудившегося испуганного инопланетянина.
Я смотрел на Ассоль Ландер, как она злится, когда злится Кортик, как топает ногой в ласте – смешно…
Они ныряли… простите – погружались четыре раза. Кортик изнемог до полной нечувствительности – после теплого душа съел две тарелки чего-то рыбного и, едва спустившись в каюту, свалился замертво.
И не заметил, как отплыли.
Вторая остановка была в Лиепае, там бабушка Соль вышла на берег – сходила на два часа в гости. Нам строго-настрого было запрещено приближаться к трапу – заграница. Разрешения на посещение которой у нас не было.
Кок все эти два часа отсутствия Ассоль играла на баяне. Конечно, никакого сравнения с саксофоном, и уж точно ее «Полонез» Огинского просто колыбельная после «Неустойчивого равновесия», но два часа!.. Ни у кого бы нервы не выдержали.
Кок все эти два часа отсутствия Ассоль играла на баяне. Конечно, никакого сравнения с саксофоном, и уж точно ее «Полонез» Огинского просто колыбельная после «Неустойчивого равновесия», но два часа!.. Ни у кого бы нервы не выдержали.
Кортик слонялся по палубе и зевал, иногда поглядывая в воду. Напротив нас стояла огромная яхта. Там по палубе ходила девочка лет двенадцати и каждый раз, когда Кортик наклонялся к бортику, тоже смотрела на воду. Я вдруг подумал, что девочка мгновенно и на всю жизнь влюбилась – с одного взгляда, и единственная возможность у нее приблизиться к предмету своего обожания – это повторять на расстоянии его жесты и смотреть туда, куда смотрит Кортик. Вот он заметил девочку и снисходительно улыбнулся, как улыбался маленьким детям. Девочка вспыхнула и показала язык. Кортик покосился на женщину с баяном и тоже показал язык.
В Калининград мы пришли ночью. К нам подплыла шлюпка, и мы приняли на борт лоцмана. Лоцман был не совсем трезв, но уверял рулевую, что находится именно в том состоянии «правильного мышления», которое необходимо, чтобы «не повредить ваше корыто».
В город ушли все, кроме кока. К ней на борт пришел старый знакомый – охранять слабую женщину ночью от хулиганов, – да, именно так она и объяснила Кортику необходимость присутствия на яхте здоровенного мужлана с луковой отрыжкой.
Ассоль сняла двухкомнатный номер в гостинице. Пока она была в ванной, я обшарил ее сумку и нашел пистолет. Маленький «вальтер» лежал в косметичке.
Дверь между смежными комнатами осталась открытой. Кортик не мог уснуть, демонстративно вздыхал, потом потребовал еды в номер.
– Я тоже хочу есть, – села на кровати бабушка Соль.
Через сорок минут принесли вареную курицу, соус к ней, цветную капусту и салат из помидоров. Ассоль достала бутылку кагора.
– Завтра трудный день, – объяснила она.
– Ты говорила, что за сутки до погружения пить нельзя, – напомнил Кортик.
– А мы не будем пить. Мы будем лечиться.
Ели, лечились все молча, но без напряжения – уютно, как бывает между родными уставшими людьми. Кортик иногда вопросительно смотрел на бабушку, она взглядом показывала ему, чего подать.
– Сколько ты можешь пробыть под водой? – Кортик решил еще и взять «интервью» во время вкусного позднего ужина.
Бабушка Соль не завелась на тему «некорректно поставленный вопрос» да «смотря на какой глубине». Она ответила сразу и подробно:
– Я могу нырять на сто и более метров с гелиево-кислородной смесью в баллоне, но ненадолго – не больше тридцати минут на глубине. На двадцати метрах можно бултыхаться часа два. Теперь о тебе. Максимум твоего погружения – пятьдесят метров. Минуты на три.
– А на какой глубине лежат сокровища?
– Если предположить по максимуму – не меньше ста двадцати.
– Тогда – как же?.. – удивился Кортик.
– Как всегда – я опускалась и ниже.
– А я?
– А ты меня подстрахуешь на сорока метрах. В тяжелой ситуации я просто отстегну грузовой ремень, наполню жилет воздухом, и меня довольно быстро вытолкнет.
– И что я должен буду делать?
– По обстоятельствам. Проблема не в этом. Может понадобиться резка металла на глубине.
– Как это? – напрягся Кортик.
– Шестьдесят лет прошло. В то место чего только море не затащило.
– И как это делается?
– Подводной сваркой.
– Ты уже пробовала?
– Я видела, как это делает другой человек, и тренировалась на берегу. Проблема в самом аппарате. Он тяжелый. Значит, нужно будет тащить два зонда. Или буя, как их еще называют. Один цепляется на колбу с бриллиантами. Другой – на аппарат. Эта возня сильно продлевает время под водой.
– А бросить к черту сварочный аппарат? – предложил Кортик.
– Он дорогой, – задумалась бабушка Соль, – хотя…
– Ты сказала – колба с бриллиантами? Что еще за колба?
– Свинцовая. Похожая на снаряд.
– Ювелир Кох поместил свои сокровища в свинцовую колбу? Так вот зачем с выставки похитили рентгеновский сканер! – осенило меня.
– О том, что Кох заказал себе в сорок пятом странный сосуд, половина Кёнигсберга знала. Поговаривали, что он выполняет особо секретное задание рейха.
– Да в таком месте может валяться сколько угодно снарядов! – возмутился Кортик.
– Теперь ты понимаешь далеко идущие планы ювелира Коха, – кивнула бабушка. – Искать сокровища ювелира рвались многие, но по пути, обрастая информацией, отступали. Кох заказал колбу под размер крупнокалиберного снаряда. Попробуй достать все, что попадутся под руку в месте затопления судна, и вскрой их! Лет десять назад просочилась информация из записей Нины Гринович о радии. Большая часть энтузиастов-кладоискателей тут же отступила – Кох мог заказать свинцовую колбу именно для переправки радиоактивного вещества. Почему этим занимался ювелир? Да для победы великой Германии. В нацистскую партию вступали и ученые и рабочие.
– Но сыновья Коха знали, что в свинцовой колбе должны быть бриллианты, – уверенно заявил Кортик.
Ассоль пожала плечами.
– В сорок шестом останки потонувшего «Германика» были обследованы нашими спецслужбами на предмет обнаружения радиоактивного вещества. Они ничего не нашли. Или почти ничего. Прислали своего человека к Нине в лагерь, чтобы она вспомнила координаты. Как я уже говорила, от увиденного в заключении Нина Гринович «потеряла память». А уже в шестидесятые просочились сведения о пропаже бриллиантового запаса Германии. Наши еще раз облазили дно вокруг «Германика». Я говорила с водолазом, который там был. Они подняли множество гильз от крупнокалиберных снарядов. Другая команда искала источник малейшего излучения, руководители поисков обменивались информацией, но сопоставить свинец-бриллианты-радий так и не смогли.
– Если все так сложно, почему мы здесь? Потому что ты точно знаешь координаты, куда была сброшена колба? – спросил Кортик с некоторым разочарованием. – Я представляю это дно. В него можно зарыться на долгие годы, прежде чем доберешься до слоя шестидесятилетней давности.
– Мы здесь, потому что я придумала, зачем Коху понадобился свинец и при чем здесь радий.
– Мне не нравится слово «придумала», – покачал головой Кортик.
– А мне нравится, – не выдержал я. – Это же просто – свинцовая колба, чтобы предохранить бриллианты от заражения. Потому что в этой же колбе есть отсек, где содержится радий!
– Прекрати немедленно, проклятый горбун! – крикнула Ассоль и вскочила.
– Ты что? – вскочил и Кортик. – С ума сошла? Как ты смеешь обзывать моего друга?
– Все в порядке, – великодушно заявил я. – Горбун, инвалид – это все ерунда.
– Она сказала – проклятый! – не может успокоиться Кортик.
– Ерунда. – Моему великодушию нет предела. – Не отвлекайся. Если в свинцовой колбе в один отсек насыпать бриллианты, а в другой поместить радиоактивное вещество для маркировки, то как это вещество можно обнаружить через свинец – вот вопрос.
– Это просто, – прошептала Ассоль. – Достаточно было сделать в отсеке с радием окошко из бериллия. Бериллий пропускает излучение. Распад даже небольшого количество радия – не меньше ста лет. Извини…те, я раскричалась. Это от волнения. Никак не привыкну к постоянному присутствию твоего друга.
– Прости ее, Кортик, ты бы тоже заорал, если тебе так обломали кайф. Бабушка Соль хотела поразить внука своей сообразительностью. А ты все время отвлекался на ерунду. Теперь тебе, видишь ли, не понравилось слово «придумала». Она классно все придумала. Она – настоящий шаман.
Кортик сел, не сводя настороженного взгляда с бабушки.
– Не смотри так на меня, – отвела глаза Ассоль и тоже медленно села. – Мне трудно бывает с твоим другом. Я надеялась, что башенный кран решит вопрос с его пребыванием.
– А вам не бывает трудно с вашими работницами в кондитерской? – Все-таки она меня слегка достала – признаю. – Блондинка боится привидений – насыпает вокруг своей кровати круг из кокаина – наверняка высыпала весь годовой запас из вашей кладовой. А брюнетка в своей комнате держит младенца в манеже.
– Нет, – прошептала пораженная Ассоль. – Эйса в детском манеже хранит саксофон!
– Значит, это все-таки был карлик в ползунках, – кивнул я сам себе.
Бабушка Ассоль закрыла лицо ладонями.
– Атила, ты ничего не путаешь? – спросил Кортик.
– Он не путает, – прошептала Ассоль. – У Эйсы ребенок год назад умер. Она избавилась от всех детских вещей, а манеж оставила. Первое время укладывала в него на ночь саксофон. Укутывала его в платок. Поиграет – и запеленает. Я научила ее поджигать замки из карамели. Она перестала пеленать саксофон…
Я не понял, на что намекает Ассоль, но важно не это. Важно, что Кортику стало ее жалко.
– Бабушка, – попросил он с раскаянием в голосе, – а ты не могла бы воспринимать Атилу, как меня?
Ассоль молча покачала головой, не убирая ладони от лица.