Сергей и Эльза успевают отпрыгнуть. Медведь проносится мимо них и устремляется вслед за Казбеком. Боец оглядывается, видит, что зверь его догоняет, орет от страха и на бегу сдергивает с плеча ружье. Грохает выстрел. Мимо. Казбек вопит, поскальзывается и валится в снег. Пытается переломить стволы, чтобы перезарядить ружье, но тут на него налетает медведь. Раздается громогласный рев, хищник хватает Казбека за ногу и, подняв его, начинает мотать из стороны в сторону как тряпку. Боец надрывается от крика и пытается вырваться, но медведь швыряет его в снег и рвет его когтями.
Нечеловеческий визг. Снег окрашивается кровью. Медведь ревет и погружает морду в развороченный живот Казбека. Тот внезапно замолкает, точно захлебнувшись.
Медведь поднимает окровавленную морду, с клыков свисают ошметки человеческой плоти.
Сухов, не в силах оторвать взгляда от страшного зрелища, давит подкатывающий к горлу тошнотворный ком и слышит голос Эльзы:
– Серый! Чего застыл?! Сдохнуть хочешь? Бегом давай за винтовкой! И ружье мое хватай, я ногу подвернула!
Пацан, словно очнувшись от сна, вскакивает и бежит к Монголу. Подбирает винтовку, ружье. Несется обратно и, не сводя взгляда с медведя, отдает «вертикалку» Эльзе.
В мозгу пацана точно вспыхивает лампа стробоскопа. Пальцы дрожат. Мысли рвут мозг на части: «Надо успеть! Надо!».
Сергей поднимает «мосинку», отводит рукоятку затвора. Бросает взгляд в патронник. Щелкает затвором. Пытается вспомнить все, чему научился за последний месяц. Внутри него словно вопят два человека. Один – трус, который подбивает его бросить все и, воспользовавшись моментом, дать деру. И второй, который отдает команды:
«Это тебе не псов, как в тире, из-за укрытия стрелять! Соберись! Возьми себя в руки! На кону твоя жизнь! Успокойся и стреляй!»
Сергей, опустившись на одно колено, приникает к прицелу. Сердце гулко стучит в груди. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Это немного успокаивает пацана. От медведя, с упоением поедающего Казбека, пацана отделяет расстояние не более чем в сорок метров.
В сгущающейся темени хищник расплывается в серое пятно. Не надеясь попасть в голову медведя, Сухов «включает» свое ночное зрение. Голова тут же буквально взрывается от боли. В глазах мутнеет, словно мальчишке дали обухом по голове, но через доли секунды картинка в прицеле проясняется, точно кто-то подкрутил резкость. Сжав зубы и не давая себе времени на размышления, Сухов нажимает спуск.
От выстрела закладывает уши. Приклад с силой толкает в плечо мальчишки. Медведь ревет и мгновенно разворачивается. Сергей щелкает затвором. В снег падает дымящаяся гильза. Пацан опять прицеливается. Сильный ветер треплет ОЗК.
Медведь принюхивается и рычит. Грохает второй выстрел. От волнения Сергей промахивается, а шатун, хромая, быстро сокращает расстояние.
– Черт! – ругается пацан, дрожащими пальцами перезаряжая винтовку.
В этот момент Эльза поднимает ружье и говорит:
– Или мы, или он. Стреляем по моей команде. Целься в голову. Вспомни, чему я тебя учила.
Медведь, пригнув башку, приближается огромным серым локомотивом. Маленькие слезящиеся глаза с ненавистью смотрят на людей.
«Пятнадцать метров… – помимо воли отсчитывает Сергей. – Десять!»
Внутренний голос буквально вопит от страха, но мозг, точно подчиняясь командам второго человека, чеканит: «Жди! Жди приказа!»
«Семь метров!» – снова орет первый голос.
Сергей хорошо видит глаза зверя. Ужас волной накатывает на пацана. Ноги наливаются свинцом. Винтовка пляшет в руках. В этот момент раздается крик Эльзы:
– Огонь!
От неожиданности пацан, почти не целясь, дергает спусковой крючок. Звук выстрела из «мосинки» сливается со звуком выстрела из ружья. Медведь ревет от боли, спотыкается и падает, но, поднявшись, медленно хромает к людям. Время для Сергея останавливается. Сквозь дым от пороховых газов он видит раззявленную окровавленную пасть хищника. Рядом, переломив стволы и перезаряжая ружье, что-то кричит Эльза, но пацан ее не слышит. Медведь уже рядом. Лапа бьет по ноге Сухова, пацан падает, когти хищника скользят по ботинкам.
Сергей, отталкиваясь ногами от снежного наста, отползает назад. Сердце готово выскочить из груди, мозг отказывается работать, накатывает панический, парализующий страх, однако руки работают сами собой. Перезарядка. Шатун ревет, вытянув морду, и тогда мальчишка садится, перекатывается на колени, всовывает дуло «мосинки» в медвежью пасть и нажимает спуск. Выстрел! От отдачи Сергей валится на спину и уже в падении видит, что у медведя подламываются лапы, и людоед утыкается мордой в снег.
Звенящая тишина. Пацан с шумом выдыхает. Его начинает «колбасить». Из-за сильного озноба Сергей не может вымолвить ни слова. Он поворачивает голову и смотрит на Эльзу. Даже сквозь линзы противогаза он видит ее расширенные от ужаса глаза.
– Ты… его сделал… – шепчет женщина. Со стороны видно, что ее тоже бьет частая дрожь.
Сергей хочет что-то ответить, но язык словно прирастает к нёбу.
– Идем, боец, – Эльза протягивает руку и помогает пацану встать, – покажешь, где твое Убежище.
Сухов на негнущихся ногах, опираясь на плечо женщины, делает несколько шагов и останавливается возле Марата.
– Он мертв?
– Сейчас проверю.
Эльза склоняется над Монголом. Ощупывает его сквозь ОЗК.
– Рука сломана, нога тоже… Может, ребра еще. Без сознания, но вроде дышит.
– Тогда забираем его с собой, – решительно заявляет Сергей. – Как потащим?
– Руками, – Эльза ухмыляется. – Я сейчас скрутку сделаю, зафиксирую, и потащим.
– Хорошо, – кивает пацан, собирая оружие. – Помочь чем?
– Нет, – качает головой Эльза. – Ты уже сделал свое дело, лучше силы копи, чтобы дотащить его.
Сергей молча наблюдает, как ловко женщина управляется с раненым.
– Двинули, – командует Эльза пять минут спустя.
Оба впрягаются в повязь, связанную из двух лямок, от автомата и от ружья, и тащат Марата за собой. Они идут вперед, с каждым шагом приближаясь к Убежищу. Вскоре фигурки, медленно бредущие вдоль улицы, исчезают в снежном вихре…
* * *Три дня спустя. Убежище
– Игорь Владимирович! – слышится стук и голос из-за двери отсека.
– Кого там еще принесло? – раздается в ответ.
Дверь чуть приоткрывается. В образовавшуюся щель заглядывает помятое лицо мужика лет сорока.
– Игорь Владимирович! Как вы и приказывали, я Сухова привел.
На мужика смотрят злые, усталые глаза невыспавшегося человека.
– Привел, говоришь, – Батя задумывается. – Тогда заводи!
– Сухов! – слышится за дверью. – Пошел!
Слышится шум, затем шаги, дверь распахивается и на пороге отсека застывает Сергей. Пацан, щурясь заплывшими от кровоподтеков глазами, исподлобья смотрит на Колесникова.
– Чего стоишь? Проходи, давай!
Пацан неуверенно заходит внутрь отсека, растирая рукой распухшее запястье, на котором виднеются следы от наручников.
– Садись, разговаривать будем, – Батя смотрит на Сухова. – И разговаривать серьезно, готов?
Сергей кивает и присаживается на стул возле металлического стола.
Колесников пристально смотрит на мальчишку. Под этим немигающим взглядом Сухову становится неуютно, словно его просвечивают насквозь, выворачивая мозг наизнанку.
– Ну, пацан, я подумал над тем, что ты нам рассказал, – начинает Колесников. – Ребята, конечно, малость перестарались на допросе, – он ухмыляется, глядя на разбитое лицо мальчишки. – Но по-другому было нельзя. Нет времени в прятки играть.
– Вы проверили, что я рассказал? – еле ворочая языком, спрашивает Сергей.
– А ты шаришь, пацан, – мужик облокачивается на стол. – Как думаешь, говорил бы я с тобой сейчас, если бы ты нас обманул, а? Если бы ты соврал, то уже лежал бы на поверхности с простреленной головой! Понимаешь, к чему я веду?
Сергей смотрит Колесникову в глаза.
– Да, – шепотом отвечает он.
Колесников, смерив пацана тяжелым взглядом, продолжает:
– Я послал отряд в ту квартиру, что ты указал. Они нашли «Вепрь», магазины к нему, пистолет, патроны и так, по мелочи, разную ерунду типа еды. И знаешь, – Колесников обхватывает тяжелой рукой гладкий затылок пацана так, что у Сергея хрустят позвонки, – мне кажется, даже если остальные поверили в ту чушь, что ты рассказал, я думаю, ты все же врешь. Там-сям, я еще не разобрался точно, где.
Батя видит, как при этих словах Сергей напрягается.
– Страшно, да? – ухмыляется мужик. – Хочется жить, особенно после того, через что ты прошел?
– Да, – тихо соглашается Сергей.
– Громче! – орет мужик, стискивая пальцы на шее пацана, так что у Сухова темнеет в глазах.
– Да, я хочу жить! – кричит Сергей.
– Хорошо, – Колесников ослабляет хватку. – Тебе опять повезло, сопляк. У меня нет времени сидеть и ломать голову над твоими придумками. Время покажет, что было, а чего не было и как ты смог остаться в живых после того боя, – мужик задумывается и его точно прорывает: – Снайпер сдох – это хорошо. Ты привел эту бабу, немку, как ее там – Эльзу. Она, конечно, какая-то мутная, с головой явно проблемы, но отличный врач. Опять хорошо. Я за последний месяц потерял много бойцов, и вот это плохо. Очень плохо. И знаешь почему? – мужик смотрит пацану в глаза. – Их некем заменить! Виктор, Миха, Борода, остальные… Каждый боец, который сможет отмахать в ОЗК десять километров по поверхности и не побежит при виде медведя, сейчас на вес золота. Знаешь, сколько в Убежище сейчас человек?
– Хорошо, – Колесников ослабляет хватку. – Тебе опять повезло, сопляк. У меня нет времени сидеть и ломать голову над твоими придумками. Время покажет, что было, а чего не было и как ты смог остаться в живых после того боя, – мужик задумывается и его точно прорывает: – Снайпер сдох – это хорошо. Ты привел эту бабу, немку, как ее там – Эльзу. Она, конечно, какая-то мутная, с головой явно проблемы, но отличный врач. Опять хорошо. Я за последний месяц потерял много бойцов, и вот это плохо. Очень плохо. И знаешь почему? – мужик смотрит пацану в глаза. – Их некем заменить! Виктор, Миха, Борода, остальные… Каждый боец, который сможет отмахать в ОЗК десять километров по поверхности и не побежит при виде медведя, сейчас на вес золота. Знаешь, сколько в Убежище сейчас человек?
– Нет, – отвечает Сухов.
– Около двух тысяч человек! – кричит Батя, брызжа слюной. – Большинство – бабы, дети и нытики, которые симулируют расстройство желудка или простуду, чтобы получить пайку побольше. Стадо баранов, которые визжат каждый день, как им хреново здесь живется! Знаешь, что я сделал? Когда ты возвращался и шел по территории больницы, ты ничего необычного не заметил?
– Заметил, – кивает Сухов. – В корпусах окна заколочены, люди чего-то суетятся.
– И правильно суетятся – им там жить, – Колесников ухмыляется, видя удивленное лицо Сергея. – Фон понизился. В Убежище нет места для всех. Теперь все убогие, старики и безнадежные больные переселяются туда. А кто возникать будет или отлынивать от работы, тоже переселится в этот лепрозорий.
Мужик замолкает, грохает кулаком по столу так, что Сергей вздрагивает.
– Я решил, что здесь, в Убежище, останутся только нужные, сильные и относительно здоровые. Если раньше считалось, что рай в небесах, то теперь все наоборот! Царство небесное под землей! Кто наберет большую дозу, отправляется наверх. Отказался разгребать дерьмо, качать воду, чистить снег? Наверх! Кто-то приблудился к нам, но ни хрена не умеет делать кроме как языком чесать – отправим наверх. Если у бабы родится неполноценный урод – тоже наверх. Лишние рты, обуза нам не нужна. Кто будет возникать – самолично расстреляю. Только так мы выживем, ты понял, пацан?!
Сухов чувствует, что Колесникову надо выговориться. Пытаясь понять, к чему он клонит, Сергей молчит.
– Небось, хочешь узнать, почему я все это тебе рассказываю, так? – спрашивает Батя.
Сергей кивает.
– Я собираю новый отряд. Особую группу чистильщиков, – чуть успокоившись, говорит Колесников. – Мне нужны бойцы, хорошие бойцы. Все те, кто может стрелять и не бросит напарника в беде. Ты грохнул медведя, хотя думаю, чуть не намочил штаны от страха. С другой стороны, бояться и уметь контролировать свой страх – это не одно и то же. Ты не сбежал, спас себя, Эльзу, Монгола, а значит – доказал, что чему-то научился за это время. Ты уже не тот сопляк, который каждый день получал по морде за свой длинный язык. Ты изменился, выжил после лучевухи, стал молчуном, значит, повзрослел. На войне, свидевшись со смертью, быстро взрослеют, уж поверь мне, я это знаю не понаслышке.
Видя, что Сергей внимательно его слушает, Колесников замолкает, тянет руку к бутылке, наливает прозрачную жидкость в стакан. Взбалтывает и разом опрокидывает в рот. Хмыкнув, он стучит стаканом по столу и глядит на мальчишку:
– Я знаю, что ты думаешь обо мне. Можешь меня ненавидеть за ту подставу со снайпером. Но когда ты вырастешь, поймешь, что по-другому было нельзя. Мне с этим жить, а не тебе. Это – в прошлом, усек? Поэтому… предлагаю только один раз, – при этих словах у Сергея душа уходит в пятки. – Пойдешь в новый отряд? Сразу предупреждаю: выживет там не каждый, отсидеться не получится. Будете ходить на самые опасные задания, но и пайка там хорошая, и оружие, и плюсы, «ништяки» еще разные будут… Если нет, то пошел вон из отсека, дерьмо, как остальные, грести!
Сухов делает вид, будто задумывается, хотя на самом деле понимает, что решение уже принято за него, а главное – от ответа зависит его жизнь.
– Пойду, – громко заявляет он.
– Правильное решение! – Батя хлопает пацана по плечу. – Я знал, что ты согласишься. Выхода у тебя другого нет. Поэтому уже отдал распоряжение. Иди к Палычу, он выдаст тебе одежду, оружие и…
– Мою винтовку? – перебивает Батю Сергей.
Колесников буравит пацана взглядом. Отвешивает ему такую оплеуху, что пацан слетает со стула.
– Чтобы в последний раз ты посмел перебить меня, понял?! Башку откручу!
– Я понял, – отвечает Сергей, с трудом поднимаясь и снова садясь на стул.
– Ты это про «мосинку»? Ее себе Шест уже присмотрел.
Колесников замечает, как у Сергея сжимаются кулаки и приливает к лицу кровь.
– Это моя винтовка! – рычит пацан. – Мой трофей!
Батя задумывается, ходит из стороны в сторону по помещению.
– В снайперы решил податься? А сможешь? Я думаю, не по тебе такой винтарь.
Сухов смотрит в глаза Колесникова. По впавшим скулам ходят желваки. Пацан встает и, не отводя взгляда, говорит:
– Я теперь умею стрелять. Эльза докажет. И научусь, еще лучше научусь, только дайте мне шанс. Игорь Владимирович, – четко выговаривая слова, продолжает Сергей, – вы не пожалеете. И я пойду в отряд только с этой винтовкой или никак.
– Щенок! – взрывается Колесников. – Не тебе это решать!
– Я докажу, – упорствует пацан. Батя хмурится, размышляет.
– Хорошо. Посмотрим. Скажешь Палычу, что я распорядился тебе «мосинку» отдать. Как получишь амуницию, поступаешь в распоряжение Игоря Бурова, ты его знаешь. Он скажет, чего дальше делать. Все, теперь иди.
Сергей кивает и направляется к двери.
– Эй, Сухов! – окликает его Колесников, едва пацан берется за ручку двери.
Сергей поворачивает голову.
– Надо тебе погоняло придумать. А то Серый или по фамилии уже всех достало.
– Игорь Владимирович, – улыбается Сухов. – Я уже придумал.
– И какое? – спрашивает мужик.
– Тень, – отвечает мальчишка. – Хочу, чтобы меня звали Тень.
– Хорошо, – пожимает плечами Колесников. – Тень так Тень.
Сергей закрывает за собой дверь, идет по коридору. Сердце глухо стучит в его груди. Впервые за столько дней на его губах улыбка. Сухов заворачивает за поворот, проходит дальше по коридору и, не обращая внимания на оклики мальчишек из своего блока, подходит к складу.
– Палыч! – зовет пацан. – Это я – Сухов Сергей, пришел по поручению Игоря Владимировича!
В глубине склада слышится чертыханье. Мальчишка видит, как из-за стеллажей, уставленных консервами, макаронами, свертками с одеждой и бог знает чем еще, шаркая по полу культями ног, замотанных в целлофановые пакеты, появляется мужчина лет пятидесяти. Это Палыч, а за глаза Гном, как все зовут в Убежище безногого мужика, которому отрезали ступни после обморожения.
Все знают, что благодаря своей феноменальной памяти, а больше из-за собачьей преданности Колесникову, он получил место завсклада и начвора.
– А, пришел-таки, блудный сын и убийца медведей! Значит, согласился? – лыбится Палыч, разглядывая заплывшее лицо пацана.
– Игорь Владимирович сказал, чтобы я у вас амуницию получил и снайперку мою.
– За амуницию слышал, а про винтовку первый раз! Врешь поди! – мужик недобро смотрит на пацана.
– Нет, – мотает головой мальчишка. – Он сказал передать вам, чтобы вы мою винтовку отдали.
– Чем докажешь? – не сдается Гном.
– А ничем, – хмыкает Сухов. – Мое слово и разукрашенная морда, как говорится, вот и все мои доказательства. Но можете сходить и сами спросить у Игоря Владимировича.
– Так я тебе, больной человек, и покандыбался к нему! – Палыч смеется. – Если соврал, тебе же хуже! Мишка, бросай пересчет и давай сюда греби! – кричит он, повернув голову.
Из-за бокового стеллажа выходит парень лет восемнадцати.
– Чего надо?
– Бродягу этого видишь? – Палыч указывает на Сухова.
– Угу. Наслышан, – Мишка с любопытством оглядывает пацана.
– А раз видишь, чего стоишь? Дуй в нашу каптерку, для него там сверток приготовлен с одеждой и ботинками, быстро! Одна нога здесь, другая там, живо!
Парень кивает и уходит. Вскоре он возвращается и кладет на стойку изрядно потрепанную сумку, перетянутую ремнем.
– Вот.
– Свободен, – говорит ему Палыч и пододвигает сверток Сухову. – Держи, там все твоего размера, все новое, все подобрано.
– А винтовка? – спрашивает Сергей.
– Оружие потом! – отрезает мужик. – Тоже мне, вояка без году неделя. Сначала до Бурова сходи, перетри, что да как. А я пока все приготовлю. Иди, блок номер пять. И не дрейфь там, если наезжать будут. На вот, думаю, пригодится, – Палыч протягивает Сухову металлический баллончик от сифона.
– Это еще зачем? – удивляется Сергей.
– Бери! – Палыч насильно сует в руку пацана увесистую железяку. – Чувствуешь, как в ладонь хорошо ложится? Сожми кулак. Тяжесть есть? Понял теперь, для чего он?