Моя БРМ (боевая разведывательная машина. – Авт.) подорвалась на мине, и разгрузка, которую я шил, сгорела. Феде, механику «бэхи», повезло: он ехал по-походному; с незакрытым люком, и его взрывом выбросило из машины, получил только легкую контузию. Мы с пацанами его дня два донимали, что ему придется платить до пенсии за подорванную «бэху», и он, бедолага, верил!
Разведрота наша была небольшая, человек 45, из них человек 15 контрактников, ротным был старший лейтенант Катунькин. Взводник у нас был, по-моему, «пиджак» молодой. С формой и снаряжением сначала были проблемы: ни разгрузок, ни ботинок. Оружие было более-менее. У пацанов было штук 10 АКМС калибра 7.62, с глушителями, у каждого были НРС (нож разведчика стреляющий. – Авт.), неплохая штука, но патронов к ним не достать. Гранаты относительно новые (в первую кампанию их почти не было), с пластмассовым запалом, но их не особо любили: ходили слухи, что могут взорваться в руке, гораздо надежнее «эфки» и «эргэдэшки».
Александр Шмелев, контрактник, рядовой:
– Первые дни ночевали, где придется, даже под «бэхами», грузовиками. Было еще тепло. Полк постоянно передвигался, у нас еще и палаток не было. Матрасов нет, палаток нет, одеял нет – еще в Ставрополе выбросили. Надеялись, что как-нибудь само собой все образуется. Мы были прикомандированы к полковой разведроте. Там еще срочники служили, потом их отправили в Мулино. Автоматы нам достались старые…
Юрий Чердаков:
– И мне достался старый автомат, калибра 5.45. Подствольник клинил постоянно. Ладно хоть, по сравнению с первой кампанией, с запасными магазинами проблем не было, с боеприпасами тоже.
Александр Шмелев:
– Боеприпасов у нас было – во! Привозили каждую неделю! А вот воду – не каждую. Рота была раскидана по фронту километра на три, и каждому привезти воды – нереально. Но выкручивались. Добывали воду в сероводородном источнике, и соленую воду пили. Варили суп из сероводородной воды, флягу с ней на 40 литров приперли – лучше, чем на соленой воде. Есть там, в Чечне, соленые озера. Чай заваришь – заварку соль съедала, вода через две минуты белая становится. С питанием было хорошо, мы никогда не голодали. Тушенка только надоела. А в 2000 году питание было хуже, любая каша – с килькой в томатном соусе. Самое плохое, что курить давали только «Беломорканал». Потом «Прима» появилась, мы ее за «Мальборо» считали…
Юрий Чердаков:
– У нас было котловое питание. Привозили консервы. Давали один сухпаек – и его хватало. С котелками в роту не бегали. Продукты выдавали на взвод, а потом делили по отделениям. Каждое отделение само себе еду готовит. Кто умел, тот и варил. Был эпизод, что собак ели, нужда заставляла…
Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:
– Организация питания в этот период была на достаточном уровне – привозили готовую пищу с кухни полка – в основном, суп, кашу, чай. Кроме того, во взводах тоже готовили по возможности. Например, как-то мешок муки раздобыли и пекли блины. Для мирного времени, конечно, скудный рацион, но для ведения боевых действий было очень даже ничего…
Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:
– Из нашей батареи забрали всех молодых, кто не отслужил еще семи месяцев. Некоторые ныли комбату: «Когда нас домой отправят?», а другие, наоборот, хотели остаться.
На замену молодым прислали контрактников. Одни были опытные, по второму разу на войне, некоторые – первый раз. У одного спрашиваю: «Ты зачем приехал, тебе уже почти полтинник». – «Мы с бабушкой газ решили домой провести, вот подзаработать приехал». Вот, чудаки, блин…
Один раз была баня. В большой палатке сделали помывочную, прикрепили лейки и подключили к цистерне с водой. Наша батарея мылась последней, и воды на всех не хватило. Помню, я еще успел смыть мыло, а кто-то остался намыленным.
Помню, один офицер из артдивизиона дал комбату термос со свежей говядиной, и только мы хотели ее приготовить, как снова поступила команда на движение вперед по Терскому хребту. Есть хотелось – невозможно, и на одной остановке мой друг Шиленков рассказал с голодухи, что на гражданке ел сырое мясо. Достали мы из термоса с ним по кусочку и с каким-то сухарем съели. И ничего вроде, нормально.
«При каждом залпе компьютер подпрыгивал…»
Алексей Задубровский:
– С питанием у нас было хорошо. Сигарет тоже было много. Правда, пару раз были задержки с доставкой. С водой один раз неувязочка вышла. Где брали эту воду, не знаю, но она была сильно соленой. А так как еду готовили из этой же воды, то все оказалось соленым. Даже компот.
С дровами у нас, артиллеристов, проблем, как у пехоты, не было: всегда много пустых ящиков от снарядов.
Письма приходили сразу пачками. Моя девушка писала каждый день и в каждом письме – открытка. Много накопилось, я их на стенку в палатке у головы цеплял. Правда, после каждого залпа приходилось с пола собирать и заново вешать. Когда вернулся домой, через четыре месяца поженились. Маме долго не писал, что мы в Чечне. Адрес дал «Москва-400», а что это – она не понимала. Сказал только, когда она в гости собралась приехать, в часть.
У нас был прикомандированный офицер из части РВСН – старший лейтенант. Ему жена прислала письмо, что в его части есть приказ о присвоении ему очередного звания – капитан. И все потом шутили: «капитан-лейтенант».
Быт у нас был налажен хорошо. Бардака не было. Нары делали из ящиков, дрова всегда были. Да и командир дивизиона не допускал беспорядка – серьезный был мужик.
Под штаб дивизиона оборудовали строительный вагончик – он был разделен на три помещения. Перед входом – что-то типа прихожей, и там печка-буржуйка стояла. С одной стороны было что-то вроде дежурной части, там был пульт и рации. Дежурил круглосуточно связист, было и по двое, когда много работы. А в третьем помещении спали старшие офицеры дивизиона.
Пехота обычно впереди стояла метров за 300–500 от нас. А так обычно сами себя и технику охраняли, под Урус-Мартаном даже две вышки себе построили.
Не помню, где достали компьютер. Начальник штаба дивизиона майор Крупский откуда-то привез. Вместе с ним создали программку в Excel для расчета целей на весь дивизион. Потом появилась видеодвойка и микроволновка. Телевизоры у многих были. При каждом залпе компьютер подпрыгивал на столе и начинал перезагружаться, это сильно раздражало.
Для некоторых война закончилась, едва начавшись…
«Вижу, как что-то летит в нашу сторону…»
Михаил Хрыков, пулеметчик РПК, 4-й роты 2-го батальона, гвардии рядовой:
– Десятого октября был мой последний бой… Духи нашу разведку в горах накрыли, были погибшие. Мы выстроились в колонну в 9–10 часов вечера, так и стояли до 11–12 ночи. Наконец отбой дали, спать до утра. Поехали утром, задача – нашу технику разбитую забрать. Пока ехали, смотрели, как работает артиллерия. Наконец, приехали на место боя. Стоят разбитые «бэхи», башни сорваны. Грузили убитых разведчиков – страшно было на них смотреть. Думаешь про себя: секунда какая-то – и ты можешь оказаться на их месте. Сидим на броне – нас всего на БМП было шесть человек – трое на броне, и к нам подсел офицер, незнакомый майор из штаба полка. Вдруг вижу, как что-то летит в нашу сторону, но чуть правее. Это был выстрел из РПГ. Майора как ветром сдуло, и мы за ним с брони слетели. Это был не столько взрыв, сколько удар, а внутри – сильная вспышка. Хотя пробоина в броне большая была. Внутри сидели старший стрелок Паша, наводчик Гордеев и механик-водитель Ворон. Из башни вытащили Пашу-стрелка, у него волосы обгорели и лицо обожгло, ничего не видит, наводчику Гордееву осколок попал в ногу. Взяли раненых – и ползком-ползком от машины, я Паше только говорю: «Сейчас влево, сейчас вправо» – у него от вспышки зрение отказало… А через несколько десятков метров я оглянулся и вижу, что кого-то с нами не хватает. Механика-водителя! Вернулся к «бэхе», стучу ему прикладом по люку. Он выглянул: «Что случилось?» Оказалось, что он и не почувствовал, что в нас попали, и сидит себе. «Что-что! Горим!» Он рыбкой выпрыгнул из люка. Машину свою бросили – и ползком, травой уходили, а нас было видно – обстреливали.
Долго-долго возвращались в лагерь уже на другой броне…
Приехали в лагерь, костер горит. Машины теперь у нас нет, и сначала нам сказали: «Пристраивайтесь к обозу!», а потом: «Парни, ваш призыв выводят!» Все было в один день: машину нашу подбили, и нас, молодых, выводят. Значит, думаю, хватит, навоевались. Спал я в ту ночь у костра, на бронежилете. Это была первая ночь в Чечне, когда я выспался…
«Солдаты не хотели уезжать…»
«Солдаты не хотели уезжать…»
Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:
– Часть солдат вскоре после прибытия в Чечню приказом нас заставили вернуть на постоянное место дислокации – это тех, кто отслужил менее полугода. Для полка это было большой потерей. Солдаты не хотели уезжать. Им было очень обидно, что их товарищи будут воевать, а они должны вернуться.
Юрий Чердаков, контрактник, старший сержант:
– Как они плакали, когда их отправляли в Мулино… В Чечне они почувствовали настоящую армейскую атмосферу, братьев, солдат, а ну-ка – туда, где вас снова будут бить, заставлять чистить туалеты. Их отправили не потому, что они ничего не умели. Там, в Чечне, сначала не умел никто и ничего… Их просто пожалели…
Александр Шмелев, контрактник, рядовой:
– Срочники спали так крепко, что их пинаешь – они все равно спят. Мы с Юрой охрану расположения взвода взяли на себя. Сами в сутки спали по четыре часа, но охрану мы в самое тяжелое время не доверяли никому. Доверять срочникам было нельзя, и учить их было поздно.
«Скоро отношения наладились…»
Алексей Росс, 1-я мотострелковая рота, стрелок, контрактник:
– Со срочниками во взводе познакомились уже после схватки на той высоте… Я помню себя на срочке и тех, кто был со мной тогда рядом. Отличие налицо. Да оно и понятно: отряд спецназа – далеко не пехота. Хотя были и хорошо подготовленные ребята. У нас в отделении был срочник-гранатометчик, который при нападении духов свой гранатомет на броне забывал. Сначала говорил, что в растерянности, потом – в суете боевой. А вскоре оказалось, что он его умышленно забывает. Услышал где-то, что гранатометчиков с пулеметчиками духи первыми стараются уничтожить, вот и решил не рисковать. В общем, срочники решили, что мы, контрактники, теперь все трудности службы на себя возьмем. Это относится и к ночным постам, и впереди всех должны идти контрактники. Мы, конечно, довели до них, что они тоже боевые единицы подразделения. Скоро отношения между срочниками и контрактниками наладились…
В каждом взводе была своя печь для готовки еды. Получалось так, что в каком отделении жил взводный, в том и снабжение. Остальные охотились на бесхозные стада да на подвальные припасы. Когда у нас машину подбили, то лежавшая на ней палатка обгорела. Новую палатку не выдали, спали под тентом от БМП, на матрацах из домов…
Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода первой мотострелковой роты, контрактник:
– Может быть, у кого-то в ротах срочники и были все поголовными дебилами, неумывашками, берущими автомат за дульный тормоз. В моей роте – не то чтобы все орлы с куриными ж…, а просто нормальные пацаны. От контрактников они отличались иногда только прожитыми годами, а некоторые и превосходили их в том же знании оружия и тактики. Все-таки большой отрезок службы они прошли.
А если брать контрактника, иногда не поймешь: служил ли он? На элементарные вопросы отвечать не может. Но это и понятно: кто-то подзабыл, кто-то служил во флоте, в авиации, в железнодорожных войсках, автомат за службу видевший только на плакатах. Так что срочники у нас были нормальные ребята. Помню, как над одним подшучивал. Я ему говорю, что уже второй контракт тяну и срочка давно в прошлом, а ты всего-то девять месяцев отслужил. Хотя мы с ним ровесники, мне тогда 22 года было.
«Били меня вшестером, сапогами…»
Михаил Хрыков, пулеметчик РПК, 4-й роты 2-го батальона, рядовой:
– Все мы, кто вернулись из Чечни, старались держаться вместе. Потом нас свели в одно подразделение. Служба была полегче, сначала у нас и дневального не было. Отоспались, подшились. Потом стали и с песнями в столовую ходить.
Из Чечни домой я ничего не писал. Матери письмо я послал еще перед полевыми сборами, что уедем на месяц, а там почты нет, не беспокойтесь. Но соседка увидела репортаж, что вернули солдат из Чечни, и прибежала к матери: «Мишку вашего видела по телевизору!» Родители приехали в полк в Мулино: «Где наш сын?» – «На картошке!». Нам на полк привезли картошки, надо было выгружать. Родители ждали до отбоя – нас нет! На КПП вызвали дежурного по части: «Почему у вас нет такого-то после отбоя?» Офицер развел руками: «Не знаю, уехали на картошку». Мы вернулись только в три часа ночи. Утром – только подъем объявили, ко мне с КПП бежит дневальный: «К тебе родители приехали!»
После месяца реабилитации нас раскидали по разным подразделениям.
Меня перевели в зенитный дивизион. Через год службы ко мне подошел один дагестанец из нашего дивизиона и говорит: «Роди мне сигареты!» Я ему «родил» по уху, он за своими побежал. Били меня вшестером, сапогами, где попало. Русский Ваня стоит и наблюдает, чем все это дело закончится… Я выключился. Потом узнал, что дембеля этих дагестанцев разогнали, меня отволокли в умывальник, там я и очухался. Мне сказали: «На вечернюю поверку не пойдешь, за тебя там крикнут». Дали мне граненый стакан водки, и я лег спать. Голова утром гудела от ударов… Но больше ни один дагестанец ко мне не подходил и ничего не спрашивал, поняли, что я могу за себя постоять. Обидно было, что мы в Чечне родину этих дагестанцев от бандитов защищали, а они меня же и били…
Я год отходил от Чечни. Старался не пить, чтобы крышу не срывало. Сейчас проблем нет никаких. А сначала – давай чуть что драться. Война снилась всего раза три…
Уехали в пункт постоянной дислокации полка молодые солдаты, а в Чечне война шла своим ходом… И у каждого она была своя.
Из Журнала боевых действий:11 октября. К 11 часам КП полка, 2-й мсб, САДН расположились в районе Надтеречного канала. В 13.00 группа, назначенная командиром полка, выдвинулась на место боя 8 октября с задачей изъять с подбитых машин тела сгоревших механиков-водителей и уцелевшее оружие. Группа с задачей справилась, однако при возвращении с места боя подорвалась на фугасе БРМ 1-к. В результате подрыва получил перелом ребра рядовой Михайлов, водитель Деев был легко контужен. В 14.30 останки сгоревших механиков-водителей и рядовой Михайлов были эвакуированы с вертолетом.
В 15.00 1-й мсб начал наступление в указанном направлении с задачей к исходу дня овладеть высотами 468,0 и 453,8. Наступление прошло без потерь, сопротивления противника не было. Батальон выполнил поставленную задачу и закрепился ротными опорными пунктами на указанных высотах.
12 октября. В 12.30 1-й мсб начал наступление в направлении отметки 510 для окончательного выполнения задачи. Наступление батальона прошло без потерь. Противник сопротивления не оказал. Подразделения батальона заняли указанные высоты Терского хребта. К 19.00 1-й мсб выполнил поставленную задачу и занял указанный район обороны у отметки 504,6 и другие отметки. К 18.00 2-й батальон поднялся на хребет и сосредоточился вдоль дороги 500 метров западнее отметки 490.
С 9.00 до 11.00 на НП полка работал командующий группировки «Запад» генерал-майор Шаманов. В период наступления 1-го мсб по плану работали артиллерия полка и авиация группировки.
«…Но котелки не бросили…»
Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка:
– Потом все пошло как по маслу. Числа 12–13 октября заползли на Терский хребет. Помню, что очень хотели есть. Я заехал на БМП на какую-то кошару, вокруг нее было несколько воронок от разрывов снарядов. На столе в кошаре лежала медаль «Мать-героиня», тут же валялась убитая кавказская овчарка, скулили несколько щенков. Забрал двух щенков, одного отдал в батарею ПТУР, второго себе оставили. На этой кошаре настреляли гусей, уток, а то дня два не ели. Но поесть тогда так и не удалось.
Забрались на Терский хребет, а там уже командно-наблюдательный пункт полка, прилетели генералы Шаманов и Казанцев с фотокорами. Солнце светило, но было холодно. Генералу Шаманову поставили стол раскладной, большой бинокль. Как раз начали гонять духов по Терскому хребту реактивными снарядами. И артиллерией, и реактивными снарядами стреляли даже по одному человеку. Видно было, как он бежит, разрыв – и уже не бежит. Шаманов наблюдал всю эту процедуру. Генерал Казанцев в это время ходил по окопам пехоты. Фотокор, здоровый такой мужичок, бородатый, в кожаной тужурке с короткими рукавами, поснимал панораму и работу артиллерии, потом засадил бутылку водки и лег спать возле вертолета.
Мы стояли на бугорке, а внизу валялся подбитый вертолетчиками джип. Решили сходить, посмотреть. Трупов у джипа уже не было. Поковырялись в машине, нашли документы комбата полка имени Дудаева.
Встали под Старыми промыслами у газоперерабатывающего завода. Я в эти дни был как Фигаро – то здесь, то там: то на корректировке у спецназовцев, то артиллерии дивизиона. Пошли пешком со спецназовцами, спустились с хребта в кошару, там были мирные чеченцы. Наши вперед ушли, а мы двое решили погреться у горящего факела и поспать. Едет машина: зам. по тылу полка, кличка Елки-палки, армянин, он нас забрал, довез до расположения полка.