— Внезапный набег заблудившихся солдат, — промурлыкал Бочелен. — Корбал был в восторге, он сделал приготовления, чтобы их рекрутировать.
— Рекрутировать, хозяин? Ох, да, господин. Рекрутировать.
Некромант склонил голову набок. — Странно. Наш дорогой Эмансипор Риз вымолвил те же слова, тем же тоном. Только полузвоном ранее.
— Правда, хозяин?
Двое несколько мгновений глядели в глаза друг другу. Потом Бочелен подергал бороду и отвернулся. — Вы знаете, что идут Тенескоури? Среди них Дети Мертвого Семени. Необычайные дети. Семя умирающих… Мммм. Говорят, что старший среди них командует целой ордой крестьян. Я жду встречи с ним.
— Хозяин? Я… гмм… имею…
Бочелен усмехнулся. — Корбал очень жаждет провести полное исследование этого малыша, называемого Анастером. Каков вкус его биологии? Даже мне интересно.
Погибшие урдомены дернулись и одновременно согнулись. Руки потянулись за оброненным оружием, поднялись головы в шлемах.
Бьюк смотрел в ужасе.
— Ах, Бьюк, теперь у вас есть гвардейцы. Я советую вам расположить их у входа. И, может быть, по одному в каждой из угловых башен. Не знающие усталости защитники — лучший сорт. Правда?
Из главного входа неуверенно шагнул Эмансипор Риз, прижимавший к груди чесоточную кошку.
Бочелен и Бьюк наблюдали, как старик подбежал к одному из уже вставших урдоменов. Риз бешено вцепился в кольчугу неупокоенного воина и куртку под ней, засунул руку под одежду, глубже, еще глубже. И начал что-то бормотать. Вытащил руку, уставился на нее. — Но… но… — Его сухое, вытянутое лицо обернулось к Бочелену. — Этот… этот человек, Корбал — он — он сказал — я видел — он взял их сердца! Он сшил их вместе, кровавая трепещущая масса на кухонном столе! Но… — Он повернулся и треснул урдомена по груди: — Нет раны!
Бочелен поднял тонкую бровь: — Ну что же… раз вы с дружком Бьюком вмешались в обычную ночную деятельность Броча, ему пришлось изменить привычки, свой модус операнди, если вам так угодно. Видите ли, друзья мои, теперь ему не нужно покидать комнату, чтобы удовлетворить свои исследовательские запросы. Тем не менее говорю вам: прекратите бесполезные усилия. — Запавшие серые глаза некроманта сосредоточились на Бьюке. — Что до угнездившейся в вас особенной магии жреца Керули… Дорогой слуга — не высвобождайте ее. Мы не любим компании, когда входим в форму Солтейкенов.
Ноги Бьюка были готовы подломиться.
— Эмансипор, — промурлыкал Бочелен, — подставьте нашему охраннику плечо.
Старый лакей подошел к Бьюку. Глаза его так широко раскрылись что Бьюк мог видеть весь круг склеры. Пот стекал по морщинистому лицу. — Я говорил тебе, что это глупость! — прошипел он. — Что тебе дал Керули? Черт дери, Бьюк…
— Заткнись, Манси, — буркнул Бьюк. — Ты знал, что они Солтейкены. Но не сказал. Однако Керули тоже это знал.
Бочелен пошел ко входу, что-то напевая под нос.
Бьюк развернулся, схватил Эмансипора за блузу. — Теперь я могу следить за ними! Дар Керули. Я могу следовать за ними повсюду!
— Они убьют тебя. Они тебя пришлепнут, Бьюк. Худом клятый идиот…
Бьюк выдавил улыбку: — Худом клятый? О да, Манси, мы все такие. Точно. Да, Худом клятые.
Их прервал далекий, но мощный рокот, звук, сотрясший город, прокатившийся по всем его концам. Эмансипор побледнел: — Тенескоури…
Но внимание Бьюка приковала квадратная главная башня дворца, открытые окна на третьем, верхнем этаже. Там появились два грача. — О да, — прошептал он, оскалив зубы, — я вас вижу. Вы летите за ним? Первенец Мертвого Семени. Анастер. Вы летите за ним.
Грачи упали с подоконника, раскрыли крылья, пролетели над двором и с громкими, тяжелыми хлопками быстро набрали высоту. Направляясь на юго-восток.
Бьюк оттолкнул Риза. — Я могу следовать за ними! О, да. Чудный дар Керули… Моя собственная форма Солтейкена, острые крылья, воздух, проносящийся под и надо мной. Боги, свобода! Чего я желал… найти форму. Он чувствовал, как меняется тело, сладкая теплота заполняет члены, чувствовал свое пряное дыхание, обрастал перьями. Тело уменьшалось, перестраивалось. Тяжелые кости утончались, становясь воздушными.
Сладостный дар Керули, больше чем я мог вообразить! Полет! Прочь от всего, чем я был! От всего, чем мне пришлось быть! Пропадите, бремена! О, я могу следовать за зловещими тварями, этими крылатыми кошмарами. Я могу следовать, и там, где они трепыхаются и напрягают крылья в незримых небесных потоках, я пронесусь как стрела, как молния!
Стоявший во дворе Эмансипор Риз слезящимися глазами наблюдал за превращением Бьюка: человек замерцал пятнами, упал в себя самого, воздух наполнился острым, пряным запахом. Видел, как бывший Бьюком ястреб — перепелятник споро пошел вверх по расходящейся спирали. — Да, — пробормотал он, — Ты можешь чертить круги вокруг них. Но, дорогой Бьюк, когда они решат раздавить тебя, это будет магия, а не дуэль крыльев.
Это будет магия. Неуклюжие грачи не нуждаются в скорости и ловкости. Все эти дары ничего не дадут тебе, когда настанет их миг. Бьюк… несчастный глупец…
Высоко над Капустаном кружил ястреб. Два грача, Бочелен и Корбал Броч, были далеко внизу, но глаза хищника отлично видели их. Тяжело хлопая крыльями, они летели сквозь клубы дыма на юго-восток, за Восточные ворота…
Город местами еще горел, выбрасывая в небо колонны черного дыма. Ястреб изучал осаду с наблюдательного пункта, за который согласились бы умереть земные генералы. Кружа, паря, следя.
Тенескоури окружила город толстым слоем, шевелящейся лентой. Треть миллиона, может больше. Такого скопления народа Бьюк еще не видывал. И эта лента начала стягиваться. Странно бесцветный аркан, удавка, все сильнее налегающая на слабые, сокрушенные стены города, на казавшуюся ничтожной горстку защитников.
Этого порыва не остановить. Армия, руководимая не храбростью, а чем-то более опасным, чем-то неостановимым. Голодом. Армия, что не может прерваться, что видит в отступлении только досадную задержку.
Капустан вот-вот будет пожран.
Воистину паннионский Провидец — чудовище. Тирания нужды. И она распространяется. Противостоять ему? Вам придется убить каждого мужчину, женщину и ребенка в мире, что склонились перед голодом, всех, кто предстал перед злобной ухмылкой пустого живота. Это началось здесь, на Генабакисе — но здесь только сердце. Прилив вздымается. Он заразит каждый город, каждый континент, он будет глотать империи и нации, стирая их с лица земли.
Теперь я вижу тебя, Провидец. С этой высоты. Я понимаю, кто ты и чем станешь. Мы пропали. Мы поистине пропали.
Его мысли смешались от взрыва ядовитой магии на востоке. Узел знакомого колдовства кружил вокруг небольшого участка в армии Тенескоури. Черные волны, пронизанные бледно — пурпурным, текли во все стороны, сотнями сражая вопящих крестьян. Им отвечали серые колдовские струи.
Глаза ястреба теперь обнаружили двух черных птиц в самом центре магического шторма. Демоны вырвались из порталов на равнину, рвали на куски разбегающиеся, кричащие ряды. Магические струи хлестнули по тварям, оплели их.
Грачи снизились, направляясь к человеку, восседавшему на тощей чалой лошади. Волны магии столкнулись, блеснули черным светом, громовый удар всколыхнул воздух даже там, где кружил Бьюк.
Клюв перепелятника раскрылся, издав пронзительный крик. Грачей трясло. Магия била по ним, трепала, пока они поспешно отступали.
Человек на кляче остался невредим. Окруженный кучами трупов, к которым сразу устремились тенескоури. Питаться.
Бьюк снова торжествующе крикнул, сложил крылья, уносясь к земле.
Он достиг двора имения задолго до некромантов, покружил, замедлил лет, забил крыльями о воздух. Завис на самый краткий миг прежде чем потечь, возвращаясь в человеческую форму.
Эмансипора Риза не было видно. Неупокоенные урдомены стояли там же, где впервые поднялись.
Чувствуя себя неловким и тяжелым в обычном теле, Бьюк подошел осмотреть их. — Шестеро к воротам — вы (он показал пальцем) и тот, прямо за вами. А ты на северо — западную башню. — Он продолжал распоряжаться молчаливыми воинами, размещая их в соответствии в указаниями Бочелена. Когда он выкрикнул последний приказ, на мостовую приземлились две черные птицы. Их перья были в пятнах, над одним грачом поднимался дым.
Бьюк наблюдал за превращением, усмехнулся, увидев Корбала Броча: доспехи в клочьях, вокруг них полоски дыма — а потом и Бочелена, с длинной царапиной вдоль длинной челюсти, с кровью, запекшейся в усах и серебряной бороде.
Корбал Броч вцепился в воротник плаща. Его толстые, мягкие руки дрожали, тряслись. На землю полетела черная кожа. Он начал плясать на ней, уничтожая последние очаги горения.
Сбив гарь с рукавов, Бочелен взглянул на Бьюка. — А вы терпеливы, дождались нашего возвращения.
Сбив гарь с рукавов, Бочелен взглянул на Бьюка. — А вы терпеливы, дождались нашего возвращения.
Пряча улыбку, Бьюк пожал плечами: — Вы не взяли его. Что случилось?
— Кажется, — проворчал некромант, — нам надо выработать более тонкую тактику.
Инстинкт самосохранения пропал, и Бьюк тихо засмеялся.
Бочелен застыл. Поднял бровь. Потом вздохнул: — Ну ладно. И вам всего хорошего, Бьюк.
Он направился внутрь дома.
Корбал Броч продолжал топтать свой плащ еще долго после того, как огонь потух.
Глава 15
Вискиджек подскочил в седле, когда его мерин перепрыгнул костистую каменную гряду, венчавшую холм. Застучали копыта, когда животное продолжило свой бег по плоской вершине; малазанин натянул поводья и откинулся назад, умеряя ретивость коня. Легким галопом он доехал до противоположного края холма и перевалил через него.
Неровный, усеянный валунами склон вел в широкое, сухое речное русло. Там спинами к Вискиджеку сидели на лошадях двое разведчиков Второй Армии. За ними дюжина пеших ривийцев пробиралась через то, что казалось полем, усеянным костями.
Огромными костями.
Вискиджек послал мерина вниз, медленно спускаясь по древнему склону. Он разглядывал разбросанные кости. Кое-где блестели стальные лезвия, виднелись поломанные, странной формы шлемы и кирасы. Он видел длинные, как у рептилий, челюсти, ряды кривых зубов. На некоторых останках сохранились куски серой кожи.
Кроша щебень, Вискиджек подскакал к ближайшему разведчику.
Тот отдал честь. — Командор. Ривийцы там что-то лепечут, но мы не понимаем, о чем они. Похоже, тут было около десятка демонов. Что бы их не разорвало, оно еще ужаснее их самих. Может быть, ривийцы узнают больше, походив вокруг трупов.
Кивнув, Вискиджек спешился. — Внимательнее, — сказал он, хотя знал, что разведчики всегда внимательны. Просто хотелось сказать хоть что-то. Мертвое поле выделяло запах ужаса, древнего, но нового, и — еще тревожнее — оно сохранило напряжение, всегда присущее концу битв. Густое молчание, словно бы водоворот, поглотивший звуки насилия — но кто-то еще трепещет, кто-то еще шевелится там…
Он приблизился к ривийцам, спотыкаясь о кости.
Племенные разведчики действительно 'лепетали', перебивая друг друга:
— Мертвые волки…
— Двойные следы, шаг легкий и в то же время тяжелый. Шире моей ладони. Большие…
— Большие мертвые волки.
— Крови нет, так? Вонь, как в могильнике.
— Черная каменная пыль. Острия.
— Блеск ниже локтей. Кожа…
— Кусочки черного стекла.
— Обсидиан. Далеко на юге…
— Юго-восток. Или на крайнем севере, за Ледеронским плато.
— Нет, я не вижу красного и коричневого. Ледеронский обсидиан с прожилками, как дерево. Это из Морна.
— Если вообще их этого мира…
— Здесь были демоны. Так? Из этого мира. В этом мире.
— Вонь могил.
— Но в воздухе запах льда, ветер тундры. Запах мерзлого торфа.
— За волками шли убийцы…
Вискиджек пророкотал: — Разведчики Ривии, слушайте меня, пожалуйста.
Лица повернулись к нему. Молчание.
— Я хочу выслушать ваш рапорт. Кто командир группы?
Они обменялись взглядами. Один качнул плечами: — Я могу говорить на вашем дару. Лучше остальных. Так спрашивай меня.
— Отлично. Продолжайте.
Молодой ривиец откинул со лба косички смазанных жиром волос, широко повел рукой над костями. — Немертвые демоны. Оружные, мечи вместо рук. Пришли с юго-востока, скорее востока, не юга. — Он усилено нахмурился. — Ущербные. Загнанные. Пойманные. Бежащие. Гонимые как бхедрины, туда и сюда, петляющие. Охотники терпеливые, на четырех ногах…
— Большие неупокоенные волки, — вмешался Вискиджек.
— Дважды большие местных равнинных волков. Да. — Потом его лицо осветилось словно бы в откровении. — Они как бегущие духи наших легенд. Когда кудесники, старейшие среди них, уходят в дальний сон, они видят волков. Никогда близко, всегда бегущие, все призраки кроме одного, вожака, у того плоть и очи жизни. Видеть их большая удача, попутное течение, потому что в их беге радость.
— Однако теперь они бегут не только в грезах ваших ведьм и знахарей, — сказал Вискиджек. — и бег их смертелен.
— Охотящиеся. Я сказал, эти волки похожи на них из снов. Я не сказал, они те же самые. — Он стал сдержан, глаза заблестели, как у жестокого убийцы. — Охотящиеся. Гонящие свою добычу сюда, в эту ловушку. Потом уничтожающие их. Бой немертвых. Демоны из могильников далеко на юге. Волки из праха северных зимних ветров.
— Спасибо вам, — сказал Вискиджек. Ривийская манера рассказывать — драматическое представление — отлично соответствовала событиям, свидетелем которых была долина.
От головной колонны приближались еще всадники, и он обернулся встретить их.
Трое. Корлат, Серебряная Лиса и дарудж Крюпп. Последний так качался и мотался на спине мула, словно участвовал в спешной погоне за двумя сидевшими на лошадях женщинами. Его беспокойные крики эхом отзывались по всей неширокой долине.
— Да.
Командор повернулся, уставился на вожака ривицев, который вместе со своими разведчиками изучал трех всадников. — Простите меня?
Ривиец дернул плечом с непроницаемым видом, и ничего не ответил.
Россыпь валунов заставила прибывших остановиться — кроме Крюппа, который резко дернулся в седле вперед, потом назад, пока мул скользил вниз по склону. Животное как-то смогло удержаться на ногах и бежать, оно пронеслось мимо удивленной Корлат и смеющейся Лисы, а когда достигло плоского места, поскакало рысью к Вискиджеку — голова горделиво поднята, уши торчком.
Сам Крюпп держался за шею мула, крепко зажмурив глаза. Его лицо было красным, пот тек ручьем. — Ужас! — простонал он. — Битва воль, Крюпп встретил равного себе в этом безмозглом придурковатом звере! Да, он побежден! О, спасите меня…
— Теперь можете слезть, — сказал ему Вискиджек.
Крюпп раскрыл глаза, огляделся, медленно выпрямился. Трясущейся рукой достал платок. — Естественно. Вернув животному его голову, Крюпп теперь позаботится о себе самом. — Потратив полминуты на вытирание пота и обработку лица пудрой, он выполз из седла и с громких вздохом опустился на землю. — Ах, вот и любимые Крюппом лентяйки, глотательницы пыли! Рад вашему успеху, дамы! Не правда ли, хороший полдень для прогулки?
Серебряная Лиса перестала смеяться. Ее затуманенные глаза уперлись в рассыпанные кости.
Возьми меня Худ, эта меховая мантия действительно ей идет. Мысленно одернув себя, Вискиджек поглядел на Корлат, встретив ее твердый, слегка насмешливый взгляд. Но ох, она бледнеет перед Тисте Анди. Черт дери, старик, не думай о прошлой ночи. Не прилипай к этому чуду так крепко, иначе всю жизнь порушишь…
— Разведчики, — сказал он обеим женщинам, — обнаружили признаки прошедшей битвы…
— К'чайн Че'малле, — кивнула изучающая останки Корлат. — Охотники К'эл, к счастью, скорее неупокоенные, чем ожившие во плоти. Не так быстры, как могли бы быть. И все же быть разорванными вот таким образом…
— Т'лан Ай, — сказала Лиса. — Это ради них я пришла…
Вискиджек вгляделся в нее. — Что ты имеешь в виду?
Она пожала плечами. — Поглядеть на себя, командор. Все мы сходимся ближе. Вы к своему осажденному городу, я к судьбе, для которой рождена. Схождение, чума этого мира. Но даже в нем… — добавила она, слезая с седла и направляясь к костям, — есть дары… Т'лан Ай. — Она запнулась — ветер гладил лисий мех на ее плечах — потом прошептала это слово еще раз: — Т'лан Ай.
— Крюпп содрогается, когда она так именует их… ах, благослови боги эту мрачную красоту в ее пустынной раме, ибо с ней потускневшие от времени звездные сны станут словно радужные реки небес! — Он помолчал, поморгал на слушателей. — Сладкий сон, в котором таится сокрытая поэзия, поток изолированности столь ровный, что кажется тканым полотном. Да?
— Я неподходящий человек, — пробурчал Вискиджек, — чтобы постигать ваши абстракции, Крюпп. Увы.
— Конечно, тупой солдат, так вы скажете! Но погодите… разве Крюпп не видит в ваших глазах некоего… заряда? Воздух воистину потрескивает от неизбежности — вы отрицаете свою восприимчивость к таким вещам, малазанин? Нет, молчите, истина таится в вашем жестком взоре и вашей кольчужной руке, когда она крепче хватает рукоять меча.