— Следующим уроком у вас будет география с мистером Хендерсоном, — объявил он, когда прозвенел колокол, отмечая конец урока, — а он не любит, если его заставляют ждать. Советую вам за время перемены найти его класс и рассесться по местам задолго до того, как он войдет в помещение.
Гарри решил держаться Джайлза, который, похоже, точно знал, где что находится. Пока они вдвоем пересекали школьный двор, он заметил, что некоторые ребята понижали голос, когда они проходили мимо, а кое-кто даже повернулся и открыто уставился на него.
Благодаря бессчетным субботним утрам, проведенным со Смоленым, Гарри не сдал позиций на уроке географии, но на математике, последнем утреннем занятии, Дикинс далеко превзошел всех товарищей, и даже учитель не мог позволить себе расслабиться.
Когда они втроем уселись обедать, Гарри кожей ощутил взгляды доброй сотни глаз, следивших за каждым его движением. Он притворился, будто не замечает их, и принялся повторять за Джайлзом все, что тот делал.
— Приятно знать, что и я могу тебя чему-то научить, — заметил тот, чистя ножом яблоко.
Гарри понравился его первый урок химии, состоявшийся после обеда, особенно когда учитель разрешил ему зажечь бунзеновскую горелку. Но ему не удалось отличиться на природоведении, последнем уроке дня, поскольку у него единственного при доме не было сада.
Когда прозвонил последний колокол, остальные ученики отправились играть в футбол, а Гарри явился в капеллу на первую репетицию хора. И снова он заметил, что все на него глядят, хотя на сей раз по более уместной причине.
Но стоило ему выйти из капеллы, как со всех сторон посыпались все те же приглушенные насмешки от ребят, возвращавшихся с игрового поля.
— А это, случаем, не наш уличный попрошайка? — спросил один.
— Какая жалость, у него даже собственной зубной щетки нет, — заметил другой.
— Мне рассказали, что он ночует в порту, — поделился третий.
Дикинса и Баррингтона нигде не было видно, и Гарри поспешил обратно в свой корпус, избегая по пути любых мальчишеских компаний.
За ужином на него глазели уже не так открыто, но только из-за Джайлза, который ясно дал понять всем, кто его слышал, что дружит с Гарри. Но и он ничем не смог помочь, когда они все поднялись в спальню после подготовки к завтрашним урокам и обнаружили Фишера, стоявшего у дверей и явно намечавшего себе жертву.
— Прошу прощения за запах, джентльмены, — громко объявил староста, когда мальчики начали раздеваться, — но один из вас прибыл из дома, где нет ванны.
Кое-кто из мальчиков хихикнул, надеясь угодить Фишеру. Гарри пропустил их смешки мимо ушей.
— И кстати, не только ванны — у этого беспризорника даже отца нет.
— Мой отец был хорошим человеком, он сражался за свою страну на войне, — с гордостью возразил Гарри.
— А с чего это ты решил, что я о тебе говорю, Клифтон? — поинтересовался Фишер. — Разве что ты и есть тот самый тип, у которого мамаша работает… — Он выразительно помолчал. — Официантшей в отеле.
— Официанткой, — поправил его Гарри.
Фишер взялся за тапок.
— Не хами, Клифтон! — гневно потребовал он. — Нагнись и упрись руками в кровать.
Мальчик повиновался, и Фишер шесть раз ударил его подошвой с такой свирепостью, что Джайлз был вынужден отвернуться. Гарри забрался в постель, изо всех сил сдерживая слезы.
— С нетерпением жду нашей следующей встречи завтра вечером, — добавил Фишер перед тем, как выключить свет, — когда я продолжу повесть о Клифтонах со Стилл-Хауслейн. Вам еще предстоит услышать о дяде Стэне.
Назавтра Гарри впервые узнал о том, что его дядя провел восемнадцать месяцев в тюрьме за кражу со взломом. Это открытие задело его сильнее, чем трепка накануне. Он улегся в постель, гадая, не может ли оказаться так, что его отец все еще жив, но сидит в тюрьме, и именно поэтому никто в доме никогда о нем не говорит.
Мальчик почти не смыкал глаз третью ночь подряд, и никакие успехи в классе или в капелле не могли его отвлечь от постоянных мыслей о следующем неизбежном столкновении с Фишером. Малейший повод — капля воды, брызнувшая на пол умывальной, криво положенная подушка, сползший на щиколотку носок — гарантировал, что его ждут шесть горячих от дежурного старосты, причем наказание осуществлялось на глазах всех, но не раньше чем Фишер перескажет очередной эпизод из «Хроник Клифтонов». К пятой ночи Гарри был сыт по горло таким обращением, и даже Джайлз с Дикинсом больше не могли его утешить.
В пятницу вечером, в течение всего часа, отведенного на подготовку к урокам, пока остальные ребята листали страницы латинского учебника Кеннеди, он, пренебрегая Цезарем и галлами, обдумывал план, который навсегда избавит его от придирок Фишера. И к тому времени, как он лег в постель — не раньше чем староста обнаружил около его кровати обертку от шоколадки и в очередной раз ему всыпал, — все уже было решено. После отбоя он долго лежал без сна, но даже не шелохнулся, пока не убедился, что все вокруг заснули.
Гарри понятия не имел, в котором часу он выскользнул из постели. Он бесшумно оделся, прокрался между кроватями к дальней стене и распахнул окно. Оттуда повеяло холодом, и спавший поблизости заворочался. Гарри выбрался на пожарную лестницу и осторожно прикрыл окно, прежде чем слезть на землю. Затем он по краю обогнул газон, по возможности укрываясь в тени от полной луны, высвечивавшей его, словно прожектор.
С ужасом мальчик обнаружил, что школьные ворота заперты. Он двинулся вдоль стены, выискивая малейшую трещинку или выбоинку, с помощью которой смог бы преодолеть эту преграду и вырваться на свободу. Наконец он заметил выпавший кирпич и сумел подтянуться и усесться на стену верхом. Гарри сполз по другую сторону, повиснув на кончиках пальцев, мысленно помолился и прыгнул. Приземлился он не слишком удачно, но вроде бы ничего не сломал.
Едва опомнившись, он побежал по дороге, поначалу медленно, но затем все быстрее и быстрее и не останавливался, пока не добрался до порта. Ночная смена как раз возвращалась с работы, и Гарри с облегчением обнаружил, что его дяди не видно.
Когда последний портовый рабочий скрылся из виду, мальчик медленно пошел вдоль пристаней, мимо ряда пришвартованных кораблей, тянувшегося вдаль, сколько хватал глаз. Он заметил гордую букву «Б», украшавшую одну из труб, и вспомнил о друге, который сейчас, должно быть, крепко спит. Будет ли он… Но его размышления прервались, когда он остановился перед железнодорожным вагоном Смоленого.
Гарри задумался было, не спит ли, случаем, и Смоленый, но тут же получил ответ на свой вопрос.
— Нечего там торчать, Гарри, — послышался голос, — заходи внутрь, пока не закоченел до смерти.
Мальчик открыл дверь вагона. Смоленый Джек уже чиркал спичкой, пытаясь зажечь свечу. Гарри плюхнулся на сиденье напротив.
— Ты сбежал? — спросил его Смоленый.
Этот прямой вопрос настолько застал Гарри врасплох, что он замешкался.
— Да, — наконец выпалил Гарри.
— И поэтому пришел рассказать мне, по какой причине принял столь важное решение.
— Я ничего не решал, — возразил Гарри. — Все решили за меня.
— И кто же?
— Его зовут Фишер.
— Учитель или ученик?
— Староста нашей спальни, — поморщился Гарри.
Затем он рассказал Смоленому обо всем, что произошло за его первую неделю в школе Святого Беды.
И снова старик застал его врасплох.
— Это моя вина, — заключил он, когда рассказ подошел к концу.
— Почему? — удивился Гарри. — Вы не могли сделать для меня больше, чем уже сделали.
— Нет, мог, — возразил Смоленый. — Мне следовало подготовить тебя к такому виду поведения в обществе, которым не может похвастаться ни один другой народ на земле. Мне стоило подробнее остановиться на важности галстука старой школы [17], а не на географии и истории. Я отчасти надеялся на перемены после войны, которая должна положить конец всем войнам [18], но в школе Святого Беды все, очевидно, осталось по-старому. — Задумчиво помолчав, он наконец спросил: — И что же ты собираешься делать дальше, мальчик мой?
— Убегу в море. Я завербуюсь на любой корабль, который меня возьмет, — заявил Гарри, пытаясь придать своему голосу бодрость.
— Прекрасная мысль, — одобрил Смоленый. — Почему бы и не сыграть на руку этому Фишеру?
— Что вы имеете в виду?
— Ну как же, ничто так не порадует Фишера, как возможность рассказать дружкам, что у уличного попрошайки оказалась кишка тонка — с другой стороны, а чего вы ждали от сына портового рабочего и официантки?
— Но Фишер прав. Я ему неровня.
— Нет, Гарри, твоя беда в том, что Фишер сам понимает: это он тебе неровня и никогда ею не станет.
— Вы хотите сказать, что мне следует вернуться в это ужасное место?
— Нет, Гарри, твоя беда в том, что Фишер сам понимает: это он тебе неровня и никогда ею не станет.
— Вы хотите сказать, что мне следует вернуться в это ужасное место?
— В конечном счете это решение никто не может принять за тебя, — заметил Смоленый. — Но если ты будешь убегать при всякой встрече с фишерами этого мира, то закончишь, как я, оставшись просто в числе участников жизненного забега, как выразился твой директор.
— Но вы замечательный человек, — возразил Гарри.
— Я мог бы им стать, — поправил Смоленый, — если бы не сбежал, когда встретился со своим Фишером. Но я предпочел легкий выход и думал при этом только о себе.
— А о ком еще нужно думать?
— Для начала о твоей матери, — сказал Смоленый. — Вспомни о жертвах, на которые она пошла, чтобы дать тебе возможность достичь в жизни чего-то большего. Потом, есть еще мистер Холкомб — если он узнает, что ты удрал, то, вероятно, сочтет это своей виной. И не забудь о мисс Манди, которая просила об одолжениях, выкручивала руки и потратила бессчетные часы, убеждаясь, что ты достаточно хорош, чтобы заслужить эту стипендию хориста. И, раз уж речь зашла о всех за и против, я предложил бы тебе, Гарри, поместить Фишера на одну чашу весов, а Баррингтона и Дикинса на другую. И я подозреваю, что первый вскоре поблекнет до полного ничтожества, в то время как последние останутся твоими близкими друзьями до конца дней. А если ты смоешься, им придется постоянно выслушивать напоминания Фишера о том, что ты оказался вовсе не тем человеком, за которого они тебя принимали.
Некоторое время Гарри молчал. Затем медленно поднялся на ноги.
— Спасибо, сэр, — произнес он и, не добавив больше ни слова, открыл дверь и вышел наружу.
Мальчик медленно прошел вдоль причалов, снова разглядывая огромные торговые суда, которые вскоре все отправятся в далекие порты. Он не ускорял шага, пока не добрался до ворот верфи, а там перешел на бег и устремился обратно в город. К тому времени, как он оказался у школьных ворот, те уже были открыты, а часы в большом зале готовились пробить восемь раз.
Несмотря на телефонный звонок, мистеру Фробишеру все равно пришлось бы зайти к директору и доложить об отсутствии одного из своих подопечных. Но, выглянув из окна кабинета, он заметил мелькавшего среди деревьев Гарри, украдкой пробиравшегося к зданию. С последним боем часов мальчик осторожно открыл входную дверь и оказался лицом к лицу со своим классным наставником.
— Вам стоит поторопиться, Клифтон, — посоветовал мистер Фробишер, — или вы пропустите завтрак.
— Да, сэр, — выпалил Гарри и бегом припустил по коридору.
Он едва успел к столовой до того, как закрылись двери, и проскользнул на привычное место между Баррингтоном и Дикинсом.
— А я уж подумал, что сегодня утром один буду вылизывать тарелку, — заметил Джайлз.
Гарри расхохотался.
В тот день он ни разу не столкнулся с Фишером и с удивлением обнаружил, что на вечернем дежурстве по спальне того сменил другой староста. В первый раз за всю эту неделю мальчик выспался.
6
«Роллс-ройс» въехал в ворота особняка и преодолел длинную подъездную дорожку, по сторонам от которой, словно часовые, выстроились высокие дубы. Гарри насчитал шесть садовников еще до того, как разглядел сам дом.
За время их учебы в школе Святого Беды Гарри составил некоторое представление о том, как живет Джайлз, но к такому зрелищу оказался не подготовлен. Когда он впервые увидел особняк, его рот как открылся, так и остался разинутым.
— Начало восемнадцатого века, я бы предположил, — заметил Дикинс.
— Неплохо, — одобрил Джайлз. — Тысяча семьсот двадцать второй, архитектор Ванбру. Но, бьюсь об заклад, вы не угадаете, кто проектировал сад. Дам вам подсказку: он был разбит позже, чем построили дом.
— Я слышал лишь об одном ландшафтном архитекторе, — сообщил Гарри, по-прежнему глазея на особняк. — Умелом Брауне [19].
— Именно потому мы его и выбрали, — кивнул Джайлз, — просто ради того, чтобы мои друзья через двести лет знали имя этого человека.
Гарри и Дикинс рассмеялись, и тут машина остановилась перед трехэтажным зданием, построенным из золотистого котсуолдского камня [20]. Джайлз выскочил наружу прежде, чем шофер успел открыть перед ним дверцу. Он взбежал по лестнице, а двое его друзей куда менее уверенно последовали за ним.
Входная дверь открылась задолго до того, как Джайлз добрался до верхней ступеньки, и высокий человек в длинном черном пиджаке, брюках в тонкую полоску и черном галстуке чуть поклонился, когда молодой господин промчался мимо него.
— С днем рождения, мастер Джайлз! — поздравил он.
— Спасибо, Дженкинс. Идемте, парни! — воскликнул Джайлз, скрываясь в доме.
Дворецкий придержал дверь открытой, пропуская в дом Гарри и Дикинса.
Когда Гарри вошел в вестибюль, его заворожил портрет пожилого мужчины, который, казалось, смотрел прямо на не го. Джайлз унаследовал у изображенного на портрете клювообразный нос, яркие синие глаза и квадратную челюсть. Гарри огляделся, рассматривая прочие картины, украшавшие стены. Раньше ему попадались только репродукции в книгах: «Мона Лиза», «Смеющийся кавалер» и «Ночной дозор». Он добрался до пейзажа кисти художника по имени Констебль, когда в зал вошла женщина, наряд которой Гарри мог бы описать только как бальное платье.
— С днем рождения, милый, — произнесла она.
— Спасибо, матушка, — отозвался Джайлз, когда она склонилась к нему, чтобы поцеловать; Гарри впервые в жизни увидел друга смущенным. — Это двое моих друзей, Гарри и Дикинс.
Гарри пожал руку даме, ненамного превосходившей его ростом, и та отблагодарила его такой сердечной улыбкой, что скованность мигом прошла.
— Почему бы нам всем не перейти в гостиную, — предложила она, — и не выпить чаю?
Она проводила мальчиков из вестибюля в просторную комнату, окна которой выходили на лужайку.
Когда Гарри вошел, ему не захотелось садиться — он предпочел бы разглядывать картины, висевшие на всех стенах. Но миссис Баррингтон уже подвела его к дивану. Он утонул в плюшевых подушках и невольно уставился в эркерное окно на аккуратно подстриженную лужайку, вполне подходящую для крикета. Дальше виднелось озеро, в котором плавали довольные дикие утки, явно не озабоченные прокормом. Дикинс устроился на диване рядышком с Гарри.
Никто не произнес ни слова, когда еще один мужчина, на этот раз в коротком черном пиджаке, вошел в комнату, а за ним проследовала девушка в опрятном синем форменном платье, похожем на то, что мама Гарри носила в отеле. Горничная внесла большой серебряный поднос и поставила его на овальный столик перед миссис Баррингтон.
— Индийский или китайский? — спросила та, глядя на Гарри.
Мальчик не понял, о чем шла речь.
— Спасибо, матушка, мы все будем индийский, — вмешался Джайлз.
Гарри казалось, Джайлз научил его всему, что нужно знать об этикете, соблюдаемом в приличном обществе, но миссис Баррингтон внезапно повысила планку.
Лакей разлил чай по чашкам, и горничная поставила их перед мальчиками вместе с десертными тарелками. Гарри уставился на гору бутербродов, не решаясь к ним притронуться. Джайлз взял один и переложил к себе на тарелочку. Его мать нахмурилась.
— Сколько раз тебе повторять, Джайлз: прежде чем заниматься собой, дождись, когда твои гости первыми решат, чего им хочется.
Гарри хотелось объяснить миссис Баррингтон, что Джайлз всегда подает пример, чтобы он знал, как надо делать и, главное, как не надо. Дикинс выбрал бутерброд и положил себе на тарелочку. Гарри тоже. Джайлз терпеливо дождался, пока Дикинс не возьмет свой бутерброд и от него не откусит.
— Надеюсь, вам нравится копченый лосось, — заметила миссис Баррингтон.
— Отменно, — вмешался Джайлз прежде, чем его друзья успели признаться, что они никогда не пробовали копченого лосося. — В школе нам дают только бутерброды с рыбным паштетом, — добавил он.
— Расскажите-ка мне, как у вас дела в школе, — предложила миссис Баррингтон.
— Есть куда совершенствоваться — так, по-моему, Фроб отзывается о моих успехах, — откликнулся Джайлз и взял еще один бутерброд. — А вот Дикинс первый по всем предметам.
— Кроме английского, — уточнил тот, впервые вступив в беседу, — там меня на пару процентов превзошел Гарри.
— А ты сам в чем-нибудь превзошел кого-нибудь, Джайлз? — спросила его мать.
— Он второй по математике, миссис Баррингтон, — вступился за друга Гарри — У него врожденный талант к счету.
— Совсем как у его дедушки, — заметила миссис Баррингтон.
— Ваш портрет, что над камином, вышел очень удачно, миссис Баррингтон, — сменил тему Дикинс.
— Это не я, Дикинс, а моя дражайшая матушка, — с улыбкой поправила она, но, увидев, как понурился мальчик, поспешно добавила: — Но какой очаровательный комплимент. В свое время она слыла красавицей.