Один удар.
Всего один – но сколько радости он мне принес!
Я поставила тарелки на пол перед дверцей шкафа.
– Я буду в коридоре, – пообещала я, пятясь к двери.
Выскользнув из спальни, я плотно закрыла за собой дверь и затаила дыхание. От беспокойства и волнения я принялась обгрызать заусеницы на пальцах, и спохватилась, только когда из ранок проступили капельки крови. Чтобы отвлечься, я стала вспоминать, как мы с Герти когда-то играли в прятки в доме или во дворе. Тогда я точно так же ждала, закрыв глаза, и громко считала до двадцати. Наконец я выкрикивала последнее предупреждение «Пора-не пора, я иду со двора!» – и отправлялась на поиски. Когда мне удавалось ее найти, я крепко обнимала ее, поднимала на руки, а Герти смеялась и кричала мне: «Скажи, разве я не лучшая прячунья?»
«Да, милая. Конечно, ты – лучшая в мире!» – отвечала я.
Иногда, впрочем, игра начиналась без предупреждения, в том числе даже когда мы ездили за покупками в город. Бывало, в универмаге я оборачивалась, думая, что Герти идет следом, и обнаруживала, что она исчезла. Я, конечно, немного нервничала, но старалась не подавать виду и терпеливо, как делала дома, ходила между рядами и искала мою девочку. Дощатый пол слегка поскрипывал у меня под ногами, а я заглядывала под полки и стеллажи с мукой, сахаром, солью, содой и крупами, искала в углу за бочками с патокой, за прилавком, и даже в закутке возле угольной печки, где зимой старики любили посидеть, погреть свои старые кости и почесать языки. Я окликала Герти по имени, а другие покупатели – фермеры в комбинезонах или городские леди, зашедшие в магазин за нитками или коробкой стирального порошка – посмеивались и цокали языками. Многие даже принимали участие в игре, вставая так, чтобы закрыть убежище Герти своим телом, а Эйб Кашинг однажды позволил ей спрятаться за прилавком – прямо под кассовым аппаратом. Пока я ходила по всему залу, он знай посмеивался в усы, да кормил Герти ирисками и лакричными леденцами.
Но сегодня мы с Герти играли в новую игру, и я не была уверена, что знаю все правила.
Текли минуты. Я стояла неподвижно и прислушивалась.
Наконец я услышала скрип петель отворяемой дверцы, потом по полу заскребла тарелка, которую кто-то тащил. Мне ужасно хотелось увидеть Герти хоть одним глазком – увидеть и убедиться, что она действительно восстала из мертвых, но я не посмела. Собрав все силы, я сумела удержаться и не приоткрыть дверь. Я даже не попыталась заглянуть в замочную скважину, потому что не знала, к чему это может привести.
На некоторое время в спальне снова воцарилась тишина, потом раздался звон бьющегося стекла. Для меня это оказалось уже слишком, и я рывком распахнула дверь, но успела увидеть только, как закрывается шкаф. Тарелка была перевернута, лепешки, варенье и сыр валялись на полу, а стакан с молоком оказался разбит вдребезги.
– Мне очень жаль, что тебе не понравилась еда, – сказала я, прижав ладонь к дверце шкафа. – Но мы можем попробовать еще раз. Я приготовлю что-нибудь, что тебе точно понравится. Хочешь, я испеку для тебя твое любимое печенье с патокой?
Еще один удар – тише и слабее, чем первый.
Я снова села на пол, не обращая внимания на разлитое молоко, которое промочило мне ночную рубашку.
– Я очень рада, что ты здесь, что ты вернулась. Ведь ты здесь, правда?
Один удар.
Я снова прижала руку к дверце и погладила шершавое дерево.
– Ты останешься? Я имею в виду – останешься, насколько сможешь?
Удар.
Я знала, как отреагирует Мартин, если я все ему расскажу. Знала, но мне было все равно. Меня не волновала даже мысль о том, что, возможно, я действительно сошла с ума, как и предполагал Лусиус, и все это мне только мерещится. Главное, Герти вернулась.
Моя Герти!
Все остальное не имело значения.
Мартин25 января 1908 г.Все утро Мартин проблуждал в лесу. Он без труда обнаружил свежие следы крупного оленя и двинулся по ним, но зверь как будто дразнил его. Он выписывал круги и петли, но ни разу не показался Мартину на глаза, хотя каждый раз казалось, что стоит только охотнику прибавить шагу, и он увидит добычу вон за тем кустом, вон за той группой деревьев. Порой ноздри Мартина ловили даже запах – густой и острый, чуть мускусный запах дикого животного, но, увы – олень оставался недосягаем. А добыча была бы знатная, думал Мартин, разглядывая цепочку следов на снегу. Копыта у оленя были не меньше четырех дюймов длиной, значит, он действительно мог бы обеспечить их мясом надолго.
Не забывал Мартин и о Саре. Его пугала уверенность жены, что Герти жива и сидит в стенном шкафу в спальне, но что́ с этим можно поделать, он не представлял. Надо будет посоветоваться с Лусиусом, решил он наконец и, посмотрев на солнце, повернул назад, к дому. Торчать в лесу и дальше было, скорее всего, бессмысленно: олень не давался в руки, а Мартин действительно собирался в город по делам. Заодно можно и потолковать с братом.
Когда он вернулся домой, был, наверное, уже час пополудни, и Мартин понял, что должен спешить. Не заходя домой, он оседлал лошадь и вывел ее из хлева. Взгляд его непроизвольно устремился к окну их с Сарой спальни на втором этаже. На душе у Мартина было неспокойно; наверное, ему следовало бы проведать жену, но она, скорее всего, спала, а ему действительно нужно было поторапливаться. В конце концов, его разговор с Лусиусом может принести Саре большую пользу, а если он сейчас ее разбудит… Нет, лучше ее не беспокоить, подумал он и, сев в седло, выехал со двора.
До города было больше трех миль, но погода стояла ясная, хотя и морозная, а снег на дорогах был давно сметен или укатан, так что он мог ехать рысью и даже скакать галопом, если бы, разумеется, ему это понадобилось.
Поначалу дорога шла через лес, который подступал к ней почти вплотную. Светило солнце, зеленела хвоя молодых сосен, в ветвях перекликались синицы и белки. Потом навстречу Мартину попался фургон с тентом; возница приподнял шляпу в знак приветствия, и он помахал в ответ, хотя и не понял, кто перед ним: лицо мужчины было замотано шарфом чуть не до самых глаз. Вскоре лес кончился, и Мартин миновал ферму Тернеров, а затем и кузницу Лестера Джуитта, которая находилась уже на окраине Уэст-Холла. Еще немного, и впереди показалась центральная городская площадь с эстрадой для оркестра, на крыше которой лежала толстая снеговая шапка. Здесь Мартин свернул налево и поехал по Мэйн-стрит. Напротив единственной городской гостиницы, которой владели Карл Гони и его жена Ссали, он невольно придержал лошадь: на первом этаже гостиницы находился бар, в котором каждый вечер собирался за стаканчиком виски своеобразный «мужской клуб». Увы, денег на подобное времяпрепровождение у Мартина уже давно не было.
Сразу за гостиницей находилась лавка Джемисона «Овес и Упряжь», а рядом – швейная мастерская его жены. «ПЕРЕШЬЕМ. ПЕРЕЛИЦУЕМ. СОШЬЕМ НА ЗАКАЗ» – гласила вывеска. В витрине стоял старый портновский манекен, утыканный булавками, и висело детское бархатное платьице с отделанным кружевом подолом и крошечными перламутровыми пуговичками. Пустые рукава платья, казалось, тянулись к чему-то, что вечно оставалось недосягаемым. Говорили, когда-то это платье принадлежало маленькой Эстер Джемисон. Платье было очень красивым, наверное, ее бы в нем и похоронили, если бы к моменту смерти она из него не выросла. Мастерская была закрыта – как, впрочем, почти всегда в последнее время. Считалось, что мать Эстер страдает «периодическими недомоганиями», но Мартин знал, что после смерти дочери Кора Джемисон стала заглядывать в бутылочку.
Напротив «Овса и Упряжи» находился универсальный магазин. Когда Мартин посмотрел в ту сторону, из дверей как раз вышли Уильям Флери с сыном Райаном. Оба были тяжело нагружены ящиками с гвоздями и рулонами рубероида.
– Добрый день, Мартин, – поздоровался Уильям.
– Добрый день, Уильям. Привет, Райан. – Мартин слез с лошади. – Строиться собрались?
– Да нет. – Старший Флери покачал головой. – Ветер повалил один из старых дубов, и тот упал точнехонько на наш коровник. Слава Богу, ни одну корову не задавило, но стены и части крыши как не бывало.
– Вот незадача… – Мартин покачал головой. – Ладно, у меня тут есть одно дельце, как закончу – загляну к вам. Может, чем-то помочь нужно?..
Уильям тоже покачал головой.
– Думаю, мы и сами управимся. Младшие Бемисы обещали прийти. Для четверых там работы всего-то на пару часов. Скажи лучше, как поживает наша Сара? – В его голосе звучала искренняя забота, но в глазах горели любопытные огоньки, и Мартин невольно задумался, что́ болтают о его жене в городе. Догадаться, впрочем, было нетрудно, достаточно было вспомнить, как развивались события. Преподобный Эйерс, несомненно, рассказал жене, как Сара плюнула ему в лицо, а Мэри Эйерс поделилась с дамами в вышивальном кружке, так что теперь о том, что Сара Ши сошла с ума, наверняка знал весь город.
– Неплохо, спасибо, – ответил он сдержанно, но перед его мысленным взором сама собой предстала картина, которую он видел сегодня ночью: Сара в одной рубашке сидит на полу и прижимается щекой к дверце стенного шкафа.
«Наша Герти вернулась к нам!».
Он до боли прикусил губу, заставив картину исчезнуть.
Уильям кивнул.
– Рад это слышать. Ну, до встречи. Держись там, ладно?.. – Они с Райаном начали грузить рубероид и гвозди в фургон, а Мартин двинулся по улице дальше, ведя лошадь в поводу.
– Мартин?! – окликнул его еще кто-то. Голос был женский, и, обернувшись, он увидел Амелию, которая только что вышла из гостиницы. На ней был меховой жакет, щеки раскраснелись, глаза блестели.
– Привет, дядя Мартин! – сказала Амелия, подходя вплотную и целуя его в щеку. – Я обедала в гостинице с несколькими леди и увидела тебя в окно. Как поживает тетя Сара?
– Ей лучше, – ответил он. – Сегодня утром она даже хотела приготовить мне завтрак, но я сказал, чтобы она лежала, набиралась сил.
– О, это замечательная новость! – обрадовалась Амелия. – Пожалуй, завтра или послезавтра я ее навещу. Если тетя Сара будет хорошо себя чувствовать, мы, быть может, немного прокатимся по округе. Или даже заедем ко мне на чашку чая… Как тебе кажется, тетя Сара выдержит поездку в город и обратно?
Мартин кивнул.
– Я думаю, она будет очень рада. Мне кажется, ей будет полезно выбраться из дома и побыть на свежем воздухе. Пожалуй, я предупрежу ее, что ты приедешь… Когда, ты говоришь?.. Завтра?
– Да, лучше всего завтра, если вам обоим это удобно. Я приеду утром и приглашу ее на ланчеон, хорошо?
Мартин снова кивнул, с трудом спрятав недовольную гримасу. Он хорошо знал, что такое ланчеон. Так в городе называли обед, на котором присутствовали все богатые леди Уэст-Холла – леди в модных шляпках и тонких кружевных перчатках, леди, которым не нужно ни доить коров, ни печь хлеб. Бездельницы – вот как он их называл.
– Значит, будем ждать тебя завтра, – сказала он и слегка поклонился. Амелия тоже кивнула и вернулась в гостиницу к своим подругам.
Врачебный кабинет Лусиуса находился на первом этаже его трехэтажного дома на Мэйн-стрит. Это был чисто выбеленный особняк с резными ставнями и выскобленной кирпичной дорожкой перед входной дверью, на которой висела табличка: «Лусиус Ши, хирург и терапевт, доктор медицины». Привязав лошадь к коновязи, Мартин вошел и, повесив куртку на вешалку в прихожей, прошел в малую гостиную, переоборудованную под приемную.
Ему повезло: в приемной не было ни одного пациента, да и сам Лусиус был на месте. Сидя за столом в смотровом кабинете, он что-то писал, но, увидев брата в открытую дверь, отодвинул бумаги и поднялся ему навстречу.
– Входи, входи! – сказал он и улыбнулся. – Надеюсь, все в порядке?
Мартин машинально огляделся. Кабинет представлял собой просторную квадратную комнату с двумя высокими окнами, благодаря которым в ней было достаточно светло, хотя оба окна были до половины закрыты плотными белыми занавесками. Вдоль стен стояли стеклянные медицинские шкафчики, в которых лежали бинты, вата, различные флаконы и склянки с лекарствами, медицинские щипцы и пинцеты, зажимы, деревянные шпатели для отдавливания языка и другие инструменты. Центр комнаты занимал массивный диагностический стол из темного дерева, застеленный синей клеенкой. В углу стоял письменный стол из светлого клена, за которым Лусиус вел записи или читал. Над столом висели полки, прогибавшиеся под тяжестью медицинских справочников, а справа Мартин увидел картотечный шкаф со множеством ящичков.
– У тебя усталый вид, – сказал он, не ответив на вопрос брата. В самом деле, волосы Лусиуса были взлохмачены, а глаза покраснели.
– Я сегодня почти не спал. Бесси Эллисон никак не могла разродиться. Ягодичное предлежание, чтоб его!.. Пришлось, конечно, попотеть, зато теперь и она, и младенец в полном порядке. У нее мальчик, кстати…
Мартин покачал головой.
– Тебе нужно отдохнуть.
Лусиус кивнул.
– Как Сара?
Мартин опустил взгляд и стал смотреть на свои руки, которые он сложил перед собой. Пальцы рук были так крепко сплетены между собой, что побелели костяшки.
– Я боюсь за нее, Лус, – сказал он откровенно. – Очень боюсь.
– Вот как? А почему? Что-нибудь случилось? – С этими словами Лусиус вернулся за свой стол и сел, упираясь локтями в столешницу и слегка подавшись вперед.
– Этой ночью я проснулся и понял, что ее нет рядом. Сара… Она сидела на полу рядом с дверцей стенного шкафа. Она сказала… – Он неловко переступил с ноги на ногу, потом потер ладонью лицо. – Она сказала, что в шкафу – Герти.
Лусиус глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– И что ты сделал?
Мартин пожал плечами.
– Велел ей снова лечь. Как ни странно, она послушалась.
Его брат немного помолчал.
– Мы с тобой уже говорили о психиатрической клинике, – сказал он и погладил свои аккуратно подстриженные усики. – Ты не передумал?
– Сара… С ней уже было что-то похожее, когда умер Чарльз. Но тогда она поправилась.
– Я знаю. – Лусиус кивнул. – Как и ты, я надеюсь, что и на этот раз Сара выкарабкается, но… но если этого не произойдет, если твоя жена будет все глубже уходить в эти свои мрачные фантазии, мы… мы должны быть готовы действовать. Не хочу тебя пугать, но ей может стать хуже, Мартин. В конце концов, она может потерять всякую связь с окружающим миром, с реальностью, и тогда… тогда Сара может стать опасной.
Лусиус порывисто встал из-за стола и подошел к одному из стеклянных шкафчиков. Открыв звякнувшую стеклом дверцу, он достал небольшой флакон из темного стекла с плотно притертой стеклянной пробкой.
– Я дам тебе одно очень сильное лекарство. Каждый вечер ты должен будешь растолочь одну пилюлю из этого флакона и добавить ей в чай. С этим лекарством она сможет быстрее засыпать, да и спать будет крепко, без сновидений. В ближайшее время я постараюсь заехать к вам и посмотреть Сару, ну а до тех пор… В общем, если ей станет хуже – немедленно дай мне знать, договорились?
Мартин нехотя кивнул, и Лусиус покачал головой.
– Ты думаешь, что сможешь сам с этим справиться, верно? На твоем месте я бы не был так уверен. Положение довольно серьезное. Возможно, даже мне не удастся тебе помочь, так что… В общем, подумай насчет клиники.
Вернувшись домой, Мартин обнаружил Сару в кухне. На плите томилось овощное рагу, на столе лежали только что испеченные румяные лепешки, прикрытые полотенцем, а в воздухе пахло чем-то сладким. Заглянув в духовку, Мартин увидел почти готовое печенье с патокой.
– Я рад, что тебе лучше, – сказал он, целуя жену в щеку. – Да и насчет ужина, должен признаться, ты здорово придумала – я сто лет не ел горячего!
На самом деле ему казалось, что он видит чудо. Еще утром Сара лежала в постели исхудавшая, бледная, слабая, а сейчас щеки ее порозовели, и на губах появилась легкая улыбка. Мартин даже пожалел, что этого не видит Лусиус – уж тогда бы он сразу позабыл все свои дурацкие разговоры про сумасшедший дом.
Мартину не хотелось признаваться даже себе, что прошлой ночью Сара всерьез его напугала. И дело было даже не в том, что она вела себя странно, просто каждый раз, когда она совершала подобные необъяснимые поступки, Мартин чувствовал, что перестает для нее существовать. А сейчас он больше всего на свете боялся потерять Сару – пережить это Мартин бы не смог.
Но ведь в стенном шкафу что-то было! И оно скреблось и царапалось, пытаясь выбраться наружу.
Ерунда, подумал Мартин. Это была мышь. Или белка.
Но ведь он своими глазами видел, как повернулась дверная ручка!
Показалось, решил Мартин. Просто свет играл на металле, вот и все.
И он выбросил из головы все сложные вопросы, способные испортить ему настроение. Все это не важно, думал он. Главное – Сара вернулась, Саре стало лучше, и она снова с ним. Теперь все будет хорошо.
– Я встретил Амелию в городе, – сказал Мартин. – Она обещала заглянуть к нам завтра и отвезти тебя покататься. А если ты будешь хорошо себя чувствовать, она отвезет тебя к себе на ланчеон.
– Это замечательно, – кивнула Сара. – Просто замечательно. Я рада.
Потом Мартин сел на стул и постелил на колени салфетку, а Сара взяла большую тарелку, положила туда порцию рагу и поставила на стол блюдо с лепешками и сливочное масло. Мартин смотрел, как она хлопочет. Довольно скоро он заметил, что движения и жесты Сары стали какими-то странными – излишне суетливыми, и в то же время угловатыми, дерганными, как у подвешенной на ниточках марионетки. Казалось, ею владеет сильнейшее возбуждение, как изредка бывало накануне праздников: тогда Сара тоже не могла усидеть на месте. Вот она присела к столу и взяла в руки лепешку, но тотчас вскочила снова. Стоя возле буфета, она отламывала от лепешки маленькие кусочки и отправляла в рот. Куски Сара глотала, не жуя, что тоже было на нее не похоже. Еще какое-то время спустя, она принялась нервно расхаживать по кухне из стороны в сторону, засыпая пол крошками.