Во всем, что касалось веры и религиозных убеждений, он строго следовал традициям и даже написал несколько богословских трактатов, возвеличивавших власть Церкви, за что благодарный папа Лев Х удостоил его титула Fidei defensor, «защитник веры». Жена его, Екатерина Арагонская, была дочерью короля Испании Фердинанда II, ярого католика, и теткой Карла, императора Священной Римской империи. Англия оставалась верна Римской церкви, хотя в Германии к тому времени зародилось протестантство, Мартин Лютер начал свое гневное выступление против засилья католичества, и даже Эразм Роттердамский, великий гуманист, обличал нравы Римской курии.
Разумеется, истинными католиками были и все обитатели Сарума. Томас Вулси, влиятельный советник Генриха VIII, передал епархию Солсбери епископу Лоренцо Кампеджо, папскому легату. В свои английские владения итальянский кардинал наведывался редко и к делам Сарума особого интереса не проявлял. Собор пришел в запущение, в нем остался всего десяток певчих, но это никого не волновало – главное, что Сарум и Англия по-прежнему блюли католическую веру. Генрих VIII и Томас Вулси сжигали на кострах и лютеранские трактаты, украдкой привезенные в Англию, и Евангелие, переведенное Уильямом Тиндалем на английский язык, а кар динал Кампеджо писал королю из Рима: «Деяния ваши весьма угодны Господу».
Реформация вторглась в жизнь Англии и Сарума по странному стечению обстоятельств. За двадцать лет супружеской жизни королева Екатерина Арагонская родила Генриху четверых сыновей и трех дочерей, однако все дети, кроме Марии, умерли в младенчестве. Единственным сыном короля был незаконнорожденный Генри Фицрой, герцог Ричмонд. Генриху срочно требовался законный наследник мужского пола.
Можно предположить, что Сарум стал оплотом протестантства в пику епископу Кампеджо, который сыграл важную роль в так называемом великом деле короля. Поначалу хитроумный папский легат предложил женить герцога Ричмонда на сводной сестре Марии, дабы он таким образом унаследовал престол, – замысел, вполне достойный современника Кампеджо кардинала Никколо Макиавелли. Затем Генрих потребовал от папы Климента VII признать недействительным брак с Екатериной Арагонской, но понтифик, чувствуя, что оказался в весьма щекотливом положении, поручил заняться рассмотрением дела кардиналам Вулси и Кампеджо. На политической арене Европы сложилась напряженная ситуация: король Франции Франциск I и император Священной Римской империи Карл V Габсбург, племянник Екатерины Арагонской, вступили в борьбу за Северную Италию. Империя Карла V простиралась от Испании до Нидерландов, а его войска, ворвавшись в Рим, разорили город и держали в осаде замок Святого Ангела, где укрылся Климент VII. Иными словами, если бы папа согласился удовлетворить требование Генриха, то не только выставил бы себя на посмешище, но и прогневил бы могущественного Карла V.
Однако Лоренцо Кампеджо, епископ Солсберийский, нашел ловкий выход из сложной ситуации. Пока кардинал Вулси пытался успокоить донельзя раздосадованного короля Генриха, папский легат тянул время и пристально следил за развитием событий в Италии. Как только выяснилось, что Северная Италия покорилась императору Карлу V, папа римский лично приступил к рассмотрению великого дела короля и отказал Генриху в расторжении брака. Вулси впал в немилость, а обозленный Генрих решил разорвать связь с Римской католической церковью.
Неизвестно, как бы сложилась история Англии, если бы епископ Солсберийский не увиливал от своих обязанностей и признал брак короля недействительным, – вполне возможно, что англичане сохранили бы римскую католическую веру.
Шокли до сих пор невольно вздрагивал, вспоминая годы правления Генриха VIII. Разрыв с Римской церковью привел к усилению абсолютной власти монарха, который провозгласил себя не только владыкой королевства, но и главой Церкви. Иначе говоря, Генрих VIII стал одновременно и королем, и папой, возведя себя в статус, дотоле немыслимый для средневековых правителей. Редкие смельчаки, пытавшиеся выразить свое недовольство, – как, например, канцлер Томас Мор – были незамедлительно казнены, поскольку Генрих возражений не терпел. Он женился на Анне Болейн, которая родила ему дочь, а потом, обвиненная в супружеской измене, сложила голову на плахе. Следующая жена, Джейн Сеймур, подарила королю долгожданного сына, но умерла от родильной горячки. Неудачный брак короля с Анной Клевской вскоре был расторг нут, а новую жену, Екатерину Говард, постигла участь Анны Болейн. Жены Генриха VIII чередой появлялись на сцене истории, будто жертвы, ведомые на заклание.
И все же в страшные годы правления Генриха VIII жизнь в Саруме особых изменений не претерпела. Король, объявив о разрыве с Римской церковью, в душе оставался добрым католиком, хотя и благоволил тем приближенным, которые переходили в протестантскую веру. Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, благословивший брак короля с Анной Болейн, провел ряд церковных ре форм, изгнал кардинала Кампеджо из Сарума и назначил епископом Солсберийским Николаса Шекстона, бывшего духовника Анны; соседней епархией по-прежнему заправлял Стивен Гардинер, епис коп Винчестерский, сохранявший католическую веру.
Реформы Шекстона в Саруме свелись к удалению из храмов многочисленных реликвий – священных прядей волос, обрезков ногтей, щепок и обломков костей; не поощрялось также и возжигание свечей или коленопреклоненные молебны перед образами святых. Впоследствии Генрих, обеспокоенный чрезмерным усилением протестантских веяний в стране, вновь предпочел следовать католической доктрине и издал знаменитый Акт о шести статьях, направленный против сторонников Реформации, неисполнение которого приравнивалось к государственной измене. Акт, за предусмотренные в нем жестокие наказания, прозвали «кнутом о шести бичах». Шекстон, епископ Солсберийский, немедленно подал в отставку. Когда же король запретил священникам вступать в брак, бедняге Томасу Кранмеру пришлось расстаться с женой, отправив ее в Европу.
Иными словами, Английская церковь во всем придерживалась католических обрядов, вот только главой ее считался не папа римский, а король. Генрих, стремясь уравнять в правах Английскую и Римскую церковь, настаивал на обязательности веры в пресуществление Святых Даров во время мессы и грозил отправить на костер всех, кто не желал соглашаться с этим основным положением католической доктрины.
Впрочем, кое-что в Саруме изменилось.
Во-первых, по королевскому повелению начался роспуск монастырей. Вначале были упразднены мелкие обители. Эдвард Шокли помнил, как выгоняли францисканцев из обители серых братьев у ворот Святой Анны, как выносили кресты и нехитрый монашеский скарб. В последующие годы распустили монастырь в Эймсбери и Уилтонское аббатство. Роспуск монастырей пополнял обедневшую королевскую казну и давал Генриху возможность щедро награждать своих сторонников. Монастырские владения Эймсбери, к северу от Сарума, отошли семейству Сеймур, а богатейшие угодья Уилтонского аббатства, простиравшиеся в западной стороне, достались Уильяму Герберту, графу Пемброку, влиятельному королевскому со ветнику, прилагавшему все силы к тому, чтобы возвеличить свой род.
Второе изменение, менее заметное, привело к весьма существенным последствиям. При епископе Шекстоне все приходские церкви обзавелись печатными Библиями на английском языке, переведенными Майлзом Ковердейлом и Уильямом Тиндалем, однако же в конце своего правления Генрих, вновь укрепившийся в католичестве, издал указ, запретивший низшим сословиям и женщинам читать Священное Писание на английском языке; чтение Библии вслух позволялось только знатным господам, да и то в кругу семьи.
Однако запреты эти появились слишком поздно – Слово Божие, однажды прозвучав по-английски, глубоко проникло в сознание мирян, и даже королю было не под силу с этим бороться.
Читал Библию и Эдвард Шокли.
Все его беды начались со лжи.
А в том, что он солгал, была повинна любовь.
Поначалу ложь казалась невинной. Эдвард Шокли и Кэтрин Муди были прекрасной парой, даже родители девушки это признавали. После помолвки старый Джон Шокли, отец Эдварда, смеясь, заметил, что молодые люди самой судьбой предназначены друг другу. Эдвард, светловолосый и синеглазый, отличался необычайной уверенностью в себе, а Кэтрин, с пышными русыми волосами и бледно-голубыми глазами, славилась добронравием и покорностью.
Познакомились они за два года до смерти Генриха VIII, в Эксетере, куда Эдвард приехал по делам. Молодые люди сразу понравились друг другу. Немного погодя выяснилось, что отец девушки – торговец тканями и что семнадцатилетняя Кэтрин с братом унаследует отцовское дело. Двадцатидвухлетний Эдвард понял, что влюбился.
Основная трудность заключалось в том, что семейство Муди исповедовало католическую веру. Эдварда это нисколько не удивило: в Уэссексе, особенно в деревенской глуши, люди не любили менять привычный образ жизни и придерживались старинных традиций. Торговец с семьей жил в деревне к западу от Эксетера, обитатели которой мечтали о воссоединении Англии с Римской церковью.
Основная трудность заключалось в том, что семейство Муди исповедовало католическую веру. Эдварда это нисколько не удивило: в Уэссексе, особенно в деревенской глуши, люди не любили менять привычный образ жизни и придерживались старинных традиций. Торговец с семьей жил в деревне к западу от Эксетера, обитатели которой мечтали о воссоединении Англии с Римской церковью.
В то время Эдвард не придал этому особого значения. Его родители с неохотой примирились с королевским указом о разрыве с Католической церковью, но протестантами не стали – во многих церквях Уилтшира богослужения все еще отправляли по римскому обряду, а Джон Шокли однажды во всеуслышание назвал епископа Шекстона еретиком.
Сам Эдвард полагал, что главное – послушно блюсти ту веру, которая угодна королю. В глубине души он склонялся к протестантству и разделял взгляды Кранмера и Шекстона на излишнюю роскошь; вдобавок чтение Библии на английском пришлось ему по нраву, однако вступать в споры об этом с будущим тестем он не желал.
Эдвард Шокли хорошо помнил, как пришел к Уильяму Муди просить руки его дочери.
– Мы добрые католики, и дочь свою я отдам только единоверцу, – предупредил торговец.
– Мои родители – тоже католики, – честно признался Эдвард, потупив взор. – Разрыв с Римской церковью им не по душе.
Уильям пристально поглядел на юношу и заметил:
– В Саруме реформы провели.
– Да, при Шекстоне, – согласно кивнул Эдвард. – Но теперь король прислал к нам епископа Солкота, он свято блюдет Акт о шести статьях.
Джон Солкот, нынешний епископ Солсберийский, монах-бенедиктинец, снискал благоволение Генриха VIII именно своей готовностью ревностно исполнять любые королевские повеления.
– А ты сам отвергаешь протестантскую доктрину? – осведомился Уильям Муди, укоризненно склонив лысую голову. – Поклянись, что ты добрый католик, иначе ваш брак счастливым не будет.
Эдвард представил себе Кэтрин – застенчивая улыбка, тонкая девичья фигурка, смиренная покорность – и, глядя в глаза торговца, уверенно произнес:
– Я католик, и родные мои исповедуют католическую веру.
Он солгал, хотя нисколько не сомневался ни в своей любви, ни в ответном чувстве девушки, всецело полагаясь на покорность и смирение будущей жены.
Свадьбу сыграли три месяца спустя.
Молодожены переехали в дом неподалеку от особняка Шокли. Первый год семейной жизни был счастливым. Дни Эдварда проходили в делах, а ночи были исполнены блаженства. Каждый вечер, возвращаясь домой, он садился ужинать, а потом они с женой, дрожа от нетерпения, уходили в опочивальню. Кэтрин, прекрасная хозяйка, умело обустроила дом, а затем, исполнившись уверенности в себе, начала страстно отвечать на ласки мужа.
В тот год в доме Эдварда Шокли о вере разговоров не заводили. Супруги ходили к мессе в собор или в приходскую церковь – и то и другое Кэтрин вполне устраивало. Иногда по вечерам Эдвард читал английскую печатную Библию, что немного беспокоило жену, но, памятуя о королевском позволении, с мужем она не спорила.
Он обращался с ней ласково, а она его обожала.
События 1547 года изменили жизнь супругов Шокли. После смерти Джона Шокли Эдвард перевез мать поближе к дому и нанял ей сиделку, а сам в одиночку заправлял семейным делом. С женой он теперь проводил меньше времени, но Кэтрин не жаловалась – к тому времени выяснилось, что она ждет ребенка. Ни Эдвард, ни его жена не подозревали, что вскоре их жизнь переменится к худшему.
Самым главным событием 1547 года стала смерть короля Генриха VIII. Престол унаследовал его сын, Эдуард VI, отрок весьма богобоязненный. Регентом и лордом-протектором юного государя стал сначала его дядя, Эдвард Сеймур, герцог Сомерсет, а потом Джон Дадли, герцог Нортумберленд. Малолетний король прислушивался к советам своих доверенных лиц, среди которых были Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, и Уильям Герберт, граф Пемброк, а также проявлял немалый интерес к делам государства и, будучи убежденным протестантом, возобновил Реформацию в Англии.
Джон Солкот, епископ Солсберийский, еще недавно ревностно исполнявший все повеления Генриха VIII, в одночасье превратился в сурового приверженца протестантской веры, стараясь заслужить милость юного монарха.
За пять лет из Сарума исчезли все признаки католичества – часовни, заупокойные службы, алтари, статуи святых, позолота, мессы и семь ежедневных молебнов. Теперь церковные службы отправляли дважды в день, а причастие совершалось раз в месяц. Литургию по сарумскому чину, излюбленную Генрихом VIII, в епархии архиепископа Кентерберийского служить перестали; для богослужений пользовались Книгой общих молитв, составленной Томасом Кранмером, однако некоторые по-прежнему, хотя и втайне, отдавали предпочтение загадочному звучанию молитв на латыни. Стивена Гардинера, епископа Винчестерского, бросили в темницу, а священникам позволили вступать в брак и признали их детей законными.
Эдвард Шокли, с головой погруженный в дела, поначалу не обращал внимания на эти перемены, но вскоре его охватило смятение. Он с сожалением взирал на разоренные храмы и разрушенные часовни, однако проповеди протестантских священников часто вызывали восхищение, а молитвы на английском языке услаждали слух ясным, мелодичным звучанием. Эдвард невольно пришел к заключению, что протестантство во многом лучше косных католических обрядов, и, сочувствуя Томасу Кранмеру, начал украдкой читать протестантские трактаты, привозимые в Англию из Европы.
Кэтрин Шокли с глубоким отвращением восприняла перемены. Эдвард сознавал, что жена его – добрая католичка, но не предполагал, что протестантские реформы юного короля приведут ее в ужас. Она отказывалась приближаться к скромным деревянным столам, заменявшим протестантам алтарь, и рыдала, глядя, как разбивают статуи святых и ломают часовни в церкви Святого Фомы. Теперь, возвращаясь домой, Эдвард заставал жену в слезах, ревностно перебирающей четки. За ужином она всякий раз спрашивала мужа:
– Как нам жить дальше?
Кэтрин писала отцу длинные письма, но в ответ получала строгие наставления: исповедовать католичество втайне, крепко держаться веры и во всем полагаться на мужа, доброго католика.
Только сейчас Эдвард до конца осознал смысл давнего предупреждения тестя, однако изменить ничего не мог. Поначалу он советовал жене смириться и терпеть, всецело уповая на волю Господа, а иногда, глядя на ее страдания, пытался шутить, но шутки растревожили ее до такой степени, что Эдвард испугался за будущего ребенка. Вскоре ему пришлось убеждать жену в своей приверженности католической вере и объяснять, почему сейчас это лучше скрывать. Кэтрин с робкой надеждой взирала на мужа, ожидая утешения и одобрения, однако в глубине души Эдвард понимал, что этого недостаточно.
– Ах, вот священник бы мне помог! – огорченно вздыхала Кэтрин, чем весьма раздражала Эдварда.
Он, напустив на себя суровость, напоминал ей, что долг жены – во всем повиноваться мужу, особенно сейчас, в смутное время. Жизнь его принимала весьма странный оборот: Эдварду Шокли при ходилось делать вид, что он блюдет протестантские постановления, которым все больше верил в глубине души, однако дома, дабы развеять тревогу жены, он должен был вести себя как тайный католик.
После рождения дочери Эдвард вздохнул с облегчением, надеясь, что с терзаниями покончено и молодой матери будет не до религии. Он с удивлением заметил, что часто помыкает безропотной женщиной, и стал задумываться, приятно ли ему ее общество, хотя по-прежнему наслаждался супружескими утехами и верил, что искренне любит жену.
Когда Селии исполнился год, в отношениях супругов возникла некоторая напряженность, постепенно переросшая в отстраненную холодность. Наверное, в этом был повинен сам Эдвард, который сначала добродушно подшучивал над послушанием жены, а потом начал укорять ее и изводить едкими насмешками над католическими догматами или святыми реликвиями. Кэтрин растерялась, пытаясь сообразить, к чему относятся язвительные замечания мужа – к ней самой или к ее вере. Неужели он ее разлюбил? Или намекает, что больше не исповедует католичество?
По молодости лет Эдварду доставляло удовольствие наблюдать за смятением жены. Спустя несколько месяцев она стала подозрительно поглядывать на мужа, а однажды, набравшись смелости, спросила без обиняков:
– Ты католик или нет?
Эдвард заверил ее, что от веры не отступит. Кэтрин недоверчиво покосилась на него, однако промолчала, затаив обиду.
Теперь Эдварду казалось, что он постоянно ощущает недоверие жены, даже по ночам, в супружеской постели; спустя несколько месяцев он с удивлением обнаружил, что охладел к супруге. Кэтрин оставалась послушной и верной женой, однако Эдвард подозревал, что ее любовь остыла. Иногда он заверял ее в том, что не отступил от католической веры, и тогда прежнее чувство ненадолго вспыхивало с новой силой, хотя супруги все еще терзались сомнениями.