— Он джентльмен, я леди. Какие обстоятельства могли помешать нам вступить в брак, если мы того хотели?
— Он уже связал себя обязательствами прежде, еще до знакомства с вами. Не был помолвлен, но внушил весьма серьезные надежды. И не смог противостоять ожиданиям.
Смысл витиеватой фразы отозвался в сознании раскатом грома.
— Мистер Мартин женат?
— В весьма значительной степени.
— И когда же он женился?
— В феврале девяносто второго года, через шесть месяцев после вашей первой встречи.
Хелене показалось, что ее с силой толкнули в грудь.
— И несмотря ни на что, я любила его вплоть до катастрофы?
— Любили до такой степени, что не обращали внимания ни на кого другого. А со временем даже убедили его в необходимости тайных встреч.
Сейчас Хелена чувствовала себя так, будто лежала на земле, а дикие звери безжалостно ее топтали и рвали на части.
— Но как? Когда?
Лицо Гастингса потемнело от боли.
— Когда начался роман, известно только вам двоим, и больше никому. Могу сказать лишь одно: я обнаружил это в январе нынешнего года, после чего сестра и невестка немедленно увезли вас в Америку — от греха подальше.
И правильно сделали. На их месте Хелена поступила бы точно так же.
— К сожалению, чувства оказались настолько прочными, что, едва вернувшись, вы сумели вырваться из-под опеки семьи и встретиться с Мартином в отеле «Савой». Вот только свидание это организовала его свояченица. Специально для того, чтобы застать вас обоих на месте преступления.
От шока, унижения и презрения к себе Хелена с трудом дышала. Она смотрела на Гастингса, желая одного: чтобы тот замолчал. Но виконт неумолимо продолжал свой безжалостный рассказ:
— Я довольно близко знаком с мужем миссис Монтит, и он рассказал о ее интригах. К тому же мне повезло перехватить телеграмму, которую эта змея отправила Мартину от вашего имени. В результате я последовал за ним из клуба в отель, а когда понял, что должно произойти с минуты на минуту, бегом бросился по лестнице в номер, чтобы предупредить вас об опасности, в то время как свояченица поднималась туда же в лифте. Предпринимать что-то серьезное было уже некогда, а потому мы спрятали Мартина в ванной, а сами притворились, будто только что тайно поженились и празднуем медовый месяц.
В глубине души все еще теплилась надежда: секунда — и Дэвид рассмеется, признается, что пошутил. Однако разум заставил принять всю жестокость правды.
Хелена помолчала.
— И сколько же времени прошло между нелепым событием в отеле и катастрофой?
— Под экипаж вы попали на следующее утро.
Что сказал мистер Мартин? «Если кто-то и должен просить прощения, то исключительно я. Насколько понимаю, несчастный случай произошел, когда вы спешили на встречу со мной — скорее всего чтобы обсудить новую работу».
Нет, не о новой работе собиралась она разговаривать. Хелена густо покраснела. Трудно было представить себя бегущей по улице вслед за мужчиной, не замечая ничего вокруг.
— Неужели действительно ничего не помните? — тихо спросил Гастингс.
Она покачала головой. Наверное, так даже лучше. Господи, до чего же унизительно! Преследовать женатого человека, как будто он украл ее ридикюль.
— Что я в нем нашла? — Вопрос прозвучал словно во сне. Хелена искренне не понимала, как могла нарушить все мыслимые правила приличия ради того, кто во время недавнего визита не вызвал ни тени интереса.
— Мистер Мартин казался вам приятным, открытым человеком, и вы полностью ему доверяли.
— Но ведь это настоящее затмение разума! Я рисковала, могла погубить и себя, и всех своих родных. Они были бы вынуждены отказаться от меня. А малыш, которого ждет Венеция? Я никогда бы его не увидела.
— Не забывайте, что мы говорим о семействе Фицхью. Ваши родные всегда отличались широтой взглядов: позволили поступить в университет, организовать издательство… и при этом ограничились лишь выражением легкого недоумения. Разумеется, точно так же они разрешили бы встречаться с ребенком Венеции, но только втайне от всего света.
Хелена едва дышала от отвращения к той эгоистичной, безрассудной женщине, о которой только что рассказал Дэвид.
— Не казните себя, — негромко попросил он. — Вы судите свои действия и действия мистера Мартина абстрактно, вне жизненной ситуации. Он обаятельный молодой человек, умеет расположить к себе улыбками и приятными манерами. Но оказался слабовольным: уступил настояниям матери и женился по расчету. Сомнения, сожаления и неуверенность лишили его прежней способности радоваться и дарить радость, но вы полюбили того, кто еще не успел совершить страшную ошибку — человека, исполненного надежд и высокого идеализма. А потеряли любимого на пике чувства, и время не смогло смягчить удар. Все последующие годы вы видели не настоящего Мартина, а такого, каким он был в начале знакомства — энергичного, полного сил человека, за которого с радостью вышли бы замуж. Наверное, всепрощение зашло слишком далеко, но кто из нас не мечтает о чистой любви и абсолютной, бескорыстной преданности?
Хелена прислонилась к стене. Доброта Дэвида действовала на израненную душу подобно целительному бальзаму, и она позволила себе уступить благородству, искренности, великодушию.
Гастингс подошел ближе и взглянул с неподдельной тревогой.
— Хелена, вы хорошо себя чувствуете? Надеюсь, не станете сердиться за то, что до сих пор мы скрывали правду? История слишком сложна, да и приятной ее назвать трудно. Мы не знали, как…
Она подняла руку, умоляя замолчать. Сердиться можно было только на себя.
— Хелена…
Она не позволила договорить.
— И где же в этой дурацкой любви были вы?
— Держался на почтительном расстоянии. Наблюдал со стороны.
— Значит, все это… — Она показала на великолепную фреску и замолчала, не зная, как продолжить.
— Я всегда любил вас, — со спокойной уверенностью произнес Дэвид, глядя синими, как небо, глазами. — И вы это знаете.
В горле застрял комок.
— Достойна ли я такой преданности?
— Наверное, случается так, что люди влюбляются в тех, кто не в состоянии ответить на чувства с равной силой. Жизнь такая, какая есть, и другой быть не может. Я отдаю, ничего не требуя взамен. Вы не должны мне ровным счетом ничего: ни любви, ни дружбы, ни даже обычной признательности.
Глава 11
Теперь все тайны раскрылись.
Гастингс ощущал полное изнеможение, опустошение и в то же время не испытанную прежде легкость. Больше скрывать нечего. Вот только Хелена выглядела так, словно с трудом удерживала внезапно свалившийся на плечи груз.
Дэвид подошел и осторожно тронул ее за рукав.
— День выдался нелегким. Может быть, отдохнете? Распоряжусь, чтобы чай подали наверх.
Она вцепилась в лацканы сюртука и привлекла его к себе с неожиданной силой.
— Как вы смеете бросать меня в тяжелую минуту?
Дэвид искренне изумился.
— Даже и не думал бросать, просто…
— Понимаю. — Хелена разжала пальцы и печально улыбнулась. — Всего лишь хотела попросить, чтобы не уходили, остались со мной.
— Конечно, останусь. И все же не хотите ли подкрепиться? В гостиной собраны ваши любимые книги, могу почитать вслух.
Хелена нахмурилась.
— Честно говоря, надеялась, что вы проявите больше смекалки.
Обвила руками его шею и поцеловала с такой откровенной жадностью, что Дэвид едва не застонал.
Но все же нашел силы отстраниться.
— Подождите!
— Нет.
— Вы только что услышали шокирующую новость и вряд ли способны контролировать собственные действия. Примите ванну, выпейте чаю, отдохните. Сделайте что угодно, но не бросайтесь сгоряча на того, кто еще десять дней назад не вызывал иных чувств, кроме раздражения и неприязни.
Хелена требовательно посмотрела ему в глаза.
— Я так хочу. Хочу, чтобы сегодня состоялась наша брачная ночь. Немедленно.
Она перевела взгляд на губы, и Дэвид не сразу вспомнил, что хотел сказать.
— Даже если увлечете меня в постель, не сможете спрятаться от прошлого, которого не помните.
— А я и не собираюсь прятаться от прошлого, — возразила Хелена шепотом. — Просто хочу тебя и знаю, что еще никогда и ничего не желала так неудержимо.
У Дэвида закружилась голова. Легкие, должно быть, сжались от шока, потому что дышать стало нечем. В пустыне не просто пошел дождь — ливень разбушевался и грозил наводнением.
Голос разума подсказывал сдать позиции и отступить, пока не поздно. Как только память вернется, она возненавидит его за собственную слабость.
Однако одинокий протест утонул в настойчивом хоре страстей. К чему заботиться о старых воспоминаниях? Не лучше ли создать новые впечатления, наполненные красотой и силой, чтобы по сравнению с ними былые переживания показались бледными, недостойными и ненужными?
— Дэвид, — прошептала Хелена.
Сердце гулко застучало. Гастингс впервые услышал из желанных уст собственное имя.
— Дэвид, Дэвид, Дэвид, — повторила она, словно пробуя на вкус новые звуки.
Взгляды скрестились. Он внимательно всматривался в изумрудные глаза, пытаясь обнаружить признаки запредельного отчаяния, но видел лишь интерес, искреннее расположение и пылкое, не прикрытое светскими условностями вожделение.
А в следующий момент виконт Гастингс страстно сжал любимую в объятиях и принялся самозабвенно целовать. Да, случилось настоящее чудо: в бескрайних песках, в самом центре пустыни, пошел живительный дождь.
Хелена уже знала, что супруг обладает множеством талантов. Сейчас к ним пришлось добавить необыкновенную ловкость пальцев. Ему удалось незаметно расстегнуть платье, однако выяснилось это лишь в тот момент, когда корсаж сполз к талии.
Она шутливо шлепнула его по руке.
— Это за то, что развлекался с другими женщинами, когда должен был смиренно и целомудренно дожидаться меня.
Дэвид снова поцеловал ее.
— И какое же наказание назначишь? Может быть, прикажешь упасть на колени и поклоняться святыне, заключенной меж прекрасных бедер?
От этого предложения глубоко внутри что-то тоненько зазвенело, и в ответ Хелена не смогла произнести ни слова.
— Да, пожалуй, именно так и поступлю, — пробормотал Дэвид.
— В таком случае поклоняйся с должным рвением, — предупредила она, — иначе незачем и пытаться.
— Обожаю, когда приказываешь сделать то, о чем мечтаю, — прошептал он на ухо.
Теплое дыхание у виска, легкое прикосновение зубов к мочке — Хелена вздрогнула от удовольствия и запустила пальцы ему в волосы.
Он поцеловал ее в шею.
— Даже не подозревал, что люблю, когда женщина тянет за волосы… до тебя.
Она потянула сильнее и поцеловала в губы.
— Вот так?
— Да-да, еще!
Она поцеловала снова и с удивлением услышала, что издает звуки, подозрительно напоминающие стоны Милли.
Раздался глухой стук: оказалось, это упал на пол корсет. Хелена решительно отстранилась.
— Не смей меня раздевать, пока не снимешь что-нибудь с себя!
Дэвид с улыбкой развязал галстук.
— Что за бесцеремонная женщина.
— Да, я такая. — Она по привычке подняла руку, чтобы намотать на палец локон, но вспомнила, что волос больше нет. Это, однако, не помешало сбросить тюрбан. — Но ты ведь сказал, что приказываю делать только то, о чем мечтал сам. Наверняка уже давно ждал случая продемонстрировать свою прекрасную фигуру.
Сюртук полетел в кресло, за ним последовал жилет. Дэвид вынул из манжет запонки и взглянул вопросительно.
— Ну что, готова? Уверена, что не упадешь в обморок от вида моего безупречного тела?
Словно предвкушая пир, Хелена сладострастно облизнула губы.
— Не медли, милый.
Рубашка исчезла. Да, он не преувеличивал. Тело действительно оказалось безупречно прекрасным: плечи, руки, плоский мускулистый живот.
— Что ж, пока картина вполне приличная. — Она вздохнула. — Теперь остальное.
Терпение почему-то внезапно иссякло.
Дэвид хмыкнул и подошел ближе. Хелена была стройной, но очень высокой, да и субтильностью сложения отнюдь не отличалась. И все же он легко ее поднял и без малейшего усилия вынул из платья, словно весила она не больше, чем пара хороших сапог для верховой езды.
— О чем действительно мечтаю давным-давно, так это увидеть тебя обнаженной. Так что дождись своей очереди.
— Готова раздеться только ради бурных восторгов. На меньшее не согласна, — предупредила Хелена, пока Дэвид развязывал тесемки на нижней юбке.
— Миледи, бурные восторги надо заработать. — Он быстро поцеловал ее в губы. — Нынешние молодые особы избалованы незаслуженными аплодисментами, а потому лично я не собираюсь расточать комплименты прежде, чем получу на то серьезные основания.
Он расстегнул все до единой пуговки на сорочке; батистовое облачко скользнуло по ногам и мягко опустилось на пол. Отошел на несколько шагов, слегка прищурился и посмотрел так, как, должно быть, смотрит на модель художник. Хелена занервничала. Она знала, что обладает далеко не самой женственной фигурой. В детстве состояла исключительно из острых углов, а потом Творец явно поскупился на грудь и бедра и наградил телом, которое завистливый недоброжелатель вполне мог бы сравнить с доской.
И вот сейчас прекрасный мужчина стоял напротив и молча пристально разглядывал, а потом глубоко вздохнул и произнес:
— Не знаю, сойдут ли мои слова за бурный восторг, но должен сказать следующее: много лет подряд я пытался представить, как ты выглядишь без одежды. Без ложной скромности замечу, что обладаю могучим воображением — возможно, лучшим в нашем поколении. И все же реальность посрамила самые смелые фантазии.
Глаза светились восхищением и голодом, Дэвид продолжал смотреть, словно окаменев от восторга.
— Хватит стоять, — не выдержав, скомандовала Хелена осипшим голосом. — Сделай что-нибудь…
Прежде чем она успела закончить фразу, он подошел и положил ладонь на грудь. Хелена судорожно вздохнула.
— Помнишь, что долгое время груди у тебя совсем не было? — спросил он, целуя. — И я страшно любил представлять тебя с одними лишь прекрасными твердыми сосками.
Она посмотрела вниз, на ладонь. Не убирая руки, Дэвид зажал вершинку между пальцев и медленно потянул. От острого наслаждения Хелена задышала тяжело, словно поднималась по высокой лестнице.
— И был почти разочарован, когда великолепная грудь наконец выросла, — продолжил Дэвид. — Но только до этой минуты.
Он потер сосок, и тело ее пронзила стрела желания.
Он склонился, поймал сосок губами. Хелена вздрогнула, ощутив влажное тепло языка, неожиданное прикосновение зубов.
Спустя минуту той же участи подвергся и второй сосок, а комната наполнилась стонами и тихими всхлипами. Когда же ладонь властно завладела ягодицами, Хелена не выдержала и громко вскрикнула. Дэвид что-то глухо прорычал и укусил за плечо.
— Если тебе так нравится, мог бы и вторую руку туда отправить, — проворчала Хелена.
Но он этого не сделал, а поднял ее и отнес на кровать, причем по дороге даже успел снять туфли. Бережно уложил и принялся стаскивать чулки.
— Лучше этих ножек нет на всем белом свете.
Сел рядом и методично покрыл поцелуями сначала одну ступню, а потом и вторую, вызвав к жизни инстинкты, о существовании которых Хелена никогда не подозревала: бедра сомкнулись сами собой. Дэвид решительно, без тени сомнения их развел.
— Дорогая, двери храма никогда не закрываются перед преданным жрецом.
С этими словами он медленно, благоговейно прикоснулся губами к нежным складкам и вдруг с неожиданной силой погрузил язык внутрь. Забыв обо всем на свете, Хелена выгнулась, как натянутая тетива.
Язык подразнил и исчез, оставалось лишь со стоном умолять о продолжении. Впрочем, Дэвид и не думал подчиняться, а вскоре новые удовольствия приказали забыть о прежних требованиях. Но вот он снова вернулся к вратам храма и заставил кричать от наслаждения и желания.
А когда в ход пошли зубы, экстаз достиг вершины. Хелена задрожала и что-то невнятно забормотала. Ни на миг не отпуская любимую, Дэвид снова и снова дарил ей блаженство.
— Дэвид. О, Дэвид, Дэвид, Дэвид!
Собственное имя на ее губах звучало подобно небесной музыке. Ливень в пустыне орошал его скромный храм благодатной влагой, обещая процветание и благоденствие.
Он покрыл поцелуями живот, грудь. А может быть, это она сама тащила его вверх — за волосы.
— Можно я сделаю то же самое тебе? — спросила Хелена, неровно дыша.
Дэвид с трудом сохранил присутствие духа.
— Лучше как-нибудь в другой раз, — прорычал он. — После того, как расстанешься с девственностью.
— С чем?
— Видишь ли, мы все считали иначе, но ты сама призналась, что сохранила первозданную цельность. — Он поцеловал любимую в плечо.
— В таком случае что же это был за роман? — недоуменно спросила Хелена.
— Должно быть, крайне осмотрительный.
— Ну, так сделай же это быстрее, чтобы я могла взять тебя в рот и…
Он накрыл поцелуем нескромные губы и вонзился в нее, не в силах сдержать порыв и медленно насладиться процессом, как мечтал всю жизнь. Не осуществилась и другая фантазия: погрузиться на предельную глубину. Хелена оказалась не только восхитительно влажной, но и восхитительно тугой.
Дэвид застонал от блаженства.
— О Господи, — пробормотала она.
Он мгновенно опомнился.
— Прости. Больно?
Она опустила руку и схватила его за ягодицу.
— Больно. Но все равно хочу ощутить тебя целиком.
Сгорая от нетерпения, он рванулся вперед.
— Ну вот. — Хелена провела пальцами по щеке. — Теперь я сделала тебя своим.