Охранник помолчал, с ног до головы осмотрел меня и ответил:
— Они съехали. Вчера вечером. Офис сейчас пустой.
Я было замешкался, а потом достал пятидесятидолларовую купюру.
— Мне надо знать, кто и когда снял этот офис. И на какой срок.
Охранник наклонил голову набок, переложил тонкую, с поперечной перекладиной дубинку из правой руки в левую, шлёпнул ею по голени, поднял правую руку и оттопырил три пальца. Я покачал головой и добавил только одну банкноту. Они обе быстро исчезли в нагрудном кармане камуфлированной куртки.
— Пошли. — Он зашагал, крутя дубинку, в будке извлёк из стола пухлую амбарную книгу и ткнул пальцем в нужную запись. Я заглянул ему через плечо.
Офис был снят 1 ноября на три месяца частным лицом, Красильниковым А. В. Были указаны адреса и телефон, мне уже знакомые.
— С кем договариваются об аренде?
— С Юркой, менеджером.
— Как его найти?
Охранник пожал плечами.
Поймав такси, я доехал до дома Марголина. Безрезультатно позвонив в заветную дверь, я смачно плюнул на неё и пустился на поиски жилконторы.
С праздным видом я заглянул в паспортный стол, но лица сидевших там сотрудниц не вдохновили меня. Общий язык я с ними нашёл, хотя поначалу они просили сумму, превышавшую даже аппетиты охранника. Я расстался с ещё одной пятидесятидолларовой банкнотой и через пять минут получил влажный листок скомканной клетчатой бумаги с неразборчивыми каракулями.
— Квартира приватизированная. Сейчас там никто не прописан. А раньше дедок жил. 14-го года рождения. В октябре квартиру приватизировал и продал, выписался в Псковскую область, к дочери. Вот… Закурить не найдётся?
Сантехник, по-моему, порывался снабдить меня информацией обо всех квартирах на участке и сделал бы хорошую скидку при оптовой покупке сведений, но я торопливо распрощался.
Странно, но впервые за последние сутки я почувствовал себя спокойно.
Меня явно подставили.
Только, похоже, они кое-чего не учли.
Так что поборемся.
Я нашёл исправный телефон-автомат и позвонил Максу на работу. Он писал какой-то глупый отказник и с радостью откликнулся на мою просьбу побыстрее встретиться на нейтральной территории. В качестве таковой я выбрал кафе на Ленинградском проспекте, где однажды обедал с Ликой.
Добрался туда я общественным транспортом с максимальным количеством пересадок. По дороге в последний раз позвонил Марголину, и меня ждал сюрприз: после третьего гудка в трубке щёлкнуло, и я услышал старушечий голос:
— Але-о!
— Здравствуйте, Сергея Иваныча будьте добры!
— Кого? Тут такие не живут…
— Это номер 12-65-06?
— Да, но никаких Сергеев Иванычей тут нету и не было никогда.
— Извините.
Я повесил трубку и потёр лоб. Мой взгляд остановился на заваленной разноцветными бутылками витрине киоска. Странно, почему я не вспомнил об этом средстве вчера вечером?
В кафе я занял столик у окна и заказал коньяк.
Макс появился минута в минуту. Лихо подкатил на старом «фольксвагене-пассате», вылез и пошёл к дверям, мужественно хмурясь. Я подумал, что мента в нём видать за версту, он никогда не станет хорошим опером. Впрочем, не мне его судить…
Он сел за стол и сразу после рукопожатия спросил:
— Что у тебя случилось?
— Штаны порвал.
— Что?
— Давай сначала пообедаем.
— Нет, подожди! Объясни сначала, что у тебя за проблемы.
Я вздохнул и допил коньяк.
— Не буду. Ты всё равно не сможешь помочь. Поверь, пожалуйста, что я серьёзно вляпался.
Интересно было бы посмотреть на его реакцию, попробуй я рассказать ему всю правду.
— У меня есть просьба. Если в двух словах, меня подставили… Поганое дело… Все стрелки сводятся на меня. Мне нужно найти человека, который всю кашу заварил. По прописке он не живёт. Помнишь, я просил тебя вчера узнать адрес и телефон? Это он… Так вот, там его нет… А что ты предлагаешь?
— И что ты предлагаешь?
— Он недавно привлекался к уголовной ответственности. Не помню, по какому району. В уголовном деле может быть его постоянный адрес. Понимаешь?
Макс понимал. И ему очень не хотелось выполнять мою просьбу. В его положении я бы отказался.
Он смотрел мимо меня, теребил пальцами салфетку и напряжённо искал причину для отказа. Нет, никогда ему не бывать хорошим опером! Гена Савельев давно был бы уже на пути к дверям. Если бы не связал информацию о перестрелке на Рыбацкой, которую наверняка доводили на последнем разводе, и малоприятную рожу фоторобота с моей личностью…
— Это моя последняя просьба. Обещаю больше не тревожить.
Макс посмотрел на меня с сомнением и невесело усмехнулся:
— В каком смысле — последняя?
Я не ответил.
Подумав, он выругался:
— Ладно, хрен с тобой! Запиши, как этого урода зовут.
На куске салфетки я записал всё, что помнил об Антоне. Он спрятал бумажку в карман.
— Полистай дело. Посмотри, что там за ситуация была, с кем он связан. В общем, сам понимаешь… Мне его найти надо — дальше некуда. И срочно.
— Срочно. Ты бы лучше подсказал, что я буду начальнику объяснять, чтобы он запрос подписал. Хорошо, если этот твой друг по нашему району проходил, а если где-нибудь в области и дело уже в суде валяется? Нет никакой гарантии, что я там что-нибудь наскребу. Может, он себе хату снимает и меняет адреса каждый месяц…
— Может, но вряд ли. Не будет он хату снимать. У него где-то своя есть, приватизированная, и живёт он в ней постоянно. Я так думаю.
— Ладно, сегодня до вечера узнаю, где его дело, и с запросом как-то определюсь. А завтра, прямо с утра, поеду его смотреть. Устроит так?
— Вполне.
— Где тебя искать?
— Дома… — Действительно дома, вот только не уточнил, у кого именно; незачем ему знать, где я сейчас прячусь. — Если не дозвонишься, к вечеру я тебя сам найду.
— Годится. У тебя все?
— Все.
— Тогда я пошёл.
— Обедать не будешь?
— Аппетита нет. Если получится, завтра меня накормишь. И не в этой помойке, а в «Пекине». Давно хотел червяков попробовать.
— Договорились.
— Все, удачи!
Я заказал ещё коньяк.
* * *По дороге к Лике я купил все дневные газеты и зашёл в кафе, чтобы их посмотреть. На всякий случай.
Каждая газета в той или иной форме отозвалась на «кровавую разборку». Факты подавались скупо: два трупа с огнестрельными ранениями, начато расследование, зато комментарии изобиловали догадками, слухами и предположениями. Большинство репортёров сходились во мнении, что возможна новая «гангстерская война». Кое-кто завуалировано, а кто и совсем открыто намекали на существование секретного подразделения МВД, занимающегося отстрелом лидеров преступного мира. Кто-то писал, что нити преступления ведут на самый «верх». Какой «верх» имеется в виду, правда, не уточнялось.
Наиболее охотно отозвался «Скандальный листок» — еженедельный бюллетень городских слухов, сплетен и сенсаций. Почти весь объём газеты — два листа шершавой коричневой бумаги — посвящался событиям на Рыбацкой улице. Репортёры «Листка» исхитрились даже взять интервью у некоего господина О. — «лидера одной из наиболее влиятельных преступных группировок города» и по совместительству генерального директора крупного СП. Прочитав это интервью, я отложил газету и закурил. Мне стало жутковато.
Господин О. чуть ли не дословно повторял прочитанную мне Марголиным лекцию о структуре городского криминалитета. Вместо конкретных фамилий стояли инициалы, но тому, кто хоть раз слышал эти имена, все становилось понятно. Господин О. считал, что смерть Лени-большого столкнёт группировки «X» и «Г», поскольку только им выгодна гибель товарища Макогонова.
Кто-то из высокопоставленных чиновников городской администрации утверждал, что ситуация находится под контролем, вот только не понятно чьим, и в случае обострения оперативной обстановки немедленно будут приняты самые жёсткие меры, так что волноваться не стоит.
Милиция уже переведена, как это стало модным ещё при мне, на двенадцатичасовой, с отменой выходных, график работы, а при необходимости из соседней области будет откомандирован сводный отряд сотрудников патрульно-постовой службы в количестве, предостаточном для наведения порядка…
Итак, что мы имеем?
Имеем мы два трупа. Один из них, до сих пор, видимо, неопознанный, мало кого волнует. А вот второй — к сожалению, опознанный сразу — способен доставить неприятности всему городу.
Извиняюсь за цинизм. На город мне наплевать. Гораздо важнее, во что все эти приключения могут вылиться для меня.
Вероятно, Макогонова-старшего и его безвестного соратника убили примерно в то время, когда я лазил по дому, ища там стеклянную дверь. Убили, чтобы дать повод к началу той самой «гангстерской войны».
Кто это сделал?
С точки зрения «кому это выгодно» мне тут ничего не решить. Но очевидно, всю эту комбинацию осуществили, именно осуществили, а не задумали, Марголин и Красильников. И я, в роли «слепого агента». Слепого, глухого и тупого. Который не только позволил подтолкнуть себя в нужном направлении, а сам активно перебирал ножками и приложил усилия, чтобы благополучно залезть в ловушку, на радость потирающим руки и хихикающим хозяевам.
Идиот.
Но почему я? Ноль без палочки, не фигура даже на дворовом уровне. На меня хотят повесить эту двойную мокруху.
Иначе не было бы всей этой комедии с пропадающими офисами, штаб-квартирами, с подброшенным, точнее, с подогнанным к месту происшествия «ауди», на котором я катался и в салоне которого остались десятки превосходных отпечатков моих пальцев.
Я похолодел, когда вспомнил, что за время работы в милиции меня дважды дактилоскопировали. Первый раз — когда я только начинал постовым и, оказавшись в обворованной квартире, здорово там наследил, охраняя её до приезда опергруппы. Второй раз это было, когда я уже стал опером и осматривал труп повесившегося мужика. На первый взгляд всё говорило в пользу обычного суицида, а вскрытие показало, что он оказался в петле, уже будучи мёртвым. Тогда лопухнулся не только я, но и многоопытный Гена Савельев, и «катавший» нас эксперт долго матерился по этому поводу.
Где теперь эти дактокарты? Хорошо, если до сих пор валяются в экспертном районно-крминалистическом отделе, а если какая-нибудь светлая голова в порыве вдохновения заслала их на городской компьютер? Тогда Максим, скорее всего, на завтрашнюю встречу явится не один…
А если исходить из лучшего, то есть из того, что, кроме фоторобота, на сегодняшний день ничего больше нет? Сколько времени у меня в запасе?
Неизвестно. Неизвестно, потому что непонятно, какие планы у Марголина и его весёлой компании. Но раз мне дали уйти из дома и не тронули ночью, можно предположить, что хотя бы сутки у меня ещё есть. Хочется в это верить. И за эти сутки я должен найти Красильникова и вытрясти из него душу. Если мне повезёт и в старом уголовном деле найдётся его адрес…
Красильников должен быть в курсе если не всего, то хотя бы многого. И я заставлю его говорить, даже если для этого мне придётся резать его на куски тупым кухонным ножом.
Я вспомнил, как Аркадий, чтоб он сдох, возил меня к врачам и как мучили меня своими дурацкими вопросами психолог с психиатром. Всё верно. Именно тогда разрабатывалась вся эта затея и решался вопрос моей профессиональной пригодности в качестве подставного лица. И я благополучно прошёл все испытания, а мудрые светила медицины, пряча в карманах зелёные гонорары за проделанную работу и предстоящее молчание, выдали своё квалифицированное заключение: годен. Если я окажусь в критической ситуации — той самой, которую мне устроили в доме без стеклянной двери, — то схвачусь за оружие, не думая о последствиях. Марголин, естественно, не знал о моём трофейном «смит-вессоне», а потому, вручая мне ПМ, был уверен, что все произойдёт согласно гениально разработанному плану: в ловушке я пощёлкаю из «макара», а потом, всеми брошенный, буду метаться по городу, свято веря, что своими руками завалил Макогонова-старшего, и понимая, что никакие оправдания и объяснения теперь меня не спасут и другой Макогонов, глупый, но зато живой, быстро спустит с меня шкуру.
Зачем же такие сложности? Чтобы все вылилось в кровавую бойню между группировками, я должен быть не сам по себе, а чей-то. В противном случае все замрёт, как только я окажусь в руках зловещих «хабариков» или тоже не слишком дружелюбных ментов.
Я должен быть с кем-то связан.
Шубин.
Шубин, вероятно, человек Гаймакова. Я с ним встречался, и встречи наши надлежащим образом зафиксированы. Марголин всегда был в курсе того, где состоится наше с гомиком рандеву. Фото или видеосъемка и парочка свидетелей, которые с готовностью подтвердят, как мы шептались в кафе на станции техобслуживания или в моей машине. Шубин — человек Гаймакова, а следовательно, и я тоже.
Никаких сомнений не возникнет. После месяцев безделья и безденежья я прибарахлился и сменил две автомашины. Это для суда не доказательство, если безработный владеет тремя квартирами и шестисотым «мерседесом», а человеку вроде Сани Макогонова все понятно.
Справедливо опасаясь усиления влияния команды Гаймакова, Лёня-большой вступил в переговоры и был убит. Исполнитель — я. В причинах братишка Саня разбираться не будет. Сначала полетит моя голова, потом множество других. Летящие головы будут коротко стрижены, украшены поломанными носами и принадлежать будут обеим конфликтующим бандам. Потому что Макогонов-младший не любит думать, он любит действовать. А смерть горячо любимого брата, пусть между ними раньше и случались мелкие бытовые конфликты, даёт веские основания для самых активных действий.
Шубин должен много знать.
В глубине сознания вертелась мысль, связанная с этой фамилией, и, ухватившись за неё, я почувствовал забытое возбуждение опера, взявшего верный след.
Машина.
Фиолетовый «хюндай», по словам Марголина, — из прокатного агентства. Я вспомнил, как он об этом говорил. Интонация, выражение лица. Нет, это не было «домашней заготовкой», и слова эти о прокатном агентстве он произнёс, занятый совсем иными мыслями и не задумываясь о последствиях.
В городе всего пять таких фирм, если не считать прокатные бюро Дворца бракосочетаний и отеля «Центральный». Из этих пяти одно занималось прокатом только отечественных марок, другое предлагало только шикарные лимузины и самые дорогие иномарки по ценам, за которые можно было арендовать космический корабль или ледокол для экспедиции в Арктику. Остаются три фирмы. Сколько в них может быть фиолетовых «хюндаев»? Вероятно, всего один. И там должны быть полные данные Шубина или кого-то, кто нанимал машину для него. Скорее всего, в агентство обращался он сам. Или нет? Проверить надо.
Шубин. Где-то эта фамилия мелькала ещё. Я боязливо посмотрел на кипу лежащих передо мной газет. И спустя мгновение ощутил себя надувным шариком, из которого выпустили воздух.
Фамилия мелькала в «Скандальном листке». В самом низу четвёртой страницы, между информацией о нападении на офис туристической фирмы и пожаре в гостинице «Вокзальная»:
«Сегодня ночью, около 01 часа, в подъезде дома по улице Краеведческой тремя выстрелами из пистолета был убит г-н И.О. Шубин, менеджер охранного предприятия „Квадрат". Последний выстрел был произведён с близкого, не более 1 метра, расстояния в голову. На месте преступления убийца бросил пистолет ТТ с самодельным глушителем. До недавнего времени г-н Шубин работал на достаточно высокой должности в налоговой инспекции Московского района, откуда вынужден был уволиться в результате крупного скандала, подробности которого нам пока не известны. Почерк убийцы, а также то, что находившиеся у покойного ценные вещи и крупная сумма денег в валюте остались не тронуты, позволяют предположить, что мы имеем дело с заказным убийством, выполненным профессионалом высокого класса. Напомним, что это уже 67-е совершенное в городе с начала года аналогичное преступление, и к настоящему времени из них раскрыто всего 8».
Итак, Шубин убит. Я отбросил газету и потёр виски. Совсем спятил. Оно и немудрёно. Как говорил в интервью один писатель, я не ищу приключений, они сами находят меня. Вот и нашли. И что же делать?
Пойти в милицию и все рассказать? Наверное, следователь, оформляя мне «сотку», посмотрит сочувственно и напомнит, что явка с повинной — смягчающее обстоятельство. О том же скажет и прокурор, подписывая санкцию на арест.
Конечно, мой рассказ будут проверять. Но сколько времени это займёт и какой даст результат? А я буду сидеть в тюрьме, косясь на соседей по камере и подозревая в каждом новичке посланца от Марголина.
Хотя стоп! Я ведь действительно работал в Гостинке, этот факт не скрыть, а значит, моё отношение к «Оцеплению» подтверждается. Даже с учётом того, что Красильникова и Марголина найти не смогут, генеральный директор Кацман брезгливо от всего откажется, а выданное мне удостоверение окажется полной липой. А оно ведь окажется фальшивкой, не может быть иначе… Какие-нибудь очевидные для человека посвящённого неувязки обнаружатся. ПМ наверняка никогда и не числился за «Оцеплением», а был украден с военного склада или у ещё какого-нибудь лопухового мента, вроде меня.
Спасибо Столяру за его неуёмную любовь к криминальным железкам. Если бы не револьвер, я в полном соответствии с планом… Даже думать не хочется об этом.
А ведь я никого не убивал. Не такой уж я снайпер. Ребята ждали, что я буду стрелять, им хорошо заплатили за перенесённый стресс, материально компенсировали утраченные нервные клетки. Дать мне заряженный холостыми патронами пистолет Марголин не мог, слишком опасно. Ребятам выдали бронежилеты и велели красиво падать, как только я открою пальбу.
Я вспомнил слова Марголина о короле, который ждёт своего часа где-то вне пределов игровой доски, и об игроке, который всю эту комбинацию затеял.
Кто они? И какая ставка должна быть в этой игре?
Красильников должен знать ответ. Или хотя бы часть ответа. Потому что «Оцепление» каким-то боком здесь все равно подвязано.
И если друг Антоша ответит мне, я смогу пойти и с ним сдаться. Вместе с ним.