– Спятил, что ли, совсем! Пусти, дурак!
Емельян замычал что-то нечленораздельное и, не переставая ее тискать, стал неистово целовать шею, грудь, лицо, затем повалил на пружинивший под ногами наст из хвои, прошлогодней листвы и травы, рывком разорвал рубашку.
– Ну ладно, гад, – прошипела Анисья, ухватила его за пальцы на правой руке и вывернула так, что гигант ничего не смог сделать, а лишь закричал от боли. Попытался освободиться, но Анисья второй рукой ударила его в горло. Конечно, такому бугаю, объятому страстью, удары атаманши были что щекотка. Емельян легко мог добиться своего, однако он все-таки не желал ей зла, и боль помогла ему очнуться от наваждения. Дикое выражение на лице Емельяна сменилось ужасом от осознания содеянного. Зрачки глаз расширились, как от сильной боли. Он так давно любил Анисью, но никак не выказывал этого и вот так глупо сорвался, потерял голову, едва не натворил бог знает чего. Кто он, а кто она? Им никогда не быть вместе… Эти мысли за секунду пролетели в его сознании. Сердце сжалось от щемящей тоски, и Емельян попятился, красный как рак, виновато пряча глаза.
– Стой, – неожиданно остановила его Анисья, ухватив за руку.
Емельян с изумлением посмотрел на нее.
– Поцелуй меня, – велела она с улыбкой, наслаждаясь его глупым видом.
Емельян робко коснулся ее плеча, склонился, поцеловал в губы, и она жадно ответила, обняла и прижалась всем телом. Их ничего больше не разделяло.
Чухпелек Томыспаев стоял на скале и целился вниз, туда, где у выхода из ущелья резвилась атаманша со своим телохранителем. В глазах его светилась ненависть. Палец лег на спусковой крючок. В прицеле было довольное лицо Анисьи. Затем шаман передумал, опустил винтовку и выдохнул, выпуская из себя злость. Он легко мог бы убить их обоих, не сходя с места, но где-то в глубине души сидел страх, что девка действительно колдунья… Что, если она не умрет от его выстрела? Что, если раны будут затягиваться, и она обрушит на него всю свою волшебную силу. Лучше выждать. И тут лицо Чухпелека озарила кровожадная улыбка. Он понял, что можно использовать другого для грязной работы, причем необязательно посвящать этого человека в свои планы. Если атаманша окажется колдуньей, то она убьет исполнителя, если нет – то она умрет, но никто не будет винить в этом его. Томыспаев уже знал, кого выбрать для этой работы.
Патрикей с наслаждением потягивал чай из блюдца и поглядывал на Серафиму Пименову – вдову кулака, жившую в лагере уже второй месяц и исполнявшую обязанности поварихи при штабе. Та мыла посуду в кадушке и, вытерев ее полотенцем, складывала на стол.
«Ладная и мне по возрасту», – подумал он и открыл было уже рот, чтобы выдать поварихе комплимент, но в этот самый момент в дело неожиданно вмешался Влас Пакин. Подлетев к избе, он спрыгнул со своей кобылы, привязал ее к столбу и поинтересовался:
– Где Евдокия? Не видел?
– Видел, как она в горы поехала с час назад, – ответил расслабленный Патрикей и, нехотя оторвав взгляд от поварихи, посмотрел на штабс-капитана: – А что, у тебя что-то срочное?
– Ясен пень, срочное, – огрызнулся Пакин и присел рядом на лавку. – Она одна в горы поехала?
– С Емельяном, – сказал Патрикей, задумчиво разглядывая на столе тарелку с бубликами.
– Ну, это куда ни шло, – вздохнул Пакин, – а то в последнее время она… – он воровато оглянулся, не слышит ли кто, и поправился: – Они стали слишком беспечными. Мне донесли, что одна из них спуталась с этим уголовником, Серым.
– И что? – хмыкнул Патрикей. – Какое тебе дело, с кем они милуются. Они взрослые и сами знают, что делают, а ты им не отец, указывать не можешь.
– Да, понимаешь, этот уголовник может вытворить все, что угодно. Запудрит девчонкам мозги… Лично я собираюсь что-нибудь предпринять, – решительно произнес Пакин, – если потребуется, я этого гаденыша своими руками удавлю. А ты как, со мной или нет?
– Я, конечно, с тобой, но хотелось бы не вляпаться, – осторожно заметил Патрикей.
– Я вот тут подумал, – медленно проговорил Пакин, – пора бы ограничить власть девчонок. Пусть выполняют функции руководителей номинально, а фактически делами управлять будут знающие люди… Так, по-моему, будет справедливо. Они еще слишком молоды для таких дел.
– Знающие люди, – ухмыльнулся Патрикей в усы, – на кого это ты намекаешь?
– На нас с тобой, – ответил Пакин.
– Хе-хе, да ты, я смотрю, высоко метишь, – весело заметил бывший приказчик и напомнил: – Влас, а ты не забыл, кем мы управляем? Больше половины – это местные, которые подчиняются шаману и слушаются нас лишь потому, что верят в божественное происхождение атаманши. Из оставшихся – половина уголовники, которые подчиняются только Серому. Другая половина – малограмотные крестьяне, наспех обученные тобой военному делу. Настоящих солдат по пальцам можно пересчитать. Мы явно в меньшинстве. По-моему, не стоит раскачивать лодку.
– Ладно, давай оставим этот разговор, – махнул рукой Пакин, – пусть правят эти сопливки, но все равно стоит вправить им мозги, чтобы вели себя осторожней. И еще надо готовиться к приходу красных. Они не смирятся, что их побили, явятся сюда. Мы должны подготовиться, усилить меры безопасности. Если это все же случится, то придется уходить отсюда. Я думал податься в соседний округ.
– Да, вот об этом действительно следует подумать, – согласился Патрикей. – Я даже думал, что надо увести людей прямо сейчас, не дожидаясь, когда заявятся красные. К черту все.
– Нет, так нельзя, – покачал головой Пакин, – дадим отпор здесь, обескровим их и уйдем. Они пока будут собирать новый отряд да приходить в себя, мы уже будем далеко. А так они могут начать нас преследовать, и отбиваться в дороге будет труднее, чем здесь, за надежными крепостными стенами.
– А ты уверен, что мы сможем отбиться, если красные придут сюда? – с сомнением спросил Патрикей. – В этот раз мы им всыпали, но в следующий раз они подготовятся лучше. Сможем ли мы тогда их сдюжить, неизвестно.
– Ой, да ты посмотри на позиции, – махнул рукой Пакин, – для штурма им потребуется столько людей, сколько им вовек не найти. Они обломают зубы и отступят. А нас потом преследовать у них сил просто не хватит.
– Дай бог, чтобы так, – вздохнул Патрикей.
– Главное – не дать им запалить крепость, – добавил Пакин задумчиво, – и защитить тылы. Хотя со скал они вряд ли к нам подберутся.
5
– А что, как эти староверы к советской власти настроены, ты их прощупывал? – спросил Алексей у Трефилова, когда они подъезжали к скиту старообрядцев.
– Угадай как, – хмуро буркнул начальник милиции, – считают нас демонами, советскую власть – властью антихриста. Распевают псалмы да занимаются сплошной контрреволюцией. Я бы их всех к стенке поставил.
– Понятно, – протянул Алексей и, внезапно спохватившись, спросил: – Оружие у них имеется?
– Нет, бог миловал, – ответил Трефилов. – Так-то они мирные, вреда никому не делают, но в колхоз вступать отказались. Теперь они тоже в планах на переселение стоят. Не хотят добровольно работать на благо народа, значит, будут работать принудительно.
– А что там за народ вообще? – спросил Алексей, немного расслабившись. Ему очень не хотелось начинать войну еще и со старообрядцами, не закончив с бандой. Но раз оружия нет, то одной проблемой меньше.
– Население – одни бабы, – сообщил Трефилов с блеклой улыбкой, – несколько стариков да пара детишек. Главная – схимонахиня Ефросинья, старая грымза, каких еще свет не видывал. У нее под началом больше двадцати инокинь разного возраста.
Пока он рассказывал, их небольшой отряд выехал на большую поляну, застроенную десятком почерневших и перекосившихся бревенчатых срубов, которые одновременно являлись монашескими кельями. У домов раскинулись огороды с грядами картошки, свеклы и репы. По дороге стаей ходили гуси, сновали куры и другая живность. На окраине поселения виднелось небольшое кладбище – могилы с деревянными крестами и голбцами. Худощавая женщина в черном монашеском одеянии вела корову. Заметив приехавших, она заметалась по дороге и потянула животное за сарай.
Мальчик лет шести и девочка десяти уставились на них, как на чудо.
– Антон Семенович, думаю, вы вряд ли найдете что полезное здесь для своей книги, – обратился Алексей к Рыкову.
– Напротив, Алексей Николаевич, я уверен, что это место – неиссякаемый кладезь полезной информации, – с жаром возразил историк, сверкая стеклами очков. Он склонился с лошади к детям и вежливо спросил: – Ребятки, а не подскажете, где у вас тут главного найти можно? Мы приехали поговорить.
Дети не ответили. Не сговариваясь, они вскочили и бросились бежать. Секунда – и их уже след простыл.
Дети не ответили. Не сговариваясь, они вскочили и бросились бежать. Секунда – и их уже след простыл.
– Вот пострелята, – добро улыбнулся Рыков в усы и посмотрел на Алексея, ожидая решения от него.
– Схимонахиня Ефросинья живет вон в том доме, можем заехать, – предложил Трефилов, указав на самый высокий и добротный дом. – У них там и молельная изба, и жилье. Может, накормит, если хорошо попросим.
– Идея неплохая, – похвалил Алексей, – заночуем здесь.
Они не спеша поехали к дому схимонахини. Люди выходили из домов и со страхом смотрели на бойцов отряда, будто это были всадники апокалипсиса. Каждый из старообрядцев счел за должное перекреститься, а иные крестились по нескольку раз и шептали молитвы. Напряжение возросло с обеих сторон: бойцы ожидали нападения, а старообрядцы – грабежа и арестов.
У дома схимонахини Алексей спешился, отдал коня Трефилову, подошел к двери и постучал. С другой стороны словно ждали этого, так как дверь немедленно распахнулась. Алексей даже вздрогнул от неожиданности. На пороге стояла девочка лет десяти, с вздернутым носом, толстой русой косой и лицом, покрытым веснушками.
– Как тебя зовут? – поинтересовался он у ребенка, для вида сурово сдвинув брови.
– Дарьей Семеновой, я сирота и живу у матушки, – пролепетала испуганная девочка. – Вы меня арестуете?
– Позови Ефросинью, у нас к ней разговор, – буркнул Алексей неприветливо, – если не выйдет, мы сами войдем.
Тут же за спиной девочки появилась высокая худая старуха с крючковатым носом и мутными глазами навыкате, строго смотревшими из-под густых седых бровей. Кожа темная, точно выдубленная ветром и солнцем. Из-под платка у старухи выбивались длинные седые волосы. Жестом она отослала Дарью и посмотрела на гостей.
– Здравствуйте, – поздоровался Алексей, соображая, как бы правильней завязать разговор. С первого взгляда было ясно, что предводительница старообрядцев не просто старая грымза. В ней чувствовалась большая уверенность в себе, упрямство и хитрость. Он умел разбираться в людях, пришлось научиться этому, чтобы выжить.
– Здравствуйте, люди добрые. С чем пожаловали? – спросила Ефросинья.
Алексею показалось, что в вопросе звучит издевка. Она сделала ударение на слово «добрые».
– Проезжали мимо и решили заехать, посмотреть, как тут люди живут, – вежливо ответил Алексей.
– Люди здесь живут в мире и согласии с Богом и с собой, – с фальшивой любезностью разъяснила схимонахиня. – У нас нет преступлений, даже слова худого никто не скажет. Милиции здесь делать нечего.
– А позвольте нам самим решить, что делать, – так же любезно ответил Алексей и добавил, махнув Трефилову: – Войдем в хату и поговорим. Есть тема.
– А здесь что, нельзя поговорить? – спросила Ефросинья дрогнувшим голосом.
Алексей почувствовал, что старуха испугалась, и продолжал выбранную линию:
– Вообще-то мы можем прямо сейчас отвезти вас в управление и там получить необходимые сведения. Знаете про управление ОГПУ в Меднинске? Люди так боятся этого здания, что иногда от испуга оговаривают себя и признаются даже в том, чего не совершали…
– Хорошо, давайте зайдем и поговорим, – сдалась схимонахиня, отошла, пропуская его и Трефилова, закрыла за ними дверь и проводила к столу в небольшой комнате, соседствующей с молельной. – Вы, наверное, проголодались с дороги?
– Нет, это потом. Сначала разговор, – отрезал Алексей. – Мы получили сведения из достоверных источников, что вы сотрудничаете с бандой, грабящей поезда.
Старуха как стояла, так и села на лавку, едва не промахнувшись. В лице отразилось неподдельное изумление, челюсть отвисла. Кое-как собравшись, она пролепетала:
– Ничего такого не было. Вас ввели в заблуждение.
Трефилов посмотрел на него, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, но в глазах читался вопрос. Подмигнув ему, Алексей продолжал:
– Вы можете не отпираться. Бандиты наезжают сюда. У нас имеются показания одного члена вашей общины. Врать ему не было никакого смысла. Он сам к нам пришел и во всем признался. Знаете, матушка, ваши действия подпадают под расстрельную статью. Все очень плохо…
– Нет, кто вам все это сообщил, – в сильном волнении старуха вновь вскочила на ноги. Ее трясло словно от лихорадки. Глаза сверкали, ноздри раздувались. В лице неестественная бледность. Казалось, еще чуть-чуть и монахиню хватит удар. – Это Панкрат, верно, это он меня предал, – предположила она, срываясь на крик, – он давно целит на мое место. Не верьте ему! Он оболгал меня. Все это неправда!
– Да что с ней разговаривать, – буркнул, подыгрывая ему, Трефилов, – выведем да расстреляем, а остальные сами все расскажут и покажут.
– Может, оно и верно, – пожал плечами Алексей и нарочито грубо схватил старуху за плечо. – Пошли, хватит ломать комедию, контра. Мы знаем, что ты благородного происхождения. Простым людям церковь схиму не давала.
– Нет, я все расскажу, – шарахнулась от него к стене Ефросинья.
– Ладно, – кивнул Алексей и сел на лавку перед столом, – рассказывайте, я внимательно слушаю.
Трефилов тоже сел и для острастки положил на стол перед собой револьвер. Старуха рассказывала, стоя у стены и косясь на оружие. Алексей грубо оборвал ее, когда схимонахиня стала лепетать что-то о том, что она всегда была против связей общины с внешним миром, и о том, сколько снаружи зла.
– Ближе к делу, – рявкнул он, ударив по столу ладонью.
– Это все из-за Афанасия Порфирьевича. Он знакомый атаманши или ее какой-то дальний родственник. Она к нему заезжает иногда. Но ни я, ни мои люди не помогают им. Они все грешники и творят зло.
– Поподробнее об этом Афанасии Порфирьевиче, а то я не совсем понял, – попросил Алексей, – он что, не из ваших?
– Да, мы его приютили. Много лет назад, году в девятнадцатом он вышел к нашему поселению из тайги весь израненный. Кто-то ослепил его, и он много дней бродил по лесу, пока не вышел на скит. Мы не могли отказать ему в помощи, приютили, вылечили, и он стал здесь жить, даже научился сам себя обеспечивать.
– А как атаманша узнала о том, что он здесь находится? – поинтересовался Трефилов, по привычке выискивая в рассказе подозреваемой нестыковки.
– Это было несколько лет назад. К нашему селенью вышла раненая девушка, – не смутившись, продолжала Ефросинья. – Она даже не помнила, кто она и как попала в лес. Мы приняли ее, выходили, к девушке вернулась память, и оказалось, что зовут ее Анисьей, что она дочь атамана банды, которую разгромили у Зеленой речки. Здесь у нас она и увидела Афанасия Порфирьевича и очень обрадовалась. Потом вернулась назад в лес и сама стала атаманшей. Вот теперь время от времени заезжает, проведывает.
– Как часто это бывает? – поинтересовался Алексей.
– Раз в неделю, я точно не считала, но где-то так, – неуверенно ответила схимонахиня.
– На этой неделе она уже приезжала? – спросил со своей стороны Трефилов.
– Нет.
– Тогда веди нас к этому Афанасию, потолкуем с ним, – приказал Алексей, – а потом уже и перекусим чем бог послал, как говорится. Вижу, вы тут не бедствуете, пока остальные вокруг голодают.
– Ну, так мы как работали на земле, так и продолжаем работать, – смиренно ответила Ефросинья, опустив глаза, – лес нас кормит, река, земля. Всего Бог дает в достатке.
– Ладно, идем, – оборвал ее Алексей.
Странный старик жил на окраине поселения в маленьком покосившемся доме. Ефросинья несколько раз крикнула, называя его по имени, когда они стояли на крыльце. Затем скрипнула дверь, медленно открылась, и из темноты выступил старец, каких обычно изображали на старинных гравюрах, описывавших библейские сюжеты. Длинные, абсолютно белые волосы. Белая седая борода до пояса. Роста он был немного выше среднего, плечистый, крепкий. Лицо сильное, волевое, почти без морщин. Глаза закрывала черная повязка. В руках старец держал посох. Ни дать ни взять, сам старик Ной.
– С тобой гости, Ефросинья? – мягко поинтересовался он сильным звучным голосом. – Извините, в дом не приглашаю, там у меня темно, а свечей не водится.
– Выйдите тогда, пожалуйста, к нам сюда, – вежливо попросил Алексей, приглядываясь к старику. На самом деле старик был не так стар, как казалось на первый взгляд. Немногим больше шестидесяти. Походка твердая и выправка военная.
– Чем я заинтересовал милицию? – невесело улыбнулся Афанасий Порфирьевич.
– Откуда вы знаете, что мы из милиции? – удивился Трефилов.
– Ну а откуда еще, – вздохнул старик, – разговариваете вы как военные, и запах от вас, как от военных, но войскам тут делать нечего. Значит, милиция или ГПУ.
– Здорово, – покачал головой Трефилов.