Урал — земля золотая - Коллектив авторов 15 стр.

Уже поздно. Солнце садится за горы.

Охотники за камнями. Карандаш в земле. Лось побеждает в состязании. Растения — открыватели месторождений. Белка-летяга. Неторопливая косуля. На Ильменский Эльбрус. Места, где был Пугачев. Вода, содержащая радий. Подставка луны. Южноуральскйй Эверест. Прощайте, Ильменские Тау. Основателю заповедника.

Слышали ли вы об охотниках, у которых вместо ружей молотки с дли иной ручкой? Слышали ли вы об охотниках за камнями? Этих охотников можно увидеть во многих местах Урала. Зачем они ищут камни? Зачем подвергаются опасностям в горах, когда рудников и месторождений и так достаточно?

Оказывается, недостаточно. Растет мощь нашей страны. Все больше и больше требуется металла. Месторождений на Урале много, и мы обеспечены сырьем для заводов на несколько сот лет. Но одних руд мало, требуется и ильменит, и берилл, и полевой шпат, и песок, и апатит, и слюда. На Урале все это открыто. Много лет изучают Урал геологи. Что еще нужно? Нужно еще искать. Недра Урала еще недостаточно изучены.

Как только начинается лето, в хребтах Урала раздаются стуки молотков. Это геологи долбят породу, отыскивая минералы. Немало их бывает за лето и в Ильменах — величайшей сокровищнице земли.

Но Ильменский заповедник богат не только камнями. Минералы в южной части его, а в северной живут звери.

Когда Володя предложил нам поехать в северную часть, мы выкрикнули как боевой клич:

— В северные Ильмены!

Опять несемся на машине, но теперь на север, к ильменскому морю — озеру Миассову…

Посреди леса Володя остановил машину.

— Было бы ошибкой не посмотреть эту копь!

— Какую?

Он не ответил. Только у самой копи он поднял черный минерал и сказал:

— Знаете ли вы, что это такое?

Мы пожали плечами: откуда нам знать?

— Это то, с чем вы часто встречаетесь. Карандаш! Природный карандаш — графит.

Черные комочки мялись в руках и пачкали пальцы. Вася попробовал писать. Вышло даже лучше «магазинного» карандаша, так как грифели их делаются из смеси графита с глиной, а тут чистый, природный карандаш. Бери камень и пиши.

Поехали медленнее, дорога стала хуже. Приходилось выходить из машины и отбрасывать коряги. В одну из таких остановок Володя Гилев вскрикнул:

— Лось!

Посмотрели в указанную им сторону и увидели торчащие из-за кустов ветвистые рога. Лось, услышав выкрик, побежал.

— Ну, поехали! Догоняй!

Лес шел редкий, и мы в просвете опять увидели зверя. Володя нажал клаксон, лось встрепенулся и помчался вперед. Мы поехали быстрее. Зверь прижал уши и засеменил, не отбегая от дороги. Наш «шофер» захотел соревноваться с ним и погнал машину быстрее. Лось фыркнул, покосился на нашу машину и прибавил ходу. Машина летела на полный ход. Наконец, лосю надоела эта гонка, он ринулся в тайгу, хворост затрещал под его копытами. Володя остановил машину, вытер пот со лба и тяжело вздохнул:

— Все же лось вышел победителем в состязании, — настоящий стаер.

Много зверей и птиц обитает в лесах и полях заповедника.

Перед нами озеро. Одна часть его похожа на бегущего кролика, а другая — на громадную руку, схватившую испуганное животное за хвост. Каменные берега как будто наступают на воду. Вдали виднеются плоские горы, покрытые лесом. Глубоко вдающиеся заливы зацвели водорослями. Да! В этом озере есть что-то похожее на море: зеленоватая вода играет небольшими барашками волн, недалеко от берега, высоко подняв нос, несется лодка. На борту название: «Южный Урал». На корме сидит парень за рулем. Лодка поворачивает, на восток.

— В пролив поехал, — говорит Володя.

— Что за пролив? Куда пролив?

— Между озером, у которого мы сейчас стоим, и Малым Миассовым.

Машина медленно идет вдоль озера, оно медленно уплывает назад, и скоро лес скрывает его.

Неожиданно из лесу выбежала косуля, повернула красивую мордочку с черным, как пуговка, носом, насторожила уши и, сделав скачок, скрылась.

— Я читал в учебнике зоологии, что косули очень пугливы, — сообщил Коля..

— В заповеднике это свойство у них отпадает, — шутливо заметил Володя Гилев.

Машина остановилась.

— Идемте на «Ильменский Эльбрус».

«Эльбрус» был лесист. Стройные ели смешивались с развесистыми лиственными деревьями; лопухи с огромными листьями устилали землю. Взбираться было нетрудно, скал не было даже на вершине. Вместо каменного выступа, обычно венчающего гору, стояла деревянная вышка.

Чудесный вид открывался с Ильмен-Тау — высшей точки Ильмен. С севера на юг протянулся отдельными вершинами Ильменский хребет. На востоке синеют озера Еланчик, Чебаркуль, Черное. К югу точно застыло спокойное озеро Кисегач с двумя прилипшими к его зеркальной поверхности островами, совсем рядом ильменское «море» — озеро Миассово. Тут, разбивая свои волны о берег, бушует Тургояк, воды которого радиоактивны. Страшно это озеро в бурную погоду, рыбаки боятся его. На берегах Тургояка стоял некогда Емельян Пугачев. На краю горизонта синей цепью протянулся хребет Таганай. Таганай в переводе с башкирского — значит, подставка луны. Так назвали этот хребет башкиры за его высоту. И, наконец, на юге, гордо подняв высокую вершину, маячит «Южноуральский Эверест» — Урал-Тау.

На следующий день мы уезжаем. Останавливаемся на прощание у шестой копи. Невдалеке от нее в скором времени будет воздвигнут памятник Владимиру Ильичу Ленину — основателю заповедника.

В тяжелый 1920 год Владимир Ильич подписал декрет об образовании на территории Ильмен минералогического заповедника. «Ввиду исключительного научного значения Ильменских гор», — говорится в декрете.

Имя великого Ленина носит заповедник Ильмен — мировой музей минералов.

Глава пятая ИНТЕРЕСНАЯ ЖИЗНЬ

По горам и рекам

За лесным участком Баяновской мы вышли на дорогу лежневку. Дорога была сделана из поперечных бревен с набитыми толстыми досками. По этому ровному и широкому настилу легко идут нагруженные лесом автомашины.

Километров за пять от Баяновки догнали четырех ребят. Один из них, побольше других, лет 11—12, с рыжеватыми выцветшими волосами, спросил:

— Откуда, ребята?

— Из Серова, — ответили мы.

— А куда идете?

— На Кумбу.

Некоторое время шли молча, с любопытством разглядывая друг друга. Потом мальчик предложил:

— Мы вас проводим на Кумбу.

— На Кумбу? — удивились мы. — Так ведь это далеко.

— Ну и далеко.

— А вас дома не потеряют?

— Нет, какое — потеряют. Мы на Кумбу каждый день ходим.

— Интересно там?

— Чего интересного. Известно — гора. Таких гор у нас много. Мы на Кумбе запись погоды делаем.

Тут вмешался в разговор наш храбрый Эдик.

— Мальчик, — спросил Эдик, — скажи, а медведи на Кумбе есть?

— Встречаются.

— Ну, а как они, злые?

— Что? — не понял наш проводник.

— Я спрашиваю, людей они едят?

В глазах мальчика появились озорные искорки; еле сдерживая смех, он ответил:

— На Северном Урале медведи больно злые. Кого не встретят — обязательно… — И он сделал такой выразительный жест руками, точно хотел раздавить Эдика.

Ребята засмеялись. Улыбнулся и Эдик, но по его лицу видно было, что даже и шутливое сообщение на него подействовало.

— Кумба совсем близко! — закричали проводники.

Кумба появилась неожиданно, и уже можно было разглядеть отвесные скалы, высокие пики горы.

— Теперь сюда, — сказал рыжеволосый проводник и свернул с лежневки в лес на узенькую еле приметную тропинку, заметно поднимающуюся вверх.

Сосны и кедры шумят над нами, между толстыми стволами их кое-где приютились низкие рябины и березы.

Километра через два наш проводник, шедший впереди, остановился и сказал:

— Вот и родник. Ночуйте здесь, а завтра полезете на вершину.

Впереди виднелся камень метра в два высоты, из-под него бежал ручей с чистой холодной водой.

— Скоро начнет темнеть, мы пойдем домой, — сказали проводники. — Завтра придем к утру и вместе полезем.

— Обязательно приходите, ребята, — просили мы, прощаясь с новыми друзьями.

Лагерь разбили быстро. Наш повар Нина Маслова нарядила группу ребят за хворостом, Сережа Пищальников поставил палатку, а Шурик Созин, взобравшись на кедр, сбил с веток множество шишек. Расселись у костра, жарили шишки. До ночи было еще часа три. Кому-то из ребят пришла в голову мысль сегодня же отправиться на Кумбу.

Согласились все, но не нашлось охотников остаться дежурить в лагере. Предложили Эдику:

— Медведей на Кумбе — уйма, оставайся.

Но и он отказался. Бросили жребий, и троим несчастливцам волей-неволей пришлось дежурить у подножья горы. Оставили им два ружья.

Тропинка от родника круто полезла вверх. Чем выше на Кумбу, тем меньше становилось деревьев. Кедры, сосны и ели исчезли совсем, а оставшиеся березы были малы ростом и хилы. Вскоре среди каменных глыб потерялись и они. Тропа также затерялась среди хаотических нагромождений камней.

— Теперь прыгать будем, как козлы, с камня на камень, — пошутил Эдик.

Подъем становился труднее. Порой приходилось действительно как козам прыгать по камням, а иногда ползти по наклонным скалам, цепляясь за трещины и выступы.

Добрались до вершины самой низкой скалы. Кругом ее возвышались каменные стены. Недалеко стояла скала, похожая в профиль на летчика в шлеме. Вершины Кумбы еще не было видно.

Через два часа, выбиваясь из сил, мы штурмовали вершину Кумбы. Вершина горы увенчана скалой метров пятнадцать высоты, на скале двухметровая мачта.

Было очень холодно, ветер пронизывал до костей. Но мы, не обращая внимания на него, любовались чудесным видом, открывшимся со скалы.

Синий мрачный массив леса отсюда кажется мягким ковром, устилающим землю. Мачтовые сосны, высокие кедры, ели, лиственницы рождаются здесь, чтобы потом под рукой человека упасть на землю и начать интересное путешествие по Советскому Союзу. Срубленный лес по лежневкам доставляют к сплавным рекам. В половодье бревна-путешественники плывут по горным рекам, и каналам в Каму, Волгу, Москву, Астрахань, Сталинград.

С запада, юга и севера Кумба окружена каменным кольцом предгорий, сопок и ответвлений Уральского хребта. К юго-востоку, недалеко от Кумбы, стоит небольшой седловиной Золотой камень, прозванный так потому, что слюда, вкрапленная в горную породу, горит под лучами солнца точно золото. И только на востоке это горное и лесное однообразие нарушают небольшие горные озера да блестящие ленты рек. Хорошо было видно и Баяновку, откуда мы пришли, и еще какие-то маленькие поселки, вероятно, селения старателей.

Насчитали тринадцать озер. Ветер крепчал. Тучи заволокли небо, и было трудно определить — день сейчас или уже наступила ночь. Под небольшим камнем нашли тетрадь, в которой баяновские ребята записывали наблюдения за погодой. Какие они смелые и сильные!

Решили спускаться. Провели перекличку, и оказалось — нет Эдика.

— Эдик! Ткаченко-ко-о! — кричали мы, но в ответ только горное эхо доносило далекий гул.

Вдруг розовый свет заходящего солнца залил всю долину между гор и камни Кумбы. Солнце, на минуту освобожденное из-за облаков, бросило последний раз за этот день взгляд на землю. Тайга и горы стали казаться не такими мрачными и таинственными, какими были, окутанные туманом и вечерними сумерками. А Золотой камень заискрился тысячами разноцветных огней.

Погас последний луч солнца, и землю снова окутал мрак. Взволнованные чудесным зрелищем, обеспокоенные исчезновением товарища, мы молча спускались с Кумбы.

Собака Марта, оставленная в лагере, учуяла нас первой и подняла лай. Три тени замелькали у костра, и чей-то голос выкрикнул:

— Кто идет?

Точно сговорившись, мы промолчали. «Сторожа» переглянулись и решили отступать к палатке. Но Марта, узнав нас, с радостным визгом бросилась навстречу.

— Где Эдик? Не приходил? — первое, что спросили мы у ребят.

— Вон в палатке спит, — ответили дежурные. — Часа полтора храпит, страх на весь лес нагоняет.

— Почему он убежал от нас?

— Ягод говорит объелся, брусники.

За нарушение дисциплины мы постановили наказать Эдика: разбудили, дали ружье и оставили дозорным нашего сна.

Но спать долго под охраной храброго Эдика не пришлось. Через час он ворвался в палатку:

— Вставайте, медведь напал! — кричал он.

В лесу лаяла Марта. Мы посоветовались и, вооружившись ружьями и ножами, пошли посмотреть на «гостя».

Это был барсук. Он взобрался от Марты на сосну и с любопытством разглядывал ее. Барсука убили.

Утром, не дождавшись наших проводников, мы ушли от Кумбы.

Дальше путь лежал через тайгу к реке Сосьве. В поселке Тонга мы намечали купить лодки и сплыть по неизведанной реке до железнодорожной станции Сама. А там и до Серова было совсем недалеко.

В полдень в лесу встретили двух необычайных охотников: мальчика и девочку с ружьями. Одежда незнакомцев удивила нас: палило солнце, а мальчик был одет в теплый суконный совик, который надевался прямо через голову без разреза спереди и без пуговиц. К совику были пришиты шапка-капюшон и варежки. На ногах у обоих были большие сапоги из плохо выделанной кожи с задранными кверху носками. Мальчика трудно было отличить от его подруги: у обоих длинные волосы, длинные косы. Только мальчик был, хотя и низкоросл, но широкоплеч.

Начался разговор.

— Кто вы? — спросили мы.

— Манси охотники, — ответил мальчик.

— Сколько тебе лет?

— Десять. Куда вы идете?

— В Тонгу.

— Пойдем вместе, мы туда же идем.

Пошли. Дорогой Виктор спросил мальчика:

— У тебя родители есть? Как зовут тебя?

— Есть. Яков.

— Ты учишься?

— Учился зимой во втором классе.

— А на лыжах ходить наверно умеешь?

— Могу.

— А на оленях ездить?

— Умею, у меня пять оленей, — гордо ответил Яков:

— Вот это здорово, — позавидовал Шурик. — Такой маленький, а уже своих оленей имеет.

— У моего отца 300 голов.

Незаметно дошли до Тонги — маленького приискового поселка старателей и административного центра лесоучастка. Лодок в Тонге не оказалось, плыть по Сосьве не на чем. Это известие огорчило нас. Выручил старичок лесник.

— Чего грустить, — сказал он. — Экая беда — лодок нет. А руки у вас на что? Плоты сколотите да и плывите. Чай, не маленькие. А лесу у нас много, десять бревен не разорят.

Идея понравилась. Шутка ли — самим сделать плоты! Лесник выдал пилы, топоры и повел за два километра в лес, где были подходящие лесины. Застучали топоры, завизжали пилы, и первая сухая ель с шумом рухнула на землю. За ней повалилась другая, третья. Самые младшие из нашей группы приступили к разделке сваленных деревьев: обрубали сучья, распиливали стволы на пятиметровые бревна.

Скоро заготовка леса для наших судов закончилась. На лошади перевезли бревна к реке и принялись за сборку. Плоты решили скрепить по-разному: стальными тросами, черемуховыми вицами, скобами и железными поперечными планками со шпилями. Как оказалось в конце путешествия, плот, скрепленный ветвями черемухи, нисколько не уступил в крепости другим.

Простившись с гостеприимной Тонгой, отплыли. На каждом плоту был свой командный состав и матросы, орудовавшие шестами. Капитанами плотов были: Шурик Созин, Володя Шишкин, Юра Костоусов и Сережа Пищальников.

Первым отплывает плот Шурика Созина, за нам остальные.

На перекате плоты быстро набрали скорость. Вода небольшим слоем бежала по камням, но бревна задевали дно и садились на мель. Нужно было иногда прыгать в воду и сталкивать плот с мелкого места.

За вторым поворотом ожидал большой перекат. Вода текла узкой, глубокой и быстрой струей. Видно было хорошо, как вода, словно с горки, скатывалась вниз.

Рулевые наготове с шестами стоят на плотах и внимательно вглядываются вперед, ожидая подводного камня. На быстринках зевать нельзя, плот перевернет вместе с багажом и пассажирами. Перекат проехали без приключений.

Спокойное течение реки дало небольшой отдых. Шесты лежали на плоту, рулевые отдыхали, девочки запели песню, она далеко разносится по реке.

— Подводный камень!

— Перекат!

Тревожный сигнал переносился с плота на плот. Несколько раз садились на мель и сталкивали плоты. Не заметили, как белые кучевые облака сменились черной грозовой тучей. Сильный ветер возвестил о дожде. Первые большие капли зашлепали по воде.

Плоты пристали к берегу.

После оглушительного грома полил сильный дождь.

Укрыться от него под палаткой мы не смогли: в ней были завернуты продукты. Пришлось скрываться на берегу под соснами.

Но дождь скоро прошел. И опять мы плывем.

На одном повороте Эдик радостно вскрикнул:

— Деревня!

— Это Воскресенка, — сказал топограф Толя.

Мы проплывали мимо деревни, которая красиво раскинулась на крутых берегах. «Хозяйственники» по своим делам пошли в деревню. Остальные исследовали берег. Геолог с молотком карабкался по обрыву.