Начал с дисциплины. Старослужащим подедовать хочется – молодые от нас еще не ушли, – а контрактники им не давали. Ставил дедов на место: «Сегодня ты ему по дыне дал, а завтра он тебе пулю в лоб загонит». Хотя бы так, на страхе держать, чтобы этого «дедушку» домой не в цинке привезли.
Алексей Задубровский:
– Контрактники пришли после того, как молодых увезли обратно в Мулино. У нас один такой молодой свой автомат ковырял и себе ногу прострелил. Из контрактников раньше мало кто служил в артиллерии. Ко мне во взвод только один такой достался. Еще один контрактник смешной был: любил постоянно что-нибудь жевать. Попросил нас ему наколку сделать – орла над горами. Говорим ему: «Мы же из МВО!» – «Так служим же в горах!»
Александр Мясников, водитель «ЗИЛ-131», рядовой:
– Отношения с контрактниками сразу стали дружескими. Мы их уважали, потому что почти все они прошли первую кампанию.
Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:
– Среди контрактников попадались хорошие ребята, прошедшие первую кампанию, кто-то и Афганистан. Нам, офицерам, приходилось и у них кое-чему учиться. Таких у нас в роте было много, например, Андрей Чугунов, арзамасец. Он воевал в первую кампанию, хороший специалист.
«Начинают собака лаять и жена ругаться…»
Сергей Булавинцев:
– В районе Горагорского мы по приказу заменили срочников, не отслуживших полгода, на контрактников. Таких было процентов двадцать от штатного состава батальона.
Контрактники… Все они были очень разные. Были такие, кто не видел себя без войны, ничего другого не умел. Помню одного такого, он воевал в Югославии и в первую кампанию был в нашем полку. Я его спрашиваю: «Как ты к нам попал?» – «Когда дома начинают собака лаять и жена ругаться – значит, мне пора собираться на войну». Позывной у него был «Кипарис». Кто-то приходил к нам из-за материальных трудностей, надо было срочно деньги зарабатывать. Но были, конечно, и такие, кто шел воевать из патриотических побуждений.
«Чечня вас ждет…»
Юрий Чердаков, командир отделения, старший сержант:
– Летом 1999-го я собирался ехать по контракту в Абхазию: у меня там друг служил, ему нужен был водитель в санчасть. Все документы оформил, в военкомате сказали: «Ждите недели две». Три недели нет вызова. Потом приходит извещение. Военком нам сказал: «Понимаете, ребята, в связи с недавними событиями – нападением чеченцев на Дагестан – прием контрактников в Абхазию закрыт особым приказом. Но, пожалуйста, Чечня вас ждет. Я сначала не хотел ехать: на первой кампании дерьма там «наелся». Ну, ладно, уговорили. Так и попал.
Полетели нас в Чечню человек восемьсот, тремя бортами, Ил-76. Восьмого октября мы были уже в Моздоке, там переночевали, а утром на машинах колонной в полки, в 245-й и в 99-й артиллерийский. Они только что вошли в Чечню. Из контрактников мы приехали в полк самые первые. Самые крутые вояки – на аэродроме они валялись пьяные – попали в роту материального обеспечения. Все ивановские, из районов области (нас было двенадцать человек), попали в 5-ю роту: договорились с комбатом, чтобы землякам быть вместе. И увольнялись все вместе, в один день. Правда, двое из наших сбежали, в декабре. Из ранее воевавших ивановцев был только я. А так – одна молодежь, младше 30 лет.
Как-то почувствовалось, что в роте напряжение. Солдаты рассказали нам про первый бой, ночной, на арбузном поле – между собой воевали, именно в нашей роте. Никто не погиб, но «бэху» тогда потеряли, сожгли. Из-за этого нашего командира роты сняли. Он на себя всю вину взял, и его отправили в тыл. Он был якобы внуком маршала Язова. Новым ротным стал командир нашего первого взвода. Я сразу был назначен командиром отделения. Вперемежку – контрактники и срочники. Все – нормальные ребята. А вот по обученности – как будто не было у нас ни Великой Отечественной, ни Афгана, ни первой чеченской. Боевой опыт у нас быстро забывается. Это такой уж у нас характер…
«Где найти работу…»
Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода первой мотострелковой роты, контрактник:
– 1999 год, как многие помнят, был похож на предыдущую пятилетку: работы нет, зарплату чуть ли не годами не выдают. В общем, бардак. Я в тот год уже полтора года как уволился в запас, работал на стройке. Летом с друзьями наемными рабочими летали в Иркутскую область от авиалесоохраны тушить тайгу. Работа сезонная, так что в августе были дома. Встал вопрос: где найти работу? Как-то утром заходят ко мне выпившие друзья (прошу заметить: в то время пили практически все, и ничего в этом постыдного не было) и заявляют: есть тема – военкомат набирает контрактников для службы в Дагестане. Мне терять было нечего: жил один, родители умерли, женой не обзавелся, срочку служил в ВДВ, да и контракт имелся в батальон ООН в Сербской Краине. Так что мне определенно стоило поехать. Про зарплату никто ничего не знал. Да и мне было в принципе все равно.
А дальше все быстро: военкомат, медкомиссия, сбор таких же отморозков, как и я, электричка из Владимира до Нижнего Новгорода, тентованный «Урал» и прибытие в полк (если не ошибаюсь, сначала в 752-й). Практически сразу собеседование, выдача жетонов (почему-то их смертниками называют). Переодели. Нудная ночь в казарме. Я там понять не мог: на кой хрен нужно было дневального ставить? Да еще срочника. Все, кто контракт заключили, знали, куда едут, соответственно – пили. Мне этого дневального было жаль. У многих контрактников осталась привычка к дедовщине. Как же, он отслужил, своих пряников отхватил, так пусть теперь эти отхватывают. Не обошлось без эксцессов. Утром выяснилось, что у одного из нас пропал нож, и понеслось: «Дневальный – туда! Дневальный – сюда! Рожай нож!» Ну, и в том же духе. Конечно, ничего не нашли. Я не удивился: это же наша армия. Как говорится, кто первый встал, того и тапки.
Днем перезнакомились поближе. Один, помню, показывал свой военный билет, а в нем – мама, не горюй – вкладыши о службе еще в первую кампанию. Так эти вкладыши по количеству записей чуть ли не больше всего военника. Он рассказывал, что служил и в 245-м, и в 752-м полках, и еще где-то. По его словам, заключаешь контракт, два месяца там, потом разрыв, месяц пьянки, и опять контракт. И так по кругу. А чему удивляться? В 1995–1996 годах все было проще: пушечное мясо всегда требовалось. И я его не осуждаю, а, скорее наоборот, приветствую. Рассказывал мне один старый контрабас: из почти тысячи человек, прилетевших в Моздок, всего лишь около двухсот отправились в Чечню. Остальные посмотрели на убитых и раненых и подались домой.
Днем какой-то подполковник построил нас для проверки формы одежды. Ему заняться нечем было. Штаб дивизии вроде был там же, вот он и показывал рвение. Многие парни камуфляж первый раз надели, на срочке в песчанке ходили. Мы тоже с одним пареньком – он вроде в спецназе срочку тащил – не могли понять: на кой черт нужно куртку навыпуск носить. (В ВДВ ее заправляют в брюки.)
Поели в солдатской столовой. Хоть бы не позорились: бигус (капуста с малой толикой картошки) – то еще блюдо. Я на срочке, конечно, и не такое ел, но в полк приехали ребята из разных городов. Думаю, не слишком приятные отзывы остались у них о продслужбе этого полка.
«Водка исчезала, как в сказке…»
– Вечером подали машины – и вперед, на аэродром. Там опять началась комедия… В какую дурную голову пришла мысль выдать на руки такой ораве какие-то мифические подъемные! По двести рублей на человека, да еще на ночь глядя. Выдавали при свете автомобильных фар: «А дальше, ребята, располагайтесь на ночлег…» Конечно, все расположились. В местном ларьке водка исчезала, как в сказке. Сначала самая дешевая, далее по нарастающей. Я пить не стал, а просто улегся спать у костра.
Утром строились на борта весело. Кого-то несут, кто-то еле передвигается, тащит за собой по земле вещмешок. Да и понять ребят можно: не на пикник с девочками собрались. Кто сам не мог дойти до самолета, того оставляли. В нашем самолете борттехник, или пилот, все орал: «В самолете не курить!» Конечно же, на него положили с прибором. Да и попробуй найди, кто курит, когда нас как сельдей в бочке, да еще в два яруса. Примерно через два-три часа приземлились в Моздоке.
«И побрели мы по этим холмам…»
– После выгрузки из самолетов отправились во временный лагерь. Его только начали оборудовать. Стоят палатки не окопанные, ветер в них гуляет, как на улице. Но все же крыша над головой – дождь не замочит. Переночевали. На следующий день, ближе к обеду, за нами приехали «Уралы». Погрузились – и в путь. Дорога была просто забита всякой военной техникой, так что ехали долго.
Прибыли во временный штаб полка. Когда в полку нас распределяли по батальонам, вдруг – свист, гул. Многие падали, потому что в первые мгновения не понимали, что это. Потом видим, как из-за сопки вылетают ракеты «Градов» – красиво!
Прибыли во временный штаб полка. Когда в полку нас распределяли по батальонам, вдруг – свист, гул. Многие падали, потому что в первые мгновения не понимали, что это. Потом видим, как из-за сопки вылетают ракеты «Градов» – красиво!
Началось распределение. Это был концерт… Офицеры из штаба подходили и спрашивали: «Кто сапером служил? Кто в зенитном дивизионе? Кто в артполках? Кто с электронной разведкой сталкивался?» Таких был мизер, их тут же забирали – все, вопрос решен. Остальных, а это подавляющее большинство, – просто тупо называли фамилию и говорили, в какой батальон, первый или второй. В разведку рвались немногие, но такие были. Помню одного, кричал всем и каждому: «Я в морской пехоте в разведроте служил! Буду служить только в разведке!» Уж не знаю, как у него сложилось. Надеюсь, что повезло.
После распределения отправились на КП батальона. Там на вязанках сена переночевали. Утром какой-то добрый человек показал направление и сказал, что нам туда. И побрели мы по этим холмам туда, не знаю куда. Ни оружия, ни сопровождающего… Так, идет банда мужиков в неизвестном направлении.
Забрели в какое-то село, там-то нас и застал вроде как зам. комбата на двух БМП. Видим – гуси пасутся, спрашиваем: «Чьи?» «Ваши», – улыбнулся он. Два раза нас упрашивать не пришлось: похватали гусей, кто сколько мог, на броню – и вперед.
Заезжаем на высотку, слезли. Подъехала другая «бэха», на ней сидит старший лейтенант в маскхалате – и давай предлагать вакансии в первую роту. Все просто: называет должность, желающий кричит «Я!» и отдает ему военник. Затем слез он с брони, собрал нас, кто к нему попал, а попало нас много больше тридцати человек, и представился: «Старший лейтенант Калинин, командир первой мотострелковой роты».
А вот дальше его понесло: «Мои срочники – патриоты, а вы – пидарасы, приехавшие за деньгами». И вся речь в таком духе. Смотрю на него и удивляюсь: с какой он луны свалился? Перед ним стоят ребята – некоторым за сорок, некоторые воевали в первую кампанию. Тогда мне это казалось, мягко говоря, ненормально. Да и потом его обращение с подчиненными оставляло желать лучшего. Но сейчас в ноги бы ему поклонился: командир от Бога. Один факт, что за Грозный рота не отправила ни одного «двухсотого», уже о многом говорит. Послушали мы этот монолог, взяли шмотки и перебазировались на соседнюю высоту, где и располагалась теперь уже моя рота.
«Оружие осмотрели, начали ощипывать гусей…»
– Я попал в третье отделение третьего взвода на должность пулеметчика РПК. Наконец-то нам выдали оружие, и только мы расположились, приехало какое-то начальство. Они там с краю что-то рассматривали в бинокли и типа нивелира. Нам все это было до фонаря. Оружие осмотрели, запалили костры, начали ощипывать гусей, чтобы приготовить. Жрать-то охота, а кормить нас – каких-то и кого-то – никто не позаботился. Увидев это дело, ротный шибко ругался. Понять его можно: генералы понаехали, а тут солдаты гусей разделывают. В общем, это безобразие он прекратил. Да и приказ пришел: построить роту – и вперед, в наступление…
Владимир Пономарев, старшина 4-й мотострелковой роты, старший прапорщик:
– Как солдаты приспосабливались к полевым условиям… Я получал пищу в термосах, развозил их по взводам. Идет ко мне грязный солдат, с цинком в руках. «Почему с цинком?» – спрашиваю. «В них удобней…» А им просто мыть термоса было лень. Солдаты подогревали обед в цинках из-под патронов.
Андрей Смирнов, психолог полка, майор:
– Если в первую кампанию я не замечал, чтобы контрактники помогали молодым солдатам в службе, то сейчас ситуация изменилась. Деньги деньгами, но многие контрактники ехали на войну не за ними, а чтобы помогать молодежи. Много было среди контрактников хороших мужиков.
Александр Московой, командир взвода управления минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, гвардии лейтенант:
– Среди прибывших контрактников были и такие, что «пальцы веером…». Двоих из них я в яму на два дня посадил, а вышли – отправил их домой. Остальные стали как шелковые. Некоторые из них прямо говорили, что приехали за деньгами. Военкоматы им наобещали денег…
Из хороших контрактников назначал и заместителями командиров взводов. Срочников в батарее контрактники не обижали. Срочники у нас были такие, что сами кого хочешь из контрактников на место поставят. Нас, молодых офицеров, они слушались всегда.
«Сидел бы дома, гладил свою Машку…»
Андрей Актаев:
– Жили мы дружно. Сначала срочники с опаской смотрели на контрактников, но это продолжалось не более недели. Дальше было проще. Бывало и такое, что срочник посылал контрактника по извилистому маршруту, когда видел, что тот не прав или перегибает палку. А что – если прав, так и надо. Бывало и наоборот, когда срочник зарывался и забивал болт, считая, что ему не положено по сроку службы.
Был у нас один контрактник… Не знаю, как его психиатр пропустил… Он постоянно ко всем приставал с вопросами: «А если тебя убьют? А если тебя ранят или контузит?» Одолел всех. Какого рожна он сюда поперся? Сидел бы дома, гладил свою Машку… Это его нытье всех достало. Морально он такой сумбур в головы вносил, что ни о каком боевом духе и речи быть не могло. Мучились мы с ним месяца три. Потом он с товарищем просто ушел из расположения взвода и не вернулся. Куда они делись, мне, если честно, наплевать. Все просто вздохнули с облегчением…
«Попросились в разведку…»
Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:
– В 245-й я попал просто. Летом 1999 года с другом Вовой Карнетовым начали собирать документы на контракт в Сербию (как раз Америка ее бомбила), но тут Басаев с Хаттабом поперли на Дагестан. В общем, в военкомате нам предложили ехать туда. Пока оформляли документы, наступила осень, и 1 или 2 октября мы поехали в Нижний Новгород. Жене и матери я сказал, что уезжаю на очередной контракт, вечером, перед отъездом, собирал-то документы втихаря. Они, конечно, были в шоке. Несколько дней пробыли в Нижнем Новгороде. Выдали нам смертники, у меня этот уже третий был, по одному с каждой поездки в Чечню. К вечеру, примерно 6–8 октября, человек 250 контрактников привезли на аэродром, но была нелетная погода, и пришлось ночевать в лесополосе у взлетки, у костров. Пьянка была грандиозная! Прилетели днем в Моздок, там какой-то генерал или полковник нас построил и пристыдил за гулянки. Сказал, что в Чечне в 245-м полку большие потери, погибли разведчики, пожгли технику, а мы тут бухаем.
Друг мой Вова Карнетов попал в 276-й полк сапером. Ну, а мы с утра выехали колонной на Чечню. Оружия нам пока не выдали, так что вся надежда на случай засады была на водителей «Уралов» да на сопровождающих с оружием. Вечером прибыли в полк – это было начало Терского хребта. Слышна была близкая канонада.
Я и еще несколько человек попросились в разведку, нас привели к начальнику штаба, и он начал каждого пытать, кто да что? Я сказал, что не первый раз в Чечне, боксер, всю жизнь занимаюсь спортом – ну, меня и взяли. Взяли также Андрюху Васильева, бывшего омоновца, Серегу Сайко, бывшего собровца, Вову Ткаченко (он в первую в 245-м воевал), Димана Робина, Славу Заверткина (я с ним в 1996 году в 166-й бригаде в одном батальоне воевал). Не взяли «Бакса», Валеру Большова (хотя он в 166-й бригаде в разведроте воевал). Ну, мы потом подключили кого только можно и затянули его в разведку через неделю. Он просто был худоват, небольшого роста, но мужик был классный, и сам командир полка его потом очень уважал!
Утро началось с того, что начали шить себе разгрузки, кто из чего. Я старый камуфляж привез с собой, стал на него пришивать карманы под гранаты, мне-то под рожки не надо было. Я себе выпросил пулемет ПКМ (от кого-то из убитых разведчиков остался), поскольку раньше и был пулеметчиком.
Запомнилось, что под нами где-то в километре было два села, между ними метров 800, и вот несется от одного села к другому машина легковая, а сверху на нее два «крокодила» Ми-24 заходят, выпускают ПТУР, и машина полыхнула; минут через пять другая несется, они ее тоже красиво взорвали. Мы думали, что все, «концерт закончен», а тут еще одна несется на большой скорости, она даже успела в село заехать, там ее «крокодилы» и достали. Кто там был – мирные или боевики, не знаю.
В этот или на следующий день выехала группа забирать убитых, кого не смогли вытащить 8 октября. Привезли пару кулечков фольги для трупов, там ничего и не осталось совсем от механиков-водителей. Срочники наши рассказывали, что один пацан погиб действительно как герой. Он был пулеметчик, ранен, и когда пацаны отходили, его никакой возможности вытащить не было, так он им кричал, чтобы они уходили без него, сам прикрывал их. Его нашли убитым. Оказалось, что «чехи» в голову из подствольника выстрелили, добили.