Конни больше хотелось быть похожей на тетушку Ли. Иногда в субботу днем тетя Ли закрывала свое бюро путешествий и вела их на футбольный матч в Брогден-парк поболеть за «Грасхопперов». Ли с девочками стояли на ветру под навесом и во все горло вопили. А по дороге домой ели традиционную жареную рыбу с картошкой, и это было самой приятной частью программы – вдыхать аромат соли и уксуса, горячего жира и теплых пальцев. Дорога шла в гору, они шли не спеша, держа во рту горячие кусочки картошки, и путь сразу казался короче.
Тетя Ли в свое время поступила в гимназию, но в шестнадцать лет ушла работать в налоговой службе и в лавке на рынке, потом много путешествовала за границей, и Конни это казалось невероятно шикарным.
Сейчас они с Джой сидят тут, наверное, как конкурентки, подумалось Конни. Обе понимали: решается их будущее. Она хорошо понимала, что значит провалить этот экзамен.
Ей придется пойти в среднюю школу Брод-лейн, в которой учатся грубые бритоголовые мальчишки из квартала, застроенного муниципальным жильем. А Роза пойдет в католическую школу Святого Венсана, и в пятнадцать лет ей придется начать работать в каком-нибудь супермаркете.
Мистер Педли неустанно твердил о том, как важно сдать этот экзамен; это единственный шанс показать, чего ты стоишь. Но ведь в ней вовсе не было ни золота, ни серебра, чтобы она могла что-то стоить… Или он имел в виду что-то другое? И вот они сидят и ждут, когда прозвучит команда перевернуть страницу, а строгая леди в черном платье ходит взад и вперед, проверяя, чтобы никто не вздумал списывать у соседа.
«Констанс Эллен Уинстэнли» – напечатано на бумагах, лежащих перед ней, и внезапно до сознания Конни дошло, что все это происходит на самом деле и это очень страшно.
Она сняла с запястья часы и положила их на парту перед собой, чтобы следить за временем – так они тренировались с мисс Скоурой. Та много раз заставляла их репетировать. «Трижды прочтите вопрос и потом отвечайте только на этот вопрос», – учила она.
– Переверните листок и приступайте, – прозвучала команда учительницы. Первым было сочинение, надо было придумать собственную историю.
Выберите одну из этих тем:
1) Мой любимый выходной день…
2) Каким я буду через десять лет…
3) Один день из жизни…
Конни без раздумий выбрала последнюю – она сразу решила, о чем будет рассказывать.
* * *– Ну и трудные же были задания, правда? – вздохнула Джой, грызя кончик карандаша, когда они, покончив наконец и с арифметикой, сидели в гостях у Розы, к которой отправились сразу после экзамена. Здесь же суетилась и мама Джой.
– Ну что? Ну как? Как все прошло, Роза? – спрашивала тетя Сью.
Та беспечно пожала плечами:
– Главное, я могу распрощаться с нашей «Скорбящей Богоматерью»! – отмахнулась она, погружая ложку в огромную порцию мороженого – шоколадно-клубнично-ванильного. С тех пор как у тети Марии с ее семьей приключился Б.С.С., они редко бывали у Сантини, но Розе позволяли приходить к ним одной. Старая донна Валентина – тамошняя бабуля – все еще хотела баловать своих внуков и друзей.
Тетя Сью учинила им настоящий допрос, в мельчайших деталях выспрашивая, о чем были задания и как они отвечали.
– Джой, а на какую тему ты писала сочинение? – шепотом спросила она.
– Как мы и репетировали – о том, как я буду балериной, когда вырасту, – ответила Джой. Только она совершенно не собиралась становиться балериной. И вообще еле-еле сумела сдать последний экзамен в Королевской академии.
– А ты о чем писала? – с улыбкой спросила Джой, поворачиваясь к Конни.
– Один день из жизни мешка с картофельными чипсами, – ответила Конни, глядя, как их лица вытягиваются от изумления.
– Мы же не проходили такого с мисс Скоурой, – недоверчиво уточнила Джой. Мамино лицо сразу поникло от огорчения.
– Знаю, знаю, но это сразу пришло мне в голову, и история получилась хорошей. О том, как из моря на землю вылезла рыба, а из земли вытянули картофелину, и никто из них не думал, что они чем-то особенные, но вот когда их соединили и обернули газетной бумагой, они превратились в волшебную еду, согрели нас и сделали счастливыми. Обертку потом выбросили в урну, но она выпрыгнула и начала новые приключения.
Внезапно история показалась Конни очень глупой, и она поняла, что упустила свой шанс. И все же она написала правду, ведь ей совсем не хотелось быть балериной, даже как Роза, которая танцевала лучше всех в школе.
– Уверена, ты старалась, как могла, – сказала мама, погладив Конни по руке и передавая ей два шиллинга на какое-нибудь угощение. Конни же могла думать лишь о том, что экзамен позади, можно забыть о нем и думать о Рождестве.
* * *Весенним утром, когда все должны были получить письма с результатами экзамена, Конни пришлось отправиться в школу, так и не узнав, что же в конверте.
Кругом уже вовсю лились слезы и вспыхивало негодование, мамочки в гневе швыряли скомканные письма через прутья забора, окружавшего игровую площадку. «Тебе дают место в технической школе». «Ты поступила в школу Мур-бэнк». Какое же это было мучение – считать нескончаемые минуты, когда после обеда они смогут рвануть домой и вскрыть наконец конверты, ожидающие их на столе в кухне.
Тетя Сью сидела, улыбаясь, глядя на Джой:
– Тебя взяли, ты поступила в Мур-бэнк!
Это была муниципальная общебразовательная школа в центре города, безусловно, второго сорта, но все знали, что она уж точно лучше школы Брод-лейн.
Конверт Конни все еще лежал на столе нераспечатанным. Мама была на дежурстве, но у Конни не было сил ждать. Она разорвала конверт и прочла письмо.
– Вот это да! Боже мой! Не может быть! – закричала она, запустив письмо через стол к тете Сью. Та прочла и вспыхнула.
– Поздравляю, Конни! Гримблтонская школа, женское отделение! Выходит, им все-таки глянулась твоя рыба с картошкой…
Конни выпутывается из пелены воспоминаний и с тревогой взглядывает на часы. Как же ползет время, когда следишь за ним!
Для ее детей ворошить страницы этого семейного альбома – все равно что шагнуть в другой мир. Мир, где девочки носили платья и сандалии – кожаные, с ремешками до щиколоток. А мальчики до тринадцати лет разгуливали в шортах. Сейчас это кажется таким смешным… Дети дотемна носились на улице, спокойно шли через парк, сидели в кино, гуляли по всем окрестностям, на многие мили удалясь от дома, играли дни напролет. Сейчас все иначе.
В поле зрения Конни, конечно, попадали и другие дети, кому не так повезло, как детям из семьи Уинстэнли. Если верить книжкам, детство было у многих совсем другое, отнюдь не такое счастливое, а полное лишений и разочарований. Какую бы полуправду ей ни преподносили, она воспринималась как откровение. Им было лучше знать, взрослым, в том мире пятидесятых! У родителей часто были свои причины не говорить всей правды.
Три девочки и Невилл жили в оболочке мыльного пузыря, под защитой тетушек, друзей, соседей, старавшихся восполнить детям отсутствие их отцов. И у многих их школьных друзей тоже не было отцов, все из-за войны.
Как говорится, нельзя скучать по тому, чего нет…
Глава третья Роза
Стоя в очереди в столовой, Роза грезила наяву. Мысленно она в который раз прокручивала движения, которые ей предстоит показать на просмотре: дэгажэ дэрьер… жэтэ… па-дэ-бурэ и плие[4]. У нее будет всего несколько минут, чтобы произвести впечатление на судей и получить место в Манчестерском отделении Королевской академии. А вокруг будут толпиться такие же взволнованные двенадцатилетние девчонки в белых трико, перетянутых на талии резинкой. Мисс Липтрот занималась с Розой дополнительно, чтобы отшлифовать каждое движение до совершенства.
Каждый день рано утром Роза шла в часовню и молилась: «Пресвятая Богородица, помоги мне пройти конкурс!» Она жертвовала конфетами и вместо них покупала пачку фотографий негритянских детишек, которых миссионеры в Африке спасли от голода. Иногда, склоняясь в пор-дэ-бра[5], она снова молилась Пресвятой Богородице. А потом сестра Жильберта стала к ней придираться, и с тех пор начались неприятности.
Руки и пальцы. Вот главное ее достоинство, так как ноги у нее коротковаты, а подъем недостаточно крут, чтобы стопа на пуантах смотрелась идеально. На верхней площадке лестницы у нее был станок, и она прилежно отрабатывала там все упражнения, но для растяжки места никак не хватало – там стояла коляска.
Она потянула вперед носки коричневых туфель – проверить, не сморщились ли гольфы на щиколотках. Ох уж эти гольфы… Серые, шерстяные, с золотыми и коричневыми полосками у колена, они просто уродуют ноги! Вот если бы ей уже было можно носить чулки, как шестиклассницам! Передник из саржи подгоняли под ее размер, он достался ей от кузины Марселы и был великоват. Ей все доставалось от кого-нибудь, все лоснилось от долгой носки, и все было для нее подогнуто или присборено. В результате она чувствовала себя словно какая-то помесь осы с пчелой.
Пресвятой Богородице нравились девочки в бесформенных тускло-коричневых платьицах цвета вспаханного поля или «какашек», как однажды шепнула Розе ее подружка Морин Брэди. Роза приподняла юбку проверить коленки. Ну да, как обычно после беготни по парку за братцем Сальви – все ободраны и исцарапаны, а в царапины въелась пыль.
– А ну опусти юбку, Розария! – прикрикнула сестра Жильберта, чьи глаза, словно радар, выискивали вокруг малейшие нарушения правил. – Сколько раз тебе повторять, что ученицы школы Пресвятой Богородицы не оголяют части своего тела, исключение – спортивная площадка! Ученицы школы Пресвятой Богородицы – прежде всего леди, даже если порою нам приходится терпеть рядом грязнуль и нерях. Но мы не потерпим здесь простонародных ухваток, ты слышишь, Сантини? Хотя чего ж еще ждать от итальянских крестьян? – презрительно вопросила монахиня и взглянула на Розу, словно та должна была с ней согласиться. – Добродетель и благопристойность в любых ситуациях, девочки. Вы маленькие кораблики Пресвятой Богородицы, плывущие по морю грехов и ереси.
Роза ненавидела сестру Жильберту и особенно – это ее длинное черное платье, которое, когда та шла по коридору, шелестело, словно черный лебедь, скользящий по гладко отполированному дубовому морю. Как в «Лебедином озере» – Одиллия, дочь злого волшебника, клюет ее, Одетту. Вся такая благолепная, сахарная, приторно-сладкая, а сердце черно от злобы. Как же Роза рыдала, когда принц не узнал Одетту! Это было несправедливо!
Сестра Жильберта видела каждое ее движение: стоило ей побежать, когда следовало шагать чинно, или пойти одной, когда все шагали парами; она ругала ее за то, что она поет слишком громко, что чихает в церкви, что у нее грязные руки и коленки и что постоянно теряется ленточка для волос.
Мама вздыхала и доставала шестипенсовик на новую ленточку – купить их можно было только в школе. Вот уж это точно нечестно. У сестры Жильберты в столе, должно быть, скопились уже сотни ленточек.
Хорошо, что домашние задания были нетрудными, и она успевала все сделать в автобусе по дороге домой или ненадолго устроившись под колпаком свободного фена в их салоне, пока было тихо. Жалко только, что потом учебники начинают пахнуть перекисью водорода и краской для волос. Однажды эта краска брызнула на тетрадку, за что ей снова досталось. А ей надо было набрать самых высоких оценок – золотых звезд, как их называли в школе, – чтобы ей разрешили на полдня отлучиться на просмотр. Место в утреннем классе Академии – это ведь следующая ступенька на пути к тому, чтобы стать новой Марго Фонтейн, Берил Грей или Алисией Марковой. Любой из них, неважно, которой именно. И у нее уже есть красивое сценическое имя.
«Роза Сантини, восходящая звезда Школы королевского балета, выступит в Королевском театре в Гримблтоне в знак любви к родному городу и своей альма матер, Школе танцев мисс Лемоди Липтрот», – напишут газеты. Монастырская обитель всем составом отправится на представление, а сестре Жильберте не хватит билета, и она останется одна в келье и будет рвать на себе волосы за слова о том, что Сантини грубые невежды и простолюдины.
А пока приходится страдать за искусство; ну да, затесался при дворе тучной пчелиной матки, погоняющей своих фавориток с резинками на талии и высокими бюстами, крошечный трутень. Ничего, когда-нибудь ей понравится грудь, как у Сабрины из фильма. Но сначала Роза должна стать знаменитой. Большая грудь мешает красиво выполнять жэтэ и еще кое-какие движения, она колышется и подпрыгивает под тонким трико. Сестра Жильберта говорит, что эта часть тела может вызывать похоть и вести к греху, поэтому ее всегда надо стягивать одеждой.
Ее-то груди величиной с половинки лимона, но Роза все равно надевает крошечный хлопковый лифчик, чтобы под белым трико ничего не просвечивало. Тело ее менялось, и ей страшно мешали волосы, проступившие внизу живота: они такие темные и грубые, что в трико пришлось вшить подкладку.
У монахинь груди не было вовсе, вместо нее они носили длинные белые покрывала поверх черных платьев, словно пингвины, вперевалку шагающие вдоль берега в скрипучих башмаках, которые больше походили на угольные баржи.
У сестры Жильберты повсюду были шпионы, исправно доставлявшие ей лакомые кусочки информации. Иначе откуда бы ей знать, что Розария вовсю отплясывала с протестантами в кафе-мороженом, одну за другой бросая монетки в музыкальный автомат, который, как всем доподлинно известно, и есть сам дьявол во плоти. Ах, если бы она лучше ладила с другими девочками в классе!
Она часто хихикала с Морин, умной и мечтавшей стать учительницей. Поэтому их разделили, а Розе сказали, что она дурно влияет на Морин, и ее посадили с бедной Селией Уайтхаус. У той были рыжие волосы и веснушки, и она изо всех сил старалась стать святой, а ее родители держали магазин конфет и табачную лавку и на Рождество приносили в школу множество подарков, чтобы наградить учениц.
Почему-то сестра Жильберта все знала о семейном скандале в доме Сантини и Великих Потрясениях, обрушившихся на семью, когда папочка отправился на небеса. И о том, как мама оставила кафе и родила ребенка, а потом жила с протестантами, пока Сильвио Берторелли не вернул ей честное имя. Акции Сантини ценились невысоко и после того, как кузина Марсела в пятнадцать лет бросила школу прямо накануне экзаменов и начала работать в кафе. Энцо ходил в школу Святого Венсана, и от этого смиренного отрока никто не ожидал выдающихся свершений. Поэтому поступление Розы в среднюю школу стало сюпризом даже для нее самой. И бременем, которое ей приходилось нести.
– Надеюсь, ты продержишься здесь дольше своей кузины, – сквозь зубы процедила монахиня. – Девочкам из семьи вроде твоей нечего делать в средней школе. Они зря занимают драгоценные места. А чтобы в зародыше подавить твое своенравие, ты будешь дополнительно помогать на кухне и посещать уроки истории христианства. Выпускницы школы Пресвятой Богородицы должны стать светлыми маячками Католической церкви в Гримблтоне, исполнить священный долг материнства в брачном союзе, благословленном Папой через венчание и божественную литургию. Я пока не вижу, чтобы ты была готова к этому. Прилежные девочки из католических семей не скачут по сцене, и мы не потерпим среди нас попрыгушек. Я буду присматривать за тобой, Сантини.
Им было непросто собрать ее в школу, ведь за Сальви появилась и малютка Серафина, так что при всех хлопотах они едва сводили концы с концами, и в квартирке над парикмахерским салоном никто не сидел без дела. Мама сбивалась с ног, обслуживая клиентов, а Роза приглядывала за малышами, оттачивая упражнения у станка.
Место в Королевской академии все изменит. Ну а школа – это просто чтобы как-то занять время между балетными классами и танцами под музыкальный автомат. Но в любом случае ей нужно письменное разрешение, чтобы ее отпустили с занятий и она могла бы сесть на автобус в Манчестер.
Мама писала с ошибками, а Сильвио и того хуже. Наконец попросили Квини Квигли из Вечернего клуба «Оливковое масло». Та согласилась помочь и написала письмо на персиковой бумаге с легкой отдушкой, а мама подписала его. Роза передала письмо в учебную часть и почти забыла о нем, пока ее вдруг не остановила учительница.
– Розария, мы не даем выходных, если ученица вместо занятий задумала поплясать с актеришками. Неделя и так слишком коротка, чтобы наши школьницы успевали усвоить, что им следует избегать всяческих искушений, насылаемых на них зовом плоти и диаволом, – от слова к слову распалялась сестра Жильберта. – Танцульки и попрыгульки! Выйти в полуголом виде на сцену, чтобы мужчины глазели и пускали слюнки! Да разве этого добрая мать желает для дочери? Мы не дадим тебе разрешения ради твоей же пользы, и больше не будем об этом. Тебе все ясно?
Роза кивнула, чувствуя тошноту в горле. Слова монахини мог бы опровергнуть только священник. Но мама ни за что не посмеет перечить монахине. А Роза просто должна поехать! Так что не остается ничего другого, кроме как проигнорировать запрет и солгать. Она и так уже ступила на зыбкую почву и впала в смертный грех. Непослушание немыслимо даже для человека, не питающего должного почтения к Церкви. И пусть речь идет лишь о ничтожной отлучке на полдня. Но как ей солгать собственной матери?
После уроков она с радостью увидела, что Джой и Конни поджидают ее у салона Сантини. Они всегда встречались здесь по пятницам. Конни просто сидела, в красной полосатой форме она напоминала полосатую палочку. А бедняжка Джой в тяжелом ярко-синем пальто и фетровой шляпе тихонько потягивала молочный коктейль. Они уже начали сравнивать, что кому задали на дом.
– Ну что, когда просмотр? – дружно спросили подруги: вся их танцевальная студия переживала за того, кто сможет пройти такой отбор. Как же хорошо, что они старые друзья, и она может сказать им правду.