А пока Англия готовилась к коронации, шились роскошные наряды для самой королевы, сопровождающих ее девушек, пажей, стражников, гвардейцев… Заново переделывали корону, ведь та, которой короновались ее дядюшки, была для головки королевы явно велика. Ее величество очень полюбила драгоценности, потому в корону срочно добавляли новые камни.
Почему при этом никому, даже самой Виктории не пришло в голову хотя бы мысленно отрепетировать саму процедуру коронации, непонятно, но она, никогда не бывавшая на таких церемониях и не представлявшая себе, как должно быть, поплатилась за такое легкомыслие.
Ночь на 28 июня 1838 года была довольно душной, и сквозь открытые окна в королевскую спальню врывался шум Лондона, не смолкавший до самого утра. Даже если бы лондонцы захотели вести себя тихо, этого не получилось, слишком большие толпы собрались в городе, он готовился к коронации. Отовсюду доносился стук молотков рабочих, достраивавших многочисленные помосты для зрителей, крики возниц застрявших экипажей, призывы торговцев, визг, перебранка и смех…
В семь королева уже встала и принялась одеваться.
Ничто не смогло испортить ей праздник! Роскошная старинная карета была запряжена восемью лучшими лошадями, но не имела рессор, а потому раскачивалась и подпрыгивала на каждой выбоине. Очень пожилой и грузный лорд Ролл нетвердой старческой походкой подошел к королеве, чтобы выразить ей свое почтение, но не удержался на ногах и… покатился по ступенькам, запутавшись в своем шлейфе. Поднялся, но снова не смог преодолеть те самые ступеньки. И только с помощью королевы старику удалось подняться по ним наверх. Толпа выла от восторга, теперь уже не смеясь над лордом Роллом, а восторгаясь королевой, пришедшей ему на помощь.
Если бы они все только догадывались, что творилось внутри у самой Виктории! Внешне она казалась совершенно спокойной, а в действительности страшно волновалась, просто не зная, что делать в следующую минуту.
Накладок оказалось великое множество, архиепископ Кентерберийский попытался надеть коронационное кольцо не на тот палец, оно не налезало и усилия архиепископа едва не стоило Виктория вывиха, а после коронации пришлось долго держать руку в ледяной воде, чтобы его снять.
Приносившие присягу пэры едва не сбивали корону, принося клятву на верность, хотя должны были лишь слегка ее касаться.
Державу вручили раньше времени, и королева потом не знала куда ее девать.
Епископ Уэльса случайно перевернул две страницы молитвенника, чем сбил часть церемонии, нарушив последовательность службы.
Дамы откровенно не справлялись с огромным шлейфом королевского наряда, шли не в такт и невольно дергали саму королеву.
За разбросанными согласно обычаю коронационными медалями возникла такая давка, словно в Вестминстерском аббатстве присутствовали не великосветские дамы, а рыночные торговки.
Даже Мельбурн, всегда такой спокойный и сдержанный, для храбрости принял немалую толику бренди, а потому вел себя в непривычном рыцарском наряде весьма неадекватно, он почему-то заметно раскачивался и держал государственный меч так, словно намеревался приступить к разделке туши…
Подкрепился не один Мельбурн, похоже, большинство лордов успело принять «успокоительное», и не только лордов, многие держались на ногах слишком неуверенно, вели себя как-то неадекватно и неловко.
Пять часов в Вестминстерском аббатстве творилось невообразимое, названное коронацией. Герцогиня Кентская рыдала от волнения, многие дамы тоже…
Спокойной и трезвомыслящей во всей этой церемонии была, кажется, только сама королева. Ей хватило самообладания не просто спокойно спрашивать, что делать дальше, когда не знала, но и советовать тем, кто запутывался. Виктория вытерпела боль из-за кольца, надетого не на тот палец, когда архиепископ не послушал ее замечания, стойко держала тяжеленную державу, стоически выносила попытки пэров сбить корону, улыбалась, улыбалась, улыбалась…
Переодевшись после церемонии в роскошное пурпурное платье со страшно тяжелой короной на голове, не менее тяжелыми скипетром и державой, она, наконец, появилась перед толпой, собравшейся со всей Англии, чтобы приветствовать свою королеву. Рука с державой, кажется, готова была отвалиться, а шея ныла из-за тяжести короны, в голове гудело, очень хотелось есть, но Виктория терпела, неудобства были такой мелочью по сравнению с тем, что она коронована! Ее помазали, как и всех предыдущих королей, она королева Англии!
Но беспокойные дни, посвященные коронации, не прошли даром. Сначала заболел лорд Мельбурн, сказалось перенапряжение. Без такого помощника и наставника Виктория чувствовала себя не слишком хорошо.
Потом пришлось заниматься здоровьем самой королевы.
Штокмар с большим неудовольствием замечал, что активность королевы, энергия, бьющая через край в первые дни ее правления, как-то вдруг сменилась вялостью, раздражительностью, даже апатией. Виктория все чаще заявляла, что совершенно не годна для такой роли, которая ей выпала, к тому же она заметно хуже себя чувствовала.
Королева с трудом вставала по утрам, была раздраженной, рассеянной и страшно боялась ослепнуть, как дедушка Георг. Масла в огонь подлили газеты, на перебой намекавшие, что Виктории пора бы выйти замуж и осчастливить нацию наследником. При этом утверждалось, что велика вероятность ее смерти во время родов. Такое не могло добавить уверенности.
Штокмар и Мельбурн пытались воздействовать на Викторию, заверяя, что та слишком много ест, пьет много пива и любит острые блюда, к тому же редко гуляет пешком и совсем не занимается физическими упражнениями. Действительно, королева заметно поправилась, теперь, когда не было строго определенного количества еды на столе и ее некому стало сдерживать, она поглощала все большее количество острого и сладкого, это не могло не сказаться на ее самочувствии. На коже появилась сыпь, белки глаз пожелтели, а волосы стали совсем тусклыми.
– Мадам, есть нужно только когда действительно чувствуешь голод! – пытался убедить королеву Мельбурн.
Виктория парировала, что голод чувствует постоянно, и если следовать такому совету, но не стоит вставать из-за стола.
– Тогда двигайтесь и занимайтесь физическими упражнениями!
– Вы уверены, что это поможет? Королева Португалии уделяет этим упражнениям едва ли не все время, пока не спит, но продолжает оставаться толстой, как пивная бочка!
Штокман только вздыхал, он как врач прекрасно понимал, что, склонная к полноте, да еще и маленького ростом, Виктория непременно превратится в кубышку. Но ведь она юная девушка, что будет после замужества и рождения детей? Мельбурн вздыхал тоже: замуж еще нужно выйти, а это тоже проблема.
Они оказались правы и с замужеством, и с полнотой. Королева Виктория осталась в памяти потомков излишне полной и малоподвижной. Когда через полторы сотни лет вдруг пришло выставить на аукцион ее нижнее белье, носившееся в последние годы жизни и сохраненное ее слугами, оказалось, что Виктория носила… 58 размер! Весьма солидная дама (при маленьком росте).
Временами Виктория слушалась своих наставников и стоически прогуливалась по парку, но первый же попавший в туфельку камешек выводил ее из равновесия и прогулка заканчивалась.
Неприятности королевской жизни
Достаточно быстро жизнь показала Виктории, что в положении королевы хватает проблем и помимо оплошностей на коронации, что она находится под куда большим контролем, чем была в Кенсингтонском дворце, только теперь ей позволяли делать все, временами даже подталкивали, чтобы потом насладиться возможностью укорить, унизить и ткнуть в нее пальцем. И даже лорд Мельбурн не всегда вовремя предугадывал грядущие неприятности…
Переживать было отчего, помимо неприятностей с прибавкой в весе продолжались раздоры с матерью и ее придворными дамами. Герцогиня Кентская вполне справедливо обижалась на дочь, уж слишком откровенно предпочитавшую ее баронессе Лецен. Как бы ни любила Виктория «дорогую Лецен», столь явная демонстрация отстраненности от матери и приближение баронессы чести королеве не делала. Как и совершенно откровенное предпочтение всем другим лорда Мельбурна.
В результате перед Лецен заискивали, а на Мельбурна косились, но обоих довольно быстро невзлюбили. Юная девушка не смогла удержать всех на одинаковом расстоянии, лорд Мельбурн позже за это поплатился отставкой, а Лецен еще долго нашептывала Виктории в ушко далеко не всегда верные слова…
Первой после герцогини Кентской жертвой стала леди Флора Гастингс. Острый язычок этой леди еще в Кенсингтонском дворце не давал покоя баронессе Лецен, но Флора не угомонилась и в Букингемском дворце тоже, за что и поплатилась.
Леди Флора Гастингс действительно была заядлой сплетницей, за что ее страшно не любила королева. Но сама Виктория с удовольствием выслушивала сплетни о Флоре, особенно из уст баронессы Лецен. И тут такая сплетня…
Леди Гастингс поправилась не меньше королевы, но как! У нее явно рос объем живота, и это не было простой полнотой. Беременна?!
Но сюрпризы продолжались, сплетня намекала и на виновника произошедшего. Сэр Джон Конрой (ненавистный Конрой!), который явно ухаживал за леди Флорой, несмотря на то что был женат и имел взрослых детей, провел несколько дней в Шотландии в замке Лаудон вместе с Флорой Гастингс и ее матерью. Чем не повод для сплетен?
Слухи росли как снежный ком. Беременность леди Гастингс обсуждали уже почти открыто. Флора действительно чувствовала себя нехорошо и сама обратилась к доктору Джеймсу Кларку с вопросами по поводу недомогания. Королевский врач не был знатоком женских болезней, но предложил не просто поговорить о здоровье, а пройти тщательное обследование. Леди Флора такое оскорбительное предложение категорически отвергла, чем подлила масла в огонь. Теперь уже двор не сомневался, какого рода заболевание у леди Гастингс.
С удовольствием смаковала скандал со своими прошлыми обидчиками и королева, нет, она не шепталась по углам, вполне достаточно было и ее собственной опочивальне, куда новости приносились каждый вечер и каждое утро. Но Виктория и не заступилась за придворную даму своей матери.
В конце концов, герцогине Кентской было предложено удалить леди Флору от своего двора до того, как будет разрешен вопрос, представляющий повод для сплетен. Скрепя сердце, герцогиня согласилась и посоветовала самой Флоре все же обратиться к врачу и пройти обследование.
Оно было проведено двумя врачами, присоединился еще Чарльз Кларк, специализировавшийся на женских болезнях. Присутствовавшая при осмотре леди Портман была потрясена тем, на что решилась Флора. Заключение двух специалистов было однозначным – о беременности говорить нельзя, хотя заметное увеличение объема в области живота явно имеется.
Казалось бы, двор должен замолчать, а сплетни стихнуть, но этого не произошло. Пустили слух, что такое бывает и у девственниц. Гадкому слуху с удовольствием поверила и Виктория, которая, впрочем, решила встретиться с леди Флорой Гастингс и успокоить ее. Флора появилась в гостиной королевы через несколько дней и выглядела действительно очень больной, словно ее что-то снедало изнутри.
Вид бедолаги произвел впечатление на королеву, и между дамами состоялось примирение, леди Флора готова была простить все неприятности, причиненные ей двором и забыть гадкие сплетни.
Но теперь уже забыть и простить не готова оказалась семья Гастингс, не без оснований считавшая себя оскорбленной. Не простил и сэр Джон Конрой. Он хорошо понимал, чьи губы нашептывают королеве в ухо гадости про него и Флору. Семья бросилась на защиту поруганной чести леди Флоры.
Брат Флоры и ее дядюшка решили, что во всем виноваты лорд Мельбурн и королева, но после встречи с премьер-министром поняли, что тот старался замять скандал, а сама Флора утверждала, что королева тоже не виновата.
Однако примирения не получилось. Сведения просочились в газеты, и те просто захлебнулись самыми гадкими подробностями этой истории. Королеву обвинили и в нежелании уволить некомпетентного доктора Джеймса Кларка, и в том, что потакает слухам и попросту неспособна приличествующим образом извиниться перед придворной дамой за нанесенные оскорбления, и в том, что слишком доверяет слухам не вполне достойного окружения.
Салоны и гостиные Лондона бурлили, королеве и Мельбурну припомнили все просчеты в общении с окружающими, конечно, тут же невинной жертвой интриг и полного неумения королевы ладить с людьми была названа герцогиня Кентская. О сэре Джоне Конрое, правда, предпочитали молчать.
Конечно, это казалось странным, вместо того чтобы общаться со столь достойной, пусть и строгой матерью, королева постоянно держит при себе эту иностранку, выбившуюся в люди при помощи герцогини Кентской и ее же предавшую баронессу Лецен. Кто такая эта гувернантка, чтобы иметь столь сильное влияние на королеву?!
И лорд Мельбурн хорош, он же практически не допускает до ее величества никого другого, навязывая свое мнение по любому поводу! Тут же вспомнили, что именно от Мельбурна пошла сплетня, что беременность может быть и у девственницы… Конечно, сам лорд ничего не распространял и даже всячески старался замять скандал, но он намекнул на это королеве…
Королева бушевала, они кричала, что ненавидит эту озлобленную, глупую женщину, которая сама виновата в распространенных по ее поводу сплетнях, что желала бы видеть всю семейку Гастингсов повешенными вместе с редакторами газет, что теперь имеет врага в собственном доме, потому что мать встала не на ее сторону, а на сторону леди Флоры!
Отношения между королевой и ее матерью стали совсем нетерпимыми, потому что герцогиня Кентская действительно встала на защиту своей придворной дамы, ухаживала за ней во время болезни и всячески поддерживала семью Гастингсов.
А леди Флора действительно была больна, она уже не вставала с постели и, кажется, доживала последние дни. Узнав об этом, Виктория словно очнулась, она отменила назначенный бал и сама поехала проведать даму. То, что королева увидела, просто потрясло. Флора Гастингс страшно похудела, теперь выпирал только огромный, действительно как у беременной, живот. Общение было недолгим и для Виктории тягостным.
Через неделю Флора Гастингс умерла. При вскрытии была обнаружена огромная опухоль на печени и то, что она так и осталась девственницей.
Газеты захлебнулись новой волной критики королевы и Мельбурна. Особенно доставалось теперь, конечно, Виктории за ее жестокое несправедливое поведение. Люди на улицах кричали вслед ее карете: «Кто станет следующей беременной?», «Кого еще убьют сплетнями?».
Давно ли эта же толпа кричала от восторга, встречая свою королеву? Давно ли ее боготворили и готовы были нести вместе с каретой на руках? Виктории пришлось познать ужас от поведения подданных, легко переходивших от восхвалений к проклятьям.
Она не чувствовала себя виновной в случившемся и не могла понять, в чем и почему ее обвиняют. Будь такая возможность, Виктория просто уехала бы на время из Лондона и даже из страны, но королева не могла покинуть свой пост. Возможно, ей следовало бы съездить к дяде Леопольду, но визит королевы следовало готовить, и это никому не пришло в голову.
Но время шло, общественное мнение постепенно успокоилось, удалить баронессу Лецен от королевы не удалось, зато сэр Конрой покинул герцогиню Кентскую, правда, предварительно выторговав у Виктории немалую сумму в качестве компенсации за долгие годы службы и моральные издержки. Лорд Мельбурн посоветовал и королеве, и парламенту удовлетворить эти требования, чтобы поскорее отделаться от Конроя, надеясь, что это поможет наладить Виктории отношения с матерью.
Сэр Конрой получил все, что просил, но отношения между королевой и герцогиней Кентской так и остались натянутыми…
А жизнь шла своим чередом.
Виктория и Александр
В мае 1838 года из Санкт-Петербурга выехала целая кавалькада блестящих экипажей – наследник престола великий князь Александр Николаевич в сопровождении большой свиты отправился в путешествие по Европе. Этому предшествовала долгая поездка по самой России, теперь же наследнику, получившему блестящее образование, предстояло ознакомиться и с европейскими странами и их правителями. Была у этой поездки и еще одна цель – найти великому князю невесту, императорская чета очень желала бы немецкую принцессу.
Именно поэтому для посещения планировались прежде всего большие и малые государства, где имелись невесты-протестантки, потому как католичкам не рекомендовалось менять вероисповедание, чего требовали при бракосочетании с наследником законы Российской империи.
До популярного курорта Эмс в Германии сына сопровождала и императрица Александра Федоровна, которой тоже не мешало немного подлечиться и развеяться. Свиту самого князя возглавляли многоопытные Христофор Андреевич Ливен, генерал-адъютант Кавелин и Василий Андреевич Жуковский. Ехали к тому же придворный медик Ерохин и веселая молодежь.
Лето и осень провели на водах, затем отправились на юг, чтобы зимовать в Италии…
Великий князь Александр Николаевич кроме укрепления здоровья должен был еще и излечиться от сердечной привязанности, он был очень влюбчив, крутил романы с придворными дамами своей матери с пятнадцати лет, теряя голову и каждый раз уверяя, что это любовь на всю жизнь. Желая помочь сыну забыть такую очередную любовь на всю жизнь, родители и отправили сына посмотреть на других очаровательных девушек Европы. Королева Англии в этот список не входила, но не потому что была не очаровательной, а потому, что сам брак между наследником Российской короны и королевой Англии был невозможен.
За время путешествия великий князь действительно от прежней привязанности излечился, зато завел новую, одно упоминание о которой привело в ужас его матушку. В марте в Дармштадте великий герцог Дармштадский представил великого князя своей семье, и… тот пропал. Очаровательные глазки пятнадцатилетней принцессы Марии сразили его. Вердикт наследника был решительным: он не женится ни на ком другом!