– Не вы ли доверили мне некое задание, хире Бофранк? Пусть с некоторым запозданием, но я прилежно его исполнил. Хире Фолькон поведал мне о вашем нахождении, и вот я здесь.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой Альгиус по прозванию Собачий Мастер рассказывает Бофранку о том, что удалось ему узнать и что, по его мнению, необходимо предпринять, дабы отвести неминуемую беду, а Хаиме Бофранк отправляется к Баффельту
Лучшим местом для уединенной беседы Бофранк счел заброшенную беседку, вкруг которой густо росли ивы. Сделанная из мрамора, что возили из каменоломен близ Гонде, она местами покрылась трещинами, одна из двенадцати тонких колонн чуть покосилась, но все равно Бофранк любил это место.
Усевшись на прохладные скамьи, оба некоторое время молчали, наслаждаясь тишиною, в которой слышен был лишь шорох крыльев насекомых, в изобилии летавших вокруг.
– Я с величайшей серьезностью отнесся к вашему поручению, хире Бофранк, – произнес Альгиус. – Именно после того, как юный Фолькон явился ко мне и я в его присутствии обнаружил весьма любопытное упоминание о Третьей Книге Люциуса. Признаюсь, до того момента – да и несколько позже – я полагал это дело обычным, каковые я выполняю частенько. Монета оттуда, монета отсюда – для состоятельного человека не растрата, а мне прибавление. Но, погрузившись и углубившись в чтение и изучение трактатов, так или иначе связанных с вашей просьбой, я понял, что вторгаюсь в область, ранее мною не изведанную, и преисполнился ужаса.
Субкомиссар с недоверием взглянул на собеседника, и тот закивал в подтверждение:
– Да-да, хире Бофранк, так оно и было. Я веселый малый, и мне лучше выпить вина, нежели сесть на кол во славу божию. Но мы, кстати, всё ближе к тому печальному времени, когда нами заинтересуется досточтимый хире Баффельт с братией. Вы, верно, знаете, что по новым законам «любое лицо или лица, практикующие и упражняющиеся в колдовстве, заклинаниях, заговорах и чародействе, их сообщники и помощники в колдовстве, заклинаниях и чародействе да будут осуждены и наказаны смертью как уголовные преступники с лишением привилегий и права убежища в храме»?
– Вы полагаете, это имеет отношение к нам?
– Скоро будет иметь, ежели мы не оставим наших попыток совать нос туда, куда носа совать никому не следует. Чем, как не заговорами и заклинаниями, придется нам заняться? Итак, слушайте, я изучил порядка двадцати книг, за каждую из которых меня упрятали бы в застенок с последующим преданием суду. Не будучи большим специалистом в писаниях Марцина Фруде, я могу сказать лишь то, что он отпустил наружу большое зло, и зло это, сокрытое десятками, сотнями веков, вот-вот вырвется наружу. Когда я осознал это, я тотчас напился до бесчувствия, как не напивался очень давно, – а опыт мой в сих делах вам, несомненно, известен. Два дня я пил, то приходя в себя, то забываясь в неведомых глубинах, но потом понял, что этим не избегу кошмарного конца. Лихорадочно бросился я искать пути спасения и, признаться, нашел их. Пути эти мрачны и исполнены страха, но иных попросту нет, хире Бофранк. Так готовы ли вы ступить на них?
Бофранк внимательно оглядел толкователя. Взор того был устремлен не то на субкомиссара, не то на свисавшие с потолка беседки побеги плюща, не то был углублен в себя. Только теперь Бофранк понял, что пережил несчастный пьяница в эти несколько дней, когда в своей грязной, запущенной комнатке корпел над книгами давно умерщвленных мудрецов…
– Сколько должен я вам за труды? – спросил субкомиссар только затем, чтобы рассеять зловещее молчание.
– Пустяки. Всего лишь жизнь. Мою жизнь.
Предусмотрительный Альгиус не отпускал кареты, на которой приехал из столицы. Экипаж скрывался за рощей, дабы его нельзя было увидеть из дома. Бофранк был обрадован этим и поспешил сообщить брату, что собирается уехать, ибо в городе у него появились неотложные дела.
Тристан встретил эту весть холодно.
– Коли так, поезжай. Отцу стало хуже – и все твоей милостью!
– Прости, Тристан. Я сожалею о сказанном, но надеюсь, все обойдется к лучшему.
Последним, кого Бофранк видел в Каллбранде, был старый слуга Освальд. Дряхлый и согбенный, махал он вослед отъезжающему экипажу, пока тот не скрылся из виду.
– Вы с чересчур легкою душою покинули родовое свое гнездо, – заметил Альгиус, качаясь в карете, каковую, как выяснил субкомиссар, нанял юный Фолькон. Сам юноша не приехал, ибо держал экзамены на владение шпагой и пистолетом, которые чиновникам из архива в обязанность не вменялись, и Фолькон настоял на них самохотением.
– Тому были причины. Скажите лучше, что вам удалось прознать?
– Как уже рассказал вам, я изучил несколько толкований текста Третьей Книги. Подозреваю, что вы сведущи в культе Люциуса куда больше меня, посему не стану утомлять вас предысторией. Сила, которая полагает собой средину между богом и дьяволом, – ее искал он всю свою жизнь, и, поди ж ты, нашел. Над каждым добром и злом есть судья – и судья этот, не исключено, зол. Но есть и силы, что противоборствуют ему, правда вызвать их и управлять ими чрезвычайно тяжело.
– Но вы умеете это?
– Я?! – поразился Альгиус. – Нет, хире Бофранк, я лишь жалкий подмастерье. Похоже, основная тяжесть ляжет на вас.
– Но я несведущ ни в заговорах, ни в общении с духами и демонами… – растерялся субкомиссар. – Я не принадлежу и к сторонникам истинной церкви, я подвержен сомнениям, если на то пошло… я почти что еретик…
– Что вам до истинной церкви? Забудьте о ней, хире. Пускай бог и дьявол разбираются сами, до той поры, пока верховный судия не сметет и нас, и их. Они нам не сторонники и не противники. Видали вы, как дерется чернь на потеху богатым горожанам? Два увальня мутузят друг друга, валяются в грязи, мешая ее с кровью и выбитыми зубами, воротят друг другу носы на сторону и выдавливают глаза, а богатый горожанин кричит: «Еще, еще дай ему хорошенько, укуси его, придуши его, придави его!» Так вот, увальней этих уподобим богу и дьяволу. Горожанин же аллегорически – та сила, что вот-вот вырвется в наш мир и станет не только созерцать, но и принимать участие в делах мирских…
– Но кто мы в вашем страшном примере? Мы, сущие на земле?
– Черви, что кишат под ногами драчунов в грязи, – сказал Альгиус. – Черви, коих не замечают ни борющиеся, ни созерцающие.
– Но что могу сделать я один?! – в тревоге воскликнул Бофранк. Он почувствовал себя необыкновенно немощным и жалким, предсказание, сделанное Альгиусом и референдарием Альтфразе, встало перед ним во всем своем леденящем величии. А он-то, сирый, чаял, что оно связано было с упырем! Он надеялся, что поборол зло, но настоящее зло еще не выказало себя!
– Отчего же один… – сказал Альгиус. – Одному вам не справиться. Более того, не справиться и нам вдвоем… Дело в том, что единственный посланник этой силы – назовем ее попросту Силою – это, как я разумею, Шарден Клааке. Вы, конечно, не убили его, ибо убить его не так просто, тем паче простым людским оружием, пусть это даже ваш чудесный многострельный пистолет. Посланник, сказал я? Нет, он не посланник, он скорее тот, кто как уховертка сверлит дыру в иной мир, где и правит безраздельно Сила. Сейчас он поунялся, зализывает рану, и я даже догадываюсь, где можно его отыскать. Меж всеми мирами…
– …А разве миров несколько?
– Множественность миров описана не раз и не два, еще Теобальт из Урри полагал, что над нами не твердь небесная, а светила и пустоты размеров, помрачающих разум… Точно так же мыслят мудрые книжники, не жалуемые церковью нашей и давно уже либо бежавшие в иные края, либо пустившие шкуры свои на переплеты для священных книг: признают они существование миров, соприкасающихся друг с другом невидимою гранью. Кто или что населяет их, что может статься, прорвись перепонка между этими мирами, – нам не ведомо. Посему и страх велик… А что до упыря, то прячется он скорее всего в междумирье, откуда и приходил, дабы убивать, а после снова укрывался там. Говорили, что являлся он ночами ненастными и ветреными – мнится мне, сие происходило из-за открытия дыры меж нашим миром и междумирьем, создающего колебание воздуха и нарушение покоя стихий. Выход один – убить упыря, покамест он не ждет нас, покамест он поранен и не способен вновь являться в наши пенаты. Посему ищите союзников, хире Бофранк, и союзников могущественных.
Поисками союзников Бофранк занялся в тот же день, едва прибыл в столицу. Уже в который раз нездоровье телесное отступило перед силой духа субкомиссара: он чувствовал себя много бодрей, нежели до поездки к отцу. Был в этой поездке тайный знак, который не вдруг открылся Бофранку: знак поворота. Пришло время нового дела!
Получив от Альгиуса должные наставления и оставив его у себя на квартире в обществе графина с вином, легких закусок и Ольца, субкомиссар на той же карете отправился в высокий дом, выстроенный совсем недалеко от жилища покойного Броньолуса на берегу озера Моуд. По прибытии он велел тщедушному секретарю доложить о нем, и Баффельт тотчас распорядился пропустить Бофранка.
Получив от Альгиуса должные наставления и оставив его у себя на квартире в обществе графина с вином, легких закусок и Ольца, субкомиссар на той же карете отправился в высокий дом, выстроенный совсем недалеко от жилища покойного Броньолуса на берегу озера Моуд. По прибытии он велел тщедушному секретарю доложить о нем, и Баффельт тотчас распорядился пропустить Бофранка.
Грейсфрате выглядел весьма мрачным, толстые щеки его свисали складками, ярко-голубые глаза укрылись в слоях жира, лишь пальцы нервно терзали четки из шестигранных лалов. Поодаль стояли двое то ли монахов, то ли прислужников в строгих одеждах, суровые и молчаливые. Вполне вероятно, то были охранники при особе грейсфрате, готовые умертвить любого, кто взялся бы угрожать Баффельту.
– Они не помешают беседе, – бросил Баффельт, заметив, что субкомиссар не решается начать. – Что вы имеете сообщить мне?
– То, что не сказал грейскомиссару Фолькону и никому иному. Я говорил… с ним.
– С… упырем?
– Если угодно, называйте его так, хотя мы оба знали оного как Шардена Клааке, секретаря покойного грейсфрате Броньолуса.
– Значит, худшие мои подозрения оправдываются. О чем же он говорил с вами?
Бофранк вкратце поведал о встрече с Клааке и о том, чем она завершилась, умолчав лишь о Гаусберте. Не стал субкомиссар рассказывать и о миссии, кою исполнял Клааке в походе к Ледяному Пальцу и кою возложил на него не кто иной, как грейсфрате Баффельт.
Грейсфрате, как человек несомненного ума, сказал о том первым:
– Не стану скрывать, хире Бофранк, что многое из содеянного мною было неверным, и наибольшая глупость из всего – доверие Шардену Клааке. Я знал его по рекомендации Броньолуса и лично, и он казался мне человеком сведущим в весьма многих областях, пусть и не слишком истовым в религии. Когда же выяснилось, что он имеет высокую степень посвящения, я, признаться, возрадовался, ибо обрел еще одного единомышленника. Но обрел, как видите, лишь врага – опасного и коварного…
– Могу ли я задать вам еще несколько вопросов, грейсфрате?
– Разумеется, хире Бофранк. Кому, как не вам, я сегодня могу открыться.
– Кто все же убил грейсфрате Броньолуса и зачем?
– Подите прочь! – громко крикнул Баффельт своим прислужникам. Те тотчас скрылись за портьерами, где, очевидно, имелась потайная дверь, после чего грейсфрате тихо спросил:
– Нужно ли говорить об этом?
– Полагаю, я знаю и без того слишком многое; отчего не усугубить это знание?
– Вы по-своему правы… И вы полагаете, это я велел убить его?
– Хире Фог незадолго до своей смерти сказал же уклончиво: мол, убили его люциаты, желая новых распрей, среди которых они творили бы свои дела с большею легкостию и пользою для себя. Броньолус же колебался в своих решениях; не исключено, что он примкнул бы в конце концов к вам, а власть миссерихордии в единении с силою Люциуса оказалась бы страшной силой! Но вы в поспешности решили, что Броньолус отвратился от люциатов окончательно, оттого он и принял смерть.
Баффельт сжал четки так, что Бофранку показалось, лалы вот-вот рассыплются мелкими искрами осколков.
– Я обещал быть честным с вами, и я скажу все. Да, я вынашивал план отстранения Броньолуса от дел, рассматривая и упомянутый вами скорбный вариант. Но я не имел четких доказательств того, что Броньолус намеревается отвратиться от нас или, что еще хуже, бороться с нами силою миссерихордии. Я ждал. Кто-то – я не ведаю, кто именно, а своих пустых подозрений выносить на ваш суд покамест не стану – решился действовать раньше меня. Повторю еще раз: моей страшной ошибкой было направление с вами Шардена Клааке…
– Что ж, оставим это. Еще об одном я хотел бы спросить вас, грейсфрате. Столь ли все ужасно, сколь он говорил мне? Пророчество Третьей Книги Марцинуса Фруде ввергнет мир в хаос?
– Беда в том, что мы сможем узнать это, лишь когда оно сбудется, – сказал Баффельт. Сейчас он ничем не напоминал жизнерадостного и властного здоровяка, перед субкомиссаром сидел жалкий отяжелевший старик. – Я говорю вам многое, ибо не вижу причин молчать – в столице нет никого, кто мог бы схватиться с Клааке. Уровень его посвящения чересчур высок даже для меня. Дело в том, что Посвященные высших ступеней давно оставили наш мир – нет, не в том смысле, в каком привыкли мы понимать эти слова, просто они ушли от дел, и где их искать, каким образом – мне лично не ведомо. Усилия тех, кто сегодня окружает меня, недостаточны, и хватит их ненадолго. Кто учил Клааке, как и зачем? Ответы на эти вопросы дорого стоят, но я ничего не пожалел бы…
– А сам Люциус – где он?
– Если бы мы могли знать. Никто не видел его вот уже много лет… Не будем исключать, что оно и к лучшему – за такой огромный срок Люциус, или Марцин, как бы его ни называли, мог давно расстаться с человеческой сущностью своей. Враг он или друг, лучше нам того не узнать никогда. И потом, не Люциус ли натаскивал Клааке? Ежели так, то восплачем…
– Что же, в самом деле остается лишь восплакать?
– Вот как отвечу вам: идите своими дорогами, а мы станем идти своими. Не воспрепятствую вам ни в чем; ранили же вы упыря Клааке, стало быть, его возможности еще далеко не те, как он их вам представил. Искать его и убить – вот что нужно! Любая моя помощь, которую потребуете, будет тотчас оказана. Но все это должно оставаться тайною, хотя сомневаюсь, что король поверит, даже если ему донесут.
– Один вопрос: что знаете вы о… междумирье, грейсфрате? Есть подозрение, что там и скрывается сейчас означенный упырь. Проникни мы туда – и, глядишь, все обернется к лучшему.
– Междумирье?! Кто наплел вам о нем?! Уж не ярмарочный ли шут Альгиус Дивор?
– Вы обещали мне содействие, грейсфрате, и вот моя первая просьба – не троньте даже пальцем оного Альгиуса! – жестко сказал Бофранк. Баффельт уставился на четки, ничего не говоря в ответ. В тишине Бофранк услышал еле уловимый шорох портьеры – видимо, кто-то все же оставался в комнате, и этот невидимка был особо доверенным лицом Баффельта.
– Этот нечестивый шут мне не противник, – вымолвил наконец грейсфрате. – Но на знания его я бы не полагался… тем не менее идите своими дорогами, как я уже сказал, а мы пойдем своими. Междумирье – это опасное заблуждение, проистекающее от дьявола, и я не верю в него. Докажете иное – преклонюсь перед вами, хире Бофранк, до тех же пор – увы! Но вы не сказали, в какой помощи нуждаетесь.
– Мне нужна вещь, к которой вы, без сомнения, имеете доступ. Называется она Деревянный Колокол и хранится, насколько мне известно, в монастыре на острове Брос-де-Эльде.
Баффельт издал короткий звук, как человек, ошеломленный чем-то слишком внезапно.
– Вам ведомо и в самом деле многое, – сказал он, покачав головой. – Что ж, я отпишу настоятелю и попрошу кардинала заверить бумагу, после чего отправлю корабль на остров. Но помните: предмет, что будет вверен вам, ценность имеет мало с чем сопоставимую.
– Я понимаю это, грейсфрате, – сказал Бофранк. – Именно поэтому я и хочу отправиться в плавание на остров сам.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, в которой суша, как и в книге о двух квадратах, сменяется морем, но на сей раз путешествие происходит весьма быстро, после чего мы узнаем, как путники высаживаются на Брос-де-Эльде и что из этого выходит
Грейсфрате Баффельт нанял в плавание к Брос-де-Эльде большой корабль наподобие тех, что плавают далеко на восток за шелковыми тканями, пряностями, сластями и красками. Назывался он «Вепрь» и на борту имел даже несколько пушек. В сравнении с «Медведем» Гвисгарда Морской Собаки, на котором Бофранк в свое время добирался до Скаве-Снаа и даже отражал нападение морских разбойников, «Вепрь» казался горою, парусное оснащение нес на новый манер, позволявший, как говорят, развивать огромную скорость даже против ветра, а капитан и владелец его, хире Кротт Зауберн, разодет был словно иноземный посланник при дворе пресветлого короля.
С Бофранком выказали желание отправиться Альгиус, юный Фолькон и неожиданно – Оггле Свонк.
Альгиус заявил, что в жизни своей не плавал по воде ни на чем, кроме разве что бревна, и оттого не упустит такой шанс; да и как не поглядеть на Брос-де-Эльде и тамошний знаменитый монастырь, вырубленный прямо в скалах.
Юный Фолькон, как раз успешно сдавший экзамены по стрельбе и фехтованию, втайне надеялся, что на корабль нападут разбойники, и он успешно защитит хире Бофранка, ибо тот еще не совсем оправился от потрясения после встречи с упырем.
Оггле Свонк попал в маленький отряд субкомиссара прихотью случая – когда троица путешественников направляла стопы к сходням, сей пронырливый плут как раз обделывал некие делишки в порту и, оказавшись под рукой, тут же напросился в попутчики.