Едва людоед оказывается среди стеблей, они быстро опутывают его, сжимаясь вокруг тела подобно взбугрившимся мышцам. Рты раскрываются, впиваются в плоть. Слышится размеренное чавканье и визг. Я вижу безумные глаза каннибала. Потрошитель дергается, пытается вырваться, но вскоре затихает.
– Идем! – бросает мне Шрам.
Карлик дергает веревку, и наша группа скрывается за поворотом…
* * *Туннель кажется бесконечным. Факелов заметно прибавилось. По стенам пещеры крадутся призрачные тени, так похожие на грешные души, обреченные на вечные скитания в подземье. Представляю, как они встречают меня, миновавшего невидимую черту меж двух миров – мертвых и живых.
Вскоре мы подходим к деревянной двери, вделанной в проход. Грубо сколоченное полотно оббито железными полосами.
Каннибалы останавливаются. Шрам подходит к двери и несколько раз ударяет обухом тесака по металлу. С той стороны слышатся голоса, лязгает задвижка, и я вижу, как в открывшееся оконце выглядывает людоед.
«Это у них типа гермодвери, – догадываюсь я. – Но зачем? Неужели здесь, в глубине, даже потрошителям есть, кого бояться?»
Мои мысли прерывает возглас каннибала, открывшего задвижку:
– Привели его?
– Да, – отвечает Шрам, – как и приказывали.
– Хорошо, – стражник окидывает нас долгим взглядом. – Заходите.
Окошко закрывается. Раздается скрежет, и дверь, скрипя давно не смазанными петлями, открывается. К запаху подземья примешивается новый – резкий, зловещий. Этот запах ни с чем не перепутать. Пахнет смертью и кровью. Причем свежей. Меня передергивает.
«Меня что, привели на бойню?!» Я тут же жалею, что не подох раньше. Думаю разбежаться и разбить голову об стену. Чувствую, что карлик, видимо, поняв мое намерение, резко натягивает веревку.
Разум заполняется странным шепотом: «Твой конец близок, я жду тебя…»
Каннибалы стоят молча. Явно чего-то ждут. Я кручу головой, стараясь понять, откуда идет звук. Краем глаза замечаю какое-то движение впереди. Свет, отбрасываемый факелами, бьет в глаза. Не могу точно разобрать, кто там стоит впереди. Неуловимо знакомый образ – низкий, чуть сгорбленный силуэт и огромная тень, напоминающая собачью.
«Старуха и волкособ! – осеняет меня. – Здесь?»
Не знаю, что на меня находит. Наверное, от отчаяния я выкрикиваю:
– Эй, ведьма! Кто ты?
Мои слова эхом разносятся по туннелю.
В следующую секунду я получаю страшный удар в челюсть от Шрама. Моя голова дергается в сторону. Я не рухнул на землю только потому, что карлик тянет на себя веревку. Перед глазами все идет кругом. Кровь тонкой струйкой бежит из угла рта. Падаю на колени. Замечаю движение и поднимаю голову. Размытый образ старухи сменяется коренастой фигурой. Ко мне подходит каннибал, одетый в замызганный строительный комбинезон. В руках у него копье.
Он наклоняется, смотрит мне в глаза и, прежде чем я теряю сознание, произносит:
– Добро пожаловать в наш мир, тварь!
Глава 6 Команда мясников
Время отматывается назад. Я словно попал в гигантский водоворот, который затягивает меня в прошлое. Перед глазами мелькают образы, воспоминания, лица. Неясные поначалу, они постепенно обретают знакомые черты, словно кто-то настраивает резкость.
Я вижу их – людей Убежища. Худые, изможденные, больные – живые мертвецы, чья агония длится уже столько лет. Они стоят в ряд, смотрят, показывают на меня пальцами, что-то шепчут. Мне кажется, они в чем-то обвиняют меня. За ними виднеются люди с оружием. Их лиц не разобрать – скрыты за масками противогазов. Кажется, что на меня уставились черепа с глазницами, наполненными лютой злобой. Пытаюсь найти хоть кого-то, кому я еще дорог. Есть здесь такие? Ответа нет. Я иду сквозь этот ряд. Впереди темнота. Может быть, я уже умер? Но где тогда светящийся коридор, о котором так любят говорить все те, кто хоть раз переступал незримую черту, отделяющую мертвых от живых? Враки все это. Нет ни ада, ни рая. Мы все обречены на мучения, что в этой жизни, что в посмертии. Там нас ждет такая же борьба, боль, страдания. Никто не стоит у врат и не взвешивает на чаше Судьбы твои грехи. Праведники и грешники, убийцы и их жертвы – они остаются теми, кем были при жизни. Может, это и есть наказание – каждый день делать то, за что ты себя ненавидел, а? Кто знает ответ? Бог? Слышит ли он меня? А может, в этом и заключается правда жизни – все мы равны, там, по ту сторону, и он тогда зло подшутил над нами, дав ложную надежду на справедливость и отмщение? Или мы сами в ответе за себя? От нас зависит, кем ты окажешься здесь, по ту сторону врат? Аз есмь! Только теперь я понимаю настоящее значение этого выражения.
Я проваливаюсь все глубже, растворяясь в прошлом. Стараюсь вызвать в памяти только одно, – то хорошее, что случилось со мной за все эти годы – ее лицо, ее руки, ее губы. Машулька. Единственный человек, которому я нужен такой, какой я есть. Без таланта выживать, убивать, ненавидеть. Ей нужен я настоящий – способный любить.
И едва я подумал о Маше, замечаю, как тьма вокруг меня сереет, исчезает. В отдалении возникает смутный образ. Он движется мне навстречу. Легкие развевающиеся одежды едва скрывают худенькое тело. Обритая там, в Убежище, голова здесь покрыта густыми шелковистыми волосами. Машулька. Она идет, положив руку на округлый живот, глядя на меня глазами, наполненными светом. Мне хорошо здесь. Боль, страх, волнение – все осталось позади. Наверное, так чувствуешь себя, когда возвращаешься домой после долгих лет отсутствия.
Я заключаю ее в объятия. Чувствую ее запах. Она молчит, только прижимается ко мне, тихо плачет. Машенька, Машулька. Сколько же мы пережили с тобой за эти долгие годы? Теперь я знаю, наша встреча была не случайна. Воспоминания обрушиваются как девятый вал. То, что еще недавно было похоронено под спудом обыденности, черных, похожих один на другой дней, сейчас восстает ярким отчетливым образом. Я помню тот день, когда мы, прожив столько лет в нашем тесном мирке – в Убежище, буквально нашли друг друга. Сама судьба свела нас. Это было три года назад. Она на пятнадцать лет младше меня, родилась уже в Убежище, но разницы в возрасте не чувствуется. Жизнь после Удара заставляет быстро взрослеть… Маша что-то шепчет мне на ухо.
Слушайте, как это было…
* * *Три года назад. Ночь. Окраины Подольска
– Крот! А ты уверен, что они придут? – спрашивает бритоголовый парень у своего напарника – тощего сутулого мужика лет сорока, с вытянутым лицом и глазами навыкате. Видя, что Крот не реагирует, парень добавляет:
– А то я заманался уже, сколько ждать-то можно! Ты вчера говорил, что они скоро подвалят, – греясь, он вытягивает руки в сторону едва теплящейся «буржуйки», сделанной из металлической бочки.
Крот стоит возле заколоченного досками окна с «Сайгой» в руках. Он нехотя поворачивает голову. Смотрит на парня и лениво думает, что, судя по интонации, Топор опять начинает терять терпение.
Все в Убежище знают: Топор и в обычных ситуациях особой выдержкой не отличается. И это многодневное безвылазное пребывание на складском комплексе, расположенном недалеко от «Железки», – места, названного так из-за проходящей рядом железной дороги, – уже порядком достало его. Хотя жизнь в бывшей кладовой, помещении пять на шесть метров, теперь переоборудованной под герметизированный и хорошо укрепленный пост, где можно поспать и поесть, нельзя назвать невыносимой. Служба здесь идет вяло, без особых происшествий. Вот только случись чего, на быструю помощь рассчитывать не приходилось. Рация здесь работает через пень-колоду, особенно когда, как сейчас, поднимается снежная буря. Поэтому, пока не придут сменщики, дозорные сами за себя. Одно хорошо – «фишка» эта стоит на пересечении нескольких дорог, поэтому сюда, на второй этаж, частенько заглядывают разведчики и поисковики, возвращающиеся с заданий. А значит, у дозорных есть возможность разжиться «ништяками», выменяв их на лишку боезапаса, перерасход которого всегда можно списать на отстрел выродков – забитых, опустившихся до животного состояния людей, роющихся по свалкам и промышляющих, по слухам, каннибализмом. Особых проблем они обычно не доставляют, разбегаясь при первом приближении вооруженного человека. Да и потрепаться о том, о сем с опытными бойцами, узнать, что и как, там, на «дальняках», дозорным тоже интересно. Топор-то в бродильщики, как он называет поисковиков, особо никогда не рвался, довольствуясь малым и вполне тепленьким местечком.
– А ты, как всегда, когда до дела доходит, на измене сидишь? – ворчит Крот. – Я тебе уже сто раз говорил, да, пойдут. Смотри, как на улице метет! Раз они вчера не пришли, значит, тащат чего-то. Раз с прибытком, значит, к нам заглянут – передохнуть, оправиться. Если ты другую хоженую дорогу знаешь, то давай, просвети меня!
– А инфа точная? – не успокаивается Топор.
– Точнее не бывает! – рявкает Крот. – Сам на днях слышал, как раз перед тем, как мы на дежурство заступили. Батя приказал отряду еще раз дальние склады прошерстить, вдруг что новое найдется. И знаешь, кто в группе еще?
– Кто? – переспрашивает Топор.
– Машка! Ее Хирург в последний момент к группе приставил, чтобы она по медицинской части позырила, вдруг чё есть на «дальняках».
– Опа, фартово! – Топор поднимается со стула и подходит к товарищу. – То-то я смотрю, она за день до того, как мы сюда пришли, пропала. Думал, заболела, уже проведать хотел. Значит, ночью они пошли, тайно, чтобы никто не заметил. А чего ты молчал?
Парень легонько хлопает напарника по плечу.
– А чтобы ты раньше времени слюни не пускал, – смеется Крот. – Я же знаю, как ты на нее смотришь. Ты бы мне уже весь мозг проел, пока мы на «фишке» торчим. Но ты свою варежку раньше времени не развевай, не по тебе бутон. В очередь записывайся, – Крот оттягивает маску респиратора и смачно сплевывает на пол. – Там желающих подкатить знаешь столько?
Топор с ненавистью смотрит на товарища, тяжело дышит и, как бы случайно, поворачивает «обрез» двустволки в сторону Крота.
– Ты полегче там, а то…
– А то что? – поддевает его Крот. – Грохнешь меня? Ты за базаром следи! Мы не в Убежище. Всякое, как ты знаешь, может произойти. Вздумаешь из-за девки быковать, не посмотрю, что ты с Черепом в близких, мозги быстро вправлю, понял? Не хватало еще, чтобы мы из-за этой козы поцапались. Другие дела есть.
Топор сопит, силится что-то ответить, затем говорит:
– Ты только сам на нее не смотри! А то я знаю, как ты на баб пялиться любишь!
– Не боись, зырить не буду, – отмахивается Крот. – Так, парой слов перекинусь, и все. У меня есть с кем развлекаться, и без ломок – буду, не буду, хочу, не хочу. Это ты, придурок, себе сказку выдумал после ранения, что она типа твоей будет. Только сам подумай, если бы она со всеми, кого на ноги поставила после огнестрела или болезни какой, в любовь играла, кем бы она тогда была, а? Тем более, возле нее Тень частенько ошивается, а ему лучше дорогу не переходить.
– Да пошел ты! – обиженно тянет Топор. – И без тебя тошно уже.
– Сам пошел! – рявкает Крот. – Разговорчивым больно стал. Чё, «химза» твоя уже все мозги выела? Чем тебя «марки» не устраивают?
– «Марки» для детей, – морщится Топор. – А я по-взрослому, как старшаки, кольнешься – и прямо чувствуешь, как огонь по жилам бежит, силы столько, что… – Топор замолкает, подбирая слова. – Это тебе не галюники смотреть.
– Ну-ну, – качает головой Крот. – Вам Череп эту дурь сует за «ништяки», а ему Химик подкидывает. Из чего он только фигню эту делает? Не знаешь, случайно? Наверняка, какое-то дерьмо мешает. Они навар потом пополам делят, а вы, придурки, и рады. Сам-то он херней этой не занимается, здоровье бережет. Смотри, Батя узнает, что ты этим на «фишке» заправляешься, пойдешь сортиры драить и трупаки закапывать.
– Не узнает, – Топор смеется. – Ты же не скажешь. А я по-тихому, с оглядкой, руки-ноги не закалываю, через одну иглу пускаю, мне в больничке подогнали.
– Все так говорят, – продолжает Крот, – но сколько веревочке не виться, а все равно сдохнешь.
Явно довольный своей шуткой, боец ржет.
– А может, все-таки попробуешь? – спрашивает Топор, засовывая руку в карман разгрузки. – Мне для друзей ничего не жалко.
– Неа, – мотает головой Крот, – сам хавай эту гадость.
– Ну… как хочешь, – пожимает плечами Топор. – А вот жирануть чего-нибудь не помешало бы.
– Так сделай! И меня не забудь.
– Опять «тошниловку» варить? – спрашивает парень, направляясь к столику с плиткой, сделанной из двух больших консервных банок.
– Ее, родимую, – соглашается Крот. – Хорошо, что мы с тобой пакеты тогда заныкали, все лучше, чем баланду в Убежище жрать.
Топор кивает и принимается кашеварить, заложив на дно каждой конфорки по таблетке сухого горючего и наполнив миски отфильтрованной водой из бутыли, стоящей под столом. Затем разжигает горючее. Проходит минут пять. За окном все так же завывает. Ветер барабанит пудовыми кулаками по рифленым листам кровельного покрытия на крыше. Вскоре по помещению распространяется хорошо знакомый всем запах лапши быстрого приготовления.
– Слышь, – парень, помешивая варево, обращается к Кроту, – а в группе кто еще будет?
– А тебе что за дело? – боец сквозь щели между досок, которыми заколотили окна, всматривается, что происходит снаружи.
– Да так, – тянет Топор, – интересно…
– Кто надо, тот и будет! – отрезает Крот. – Судя по тому, что я услышал, кроме Машки еще три человека будут – Чих-Пых, Ботан и Парамон.
– Хм-м, – задумывается парень, помешивая кипящую воду. – Ничего себе подборка. Чих-Пых и Парамон – это понятно, а чего на «дальняках» Ботан забыл?
– А ты не смотри, что он книжки разные читать любит, – хмыкает Крот. – Мозги у него, в отличие от тебя, варят. Вот поэтому его и взяли. Значит, ищут чего-то там.
Топор снимает миски с горелок и ставит их на стол.
– А чего ищут-то?
– Да черт его знает! – взрывается Крот. – Достал! Готово уже?
– Готово.
– Эх, мяса бы сейчас! – мечтательно вздыхает Крот, садясь за стол. – Хоть с крысиной фермы. Про свининку я вообще молчу, ее только по праздникам дают.
– Да, не помешало бы, – соглашается Топор, с шумом отхлебывая жидкую похлебку из миски.
В этот момент снаружи раздается нарастающий гул, и в стену словно ударяет таран.
– Ого! – Крот поворачивает голову. – Вот это ветрище! Не завидую я тем, кто в такую погоду снаружи шарится.
– Да, холодрыга еще та! – ежится Топор. – Не лето! Так замерзнуть можно и…
– Тихо! – шикает Крот, замирая с ложкой у рта. – Слышишь?
Топор прислушивается и мотает головой.
– Неа. А чего там?
– Вроде как выстрел вдалеке прозвучал… и кричал кто-то.
Крот решительно встает из-за стола. Берет карабин, стоящий у стенки, и, передернув затвор, быстро подходит к окну.
Топор тоже встает, крадучись подходит к напарнику.
– Ну… чего там? – шепотом спрашивает он.
– Тсс… – Крот прикладывает палец к обветренным губам. – Слушай!
С минуту ничего не происходит, и оба бойца уже собираются отходить от окна, как невдалеке раздается частая автоматная стрельба и крики. Бой продолжается минуты три. Затем все затихает.
– Наши или нет? – тревожится Топор.
Крот бросает на парня бешеный взгляд.
– На соседней улице стреляли! Ты здесь, я наружу, к воротам! Дверь паси!
Не дожидаясь ответа, боец бросается к выходу из помещения. Распахивает дверь. Сбегает вниз по металлической лестнице и несется к небольшому помещению, где хранятся ОЗК.
Надев защитный костюм и противогаз, Крот отпирает дверь, ведущую наружу, и, пригнувшись из-за ветра, по колено в снегу направляется к откатным воротам. Встав возле поворотного колеса, к которому прикручен длинный трос, боец берет на изготовку «Сайгу», прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы.
– Черт, что же там происходит…
Ветер, завывая, буквально валит бойца с ног. Внезапно совсем рядом раздаются частые автоматные очереди, слышится отборный мат, перемежающийся криками:
– Отходим!
– Быстрее!
– Вали их!
Крики и звук пальбы все ближе. Мгновение, и кто-то начинает колотить в ворота.
– Эй! Есть кто там?! Открывайте!
– Чих-Пых, это ты? – окликает Крот.
– Да мы это! Твою-то мать! Открывай ворота, иначе нас здесь всех положат!
Раздается автоматная очередь.
Крот, закинув карабин за спину, наваливается на колесо и вращает рукоять. Шестеренки зубчатой передачи входят в зацепление, ворота, дрогнув, нехотя отходят на полметра в сторону и стопорятся. В образовавшуюся щель вваливается фигура в ОЗК, с «АКС-74У» в руках. Крот видит, что у разведчика разбиты линзы противогаза.
– Помоги! Меня Машка притащила. Я ничего не вижу!
Крот хватает человека за плечо, рывком забрасывает на площадку. Смотрит в ворота и видит, что метрах в двадцати на дороге, отстреливаясь от кого-то, еще двое поисковиков тащат третьего. Лучи налобных фонарей мечутся из стороны в сторону. Люди палят короткими очередями, выцеливая кого-то во тьме. Один из бойцов поворачивает голову. Слышится девчачий голос:
– Чего тормозишь? Ботана зацепило! Помоги! Он тяжелый!
Крот, точно очнувшись от сна, выбегает за ворота и, подскочив к поисковикам, хватает Ботана за лямки разгрузки, замечая в правом боку арматурный прут.
– Фигасе! – выпаливает Крот. – Машка, что с вами случилось?!
Девушка отмахивается:
– Я дотащу его. Помоги Парамону, они вот-вот вернутся!
– Кто?! – спрашивает Крот. Его вопрос тонет в грохоте автоматных выстрелов.
– Прикрывай! – кричит первый поисковик. – Они возвращаются! Машка, быстрей Ботана тащи! Справишься?
– Да! – девушка рывками подтаскивает раненого к воротам.
Крот видит, как Парамон палит во тьму. Частые вспышки высвечивают серые тени выродков, которые мечутся по улице. Среди них мелькают странные существа, передвигающиеся на четвереньках. Слышатся вопли и крики. В бойцов летят камни и палки.