— Мы с тобой виделись очень часто, дорогая. Я — твоя невестка.
Хелена судорожно вцепилась в одеяло.
— Ты женат, Фиц? И когда же это произошло?
— Восемь лет назад, — едва слышно пробормотал брат.
— Восемь лет назад? А какой сейчас год?
— Тысяча восемьсот девяносто шестой, — ответила Милли.
Девяносто шестой? Стоит ли удивляться, что Фиц выглядит таким взрослым? Он и есть взрослый. Значит, и самой ей уже далеко за двадцать.
Хелена покачала головой, пытаясь навести в мыслях хотя бы минимальный порядок, однако движение вызвало резкий приступ тошноты. Она сжала зубы и повернулась к сестре.
— Джентльмен рядом тобой — твой муж?
— Да, — спокойно ответила Венеция.
— И вы тоже давно женаты?
— Нет, поженились только в этом сезоне.
Наступило неловкое, тягостное молчание. Все взгляды обратились к человеку по имени Дэвид: он выглядел еще более ошеломленным, чем остальные, — если подобное вообще было возможно.
— А что скажешь о Дэвиде? — Голос Фица прозвучал умоляюще. — Ты наверняка его помнишь, вы же знакомы с детства.
Хелена посмотрела на высокого, прекрасно сложенного джентльмена. Резко очерченный абрис лица, высокий лоб, твердые губы, нос, который можно было бы назвать безупречно прямым, если бы не легкая горбинка. В другом месте встреча наверняка оказалась бы приятной. Но что он делает здесь — этот посторонний человек, явно претендующий на знакомство?
— А какая связь между вами и мной, сэр?
В ожидании ответа желудок снова опасно напомнил о себе.
Незнакомец посмотрел на Фица и, видимо, получив необходимую поддержку, повернулся к Хелене. Глубоко вздохнул и заговорил тем осторожным, опасливым тоном, каким взрослые сообщают ребенку о том, что любимого щенка больше нет на свете.
— В обществе меня знают как вашего мужа.
Ответ оказался именно таким, которого Хелена боялась больше всего. Желудок окончательно взбунтовался. Пытаясь сладить с непослушным организмом, она прикрыла рот рукой, однако тошнота усиливалась с каждым мгновением.
Она откинула одеяло.
— Джентльмены, не могли бы вы выйти? Боюсь, сейчас мне станет плохо.
С помощью сестры, невестки и сиделки Хелена успела добраться до унитаза как раз вовремя.
— Простите, — смущенно пробормотала она, когда наконец снова обрела способность говорить. Так плохо она не чувствовала себя со времени скарлатины, которой переболела в девять лет. А такой несчастной не была…
Она не знала, с чем сравнить нынешнее состояние. Смерть родителей стала тяжким испытанием, но тогда можно было разделить горе с сестрой и братом. А сейчас… она проснулась и поняла, что половина жизни стерлась из памяти. Перед ней стоял муж, которого она совсем не знала и не выбирала. Ощущение катастрофическое.
— Бедняжка. — Милли опустила голубую крышку и дернула шнур слива, в то время как Венеция уже вела сестру к умывальнику.
— Мисс Редмейн предупредила, что возможны тошнота и рвота. В случае сотрясения мозга это обычные явления.
— Мисс Редмейн — наш доктор, — участливо подсказала Милли. — Она уже едет сюда.
Женшина-врач? Хелена, разумеется, это одобряла, хотя и не знала, что такое возможно.
Над умывальником висело большое зеркало. Собственное отражение вызвало отвращение: лицо распухло, посинело и позеленело. И все же Хелена продолжала смотреть: она ни в малейшей степени не ощущала себя ребенком, но до чего же странно — и интересно — увидеть вместо привычного детского облика взрослую женщину.
И вдруг в просвете между бинтами мелькнула лысина. Хелена в ужасе прикрыла рот рукой.
— Что случилось с моими волосами?
— Мисс Редмейн пришлось их сбрить, чтобы зашить рану, — объяснила Милли.
— Все, целиком? — Только не это! Судьба слишком жестока!
— Не переживай, волосы скоро вырастут, — успокоила Венеция. — Как только подумаю, что ты могла погибнуть на месте…
Милли похлопала золовку по руке:
— Не мучь себя напрасными страхами. Разволнуешься снова, а ребенку это вредно.
Ребенку? Хелена резко обернулась и, чтобы не упасть, схватила Милли за плечо.
— Ты в положении?
— Да.
Она критически оглядела сестру.
— Не заметно.
— Впереди еще много месяцев, успею растолстеть. Накануне несчастья мы с Кристианом как раз сообщили радостную новость.
Несчастье.
Внезапно неизвестность обступила ее глухой стеной.
— А другие дети у тебя есть? А у тебя, Милли? Ты ведь разрешишь звать тебя по имени, правда?
Но прежде чем родственницы успели ответить, подступила паническая неуверенность.
— О Господи! А у меня самой дети есть?
— Начало не самое благоприятное, не так ли? — пробормотал Гастингс.
Казалось, память Хелены каким-то удивительным образом сохранила и его образ, и ее к нему отношение.
Они с Фицем стояли в коридоре, возле двери. Герцог Лексингтон удалился, чтобы составить еще одну телеграмму берлинскому доктору и известить, что в его услугах более не нуждается, но если тот уже выехал в Лондон, готов немедленно возместить все расходы и потраченное время.
— Мисс Редмейн предупредила о возможной тошноте, — пожал плечами Фиц. — Ты и сам слышал.
— Да, наверное, слышал. — Гастингс печально вздохнул. — Хорошо хоть, что пришла в себя. И на том спасибо.
Оставалось одно: безропотно принять новые условия и запомнить, что отныне он для нее совсем чужой.
Из комнаты вышла Милли.
— Как она? — одновременно спросили мужчины.
— Снова в постели, но уже спросила сиделку, когда отменят постоянное наблюдение.
— Хелена никогда не терпела контроля над собой, — заметил Фиц. — А что с памятью?
— Обо всем нас расспрашивала, да и сейчас продолжает пытать Венецию. Не помнит ровным счетом ничего: ни что занималась изданием книг, ни учебу в университете. Понятия не имеет о двух первых браках Венеции. Мы подробно рассказали о важнейших событиях и нашей, и ее жизни.
— А как насчет Эндрю Мартина? — уточил Фиц, избавив Дэвида от болезненного вопроса.
— О нем не прозвучало ни слова; было бы крайне странно, если бы бедняжка вспомнила эту страницу своей биографии.
Гастингс хотел выяснить, интересовалась ли Хелена его персоной, но так и не смог преодолеть страх.
На лестнице послышались шаги. Приехала мисс Редмейн.
— Лорд Фицхью, леди Фицхью, лорд Гастингс, — деловито приветствовала она.
— Спасибо за то, что не заставили себя ждать, — поклонился Дэвид.
— Не желаете ли что-нибудь сообщить о состоянии леди Гастингс?
Виконту еще предстояло привыкнуть к тому, что Хелену называют «леди Гастингс», и сейчас он не сразу собрался с мыслями.
— Через несколько минут после пробуждения ее вырвало.
Мисс Редмейн что-то быстро черкнула в блокноте.
— Это нормально и не должно вызывать беспокойства.
— А еще она потеряла память.
Мисс Редмейн вскинула брови:
— Хотите сказать, не помнит о случившемся? Это тоже в порядке вещей.
Дэвид покачал головой.
— Боюсь, потеря памяти несколько глубже и обширнее. Например, леди Гастингс не может вспомнить, что знакома с леди Фицхью или со мной — при том, что знает нас много лет.
Мисс Редмейн задумалась.
— Хм. Должна сказать, что данный случай амнезии острее тех, что встречаются обычно.
Амнезия. Диагноз прозвучал безжалостно.
— Когда можно ожидать восстановления памяти?
— Насколько мне известно, об определенных сроках говорить невозможно. Состояние может улучшиться как к концу сегодняшнего дня, так и к концу месяца. Или к концу года. — Мисс Редмейн деликатно помолчала. — Хотя не исключено, что процесс окажется необратимым.
— Что? — пораженно воскликнул Фиц. — Но это же невероятно! Речь идет о годах жизни! Разве могут они раствориться в воздухе?
Доктор заговорила мягким, почти извиняющимся тоном:
— К сожалению, подобное нередко случалось и случается, и медикам еще предстоит изучить механизм серьезного нарушения. А о лечении данного патологического состояния речь пока вообще не идет. — Она посмотрела на Милли. — Леди Фицхью, не проводите ли меня к больной?
Фиц в отчаянии запустил пальцы в волосы.
— Не могу представить, что память ее покинула навсегда. Нам с Венецией еще повезло — оба сохранились хотя бы в детском представлении, но ты и Милли…
— Милли особенно жалко. Они ведь были близкими подругами.
— Да, но ты…
Гастингс в безысходности пожал плечами. Что здесь скажешь? Особого взаимопонимания между ним и Хеленой, конечно, не существовало, но стать ей совсем чужим?
— Приляг отдохни, Дэвид, — посоветовал Фиц. — Ты спал меньше всех нас.
— Все равно не усну. — Гастингс чувствовал себя так, будто выпил несколько галлонов крепчайшего кофе. — Подожду здесь, вместе с тобой.
Что значит несколько минут ожидания после трех дней?
И долгих лет.
Мисс Редмейн оказалась хорошенькой, элегантно одетой, чрезвычайно компетентной и уверенной в собственном профессионализме особой примерно одного с Хеленой возраста.
— Леди Гастингс, ваши брат и супруг рассказали, что вы страдаете серьезным расстройством памяти.
Хелена не сразу поняла, что обращение «леди Гастингс» относится к ней. Значит, ее муж — лорд Гастингс. Муж. Одно лишь звучание этого слова сковывало дыхание. Разве можно быть женой того, о ком ровным счетом ничего не знаешь?
— Когда я очнулась, — начала она, пытаясь говорить внятно и убедительно, — то увидела в комнате несколько человек, однако узнала лишь двоих — брата и сестру.
— А из тех, кого не узнали, с кем знакомы дольше всего?
— По словам близких, с лордом Гастингсом. — Она так и не смогла назвать его своим мужем.
Мисс Редмейн повернулась к Венеции.
— Не могли бы вы, ваша светлость, напомнить, когда они познакомились?
— Летом, вскоре после того, как леди Гастингс исполнилось четырнадцать лет. Лорд Гастингс приехал в гости в Хэмптон-Хаус, наше поместье в…
— В Оксфордшире, — подсказала Хелена, радуясь, что кое-какие подробности все-таки помнит.
— А каково ваше последнее воспоминание? — продолжала расспрашивать мисс Редмейн.
— Рождество после смерти мамы.
Хелена обожала мать и тяжело переживала утрату. Венеция и Фиц изо всех сил стремились вырвать сестру из депрессии и упорно рассказывали анекдот за анекдотом, пытаясь вызвать хотя бы слабую улыбку.
— А уже через несколько месяцев ты познакомилась с лордом Гастингсом, — подсказала Венеция. — Как жаль: не дотянула совсем немного.
Хелене очень хотелось его вспомнить. Исчезнувшие тринадцать лет жизни тоже не мешало бы восстановить как можно скорее, но в первую очередь, конечно, необходимо вернуть образ мужа. Невыносимо оставаться женой незнакомого человека.
— Прошу вас, скажите, что провалы в памяти — это не навсегда.
— Не могу ничего обещать, — покачала головой мисс Редмейн. — Амнезия — состояние необычное и малоисследованное. Как правило, возникает в результате более серьезных травм, чем ваша.
Она что-то записала в блокнот.
— Если не ошибаюсь, в колледже Леди Маргарет вы изучали классическую литературу?
Хелена кивнула, все еще пораженная тем обстоятельством, что, оказывается, училась в университете. Не то чтобы экстравагантный факт биографии ей не нравился, но как же на подобную вольность согласился полковник Клементс, их опекун? Логично предположить, что для отважного шага ей потребовалось не только достичь совершеннолетия, но и получить приличное наследство со стороны.
— А до этого вы интересовались древними языками?
— Помню, Хелена любила читать учебники Фица, — ответила за сестру Венеция. — Но это было позже, лет в шестнадцать.
— Qui caput tuum valet?[1] — спросила мисс Редмейн по-латыни.
— Non praecipue iuncunde. Quasi equocalcitrata sum, ita aliquis dicat[2], — без труда ответила Хелена.
Мисс Редмейн кивнула.
— Случай вполне типичный. Амнезия стирает из памяти события и людей, но не затрагивает знание иностранных языков и другие навыки, полученные искусственным путем. В частности, если вы умели ездить на велосипеде, то учиться заново уже не придется.
— Ты ведь помнишь, как выглядит велосипед, правда? — с наигранным оптимизмом уточнила Венеция.
Хелена хотела улыбнуться, однако получилась лишь жалкая гримаса. Даже легкое напряжение лицевых мышц вызвало жгучую боль. Она с радостью променяла бы владение латынью и умение управлять велосипедом на обычную житейскую память.
Мисс Редмейн сняла повязку и внимательно осмотрела швы. Лишенная волос, голова казалась неприятно легкой и пугающе беззащитной. Даже воздух в комнате вызывал ощущение болезненного холода.
— Кровотечение остановилось, — пояснила мисс Редмейн. — Процесс заживления раны идет нормально. Но швы необходимо оставить еще на несколько дней.
Она попросила Хелену встать с постели, пройти по прямой, решить несколько элементарных арифметических примеров и простых логических задач.
— Способность к рассуждению и чувство равновесия не пострадали. Неуверенность в движениях и головокружение вызваны мышечной слабостью, а не повреждением мозга. Серьезный риск, однако, заключается в возможности внутричерепного кровотечения. Необходимо пристальное наблюдение в течение двух суток, не меньше.
Хелена тяжело вздохнула: оказывается, опасность еще не миновала.
— Но с другой стороны, — продолжала доктор, — если угрожающие симптомы не проявятся, можете считать, что выздоровление идет успешно. В этом случае советую постепенно возвращаться к обычному образу жизни. Правда, в ближайшие дни не исключены головные боли, приступы тошноты и даже кратковременная потеря сознания. Есть и еще одно неприятное обстоятельство. Возможно, сейчас вы еще не испытываете боль в полном масштабе: сказываются последствия шока. Но рана доходит почти до виска, а потому определенная мимика, в частности, улыбка, способна вызывать неприятные ощущения.
Хелена смирилась с болью, но перспектива внутреннего кровотечения пугала.
— И что же мне теперь делать?
— Постараться хотя бы немного поесть, а потом только отдыхать. Ни в коем случае не напрягаться, не пытаться что-нибудь вспомнить. Напрасные усилия не ускорят процесса восстановления.
— А читать разрешается?
— Через неделю-другую, пожалуй, можно будет попробовать, но сейчас еще рано — головная боль сразу усилится. Не забывайте, леди Гастингс: хотя вы и пришли в себя, но всего три дня назад перенесли весьма серьезную травму.
От одной лишь мысли о том, что несколько дней можно только лежать и сидеть в постели, голова разболелась еще больше. Но спокойная уверенность мисс Редмейн исключала любые возражения: не хотелось выглядеть капризным, избалованным ребенком.
Доктор позволила войти в комнату брату и супругу. Хелена посмотрела на Гастингса: резкие, заостренные черты бледного лица казались высеченными из мрамора. Он не отводил от нее глаз, однако в эту минуту во взгляде читалось не прежнее обожание, а скорее неуверенность человека, попавшего на неведомый остров и впервые встретившего туземцев.
— А где мой муж? — спросила Венеция.
— Остался за дверью, — ответил Фиц. — Теперь, когда Хелена уже пришла в себя, не хочет стеснять ее своим присутствием, поскольку не является прямым родственником.
Мисс Редмейн повторила все, что минуту назад сказала больной, и строго добавила:
— А теперь, ваша светлость, милорды, леди Фицхью, попрошу всех немедленно выйти. Наблюдение за больной доверьте сиделке. От вашего присутствия толку мало. Леди Гастингс нуждается в отдыхе, равно как и все остальные. Вам к тому же давно пора размяться и подышать свежим воздухом: несколько дней, проведенных в неподвижном ожидании, пользы не принесут.
— Хотела бы попросить лорда Гастингса остаться, — неожиданно произнесла Хелена. Она не расспрашивала о нем ни Венецию, ни Милли — то ли потому что хотела, чтобы он исчез, то ли потому, что надеялась услышать ответы от него самого.
Гастингс откровенно удивился, словно она потребовала немедленно исполнить стойку на голове, однако быстро взял себя в руки.
— Да, конечно. С огромным удовольствием.
Она и прежде слышала этот голос, но сейчас он поразил глубиной и приятным мягким тембром.
На прощание Венеция, Фиц и Милли по очереди обняли больную — осторожно, стараясь не потревожить раны и не причинить беспокойства.
— Если желаете остаться наедине, могу пораньше отпустить сестру Дженнингс, — предложила мисс Редмейн.
— Спасибо, — поблагодарила Хелена.
— В вашем распоряжении, милорд и миледи, время до прихода сестры Гарднер. А потом леди Гастингс необходимо остаться в тишине и отдохнуть.
Доктор с сиделкой ушли. Хелена и Гастингс остались вдвоем, однако он не подошел к постели, а продолжал стоять у стены, заложив руки за спину — словно ожидая, что она заговорит первой.
— Не знаю, должна ли извиниться за то, что не могу вас вспомнить, или, напротив, принять извинения от внезапно появившегося мужа. Что посоветуете?
Виконт долго смотрел в молчании, а потом медленно покачал головой, как будто не верил собственным ушам.
— Значит, вы и в самом деле меня не помните.
Фраза адресовалась не столько ей, сколько самому себе.
— Совсем не помню.
Он провел ладонью по волосам, но упругие завитки не пожелали подчиниться.
— Наверное, вы немало удивитесь, узнав, что, как правило, я вполне разговорчив и даже остроумен. Но сейчас совсем не знаю, что сказать.
Хелена слегка склонила голову.