Должно быть, я действительно выглядела неплохо. Амелия, во всяком случае, не стала настаивать и скоро уехала. Убедившись, что она не вернется, я выскочила из постели и снова обыскала дом от чердака до подвала. «То, что ты делаешь – ты делаешь неправильно», – сказала мне Герти через старуху Уиллард, но я понятия не имела, что она могла иметь в виду. В чем была моя ошибка? Что именно не понравилось моей Герти?
До темноты оставалось еще довольно много времени, и я, надев куртку и снегоступы, отправилась в лес. Я дошла до старого колодца, но Герти не было и здесь.
Заглядывать в колодец было жутко. Выложенные камнем круглые стены уходили в темноту, напоминая глотку голодного великана.
Все время, пока я продиралась через лес на гребне холма, – сначала по направлению к колодцу, потом обратно, – меня не оставляло ощущение, будто на меня кто-то смотрит. Поблизости, однако, не было ни единой живой души, и мне казалось, будто за мной наблюдают камни и деревья, благодаря какому-то злому волшебству обретшие глаза. Их ветки, словно тонкие, кривые пальцы, пытались вцепиться мне в лицо или схватить за одежду, чтобы не пустить меня дальше, камни так и норовили поставить подножку…
«Герти! – несколько раз громко позвала я, остановившись посреди небольшой полянки сразу за Чертовыми Пальцами. – Где ты?!..»
Тишина в ответ. Пять огромных каменных столбов отбрасывали длинные тонкие тени, которые тянулись через горбатые сугробы, превращая пальцы в когти. И из этих когтей мне было не вырваться.
Потом я услышала за спиной хруст веток и тяжелые шаги. Затаив дыхание, я резко обернулась, разведя руки как можно шире, чтобы обхватить, обнять мою девочку.
«Герти?..»
На поляну выступил Мартин. В руках он держал ружье, и выражение лица у него было странным.
«Герти умерла, – сказал он. – Тебе придется с этим смириться».
С этими словами Мартин двинулся ко мне. Шагал он осторожно, почти крадучись, словно я была добычей, которую он боялся вспугнуть.
«Ты что, следил за мной?» – спросила я, не в силах сдержать раздражение и злобу. Да как он только посмел?!
«Я… беспокоюсь о тебе, Сара. В последнее время ты… сама на себя не похожа».
Я расхохоталась.
«Не похожа сама на себя?!» – Я попыталась припомнить ту Сару Ши, какой я была несколько месяцев назад, когда Герти была жива, и поняла, что муж прав. Я изменилась. Мир вокруг изменился, и теперь я смотрела на него широко открытыми глазами.
«Идем домой, – сказал Мартин. – Я уложу тебя в постель и позову Лусиуса, чтобы он тебя осмотрел».
Он обнял меня за плечи, и я поморщилась.
По правде говоря, я едва не отдернулась, настолько неприятным показалось мне прикосновение собственного мужа. Должно быть, Мартин почувствовал мое движение, поскольку обхватил меня крепче, словно я была упрямой лошадью, и повел по тропе вниз.
Пока мы спускались с холма, пока шли через старый сад, через лес и поля, ни он, ни я не произнесли ни слова. Наконец мы добрались до дома, и Мартин сразу отвел меня наверх.
«Я знаю, ты плохо спишь по ночам. Приляг, отдых пойдет тебе на пользу, – говорил Мартин, продолжая крепко держать меня за руку. – Я думал, поездка в город с Амелией поможет тебе отвлечься, но, похоже, у тебя еще слишком мало сил».
Он открыл дверь спальни, и мы оба увидели это. Я ахнула, а Мартин застыл, и только его пальцы сильнее впились в мое плечо.
Дверь стенного шкафа была распахнута настежь. Вся одежда была разбросана по полу, словно через комнату пронесся ураган. Я, впрочем, довольно скоро заметила, что из шкафа были выброшены только рубашки и брюки Мартина. И не просто выброшены: прочная ткань была разодрана в клочья, словно здесь бесновался какой-то большой зверь с острыми когтями.
Я перехватила взгляд Мартина. В его глазах я прочла удивление и ярость. Наклонившись, он подобрал с пола оторванный рукав своей лучшей воскресной рубашки, и я увидела, что пальцы его дрожат.
«Зачем ты это сделала, Сара?» – тихо спросил он.
Именно в этот момент я поняла, чем я для него стала. Я больше не была его женой и матерью его детей, превратившись в тяжелобольную, безумную женщину, способную на самые дикие выходки.
«Это не я!» – воскликнула я и попыталась заглянуть в шкаф, но внутри никого не было. Потом, воспользовавшись тем, что Мартин выпустил мою руку, я шагнула к кровати, чтобы заглянуть под нее. Там, среди остатков располосованного рабочего комбинезона Мартина, я увидела клочок бумаги, на котором детским почерком было накарябано:
«Спроси, что́ он закопал в снегу!».
Осторожно, словно хрупкую бабочку, я взяла записку двумя пальцами и протянула Мартину. Он выхватил у меня бумагу, поднес к глазам и побледнел.
«Кольцо… – пробормотал он и как-то странно съежился, словно пытаясь укрыться от моего взгляда за этим крошечным обрывком бумаги. – Это было кольцо… Я все сделал, как ты мне велела…».
Но я уже знала, что он лжет. Его выдало непроизвольное дрожание какого-то мускула в уголке левого глаза. Точно так же глаз Мартина подергивался и тогда, когда он поклялся, что закопал кольцо в поле. Значит, он обманул меня и тогда, как обманывал сейчас.
Интересно, в чем еще Мартин мне солгал?
Наши дни 4 января
КэтринНикто на рынке не знал, куда девалась торговка яйцами, и где ее можно найти. Кэтрин несколько раз обошла школьный манеж, но не увидела ни одной женщины, которая подходила бы под описание Лулу.
Манеж был невелик, а продавцов и покупателей собралось столько, что в толпе было не протолкнуться. Деревянные полы были застелены резиновыми матами, чтобы предохранить окрашеную поверхность от мокрых башмаков. Гомон множества голосов оглушал; люди в сырых пальто и громоздких пуховиках налетали на Кэтрин, кричали, громко обменивались приветствиями, обнимались и хохотали. Казалось, все они друг друга хорошо знают, и только она, Кэтрин, была здесь чужой. На нее, впрочем, почти не обращали внимания, и она словно тень скользила в своем темном кашемировом пальто между группами покупателей, прислушиваясь и присматриваясь.
В первый раз она прошла манеж из конца в конец, пристроившись за семейной парой с двумя сыновьями. Старший из мальчишек выглядел лет на восемь – столько могло бы сейчас быть Остину. Он долго выпрашивал у отца пончик с медом; в конце концов, тот уступил. Купив лакомство, он заставил сына разломить его пополам и поделиться с братом. Мальчишка нехотя подчинился; протянув младшему брату половинку пончика, он поспешно запихал остатки в рот, засыпая крошками яркий свитер.
В конце прохода, слева от двойных дверей, внимание Кэтрин неожиданно привлекли несколько выставленных на продажу картин. Написаны они были кричаще-яркими красками, их сюжеты по большей части тоже были пародийно-шутливыми, однако, несмотря на это, картины вызывали смутное ощущение тревоги. На одной картине была изображена парочка, отплясывающая на крыше хлева под полной луной, на поверхности которой угадывался рельеф волчьего лика. На другой – мужчина в гребном ялике и с оленьими рогами на голове тоскливо вглядывался в далекий берег. От подобных картин Кэтрин пробрала дрожь, и она, развернувшись, торопливо зашагала в обратном направлении.
У дверей в противоположном конце манежа собралась небольшая группа подростков, которые, хихикая, ели из одного пакета сахарную вату, приготовленную, судя по цвету, из подкрашенного кленового сиропа. Одетые в высокие ботинки и яркие спортивные куртки, подростки были до странности похожи друг на друга; даже выражение лиц у них было одинаковое, туповато-удивленное, и Кэтрин невольно задумалась, не совершила ли она ошибку, поселившись в столь глухой провинции. Ей даже пришлось напомнить себе, что в Уэст-Холл она приехала вовсе не затем, чтобы заниматься психоанализом местной молодежи. Ее задача состояла в том, чтобы выяснить, что привело сюда Гэри, и почему он предпочел ничего не говорить ей о своей поездке.
Слегка пожав плечами, Кэтрин двинулась в обратную сторону. Она миновала ларек с деревянными игрушками, стол с медом и медовухой (продукция местной пасеки), прилавки с корнеплодами и кабачками, контейнеры-охладители с сосисками и сардельками домашнего изготовления, витрину со сладкими кексами и печеньем, а также раскладной столик унитариев-универсалистов[10] с вращавшимся лотерейным барабаном. Увы, с кем бы из торговцев Кэтрин ни заговаривала, никто, похоже, не знал о женщине с косой никаких подробностей, кроме тех, что были ей уже известны: что она каждую субботу торгует здесь яйцами и вяжет отличные шерстяные носки. Это последнее обстоятельство навело Кэтрин на новую мысль, и она разыскала в углу пожилую фермершу, которая прямо за прилавком пряла шерсть, превращая ее в толстую коричневую нитку. Ее догадка оказалась верной.
– А-а, вы имеете в виду Элис!.. – воскликнула фермерша, когда Кэтрин спросила ее, не покупала ли у нее торговка яйцами шерсть для своих замечательных изделий. – Да, она часто у меня берет… Правда, сегодня я ее что-то не видела. Даже странно – обычно Элис не пропускает ни одной субботы.
– А ее фамилию вы случайно не знаете? – поинтересовалась Кэтрин, напуская на себя безразличный вид. Кто их знает, этих провинциалов, еще вообразят себе невесть что! Ладно, если они решат, что она из полиции, а то ведь, могут подумать, будто она представляет интересы яичной мафии и явилась в тихий Уэст-Холл, чтобы устранить конкурентку.
– Нет, ее фамилии я, к сожалению, не знаю, – покачала головой пряха. – Наверное, вам стоило бы расспросить Бренду Пирс. Бренда – директор рынка и, конечно, должна знать, кто и чем здесь торгует. К сожалению, она недавно уехала во Флориду – ее отцу предстоит операция на сердце, и Бренда хотела побыть с ним хотя бы недельку. Приходите в следующую субботу, мисс; она как раз вернется и расскажет вам все, что вы хотите узнать. Да Элис, наверное, и сама здесь будет – как я помню, она каждую субботу приходит сюда.
– Значит, тебя зовут Элис… – сказала Кэтрин вслух, когда, вернувшись домой, села за рабочий стол и взяла в руки крошечную куколку в ярком бирюзовом свитере с желтыми полосками, которую она накануне сделала из проволоки и папье-маше. – Быть может, я тебя пока не нашла, но имя у тебя уже есть.
Она приклеила кукле длинную седую косу, сплетенную из серых шелковых ниток для вышивания, поправила свитер и, натянув на нее крошечные синие джинсы, усадила на стульчик в шкатулке-кафе, а сама отправилась на кухню, чтобы выпить кофе и перекусить.
– Элис, Элис, Яичная Королева Элис… Где ты прячешься, Элис? Или, как твоя тезка Алиса, ты провалилась в кроличью нору?..
Кэтрин понимала, что ей, скорее всего, придется запастись терпением и дождаться следующей субботы. Тогда она снова отправится на рынок, отыщет там Элис и задаст ей все интересующие ее вопросы. Ну а если Яичной Королевы почему-либо снова не будет (мало ли, вдруг на ее подданных-кур напала какая-нибудь эпидемия?), она потолкует с директором рынка, с этой… как ее… с Брендой, и выяснит полное имя и адрес таинственной Элис. Быть может, ей повезет, и она сумеет узнать даже номер ее мобильного телефона.
На обед Кэтрин подогрела банку консервированного супа и приготовила чашку растворимого кофе. Пока она возилась, за окнами заметно стемнело. Сначала Кэтрин удивилась, поскольку время было еще не позднее, но потому увидела, что снаружи пошел сильный снег.
Пообедав, Кэтрин порылась в сумочке, достала сигарету и с наслаждением закурила. Убирая сумочку на место, она вдруг заметила на полу возле кухонной двери бумажный пакет, который принесла вчера из книжного магазина. И как она только могла забыть, что приобрела не больше, не меньше, как монументальное исследование по истории Уэст-Холла – плод многолетних трудов местного кружка историков-любителей, которые скрупулезно и с любовью подбирали пожелтевшие фотокарточки, найденные среди пыльной рухляди в антикварной лавчонке (мимо которой она тоже проходила вчера)?.. Ну-ка, посмотрим, какие потрясающие научные открытия удалось сделать местным геродотам, издавшим за свой счет столь такой толстый том.
Вытряхнув книгу из пакета, Кэтрин перенесла ее на стол, налила себе свежего кофе, закурила вторую, сверхлимитную сигарету, и приготовилась насладиться чтением.
Как и предупреждал продавец в книжном, это бы, скорее фотоальбом по истории городка, нежели серьезное научное исследование. На первом же развороте Кэтрин наткнулась на карту Уэст-Холла, датированную 1850 годом. На следующей странице была помещена карта современного города. Судя по этим двум картам, за полтора с лишним столетия Уэст-Холл почти не изменился, прибавив всего несколько улиц, пару церквей и школ. Центральная площадь, во всяком случае, осталась на прежнем месте; правда, на первой карте не была обозначена эстрада для выступлений городского оркестра, но Кэтрин это не смутило: судя по некоторым деталям архитектуры, эстраду воздвигли намного позже.
Разглядывая нерезкие, черно-белые фотографии городка и его давно умерших жителей, Кэтрин несколько раз вздохнула. Гэри, наверное, был бы в восторге от альбома: он обожал издания со старыми картами и фотографиями, наглядно иллюстрировавшими, как рос и развивался тот или иной город. Сама Кэтрин предпочитала более академический подход, однако и ей было интересно взглянуть и на фотографию лавки Джемисона «Овес и Упряжь», вывеска которой каким-то чудом сохранилась до сегодняшнего дня, и на городскую гостиницу, в одном из помещений которой разместился нынешний книжный магазин, и на сгоревший в двадцатых универмаг некоего Кашинга. Составители альбома пошли самым простым путем, поместив напротив старых фото современные снимки спортивного магазина, антикварной лавки, кафе «Лулу» и других, и Кэтрин невольно поразилась тому, насколько узнаваемыми были столетние здания, пусть и облепленные рекламой, изуродованные неоновыми вывесками, электрическими жалюзи и прочими приметами современности.
Затянувшись сигаретой, Кэтрин глотнула кофе и продолжила листать альбом. На одной странице ей попалась фотография, на которой упряжка могучих лошадей тянула массивный деревянный каток для трамбовки снега. На снимке напротив был запечатлен современный гараж с двумя роторными снегоочистителями ярко-оранжевого цвета. Целая серия фотографий была посвящена семье потомственных сборщиков кленового сока: представители первых поколений позировали с жестяными ведрами, а их отдаленные потомки – с длинными пластиковыми шлангами.
На следующей странице Кэтрин увидела группу рабочих на фоне городской лесопилки (сначала, правда, она решила, что это шахтеры, уж больно они были чумазыми); на снимке рядом было изображено то же самое здание – теперь в нем разместился городской музей ремесел.
Полюбовавшись группой детей с серьезными мордашками, снятых на фоне деревянной школы с единственным учебным классом, Кэтрин бросила беглый взгляд на нынешнее школьное здание, выстроенное в 1979 году (два этажа, кирпичные стены, игровая площадка перед фасадом, а в глубине двора – атлетический манеж, в котором она сегодня побывала), и, раздавив в блюдце окурок, перевернула очередную страницу.
Фотография, которую она увидела следующей, была довольно старой и сильно выцветшей, несмотря на тонировку сепией[11], однако на ней все же можно было различить группу молодых мужчин и женщин, расположившихся на клетчатом одеяле на фоне пяти могучих каменных столбов, сразу напомнивших Кэтрин британский Стоунхендж. Подпись под фотографией гласила: «Пикник у Чертовых Пальцев. Июнь, 1898 г.». На странице справа помещалась современная цветная фотография тех же камней, но на этот раз никаких отдыхающих у их подножья не было, а лес на заднем плане выглядел выше и гуще. «Чертовы Пальцы сегодня» – было напечатано внизу, но Кэтрин поняла это и без подписи. Чертовы Пальцы никакого особого интереса у нее не вызвали – будь на ее месте геолог, он, быть может, и нашел бы, чем восхититься, но она только отметила про себя, что место, изображенное на фотографии, действительно выглядит довольно живописно и прекрасно подходит для пикников – если только местные власти не устроили там что-то вроде природного заказника.
На следующей странице Кэтрин порадовал сельский пейзаж – аккуратный фермерский домик с длинной подъездной дорожкой, просторный двор, амбар, хозяйственные постройки поменьше и распаханные поля вокруг. По нижней части снимка шла рукописная надпись выцветшими чернилами: «Дом Мартина и Сары Ши. Бикон-хилл-роуд, 1905 г.».
Та-ак… Кэтрин торопливо потянулась к сумочке и достала книгу Гэри, которую повсюду носила с собой. Перевернув ее задней стороной вверх, она сравнила дом, на фоне которого снялась Сара Харрисон, с фотографией в альбоме. Ошибки быть не могло: дом был один и тот же.
Ненадолго отложив «Гостей с другой стороны…», Кэтрин снова заглянула в альбом. На правой странице была свежая фотография дома Сары. За прошедшее столетие он почти не изменился: те же прочные, черные ставни, тот же кирпичный дымоход, то же крыльцо – разве что теперь к дому тянулись электрические провода. Амбар тоже стоял на прежнем месте, хотя и врос в землю, а вот окрестные поля почти сплошь заросли молодым лесом. Свободным оставался лишь участок слева от подъездной дорожки. Там был разбит большой огород, а в огороде…
Едва не опрокинув на себя кофе, который, к счастью, успел остыть, Кэтрин бросилась в комнату и схватила с рабочего стола сильное увеличительное стекло. С его помощью она сумела разглядеть, что три фигурки, которые она заметила в огороде, принадлежат женщине и двум маленьким девочкам, которые что-то сажали. Снимок был сделан не очень умело и, к тому же, с большого расстояния, и все же Кэтрин показалось, что она различает у склонившейся над грядками женщины длинную косу. Пестрый платок, который женщина накинула на плечи, окончательно убедил Кэтрин в том, что перед ней Яичная Королева – таинственная Элис, с которой Гэри встречался в кафе «Лулу» за несколько часов до смерти.