– Ты зачем председателя бандитам сдал? – рявкнул на него Алексей. Он решил взять осведомителя на понт и не прогадал.
Кырныш вскочил со стула как ошпаренный. Глаза – точно блюдца. Неизвестно, что он собирался сделать, но все в комнате тотчас же схватились за оружие, а Трефилов гаркнул во все горло:
– Сидеть!
Кырныш послушно опустился на стул, не в силах что-либо вымолвить.
– Сколько они тебе заплатили, чтобы ты продал свою страну? – нарочито напыщенно произнес Алексей. – Если не расскажешь все сейчас чистосердечно, мы тебя в расход пустим, а потом расстреляем твою семью и родственников.
– У меня нет семьи, – едва слышно пискнул Кырныш.
– И неудивительно, – хмыкнул Алексей, – такие скоты, как ты, не должны плодиться… Так ты будешь говорить или нет?!
– Я никого не предавал, – всхлипнул Кырныш, и из его глаз покатились слезы. Зрелище было отвратительным.
– Выведите его и расстреляйте, – кивнул Алексей Квану.
Красин изумленно посмотрел на него, но воздержался от комментариев. Китаец же, мало склонный к рассуждениям, схватил Кырныша и поволок к выходу. Тот заголосил и зарыдал пуще прежнего:
– Пощадите! Я никого не предавал! Не надо! Я собирался даже в партию вступить…
«Крепкий орешек», – подумал про себя Алексей, а вслух сказал:
– Эй, отставить! Повременим с расстрелом.
Кван с хмурым видом усадил осведомителя обратно на стул. Кырныш судорожно всхлипывал и растирал по лицу слезы. Алексей велел двум бойцам следить за ним и вывел остальных на улицу.
– Что за цирк вы устроили? – возмутился Красин, важно раздувая щеки. – Это мой осведомитель. Он помогал нам.
– Он хреново помогал и, думаю, это не случайно, – спокойно возразил Алексей.
– Да он врет, сразу видно, – поддержал его Трефилов.
– Итак, теперь нам следует предпринять ряд действий безотлагательного характера, – произнес Алексей и быстро изложил собравшимся часть своего плана: – Первым делом нужно выяснить, кто из деревенских подался в банду, затем арестовать его родственников, так как они, скорее всего, являются пособниками бандитов, держат с ними связь и помогают тем или иным способом.
Трефилов подозвал участкового уполномоченного:
– Петраков, слышал, о чем мы говорили?
– Так точно, – по-военному отчеканил участковый.
– Выполняй. Возьми с собой пять человек и проведите аресты. Арестованных будем держать в председательском амбаре.
Алексей повернулся к Квану:
– Выделите четыре человека для охраны, и еще мне нужно два десятка бойцов для похода в лес.
– А мы разве все не пойдем? – удивился Кван.
– Нет, ваш отряд останется в деревне, – ответил Алексей тоном, не терпящим возражений. – Сделайте так, чтобы мышь отсюда не выскочила. Еще я собираюсь возложить на вас допросы арестованных. Самым тщательным образом допросите сначала Кырныша. Затем остальных. И предупреждаю, все должны пережить допросы. Ссылок на слабое сердце арестованных я не приму. Все ясно?
– Ясно, – буркнул себе под нос Кван.
Алексей повернулся в сторону подъехавшей телеги. С телеги легко спрыгнул одетый в белоснежный костюм и мягкую шляпу неугомонный ученый-историк из Москвы – Антон Семенович Рыков. Аккуратно переступив через кучу навоза, чтобы не запачкать лакированные туфли, он направился к ним, сверкая белозубой улыбкой:
– Здравствуйте, какое счастье, что я вас застал!
– Как вы узнали, что мы здесь? – хмуро спросил Алексей вместо приветствия.
– Товарищ Трубин направил меня, – пояснил Рыков и приподнял шляпу в приветственном жесте, – это было очень любезно с его стороны.
– Да, очень, – сузил глаза Алексей. Он старался сохранить операцию в тайне, а начальник болтал обо всем направо и налево. Так дела не делаются. Как вообще Трубин до этого додумался? Вслух же он спросил: – Чем обязаны?
– Да я все по старому вопросу, – улыбнулся Рыков, – мне к староверам надо. Не могли бы вы мне помочь, выделить кого-нибудь в провожатые? Трубин сказал, что вы поможете.
– У меня нет свободных людей, – проворчал Алексей, мысленно кроя начальника последними словами за то, что повесил ему на шею этого недотепу. Случись что с историком, по шапке-то ему получать. Трубин только начальству отпишется, что по халатности такого-то погиб выдающийся ученый.
– Тогда я один пойду в лес или уговорю кого-нибудь из местных, – упрямо заявил Рыков.
– Мы можем завезти вас к этим староверам, но на обратном пути, – сдался Алексей, – крюк в несколько верст вас не смутит?
– Нисколько не смутит, – воодушевился отчаянный ученый. – А куда вы сначала поедете?
– А вот это уже военная тайна, – отрезал Алексей. – Антон Семенович, вы в седле держаться можете?
– Да, брал в свое время уроки верховой езды, – скромно ответил Рыков.
Алексей распорядился выделить ему лошадь. Затем, когда их небольшой отряд построился, занял место во главе и повел людей в лес. Ехавший рядом Трефилов показывал дорогу. Хоть начальник милиции и был ранен, Алексей посчитал, что он будет в пути намного ценнее, чем Красин. Начальник окрисполкома остался в селе ожидать их возвращения.
Ехали молча, только слышался топот лошадиных копыт по бревнам настила дороги да позвякивание сбруи. В лесу на разные голоса пели птицы. Солнце било сквозь мохнатые лапы елей и слепило время от времени смотревшего вверх всадника. Где-то совсем рядом долбил дятел. Прохладный сумрак в подлеске разбавлял эту идиллию, добавляя в картину темных красок, будивших в душах людей тревогу, страх и подозрительность. В густых зарослях папоротников могло скрываться все, что угодно. Обломанные, перекрещенные и покрытые мохом старые еловые ветки смотрелись зловеще.
– Мы что, вот так и поедем к ним в открытую? – поинтересовался Трефилов, разгоняя свободной рукой надоедливую мошку, кружившую вокруг.
– Там никого уже нет, поверь моей интуиции, – криво улыбнулся Алексей. – Я лишь хочу своими глазами посмотреть на укрепления бандитов. Да надо тела наших забрать. Не оставлять же их зверью на съедение.
– Да, конечно, и оружие собрать надо, – кивнул Трефилов и сразу оговорился: – Если бандиты его еще не собрали.
Что бандиты собрали все оружие, стало ясно, когда они подъехали к месту, где Трефилов с группой бойцов ходил в лес на разведку. Здесь запах хвои и прелой листвы потеснили другие запахи – запахи крови и смерти. Тела убитых красноармейцев валялись по сторонам дороги в канавах. Помимо исчезнувшего оружия, пропали сапоги убитых, ремни, портупея и кое-что из одежды. Самым страшным было то, что почти со всех убитых были сняты скальпы.
– Ну, у вас тут и нравы, – покачал головой Алексей, – прям как в какой-нибудь Америке, у индейцев.
– Местные этой ерундой занимаются, – поморщился Трефилов и, спрыгнув с коня, добавил: – Я бы их за это всех к стенке поставил. Не люди, а звери. У них тут колдуны заправляют. Что скажут им, то они и сделают. Мы местного шамана Томыспаева пытались арестовать, так за него все поднялись. Дело до стрельбы дошло. Мы народ «успокоили», а вот шаман сбежал в лес. Вот теперь, наверное, так нам мстит. Он ведь тут большой шишкой был.
– Едем дальше, – скомандовал Алексей, – к телам потом вернемся. Их надо еще проверить. Вдруг заминированы. Враг изобретателен.
– Как заминированы? – изумился Трефилов.
– У меня была пара таких случаев, – коротко пояснил Алексей, не желая вдаваться в подробности.
Они ехали дальше, и напряжение все возрастало. Трупы убитых добровольцев попадались едва ли не на каждом шагу. Было видно, что их добивали. Многие тела были повреждены животными. Прямо от дороги на их глазах в подлесок ломанулся испуганный медведь, терзавший до этого труп.
– Ну, мы рассчитаемся с ними за это, – тихо с ненавистью проговорил побледневший Трефилов, – они кровью умоются.
– Долго еще? – поинтересовался Алексей.
– Не знаю, метров пятьсот, – пожал плечами милиционер, – я сам там не был. Мы с Красиным на дороге остались. Меня ранили, и Тарасенко один дальше людей повел.
– Всем приготовиться, – скомандовал Алексей. Тут же в ответ на его слова в унисон защелкали затворы.
Лес вскоре расступился, и отряд выехал на берег озера. Рядом высился холм с устроенными на нем блиндажами. Кругом валялись тела убитых добровольцев и милиционеров. Прямо перед ними у воронки стояли сгоревшие остатки телеги. Лошади нигде не было видно, значит, бандиты утащили тушу с собой. Они забрали все мало-мальски ценное. Другая телега валялась вверх колесами. Оглобли поломаны и в крови. От людей тоже мало что осталось. Как Алексей предполагал, бандитов к их приходу и след простыл. Не такие уж они были дураки, чтобы сидеть и дожидаться подхода регулярных частей Красной армии. Они, конечно, не думали, что их акция пройдет незамеченной. Знали, что красные соберут отряд больше прежнего, чтобы ответить на брошенный вызов. Собрали тела своих убитых и ушли далеко в тайгу, в какие-нибудь труднодоступные места. Отсидятся там – и снова за старое. Место главного сражения наглядно показывало, насколько велико было преимущество оборонявшихся в блиндажах бандитов. Трефилов подавленно молчал, глядя по сторонам.
– У них было очень мало шансов, – констатировал Алексей и, спрыгнув с лошади, пошел к блиндажам, – позиция у бандитов была очень выгодной.
– Вижу только наших, – заметил Трефилов, – трупы своих они забрали и оружие все собрали.
– Еще бы, – кивнул Алексей.
* * *Дом Чухпелека Томыспаева стоял практически на берегу реки. Выйдя поутру на берег, он первым делом проверил расставленные с вечера сети и ловушки по мелким протокам. Улов был неплохой: пять муксунов, восемь чиров и шесть сырков. Нечистую и мертвую рыбу он сразу отбросил. Всю остальную сложил в корзину и причалил к берегу, привязал лодку, поставил корзину у лавки и сам сел рядом, выудил еще трепещущего сырка и быстро стал разделывать. Тщательно снял чешую, срезал аккуратными лентами с костей мясо. Отдельно срезал черевко – брюхо, и начал трапезу именно с него, как наиболее жирной и мягкой части тела. Мясо обмакивал в рыбью кровь и, отправляя в рот, с наслаждением пережевывал. Порыв южного ветра принес запах чужака. Чухпелек не подал виду, что слышит, как незваный гость подкрадывается, а затем, когда тот был уже уверен в успехе, спокойно произнес:
– Корасым-ими пришла ко мне по собственной воле. Не думал, что это будет. Одна, без охраны?!
– Старый черт, – выругалась Анисья, – врасплох не застанешь! Есть разговор.
– Садись, прими угощенье, если не побрезгуешь, – Чухпелек указал на корзину с живой рыбой, а затем вытащил из разделываемой рыбы внутренности: печень, сердце и лежавший около желудка и кишок жир. Это было самой лакомой частью сырка.
– Нет, спасибо, я сегодня уже завтракала, – ответила Анисья и присела рядом с шаманом на лавку.
Он не ответил, наслаждаясь внутренностями рыбы. Выбросив объедки в пустое ведро, он посмотрел на следующую жертву в корзине, однако есть не стал – гостья сбила весь настрой. Чухпелек решил выслушать атаманшу, а потом уж закончить завтрак.
– Я хотела поговорить о твоих людях. О том, как они себя ведут.
– И как они себя ведут? – криво усмехнулся Томыспаев.
– Я о том, что они скальпы снимают. Скажи им, чтобы прекратили. Это ведь ты их надоумил.
– Это вселяет в сердца врагов страх, – пояснил Чухпелек, разглядывая гостью хитрыми прищуренными глазами, – так делали мои предки. Когда с врага снимаешь скальп, его душа полностью умирает и не может преследовать того, кто его убил, вредить, причинять неприятности и насылать болезни.
– Ты и вправду в это веришь? – возмущенно воскликнула Анисья. – Пойми, красные совсем обозлятся. Да и остальные будут считать нас зверьми. Не надо этого делать. Про нас уже скоро страшные сказки начнут сочинять.
– Нет, – твердо ответил Чухпелек, – как я сказал, так и будет.
– Я тебе приказываю, – повысила голос Анисья и схватилась за пистолет, – пока еще я здесь главная.
– Ты не можешь мне приказывать, – спокойно возразил Томыспаев, бросив взгляд на копье, стоявшее рядом, – если убьешь меня, то сильно пожалеешь об этом. Скоро все изменится. Я чувствую это.
– Что изменится? – насмешливо поинтересовалась Анисья, застегнув кобуру с пистолетом. – Ничего не изменится и не может измениться. Если только к худшему. И вот что я тебе скажу – если не нравятся порядки здесь, то вы все можете собирать свои пожитки и валить отсюда.
– Мы не уйдем, это наша земля, земля наших предков, – зло огрызнулся шаман, распаляясь. – Это ты здесь чужая. Вы, русские, пришли и сразу стали устанавливать здесь свои порядки. Вашего здесь нет ничего. А ты никто. Ты не дочь бога Нум-торума – Казым-ими, непобедимая богатырша! Люди ошиблись! Ты обманула всех. Я знаю это.
– Я никого не обманывала, – процедила в ответ Анисья, едва сдерживая гнев, – я не говорила, что я дочь вашего бога. Твои люди меня так сами нарекли. Они видели, как зажила смертельная рана, и решили…
– Я знаю, в чем твой секрет, – прошипел Томыспаев с ненавистью, – да, я догадался…
– Что ты знаешь? – слегка опешила Анисья.
– Ты черная колдунья, – сообщил ей Томыспаев, – нашла своего тюла и вылечилась. А тот человек умер.
– А – а – а, да, конечно, – выдохнула с улыбкой Анисья, расслабляясь. – Так все и было.
– А кам всегда сильнее колдуна, – заверил Томыспаев со знанием дела. – Есть старая легенда. Когда-то давно колдун с камом соревновались на лошадях, кто кого перегонит, у кого силы больше по своему знанию. Они ровные. Колдун может превращаться в свинью и кам тоже может это делать. По воде ходят. Уже все умение свое они призвали, но кам переборол колдуна, куклами переборол, взял и посадил на лошадь кукол-эмегендер.
– Я с тобой бороться не хочу, – возразила Анисья, – только прошу, чтобы твои люди перестали тела убитых уродовать. Это нехорошо.
– Нет, – отрезал Томыспаев твердо, – ты ничего не понимаешь.
По его глазам Анисья поняла, что дальнейшие препирательства ни к чему не приведут. Старик будет стоять на своем до смерти. Подавляя злость, Анисья поднялась, сухо поблагодарила шамана за гостеприимство и пошла к крепости. Дома ее ждала Евдокия.
– Ну, как прошло? – поинтересовалась она.
– Никак, – махнула рукой Анисья, плюхнувшись на лавку, – я еле сдержалась, чтобы его не пристрелить. Упрямый, как козел.
– Он и есть старый козел, – фыркнула Евдокия, наливая себе из кувшина молока. – Если бы я пошла, то не сдержалась бы. Точно говорю, пристрелила бы…
– Из-за его бредней от нас многие из крестьян отвернутся, скажут: звери, живут там себе в лесу и шкуры с людей спускают, – буркнула Анисья, посмотрела в окно и добавила: – Пойду, пожалуй, на реку искупаюсь.
– Только не долго, – предупредила Евдокия, – не хотелось бы целый день в избе просидеть безвылазно.
– Я быстро, – пообещала Анисья.
Выскочив на крыльцо, она запрыгнула на коня и погнала его к воротам. Зазевавшийся было Емельян нагнал атаманшу лишь за крепостными стенами. Он замычал ей, показывая, что она не должна была так делать, но Анисья лишь с улыбкой отмахнулась, издала воинственный клич и направила Мрака по горной тропе. Ей хотелось отъехать подальше от лагеря, чтобы никто не мешал.
– Буду купаться, а ты должен будешь отвернуться, – сообщила она Емельяну.
Тот согласно кивнул, замычал, что-то изобразил руками, но она не разобрала и лишь засмеялась. День был просто отличным. Ярко светило солнце. Было тепло, и небо окончательно очистилось от туч впервые за неделю. Даже разговор с шаманом не испортил ее настроения. В одном Томыспаев действительно был прав: скоро все изменится, она и сама чувствовала это.
Сделав большой крюк, они снова выехали к реке через ущелье в совершенно глухом месте.
– Стой здесь, – велела она спустившемуся с лошади Емельяну, развернув его спиной к реке. Затем зашла ему за спину и стала раздеваться, время от времени оглядываясь на телохранителя. Парень даже не делал попыток подсматривать, стоял точно скала, неподвижно и уверенно.
– Не оглядывайся, – на всякий случай предупредила она и пошла к воде.
Несмотря на жаркий день, вода казалась ледяной. Однако Анисья холода не боялась, могла даже зимой пройтись по снегу босиком. Ступая по мягкому илу, вошла в воду, вздохнула и нырнула с головой. Холод заставил кровь в жилах бежать быстрее. Все тело покрылось мурашками. Вынырнув, она шумно выдохнула и вспенила воду руками. Во все стороны полетели брызги. Осматриваясь, она перевернулась на спину и поплыла так вдоль берега. Сумрачный лес смотрел на нее угрюмо из-под мохнатых еловых лап. В чаще куковала кукушка. Из камышей по берегу слышалось дружное кваканье. Лягушки также радовались вернувшемуся теплу. Чуть в стороне из воды выпрыгнул разноцветный хариус, видно, охотился на насекомых. Анисья еще раз нырнула, поплыла в другую сторону, а затем повернула к берегу. Вышла, торопливо накинула рубашку, содрогаясь от ветерка, который леденил мокрую кожу, повернулась и вскрикнула, оказавшись в объятиях Емельяна. На секунду Анисья потеряла дар речи, а потом гневно закричала, отталкивая его:
– Спятил, что ли, совсем! Пусти, дурак!
Емельян замычал что-то нечленораздельное и, не переставая ее тискать, стал неистово целовать шею, грудь, лицо, затем повалил на пружинивший под ногами наст из хвои, прошлогодней листвы и травы, рывком разорвал рубашку.
– Ну ладно, гад, – прошипела Анисья, ухватила его за пальцы на правой руке и вывернула так, что гигант ничего не смог сделать, а лишь закричал от боли. Попытался освободиться, но Анисья второй рукой ударила его в горло. Конечно, такому бугаю, объятому страстью, удары атаманши были что щекотка. Емельян легко мог добиться своего, однако он все-таки не желал ей зла, и боль помогла ему очнуться от наваждения. Дикое выражение на лице Емельяна сменилось ужасом от осознания содеянного. Зрачки глаз расширились, как от сильной боли. Он так давно любил Анисью, но никак не выказывал этого и вот так глупо сорвался, потерял голову, едва не натворил бог знает чего. Кто он, а кто она? Им никогда не быть вместе… Эти мысли за секунду пролетели в его сознании. Сердце сжалось от щемящей тоски, и Емельян попятился, красный как рак, виновато пряча глаза.