Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел 14 стр.


«Это — продажа ребенка или, по самой меньшей мере, продажа права матери на своего ребенка. Единственный смягчающий фактор — то, что одним из покупателей был биологический отец ребенка... Продаже способствует посредник, движимый стремлением к получению прибыли. Каким бы идеализмом ни был, возможно, мотивирован любой из участников сделки, мотив прибыли преобладает, пронизывает и, в конце концов, определяет сделку».137

Контракты о суррогатном материнстве и справедливости

Итак, кто был прав в деле «малышки М» — суд низшей инстанции, выступивший за обеспечение исполнения контракта, или Верховный суд штата, признавший юридическую ничтожность этого контракта? Чтобы ответить на этот вопрос, надо оценить моральную силу контрактов и рассмотреть два возражения, выдвигаемые против контрактов о суррогатном материнстве.

Довод в пользу соблюдения контрактов о суррогатном материнстве строится на двух теориях справедливости, которые мы уже рассматривали — либертарианстве и утилитаризме. Либертарианский довод в пользу исполнения контрактов состоит в том, что контракты отражают свободу выбора: соблюдение контракта, заключенного двумя взрослыми людьми по согласию, — это уважение их свободы. Утилитаристский довод в пользу соблюдения контрактов состоит в том, что контракты способствуют общему благосостоянию: если обе стороны соглашаются со сделкой, обе стороны должны извлечь из нее определенные выгоды или счастье из соглашения; в противном случае стороны не заключили бы контракты. Итак, если нельзя продемонстрировать, что сделка уменьшает пользу какого-либо третьего лица (причем это уменьшение превышает выгоды участников сделки, взаимовыгодные обмены, в том числе контракты о суррогатном материнстве), условия сделки следует соблюдать и выполнять.

А каковы возражения? Насколько они убедительны?

Первое возражение: сомнительность согласия

Первое возражение, касающееся подлинности добровольного согласия Мэри-Бет Уайтхед, вызывает вопрос об условиях, в которых люди принимают решения. Это возражение утверждает, что мы можем принимать решения свободно, только если не испытываем чрезмерного давления (скажем, не испытываем острой нужды в деньгах) и достаточно хорошо информированы о других вариантах поведения. Что именно считается чрезмерным давлением обстоятельств или отсутствием информированного согласия — вопрос спорный. Но суть подобных доводов сводится к необходимости выяснить, когда предположительно добровольное согласие действительно добровольно, а когда — нет. Этот вопрос приобрел огромное значение в деле «малышки М», как, впрочем, и в спорах о добровольческой армии.

Объективности ради стоит заметить, что споры о «фоновых» условиях, необходимых для имеющего смысл, полноценного согласия, — в сущности, семейная ссора, разыгрывающаяся в одном из трех рассматриваемых в этой книге подходов к справедливости: подходу, утверждающему, что справедливость означает уважение свободы. Как мы уже видели, либертаринство — одно из течений в рамках этого подхода. Либертарианство утверждает, что справедливость требует уважения любых решений, принятых людьми, если такие решения не нарушают прав других людей. Другие теории, рассматривающие справедливость как уважение свободы, налагают некоторые ограничения на условия, в которых принимают решения. Эти теории говорят то же, что и судья Вилентц о деле «малышки М»: решения, принятые под давлением обстоятельств или в отсутствие информированного согласия, не являются действительно добровольными. Мы будем лучше вооружены для оценки этих споров, когда обратимся к политической философии Джона Роулза, представителя лагеря защитников свободы, который отвергает либертарианскую трактовку справедливости.

Второе возражение: обесценивание и высшие блага

А что сказать о втором возражении против контрактов о суррогатном материнстве, возражении, утверждающем, что некоторые вещи, в том числе детей и репродуктивные способности женщин, нельзя купить или продать за деньги? Что именно дурного в подобных покупке или продаже? Самый убедительный ответ на эти вопросы таков: отношение к детям и беременностям как к товарам снижает их ценность или не позволяет оценивать их должным образом.

В основе этого ответа лежит идея, чреватая далеко идущими выводами: правильный способ оценки благ и социальных практик — не просто человеческое дело. Некоторые способы оценки соответствуют определенным благам и практикам. В случае товаров вроде автомобилей или тостеров правильный способ оценки товаров — их использование или производство и продажа с прибылью. Но относиться ко всему как к товару ошибочно. Например, было бы неправильно относиться к людям как к предметам, которые продают и покупают. Потому что человеческие существа — личности, заслуживающие уважения, а не предметы, предназначенные для использования. Уважение и использование — два разных способа оценки.

Элизабет Андерсон, современный моральный философ, предлагает вариант этого довода к спору о суррогатном материнстве. Она утверждает, что контракты о суррогатном материнстве обесценивают детей и труд беременных и рожающих женщин, утверждая отношение к ним как к товарам.138 Под обесцениванием Андерсон имеет в виду отношение к чему-либо «в соответствии с низшим способом оценки, чем того заслуживает оцениваемый предмет». Мы ценим вещи не только «больше» или «меньше». Мы оцениваем их качественно более высокими или качественно более низкими способами. «Любить или уважать кого-то значит оценивать человека по качественно более высокой шкале, чем пользуется тот, кто просто использует этого человека... Коммерческое суррогатное материнство обесценивает детей постольку, поскольку предполагает и диктует отношение к ним как к товарам».139 Коммерческое суррогатное материнство использует детей в качестве инструментов получения прибыли, а не как объектов внимания, не как личностей, достойных любви и заботы.

Андерсон утверждает: коммерческое суррогатное материнство обесценивает и женщин, поскольку предполагает отношение к их телам как к фабрикам и платит им за то, что они не привязываются к выношенным детям. Коммерческое суррогатное материнство подменяет «родительские нормы, обычно регулирующие вынашивание детей, экономическими нормами, регулирующими обычное производство». Требуя от суррогатных матерей «подавления всякой материнской любви, которую они испытывают к рожденным ими детям», контракты о суррогатном материнстве «превращают материнский труд женщин в форму отчужденного труда», пишет Андерсон140 и далее продолжает:

«В контракте о суррогатном материнстве [мать] соглашается не создавать и не пытаться создать отношения „мать-ребенок“ с рожденным ею ребенком. Ее труд отчуждается, поскольку она должна отказаться от результата, который социальные практики беременности обоснованно развивают, — от эмоциональных уз со своим ребенком».141

Главным в доводах Андерсон является мысль о том, что блага отличаются друг от друга качественно, а потому ошибочно оценивать все блага одним способом, как инструменты получения прибыли или как предметы потребления. Если эта мысль правильна, она объясняет, почему есть некоторые вещи, которые нельзя покупать за деньги.

Эта же мысль бросает вызов утилитаризму. Если справедливость — всего лишь вопрос максимизации баланса удовольствий над страданиями, нам нужен всеобщий, единообразный способ взвешивания и оценки всех благ и удовольствий или страданий, которые эти блага нам приносят. Именно с этой целью Бентам и изобрел концепцию полезности. Но Андерсон доказывает, что оценка всего полезностью (или деньгами) обесценивает блага и социальные практики, в том числе детей, беременность и материнство, которые следует правильно оценивать по более высоким нормам.

Но каковы эти более высокие нормы и как можно понять, какие способы оценки следует применять к тем или иным благам и социальным практикам? Один из подходов к этому вопросу начинается с идеи свободы. Поскольку люди способны к свободе, их (то есть нас) не следует использовать так, словно это всего лишь предметы. Вместо того к людям следует относиться достойно и с уважением. Такой подход акцентирует различие между личностями (которые достойны уважения) и простыми объектами или вещами (которые следует использовать) как фундаментальное различие в морали. Величайшим защитником этого подхода является Иммануил Кант, к идеям которого мы обратимся в следующей главе.

Другой подход к высшим нормам начинается с идеи о том, что правильный способ оценки благ и социальных практик зависит от целей и задач, которым служат эти практики. Вспомните: Андерсон, выступая против суррогатного материнства, утверждает, «что социальные практики беременности обоснованно способствуют» достижению определенной цели, а именно формированию эмоциональных уз между матерью и ее ребенком. Контракт, требующий от матери не формировать такие узы, унижает, обесценивает и женщин, и детей, поскольку отвлекает от этой цели. Такой контракт подменяет «родительскую норму» «нормой коммерческого производства». Концепция, утверждающая, что мы выявляем нормы, соответствующие социальным практикам, пытаясь уловить характерную цель этих практик, составляет суть теории справедливости, выдвинутой Аристотелем. (В одной из следующих глав мы рассмотрим подход Аристотеля.)

Другой подход к высшим нормам начинается с идеи о том, что правильный способ оценки благ и социальных практик зависит от целей и задач, которым служат эти практики. Вспомните: Андерсон, выступая против суррогатного материнства, утверждает, «что социальные практики беременности обоснованно способствуют» достижению определенной цели, а именно формированию эмоциональных уз между матерью и ее ребенком. Контракт, требующий от матери не формировать такие узы, унижает, обесценивает и женщин, и детей, поскольку отвлекает от этой цели. Такой контракт подменяет «родительскую норму» «нормой коммерческого производства». Концепция, утверждающая, что мы выявляем нормы, соответствующие социальным практикам, пытаясь уловить характерную цель этих практик, составляет суть теории справедливости, выдвинутой Аристотелем. (В одной из следующих глав мы рассмотрим подход Аристотеля.)

До тех пор пока мы не рассмотрим эти теории морали и справедливости, мы не можем по-настоящему определить, какие блага и социальные практики должны регулировать рынки. Но дебаты о суррогатном материнстве, как споры о добровольческой армии, дают нам определенное представление о сути проблемы.

Аутсорсинг суррогатного материнства

Мелисса Стерн, некогда известная как «малышка М», недавно закончила университет Джорджа Вашингтона, где она изучала религию.142 Прошло более 20 лет со времени получившей известность битвы за право опеки над нею, развернувшейся в штате Нью-Джерси, но споры о суррогатном материнстве продолжаются. Коммерческое суррогатное материнство запретили во многих европейских странах. В США более 12 штатов легализовали суррогатное материнство, примерно такое же число штатов запретили его, а в остальных штатах юридический статус суррогатного материнства остается неопределенным.143

Новые технологии репродукции изменили экономику суррогатного материнства так, что это обострило этическую проблему данного явления. Когда Мэри-Бет Уайтхед согласилась за деньги выносить и родить ребенка, она предоставила другой стороне этой сделки яйцеклетку и матку. Таким образом, она была биологической матерью рожденного ею ребенка. Но с появлением оплодотворения в пробирке у женщины появилась возможность предоставлять яйцеклетку, которую после оплодотворения будет вынашивать другая женщина. Дебора Спар, профессор бизнеса и администрирования Гарвардской школы бизнеса, проанализировала коммерческие преимущества нового вида суррогатного материнства.144 Раньше тем, кто заключал контракт о суррогатном материнстве, «в сущности, надо было покупать „одним пакетом“ яйцеклетку и матку». Теперь можно «купить яйцеклетку у одного донора (в том числе во многих случаях яйцеклетку желающей стать матерью женщины), а матку — у другого донора».145

Спар объясняет: разделение цепи поставок спровоцировало расширение рынка суррогатного материнства.146 «Устранив традиционную связь между яйцеклеткой, маткой и матерью, современное суррогатное зачатие снизило юридические и эмоциональные риски, с которыми было сопряжено традиционное суррогатное материнство, и открыло новый процветающий рынок». Избавленные от ограничений, которые налагал прежний пакет «яйцеклетка + матка», посредники в деле суррогатного материнства теперь стали «более разборчивы» в выборе суррогатных матерей и «ищут яйцеклетки, имеющие особые генетические характеристики, и матки, принадлежащие конкретным женщинам».147 Будущим родителям больше не надо беспокоиться о генетических характеристиках женщины, которую они нанимают для вынашивания их ребенка, поскольку таких женщин «покупают в других странах».148

«Будущим родителям все равно, как выглядит вынашивающая их ребенка женщина, и риск того, что эта женщина будет претендовать на ребенка после его рождения или суды склонятся на ее сторону, вызывает меньшие опасения. Всё, в чем нуждаются будущие родители, это здоровая женщина, готовая выносить ребенка и соблюдать определенные стандарты поведения — не пить, не курить, не принимать наркотики — в период вынашивания ребенка».149

Хотя суррогатная беременность увеличила предложение женщин, готовых вынашивать чужой плод, возрос и спрос на подобные услуги. Сегодня женщины, вынашивающие чужих детей, получают порядка 20-25 тыс. долл., за беременность. Общие расходы на вынашивание и рождение ребенка (с учетом медицинских и юридических расходов) обычно составляют около 75-80 тыс. долл.

При столь резком повышении цен неудивительно, что желающие обзавестись детьми люди стали искать более дешевые варианты. Как и в случае с другими товарами и услугами в глобальной экономике, оплачиваемое вынашивание детей теперь передают на аутсорсинг тем, кто предоставляет эту услугу по низким ценам. В 2002 г. Индия легализовала коммерческое суррогатное материнство в надежде привлечь клиентов из-за рубежа.150

Город Ананд в западной Индии может вскоре стать для платной беременности тем, чем стал Бангалор для информационно-справочных служб. В 2008 г. более 50 жительниц Ананда вынашивали детей для супружеских пар из США, Тайваня, Великобритании и других стран.151 Одна из клиник предоставляет 15 женщинам, вынашивающим детей для клиентов из разных стран мира, полный пансион, включающий услуги горничных, поваров и врачей.152 Женщины, вынашивающие детей, получают от 4,5 до 7,5 тыс. долл., что зачастую превышает сумму, которую они смогли бы заработать другими способами за 15 лет, и позволяет им купить дом или оплатить образование детей.153 Люди, желающие стать родителями, отправляются в Ананд для заключения сделок. Общие расходы (включая медицинские расходы, оплату вынашивания ребенка, авиабилет туда и обратно и расходы на проживание в гостинице во время двух визитов в Ананд) составляют около трети суммы, в которую обошлось бы искусственное зачатие и вынашивание ребенка в США.154

Некоторые полагают, что коммерческое суррогатное материнство в том виде, в каком оно практикуется сегодня, в моральном отношении менее сомнительно, чем соглашение, которое привело к делу «малышки М». Поскольку женщина, вынашивающая чужого ребенка, предоставляет не свою яйцеклетку, а только матку, можно доказать, что рожденный ею ребенок генетически не ее. Согласно этой позиции, ребенка не продают, и вероятность того, что родившая ребенка женщина станет предъявлять права на него, снижается.

Но суррогатное зачатие не решает моральную проблему. Действительно, возможно, что женщины, вынашивающие чужих детей, будут менее привязаны к выношенным и рожденным ими детям, чем суррогатные матери, предоставляющие свою яйцеклетку. Но разделение материнства не на две, а на три составляющие (усыновляющую мать, донора яйцеклетки и женщину, вынашивающую чужой плод) не дает решения вопроса о том, кто из этих трех сторон имеет преимущественное право на ребенка.

Если угодно, передача вынашивания детей на аутсорсинг произошла благодаря тому, что появление экстракорпорального зачатия привело к обострению внимания к моральным аспектам проблемы. Существенная экономия средств, которую получают будущие родители, и огромные по сравнению с заработками индийцев экономические выгоды, извлекаемые индийскими суррогатными матерями, делают неоспоримым тот факт, что коммерческое суррогатное материнство может повысить общее благосостояние. Так что, с утилитарной точки зрения, трудно сомневаться в становлении оплачиваемого суррогатного материнства как отрасли глобальной экономики.

Но глобальный аутсорсинг беременностей обострил и моральные сомнения. Суман Додия, 26-летняя индийская женщина, ставшая суррогатной матерью, которая выносила ребенка для пары из Великобритании, как горничная ранее зарабатывала 25 долл., в месяц. Для нее возможность заработать 4,5 тыс. долл., за 9 месяцев должна была быть неотразимо привлекательной.155 Тот факт, что она уже родила троих детей от мужа и никогда не обращалась к врачу, придает пикантность ее роли суррогатной матери. Рассказывая о своей суррогатной беременности, она сказала: «Теперь я более осторожна, чем была, когда вынашивала своих собственных детей».156 Хотя экономические выгоды ее решения стать суррогатной матерью очевидны, но вовсе неочевидно, что это решение можно назвать свободным. Более того, создание суррогатного материнства как отрасли глобальной экономики, как политики, сознательно проводимой в бедных странах (и не менее того), обостряет чувство того, что суррогатное материнство обесценивает женщин, превращая их тела и репродуктивные способности в инструменты.

Трудно вообразить две сферы человеческой деятельности более непохожие, чем вынашивание детей и ведение войны. Но женщины, вынашивающие в Индии чужих детей, и солдат, нанятый Эндрю Карнеги и заменивший его на полях Гражданской войны, имеют что-то общее. Размышления о правильном и неправильном в ситуациях этих людей ставит нас перед двумя вопросами, разделяющими конкурирующие концепции справедливости: «Насколько свободны решения, которые мы принимаем на свободном рынке? И существуют ли некоторые добродетели и блага высшего порядка, которые рынки не уважают и которые нельзя продать и купить за деньги?»

Назад Дальше