Дайяна подождала, пока он затянется своей «Купеческой», потом ровным, без интонаций голосом, в котором сейчас совсем не чувствовалось ничего женственного, предложила уточнить позицию. Как бы подразумевая сохранение между ними сложившихся за время последнего периода пребывания Лихарева на Таорэре отношений: демократического сосуществования заведомо неравноправных по званию и положению личностей. Вроде как адмирала и капитана третьего ранга, вынужденных жить в общей хижине на необитаемом острове.
Такое самопозиционирование не сломать никакими жизненными неурядицами, в этом Дайяна кардинально отличалась и от Ирины, и от Сильвии. Но в то же время, наученная безусловно горьким для неё опытом последних бессвязных и перепутанных лет крушения всех целей и идеалов, в обстановке реальностей, выгорающих, как сигарета, подожжённая с двух концов, мадам усвоила, что и она сама, и ранее безраздельно подчинённые ей люди и «не совсем люди» перешли в совсем другое, новое для всех качество. И жить надо по-другому. Это она поняла окончательно после «поединка воль» на Центральной базе, где проиграла всё по единственной, считай, причине – она не предполагала, что Андрей Новиков умеет «не думать о белой обезьяне»[41]. И после этого окончательно решила – никаких авантюр больше не затевать, с «Братством» поддерживать отношения «благожелательного нейтралитета». А после внезапного вторжения прямо в её учебный городок десанта дуггуров нейтралитет превратился в настоящий, скреплённый совместно пролитой кровью боевой союз[42].
Только, похоже, никто из прибывших сейчас к ней в гости об этом ещё не подозревает. Ну и хорошо, тем интереснее будет дальнейшее.
Она осведомилась, какой именно перед ней Лихарев, откуда он родом, проще говоря. Вполне могли «братья» взамен действительно погибшего ввести в игру и того, как бы для них исходного, из тридцать восьмого года, и в двадцать пятом ранний прототип к своим делам привлечь, или пригласить нужного им фигуранта из любого, хотя бы случайно пересекшегося с данным (а какое оно – данное?) времени.
Валентин не стал умножать сущностей, в будущем никчёмная сейчас ложь вполне могла принести ненужные осложнения. Коротко сказал, точнее, доложил, как оно всё произошло, без всякого его участия, тем более желания, и сразу же – о том, что социализация выживших вместе с ним курсанток произошла в облюбованном для себя мире вполне успешно. Не зря, мол, старались, правильно учили, раз приспособились девушки мгновенно, и по службе успехов и наград добились, и на личном фронте у большинства дела обстоят наилучшим образом.
– И ты себя после всего этого нормально ощущаешь? – отстранённо, словно бы думая совсем о другом, спросила Дайяна.
– А после чего, собственно? – удивился Валентин. – Сам по себе межвременной переход ничуть не сложнее, чем я с вами или самостоятельно совершал. А про «смерть» мне уже потом рассказали. Может быть, тот, что здесь под холмиком остался, мог бы сказать что-то действительно важное, а я… – Он развёл руками.
Аггрианка кивнула.
– И сколько вы там у себя уже прожили?
– Да почти два года, если дней не считать. Ваша любимица двести восемьдесят седьмая уже до штабс-капитана дослужилась, крестов заработала больше, чем у нормальной девушки брошек. Замуж за натурального графа выскочила… Остальные – немногим хуже, а кое-кто и лучше.
– Молодец, – кивнула Дайяна. – Для того и учили, невзирая на беды и катаклизмы. Из тебя вон тоже – в друзья наследника царского престола готовили, а получился сталинский порученец. Только я не уловила – с чего ты взял, что именно двести восемьдесят седьмая – моя любимица. До выпуска они все для меня, как патроны в обойме.
– Ну, как же? Вы ж именно её к Новикову в постель подложили, от чего она, как я слышал, неожиданные способности приобрела. Словно бы он ей что-то от своей натуры передал. То же самое, кстати, получилось и с одноразовыми подружками Левашова и Шульгина… Я имел возможность наблюдать и сравнивать. Они – самые успешные и… своеобразные.
– Вот это – интересно. Вечером встретимся, ты мне подробно и тщательно всё расскажешь. Полезная информация. Заодно меня интересует, как эти ваши… Фёст и Секонд распорядились спецкомплектами, что Сильвия им взять помогла. – Она скептически скривила губы: – Вообразили, что я не заметила, как они хватали контейнеры с нижних полок. А я не стала делать им замечания… Решила, что мы теперь квиты, и всё.
– Об этом, пожалуй, ничего не скажу, не знаю просто. Даже о том, что они их получили, не знаю. Мы с ними на эту тему не беседовали. Они хоть активированы были?
– В пределах своей компетенции Сильвия может с ними управляться. Для Земли и использования обычными людьми это более чем достаточно. Но, наверное, пойдём, невежливо заставлять гостей ждать слишком долго. – Она притушила в пепельнице из большой тропической раковины докуренную чуть дальше половины сигарету, встала, одёрнула юбку, которая, всегда и любого покроя, имела у неё свойство как бы сама собой, но именно в нужные моменты, сбиваться очень высоко. Это при том, что Лихарев никогда не замечал за ней ни малейших намеков на какую-либо активность в эротическом плане. Ни в отношении себя, хотя они прожили с ней на Таорэре несколько месяцев практически вдвоём, не имея никаких причин, поводов и оснований сдерживать свои эмоции (если бы они возникли), ни вообще кого-либо из мужчин, попадавших в круг её деловых интересов. Разве только допустить, что она в условиях строжайшей секретности проводит «индивидуальные занятия» с воспитанниками и воспитанницами выпускного курса. А почему бы, кстати, и нет? Римские матроны активно пользовались услугами рабов, и это отнюдь не влияло негативно на их моральный облик.
Дайяна поймала направление и угадала смысл его взгляда, опять усмехнулась самыми краешками губ.
– Пошли. Только последний вопрос – ты и твои друзья догадываетесь, что здесь у нас прошло немногим больше двух недель? И могут быть… недоразумения.
– Мне незачем о чём-то догадываться, это в любом случае бессмысленно, а вот мои друзья – те, с кем я контактировал последнее время, – наверняка просто не думают об этом. Сейчас, – счёл он нужным уточнить. – Никого из них напрямую проблема синхронности не волнует.
– Тогда и тебя и их ждёт сюрприз, надеюсь – приятный…
Тут Дайяна не ошиблась, да и не могла ошибиться. Что сюрприз, то сюрприз. Для парадной встречи «представительной делегации», которой она решила придать статус дипломатической высшего ранга, в Большом актовом зале Главного корпуса было устроено настоящее парадное построение. Без шуток. Впрочем, строевой подготовке на Базе во все времена уделялось серьёзное внимание как важному учебно-воспитательному моменту. Отчего все семь валькирий так легко и естественно влились в состав Российской Императорской армии.
Зал и сам по себе был хорош – в какие-то давние времена создания Базы тогдашние дизайнеры скопировали аналогичные помещения земных дворцов девятнадцатого и восемнадцатого веков. Едва ли из любви именно к такой архитектуре. Скорее из прагматических соображений. Например – проводить социализацию будущих выпускников в конгениальной предполагаемым карьерам обстановке. Кому – коронационный ужин Александра Третьего, кому – помолвка внучки семнадцатого герцога Нортумберлендского. И проассоциироваться у разных людей он мог с чем угодно. Правильно задекорированный. Лихареву, например, он больше всего напоминал Столовый зал (так он назывался, хотя использовался и для других, более торжественных целей) Петербургского Морского корпуса, где им, пажам, бывать приходилось регулярно.
Огромная, почти соборная высота чуть выгнутого потолка, малахитового и расписанного золотом. Почти достигавшие его сводчатые окна, и между ними – мрамор, опять золото, связки каких-то знамён и тонны древнего рубящего и колющего оружия. И ещё статуи, мраморные и бронзовые. Фидий – не Фидий, но кто отличит?
Из всех измерений зала Лихарев навскидку мог назвать только длину – восемьдесят метров. Ну, ширина – в пределах двух третей. Говорят, что под мощный духовой оркестр на хорах в Корпусе, о котором вспомнил Валентин, могло легко танцевать до двух тысяч пар. Говорят… Вернее, говорили, конечно…
Сейчас при их появлении духовой оркестр не грянул «Встречный», он же – «Грибоедовский» марш, но остальное всё равно впечатляло. Сама собой у Валентина мелькнула мысль, что или Дайяна от безделья с ума чуть сдвинулась и решила в солдатики поиграть, или некий психологический «месседж» в сём действе присутствует. Намёк, по-русски выражаясь.
Здесь был выстроен не только личный состав двух старших курсов этого училища, а можно сказать, и Академии, принимая во внимание уровень образования и квалификации выпускников, но и оставшийся на случай очередного внезапного вторжения дуггуров югоросский офицерский взвод с бравым подполковником Мальцевым на правом фланге. Все в строевой корниловской форме, чёрной с красным, и даже при орденах. Это могло бы выглядеть каким-то цирком – и само построение, и смешение в одном строю трёх взводных коробок красивых девушек в оранжевых костюмах, взвода парней, тоже очень видных собой (Лихарев был примерно таким же сотню лет назад), и боевых офицеров, одетых в мундиры тоже столетней давности. Но отчего-то не выглядело.
Из всех измерений зала Лихарев навскидку мог назвать только длину – восемьдесят метров. Ну, ширина – в пределах двух третей. Говорят, что под мощный духовой оркестр на хорах в Корпусе, о котором вспомнил Валентин, могло легко танцевать до двух тысяч пар. Говорят… Вернее, говорили, конечно…
Сейчас при их появлении духовой оркестр не грянул «Встречный», он же – «Грибоедовский» марш, но остальное всё равно впечатляло. Сама собой у Валентина мелькнула мысль, что или Дайяна от безделья с ума чуть сдвинулась и решила в солдатики поиграть, или некий психологический «месседж» в сём действе присутствует. Намёк, по-русски выражаясь.
Здесь был выстроен не только личный состав двух старших курсов этого училища, а можно сказать, и Академии, принимая во внимание уровень образования и квалификации выпускников, но и оставшийся на случай очередного внезапного вторжения дуггуров югоросский офицерский взвод с бравым подполковником Мальцевым на правом фланге. Все в строевой корниловской форме, чёрной с красным, и даже при орденах. Это могло бы выглядеть каким-то цирком – и само построение, и смешение в одном строю трёх взводных коробок красивых девушек в оранжевых костюмах, взвода парней, тоже очень видных собой (Лихарев был примерно таким же сотню лет назад), и боевых офицеров, одетых в мундиры тоже столетней давности. Но отчего-то не выглядело.
Строй отражался в навощенном до зеркального блеска паркете, и хорошо, что в высокие окна не светило солнце – смотреть бы было невозможно.
Показалось Валентину, что Дайяна сейчас скомандует, как положено: «Батальон, смирно! Для встречи справа слушай на кра-ул!».
По штатам старого времени, независимо от реальной численности кадет, курсантов и воспитанников, военизированные учебные заведения в строевом смысле приравнивались к батальону. С петровских времён так пошло, хотя в Пажеском корпусе личного состава было, к примеру, вшестеро меньше, чем в Морском, где числилось целых восемь полных рот, включая две гардемаринские, то есть с обслуживающим персоналом и «подразделениями обеспечения учебного процесса» набирался почти полк.
Здесь сейчас, как мгновенно, не считая, просто окинув взглядом, определил Лихарев, в строю находилось двадцать три югоросских офицера в чинах от поручика до капитана и 118 курсантов обоего пола, из них парней всего девятнадцать. Впрочем, такая же примерно пропорция имела место и во время лихаревского ученичества. По необъясняемым причинам аггрианское руководству удовлетворялось соотношением среди своих координаторов один к пяти, что зеркально отражало половую структуру человеческих (точнее – земных, поскольку все курсанты были биологически людьми, только доведёнными до возможного совершенства) организаций такого рода. Какой-то смысл в этом очевидно был, только Лихарев никогда не пытался в него вникать. А задавать вопросы, не имеющие отношения к изучаемым предметам или правилам внутреннего распорядка, у них не полагалось.
В частности, Валентин (и любой другой курсант) понятия не имел, по какой причине категорически исключались личные контакты между ними и девицами, хотя в теории сексология и сексопатология, а также их использование в будущей практической деятельности изучались весьма подробно и в девичьих, и в мужских группах. Вот бы и тренировались друг с другом (вернее – с подругой). Но нет. Зачёты сдавались лишь на Земле, во время «преддипломной практики». За эти два-три месяца окончательно определялось и наиболее подходящее место деятельности выпускников, и даже их ранг. В отличие от земных училищ здесь отнюдь не все «выходили в полк» лейтенантами или подпоручиками. Можно было и в «сержанты» залететь, младшим секретарём при резидентуре, и сразу самостоятельную должность получить, вплоть до координатора целого континента.
Разумеется, та дисциплина, о которой зашла речь, профилирующей не считалась, но иногда оценка по ней могла серьёзно повлиять на «итоговый балл».
А отношения между курсантами исключались, видимо, потому, что считалось, будто подобные отношения могут разрушить крайне жёсткую аггрианскую иерархию. Кое-какой резон здесь был – женщины обычно занимали более высокие посты во внутренней иерархии, и каким бы образом та же Сильвия могла эффективно руководить им, Лихаревым, и ещё десятком агентов-координаторов мужского пола, имей она с ними в прошлом интимные, причём весьма непростые, как раз по причине сильного полового дисбаланса, связи?
В людских коллективах такое, как известно, случается, но почти всегда – с обратным знаком. Женщина-начальник обычно удовлетворяет свои потребности на стороне, а не с подчинёнными в обеденный перерыв.
Не зря, наверное, у паучих принято съедать партнёра после завершения брачных игрищ, а у некоторых и до, в том случае, если предлагающий руку и сердце самец не сумеет произвести должного впечатления.
При этой мысли Валентин испытал понятный дискомфорт и порадовался, что за время жизни на базе Дайяна не почтила его своим вниманием. При том, что её формы и стати были вполне в его вкусе. Этакая Венера Милосская, только с руками, и талией потоньше. А в целом – похоже.
Из-за всех этих мыслей и нахлынувших на вообще-то не сентиментального Лихарева воспоминаний он даже не сразу заметил, что у дальней стены зала справа, в креслах среди кадок с экзотическими (свойственными южным широтам Таорэры) растениями расположилась ещё одна группа гостей – Ирина, Лариса, Анна Шульгина, Алла Ростокина и сам Олег Левашов, непонятно из какого места и времени сюда попавший. Ну, слава богу, раз и он и Лариса здесь, то о судьбе экспедиции Новикова можно больше не беспокоиться. Да, честно говоря, она из гостей с Земли занимала только самого Лихарева в какой-то мере.
Вопреки логике, уставу и ожиданиям команды «К торжественному маршу!» подано так и не было. Дайяна вполне штатским голосом и тоном представила своим питомцам и белым офицерам вновь прибывших гостей, а гостям, в свою очередь, сообщила, что здесь собраны абсолютно все несостоявшиеся выпускники и выпускницы, и она будет очень благодарна, если ей помогут решить их дальнейшую участь наиболее благоприятным образом.
Ничего не оставалось, как пройти вдоль строя, расточая улыбки, полупоклоны, а Валентин вдобавок перебрасывался несколькими словами с некоторыми девушками и парнями. Из тех, что занимались последнее время в курируемых им группах.
Лихарев обратил внимание, что на куртках курсантов и курсанток больше нет ленточек с номерами, у всех нормальные, по преимуществу русские имена. Повторяющиеся, что было нередко, те да, по традиции имели цифровую добавку – «Елизавета-2» или «Татьяна-5», но это только до поры, когда обстановка потребует дать им окончательные фамилии и отчества.
– Ты правильно понял, – негромко сказала Дайяна, когда они закончили обход строя и процедуру личного знакомства с каждым из офицеров-югороссов. – Я решила «инициировать» всех, потому что продолжать держать их здесь в прежнем качестве – полная бессмыслица. Я и без тебя уже решила перебазироваться на Землю. Только ещё не решила, куда именно. Господа офицеры предлагали к ним, в Югороссию. Изобилие рук и сердец гарантировали. И желающих среди моих девочек не так уж мало. Некоторые уже подобрали себе пары, это в основном девочки, что рядом с «добровольцами» воевали. Но обе стороны ждут моего благословения. Лариса приглашала любителей экстрима к себе в РСФСР. Левашов считал, что лучше бы всем воссоединиться в твоих владениях и даже имеет некие конкретные предложения..
– Понятное дело. Думаю, тем, кто мечтает замуж, не стоит препятствовать. Остальным лучше ко мне. В компанию к подружкам. Парням тоже работа найдётся. Война на носу, а соответственно, славы и орденов на всех хватит.
Конечно, как исстари заведено, рядовой состав после представления был отправлен в места расквартирования, а для прочих был организован не протокольный банкет, а нечто вроде приёма «а ля фуршет» в длинной анфиладе дворцового типа, где за нереально короткое время были накрыты столики и вообще сделано всё, к подобному мероприятию относящееся. Здесь общаться можно было совершенно свободно, причём Майю с Татьяной в основном расспрашивали Ирина с прочими дамами, всё ж таки на оставленной ими Земле два года прошло и множество разных событий личного и государственного планов совершилось. Гостий, наоборот, интересовали местные обстоятельства, о которых они имели самые отрывочные представления, примерно как среднеобразованный современник Данте о ситуации в северо-восточных княжествах Средневековой Руси. Настроение у большинства присутствующих было приподнятое, пусть и по разным причинам.
У Дайяны исчезла наконец неопределённость насчёт будущего для ста с лишним курсантов и курсанток, дальнейшее существование которых на Базе давно превратилось в утомительную бессмыслицу. Вроде как десятилетняя жизнь и служба на кораблях бывшего Российского Черноморского флота, медленно ржавевших в Бизерте. Казавшиеся раньше необходимыми ритуалы совершались просто по инерции.