Неизвестный молча обернулся и стал с горькой усмешкой смотреть, как Крячко роется в ящике стола. Наконец Станислав нашел паспорт в малиновой кожаной обложке и, мельком просмотрев его, протянул документ Гурову. Несколько секунд сыщик изучал паспорт. При этом его лицо постепенно вытягивалось от удивления. Наконец, положив документ на стол, сыщик недоверчиво спросил:
– Это ваш паспорт?
– Если там написано Чернов, то, значит, это мой, – сквозь зубы процедил подозреваемый. – А если в паспорте значится Чернова, то этот паспорт принадлежит моей жене. Хотя сомневаюсь, что он там может быть. Только сегодня я видел его у нее в сумочке.
– А что вы делаете здесь? – ехидно поинтересовался Гуров.
– Живу, – в тон ему ответил мужчина. – Хотя теперь я и сам в этом сомневаюсь!
– Ты его знаешь? – удивленно обернулся Станислав к другу.
– Теперь да, – усмехнулся сыщик. – А двадцать минут назад как раз собирался познакомиться. Однако рассчитывал увидеть его по другому адресу.
– Теперь все понятно, – встрял в их разговор Чернов. – Раз вы собирались искать меня по старому адресу, то, очевидно, были в банке. Там еще не знают, что я переехал. Ну а если вы были у меня на работе, значит, ваш налет связан с убийством Горохова. И если вы сейчас скажете, что подозреваете меня, то я умру от смеха!
– Скажем? – с нотками сомнения в голосе спросил у Гурова Станислав.
– Скажем, – кивнул сыщик. – Я знаю много способов убить человека. Но умерщвлять смехом еще не пробовал. Интересно будет посмотреть.
– Вы серьезно? – Чернов удивленно перевел взгляд с одного на другого. Оба сыщика захохотали.
Пока не привели понятых, Чернов так и стоял в углу, потупив голову. Он больше ничего не говорил. Не пытался оправдаться, не возражал против «произвола», не грозил жалобами. Просто стоял возле стены и молча смотрел себе на носки домашних тапочек. Гуров наблюдал за ним.
Сыщик отдавал себе отчет, что все это выглядело как-то нелепо. Не походил этот человек на профессионального киллера. Он вообще на убийцу не был похож. Гуров никак не мог поверить, что мощная преступная структура могла поручить такому человеку убийство банкира и после выполнения заказа оставить его в живых. Хотя внешность часто бывает обманчивой. Мало кто, например, подозревал в скромном учителе Чикатило серийного маньяка. В общем, несмотря на ряд очевидных совпадений, сыщик понимал, что следствие еще далеко не закончено и что в этом доме они никаких вещдоков не найдут.
И действительно, обыск ничего не дал. Сыщикам удалось найти около тысячи долларов в одном из ящиков платяного шкафа, но это ни о чем не говорило. Чернов вполне логично объяснил присутствие этих денег. Он сказал, что это все, что осталось после квартирного обмена. И предъявил соответствующие документы.
Собственно говоря, это вторжение в квартиру Чернова было незаконным. У сыщиков не было ни ордера на обыск, ни ордера на арест. Но их поведение было оправданно. Сам факт того, что Чернова видели рядом с квартирой Горохова разговаривающим с охранником сразу после убийства банкира, уже говорил о многом.
Если не о прямом участии начальника инвестиционного отдела в убийстве своего шефа, то уж о его соучастии можно было говорить с большой долей вероятности. Тем более что и охранники об этом визите умолчали, да и само появление Чернова выпало на тот период времени, когда, по словам сотрудников охраны, электричество было отключено и видеокамера внешнего наблюдения у дверей Горохова не работала.
Единственным существенным минусом в этой версии была планируемая Гороховым встреча с Вяхиревым, о которой никто, кроме Чернова, не знал. Если начальник инвестиционного отдела «Инвестбанка» убил своего шефа по заказу новой мафиозной структуры, то зачем он спрашивал у Репина, не перенес ли Горохов встречу с Вяхиревым?
Получалось, что Чернов подставлял своего заказчика. Зачем? Хотел подстраховаться? Глупо!.. Или, может быть, Вяхирев использовал Чернова вслепую? Начальник инвестиционного отдела ничего не знал о планируемом убийстве и послужил Вяхиреву или его человеку проводником в квартиру Горохова? Ответов на эти вопросы у Гурова не было. Он собирался их получить так или иначе. А пока следовало закончить со всеми формальностями, связанными с обыском.
– Скажите, Евгений Андреевич, – поинтересовался Гуров у Чернова, пока Крячко вместе с понятыми и приведшим их участковым занимался составлением протокола. – А где ваши жена и дочь? Почему за неделю проживания никто из соседей здесь их не видел.
– Уже успели? Поделились информацией? Не иначе те старушки у детской площадки? – горько усмехнулся Чернов и, поймав недовольный взгляд сыщика, ответил: – В больнице они. В институте Склифосовского. Моя дочь тяжело больна. Жена все время проводит рядом с ней.
Гуров пожал плечами и отвернулся. Проверить этот факт будет несложно. Куда больше усилий потребуется, чтобы получить от Чернова информацию, касающуюся убийства Горохова. Сыщик подошел к столу и, посмотрев в протокол через плечо Станислава, дал знак омоновцам выводить Чернова в машину. Здесь больше делать было нечего.
– Подождите, подождите! – завопил Чернов, едва его подтолкнули к выходу. – А что теперь с квартирой будет? Пришли, замок сломали. Теперь что, заходи кто хочешь и бери что надо?..
– Не волнуйтесь. Участковый обо всем позаботится. Все ваше имущество до вашего возвращения будет в полной сохранности, – успокоил подозреваемого Гуров.
– Если ты вообще когда-нибудь вернешься, – ехидно бросил через плечо Станислав.
Гуров спустился вниз первым. Он о чем-то говорил с командиром группы захвата, когда Станислав вышел из подъезда. Увидев бойцов ОМОНа в бронежилетах и с автоматами, спокойно отдыхающих возле «Газели», у подъезда Чернова вновь, как и в предыдущий день, собралась огромная толпа зевак. Было даже удивительно, откуда берется столько любопытных посреди рабочего дня.
Трех «дежурных» старушек не оказалось среди этой толпы. Бабушки по-прежнему сидели на своей скамейке, почти там же, где их в последний раз видел Станислав. Они даже поз почти не изменили. Только шеи вытянули, словно стараясь заглянуть за шиворот собравшейся толпы. Крячко усмехнулся и помахал им рукой. В ответ на этот жест все три старушки скорчили до смешного однообразные презрительные физиономии.
– Ты кого там приветствуешь? – Гуров подошел к Станиславу. – Встретил первую любовь?
– Да. Первую любовь Ильича, – огрызнулся Крячко и посмотрел на друга. – Едешь в главк? Я догоню. Только свидетельницу свою заберу…
– Поедешь ты один. И не в главк, а в прокуратуру. – Гуров посмотрел на часы. – Допрашивать Чернова будете вместе с Гойдой. По всем правилам. Хватит нам на сегодня уже самодеятельности. Как бы дров не наломать.
– С чего это ты такой осторожный стал? – подозрительно поинтересовался Станислав. – Никак на пенсию собрался уходить? Или тебе повышение обещали?
– И без этих своих шуточек, – проигнорировал сыщик язвительность Крячко. – Я тебя предупредил. Чтобы все было строго в рамках закона. Заодно у Игоря возьмешь ордера на нашу сегодняшнюю акцию.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – козырнул Станислав. – Разрешите вашу ручку поцеловать? В знак отеческого благословения?..
– К непокрытой башке руку не прикладывают, – буркнул Гуров и, повернувшись, зашагал в сторону подъезда, где раньше проживал убитый Горохов.
Что-то внутри сыщика, что принято называть шестым чувством, говорило ему, что Чернов не так прост, как кажется. Начальник инвестиционного отдела «Инвестбанка» очень необычно вел себя при аресте. И это настораживало.
Обычно люди, задерживаемые по обвинению в убийстве, если не оказывают сопротивления при аресте, придерживаются двух линий поведения. Они либо начинают кричать о своей невиновности и возмущаться милицейским произволом, или впадают в истерику и принимаются нести всякую чушь.
Чернов был практически спокоен, если не считать его возмущения сломанной дверью. Поначалу Гурову показалось, что Чернов подавлен и обескуражен случившимся. Но затем стало ясно, что это не так. Подозреваемый был именно спокоен. И его подавленность можно было объяснить чем угодно. Например, болезнью дочери. А визит ОМОНа в свой дом Чернов, казалось, воспринимал как некий казус, который непременно благополучно закончится. Нужно только чуть-чуть потерпеть.
Это казалось странным. По своему прошлому и немалому опыту Гуров мог сделать лишь два вывода. Либо Чернов был совершенно непричастен к убийству своего шефа, либо у него имелись какие-то могущественные покровители, способные вытащить его и из ада, не то что из следственного изолятора главка.
В любом случае Гурову нужен был этот человек. Чернов явно знал об отношениях Горохова и Вяхирева много больше остальных. Тем более если учесть те многочисленные инвестиции, что вкладывал «Инвестбанк» в «Новострой». И если у Чернова были могущественные покровители, следовало обезопасить себя на тот случай, когда, придравшись к незаконным действиям сыщика, эти «благодетели» смогут изолировать Чернова от Гурова и помешать расследованию.
Именно поэтому, а отнюдь не из опасения за свою шкуру, сыщик потребовал от Станислава оформить задержание по всем правилам. А сам не захотел присутствовать на допросе по двум причинам. Во-первых, прежде чем приступать к разговору с Черновым, следовало расставить кое-какие точки над "i", поговорив со вдовой Горохова.
А во-вторых, в треугольнике Горохов – Вяхирев – Чернов сыщику не хватало одной стороны. А именно той черточки, что свяжет Вяхирева с начальником инвестиционного отдела. И эту информацию Гуров надеялся получить от Амбара. А вот тогда можно будет поговорить и с Черновым.
На звонок в дверь квартиры Гороховых долгое время никто не открывал. Не реагировала на это и охрана. Помня о распоряжении Горохова своим телохранителям выключать видеокамеру в то время, когда дома кто-нибудь есть, и сомневаясь, что у вдовы банкира было время и желание его отменять, Гуров решил, что дома кто-то есть, и раз за разом нажимал кнопку звонка. Наконец за дверью послышались едва различимые шаги.
– А, это вы, – как-то равнодушно констатировала Горохова, увидев Гурова. – Что на этот раз случилось? Что-нибудь нашли?
Гуров внимательно посмотрел на женщину. Со времени их вчерашней встречи Горохова заметно сдала. Под глазами появились темные мешки, на лбу пролегли две глубокие морщины. И теперь Екатерина Герасимовна больше не казалась женщиной неопределенного возраста. Она выглядела явно старше сорока пяти. Заметив взгляд Гурова, женщина провела рукой по волосам, стараясь поправить растрепавшуюся прическу.
– Не смотрите на меня так, – недовольно проговорила она. – Я сегодня не приводила себя в порядок. И вообще – спала. Я приняла снотворное, чтобы забыться.
– А что, разве сегодня никто не приходил выразить свои соболезнования? – поинтересовался Гуров. – Даже Корнев не наведывался?
– Анатолий Васильевич занимается организацией похорон, – ответила Горохова. – А вообще-то я сегодня просила всех оставить меня в покое. Вот только вас забыла предупредить. Что вам нужно? Только покороче.
– Может быть, пройдем в квартиру? – поинтересовался сыщик. – Или будем на пороге разговаривать?
– Проходите, – пожала плечами женщина. – Я уделю вам пятнадцать минут. Не больше. Мне сейчас не до вас. Как, впрочем, и ни до кого другого!
Горохова повернулась и пошла в гостиную, предоставив сыщику право самому закрывать за собой дверь. Пожав плечами, Гуров прошел следом.
Кровавого пятна на полу уже не было. Лишь расщепленная в том месте, куда вошла пуля, плитка паркета говорила о произошедшем накануне убийстве. К удивлению сыщика, в гостиной царил беспорядок. Часть вещей была уложена в коробки, другие валялись где попало. Гуров вопросительно посмотрел на Екатерину Герасимовну. Она неопределенно повела рукой вокруг.
– Я собираюсь завтра же после похорон переехать отсюда. Не могу оставаться в этой квартире, – ответила она на немой вопрос сыщика. – Начала собирать сегодня вещи. Думала, что это отвлечет меня. Оказывается, стало только хуже.
– Вы любили мужа? – спросил Гуров, когда они оба уселись в противоположных углах софы.
– Это простое человеческое любопытство или вы задумали какую-то провокацию? – Горохова, усмехнувшись, посмотрела на сыщика. Гуров снова пожал плечами. – Вам, наверное, покажется странным, если я отвечу «да»?
– Почему? – удивился сыщик.
– Ну, вы, я полагаю, успели уже покопаться в нашем прошлом и многое узнать, – усмехнулась женщина. – Наверное, думаете, что я просто в этом браке искала легкой жизни. Смею вас заверить, что это не так!
– Екатерина Герасимовна, если честно, то для изучения вашего прошлого у меня не было ни времени, ни острой необходимости, – ответил Гуров. – К тому же я предпочитаю получать информацию из первых рук, а не через сплетни и анкеты. Вот и хотелось бы услышать все от вас…
Сыщик почувствовал, что Гороховой необходимо выговориться. Видимо, она уже жалела о том, что запретила сегодня приходить к себе кому бы то ни было. Не желая слушать неискренних слов соболезнования и видеть горестные маски на лицах, прятавшие под собой равнодушие или откровенное злорадство, Горохова не подумала о том, что в одиночестве смерть близкого человека переносится гораздо тяжелее. Вот и начала говорить, забыв об «уделенных» пятнадцати минутах.
Екатерина Герасимовна познакомилась со своим будущим мужем двадцать лет назад. Федор тогда только закончил Московский экономический институт. Однако по специальности работать не пошел. К тому времени Горохов уже несколько лет занимал довольно значительный пост в Московском комитете комсомола. И расставаться с карьерой партийного функционера не собирался.
Уже тогда злые языки за спиной красивой девчонки из бедной рабочей семьи стали поговаривать о том, что она гонится за богатством и положением и любить внешне малопривлекательного Горохова просто не может. После свадьбы эти разговоры усилились. Сначала Катя сильно из-за этого переживала, но со временем привыкла.
– А каким человеком был Федор Михайлович? – поинтересовался Гуров, едва Горохова замолчала.
– Замечательным! – Сыщик и рассчитывал услышать что-то подобное. – Пил Федя крайне редко. Мне слова никогда грубого не сказал. Даже когда узнал, что я бесплодна. А он ведь так хотел ребенка! Все тогда говорили: «Все! Теперь он ее бросит!» А Федор стал ко мне относиться еще внимательней… Да он за всю жизнь ни разу ни с кем не поругался!
– А какие отношения были у Федора Михайловича с Вяхиревым? – полюбопытствовал сыщик.
– С Ромой? – переспросила Горохова. – Прекрасные. Знаете, Вяхирев очень тактичный и вежливый человек. Конечно, его новомодные манеры могли не всем нравиться, но Федя легко находил с ним общий язык.
Что ж, это можно было предположить. Гуров оказался абсолютно прав в своих предположениях о том, что Горохов дома и на работе был совершенно разным человеком. И как следствие Екатерина Герасимовна не могла знать о его отношениях с партнерами. Видимо, Горохов старательно скрывал отрицательные черты своего характера.
«Интересно, как ему удавалось это делать в течение двадцати лет? – подумал Гуров. – Или Горохов изменился только после того, как возглавил банк?»
Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Гораздо важнее было узнать о документах по переводу денег за границу, о которых упоминал Кулагин. По версии ФСБ, Горохов должен был хранить их дома и именно за ними приходил киллер.
– Скажите, Екатерина Герасимовна, – сыщик внимательно посмотрел на Горохову, – а ваш муж приносил когда-нибудь домой документы из банка?
– Да, – спокойно ответила Горохова, – Федор вообще очень много работал. Я его к работе иногда даже ревновала. Говорила, в шутку, конечно, что он свой банк больше меня любит. А сейчас думаю, зачем я его в этом упрекала. Пусть бы хоть с утра до ночи трудился. Лишь бы жив был!..
Горохова заплакала. Сыщик беспомощно посмотрел на нее. Гуров не любил женских слез. В первую очередь оттого, что не знал, как в этой ситуации вести себя. С Марией все было просто. Строева всегда была сильной женщиной и редко давала волю слезам. Ну а если когда такое и случалось, сыщику было достаточно лишь прижать ее к себе. А какие способы утешения можно найти для чужого человека? Помешкав, Гуров достал из кармана чистый носовой платок и протянул его женщине.
– Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь. – Горохова шмыгнула носом и жестом отказалась от протянутого платка. – Это пройдет.
Пауза затянулась. Екатерина Герасимовна пыталась взять себя в руки, но это у нее плохо получалось. Она то затихала, то вновь начинала плакать. Сыщик встал с софы и сходил на кухню за водой. Лишь после этого Гороховой удалось успокоиться.
– Что вы еще хотели у меня узнать? – спросила женщина. И на этот раз в ее голосе не чувствовалось агрессии.
– Скажите, Екатерина Герасимовна, ваш муж приносил из банка какие-либо бумаги в последние несколько дней? – задал вопрос сыщик, ставя стакан с водой на заваленный книгами стол.
– Наверное, – пожала плечами Горохова. – Он почти всегда что-нибудь приносил с собой. И вечерами сидел, что-нибудь просчитывал.
– А где он хранил документы? – поинтересовался Гуров.
– Обычно у себя в кабинете. Но иногда запирал бумаги в сейф. Что, впрочем, случалось крайне редко. Последний раз он убирал документы в сейф за два дня перед смертью… Подождите!..
Горохова вскочила с софы и бросилась в спальню. Гуров спокойно остался сидеть. Он уже догадался, что должно было лежать в сейфе, и знал, что этого там не окажется. Вчера Горохова не вспомнила о документах в сейфе. А сыщик прекрасно видел, что там ничего, кроме пустой шкатулки из-под украшений, не было. Не могло быть и сейчас.
– Документы тоже пропали, – констатировала Горохова, вернувшись в гостиную. – Я вчера как-то не подумала о них. Скажите, это может быть важным?