Да и угроза нового вторжения дуггуров продолжала оставаться вполне реальной. Стоило лишь врагу учесть допущенные тактические ошибки и заодно хотя бы утроить численность отряда вторжения – мало чем помог бы воинству Дайяны взвод корниловцев. Сражаться и умереть всем, как японцам на Иводзиме[43], – единственная альтернатива эвакуации.
Оставалась, конечно, возможность по полной программе использовать оборонительный потенциал всех имеющихся на Базе блок-универсалов, но это ненадолго оттянуло бы печальный финал. Превратить всю прилегающую местность в выжженную пустыню – и как потом в этой «Долине смерти» выживать? Нет, очень вовремя появился на Таорэре Лихарев. Теперь эвакуацию можно провести не спеша и организованно, а не как из Новороссийска в 1919 году.
Корниловцы истомились от продолжительного безделья и монашеского образа жизни. Далеко не все из них сумели наладить сколь-нибудь неформальные отношения, пусть и чисто платонические, с курсантками. А тут появилась перспектива скорого возвращения домой, а перед ним – по-царски накрытые столы с очевидной возможностью гулять до утра и три новых персоны дамского пола, пусть и с сопровождающим, так всего одним. Флиртовать и ухаживать напропалую Лихарев офицерам запретить не мог. А гостьи оказались мало что чертовски хороши собой, так ещё и через мужей принадлежали к военному сословию, то есть способны были правильно относиться к офицерскому поведению и манерам.
Майе, Татьяне и Эвелин было просто интересно всё окружающее – и люди, и здание, и пейзажи за окнами. Особенно действовало, конечно, осознание того, что они сейчас настолько далеко от Земли пространственно, что Солнца и в виде самой слабой звёздочки на небосводе на различишь. А в каком времени находятся – лучше и не задумываться. Зато комплименты и прочие проявления внимания со стороны боевых офицеров из глубокой древности, украшенных шрамами, орденами за Мировую и наградными знаками – первопоходников, марковцев, дроздовцев и даже последних каппелевцев за Гражданскую, – они принимали с удовольствием.
Впрочем, Ирина с Ларисой и две другие «сестры» тоже не были обделены вниманием, с ними было даже проще, всё-таки давние, с незапамятных времён, знакомые, и каждая являлась тайной или вслух объявленной «дамой сердца» сразу нескольких офицеров, особенно рейнджеров двадцатого ещё года.
Анфилада располагалась на четвёртом этаже Главного корпуса, как бы в мансарде с прозрачными до полной невидимости материала стенами и потолком. Вид отсюда на окрестные горы, покрытые лесом, открывался великолепный, не хуже, чем в Альпах или окрестностях Домбая.
Пристроившись за плотной шторой у открытой балконной двери, чтобы покурить, Майя рукой поманила проходившего мимо Лихарева. Имелся у неё вопрос практического характера, на который только он мог ответить квалифицированно и не устраивая тайн из пустяков. Каким образом организовано снабжение столь удалённой от Земли Базы вполне свежим и разнообразным продовольствием и напитками? Едва ли малая часть этого могла бы производиться на месте, разве что мясопродукты и овощи. Но уж никак не напитки. Причём, как она заметила опытным глазом «светской львицы» и профессиональной разведчицы – из разных времён и даже реальностей. Достаточно внимательно на этикетки посмотреть.
– Не так уж сложно. Как нам ещё на первом курсе объясняли, существует вполне автономная и автоматизированная «Линия доставки» всего нужного с Земли. Имеются специальные машины, по внепространственному каналу извлекающие из всего спектра освоенных… агграми времён (перед «агграми» он сделал совсем маленькую, едва заметную заминку) всё, что угодно, в качестве образцов. Потом на молекулярном уровне нужные изделия дублируются в потребных количествах…
Заметил на лице Майи подобие брезгливой гримаски.
– Нет, можешь не опасаться. Копии настолько абсолютные, что новорожденных младенцев можно дубликатом материнского молока поить, и они разницы не заметят. Почему с Земли, спросишь? А потому что Метрополия совсем даже не землеподобная, никакое снабжение оттуда невозможно. И аггры – не совсем гуманоиды. Без спецскафандров и вне приспособленных помещений здесь жить не могут. Зато Земля и Таорэра – абсолютные близнецы, только география немного отличается.
– А как же? – совсем уже удивилась девушка, раньше ни о чём подобном она не слышала и, общаясь с Ириной, искренне считала, что она и вправду инопланетянка, просто стопроцентно антропоморфная, как в романах у Ефремова написано.
Валентин всё понял и предварил окончание вопроса ответом.
– А мы все – самые обычные люди. Земляне. Просто искусственно выращенные в специальных инкубаторах по определённым программам, и сразу до шестнадцатилетнего примерно возраста. Со всем доступным к этому возрасту набором знаний и умений. А дальше начинается уже собственно профессиональная подготовка.
Непонятно что нашло на Лихарева, скорее всего – разговор с Воронцовым подействовал и осознание того, что прежние игры закончены навсегда. И тайн теперь по поводу Таорэры и аггрианской агентуры не может быть никаких. А ведь раньше даже Ирина избегала слишком детально излагать Новикову кое-что из своей прошлой жизни.
Но Валентину сейчас было даже интересно. Мадам Ляхова ему нравилась, был в ней особый аристократический шарм, который напрочь отсутствовал и у Татьяны, и у всех остальных женщин «Братства», за исключением, может быть, Ларисы. Даже Ирина при всех её статях и совершенстве тут не тянула – её ведь как советскую девушку конца шестидесятых годов готовили, а не для Пажеского корпуса, как его самого.
Хотелось посмотреть, не дрогнет ли что в её лице, когда она узнает, что имеет дело с монстром своего рода, выведенным «в пробирке» неизвестно из какого материала. Тут ведь нужно учитывать ещё и то, что в её мире репродуктивная биология и медицина делали только самые первые шаги.
Но нет, ничего, разве только любопытства в глазах прибавилось. Надо же, казался нормальным человеком, а оказалось – гомункулюс какой-то.
– Размножаться, значит, вы тоже можете? – только и спросила она, теперь уже Лихарева слегка ошарашив.
– Да, а к чему ты спрашиваешь?
– Чтобы знать. А почему тогда ни у кого из вас нет детей?
– Кого – вас? Ты только меня и Ирину знаешь. Остальные в «Братстве» – совсем обычные люди. У меня дети, наверное, есть, и не один. Я в этом вопросе никогда себя не сдерживал. А Ирину… У неё и спроси, если смелости хватит…
Он хотел сказать проще – «нахальства», но в последний момент смягчил выражение.
– А меня это как раз не касается. Я и сама такая. Знаешь, движение недавно появилось, «чайлдфри» называется… Ну, это когда женщины сознательно не желают иметь детей, поскольку беременность и прочее лишают их истинного равноправия…
Лихарев о таком слышал, но это очередное извращение возникло и приобретало всё большую популярность совсем не в реальности Майи. Впрочем, сейчас всё так перепуталось, люди, даже самым краем прикосновенные к «Братству», смотрели фильмы, читали книги из самых разных параллелей и времён и сами то и дело попадали в «параллели». Оно, может, и к лучшему, чрезмерная открытость нередко способствует сохранению тайн куда лучше, чем зверски-серьёзная упёртость секретчиков, со всех сторон огороженная уголовными статьями, допусками и «подписками о неразглашении». На собственном опыте Валентин в этом убедился.
А Майя расспрашивала его об интересных для неё деталях, потому что окончательно решила для себя стать полноценной участницей этого увлекательного «карнавала». Ну, как в прежние времена в Европе или сейчас в Бразилии – на несколько дней улицы и площади городов превращаются в нечто невероятное и загадочное, где не действуют прежние законы и правила морали, и люди ведут себя… Ну, не так, как весь прошлый скучный год и такой же будущий. И она представила, будто вокруг этот карнавальный, бесконечный, непостижимый город, в то время как сама она пребывает, заточённая, в тесной комнате с наглухо зашторенными окнами. И неважно, как отнесётся к её желаниям Вадим. Поймёт – хорошо, нет – ему же хуже. Своим идеалом она сейчас видела Ларису – красивую, сильную, независимую, умную, необузданную в желаниях и крайне рассудительную, когда в этом есть необходимость. Тем более уж она, как окончательно подтвердил Валентин, полностью земная женщина, никаким образом не «инкубаторская».
– Но должно же в вас присутствовать и что-то такое, нечеловеческое? – продолжила она расспросы с лёгким замиранием сердца. Интересно до невозможности и страшновато в то же время. Этакие новые Маугли, воспитанные негуманоидами. Она и раньше имела возможность несколько раз убедиться в необыкновенной физической силе довольно изящно сложенной Ирины и невероятной быстроте реакции и иных сверхспособностях самого Лихарева. Но избегала касаться этой темы.
– Да ничего такого, – Валентин понял смысл интереса девушки[44]. – Всё по науке. Просто доведённые до физиологического предела возможности абсолютно здорового человеческого организма. «Сотку», скажем, за девять-ноль суперспринтер в ближайшие лет двадцать пробежать сможет, а я и сейчас могу. А быстрее уже строение организма не позволяет. То же и с мышечной силой. Ограничивается только прочностью костей и связок. Выносливость – как если бы постоянно на фенамине или кокаине существовать. Индейцы колумбийские листья коки постоянно жуют и за сутки по горам с грузом больше проходят, чем наш горноегерский спецназ. Правда, до тридцати редко доживают. Тут нам без гомеостатов никуда. Или живи, как все, или от нервного и физического истощения сгоришь в неделю.
– Да, очень интересно, – сказала Майя. На самом деле, это же ужас как классно! На вид – ничем не примечательная барышня (тут она слегка пококетничала сама с собой), а по скорости – гепард (или – гепардиха), по силе – горилла, по реакции – южноамериканский паук. И никто не догадывается, а догадается, поздно будет.
– И с нами, взрослыми, такое можно проделать? На пароходе Наталья Андреевна показывала нам, как внешность менять. А дальше?
– Можно. На универсальном гомеостате можно полную реконструкцию пройти. Но тогда уже нужно ручной постоянно носить или непрерывно самоконтроль поддерживать. Забудешься, захочешь с земли на крышу, как кошка запрыгнуть, и пожалуйста – мышцу, да не одну, вместе с куском кости оторвешь сама себе…
– Ладно, это ещё не сегодня будет, – усмехнулась Майя и вдруг спросила: – А почему ты со мной только сейчас откровенничаешь, а до этого два года ваньку валял?
Лихарев сейчас смотрел на Майю какими-то другими глазами. Всё время знакомства он воспринимал её только как жену одного из младших «братьев», и никаких особых, мужских эмоций она у него не вызывала. Как, впрочем, и Лариса тоже. Ту он скорее остерегался, как разумный человек остерегается пусть и прирученную, но всё же от природы дикую пантеру. Да Лариса и сама культивировала у окружающих этот образ. А сейчас он почувствовал, что ещё немного, и эта станет почти такой же. Не многовато ли на одну компанию? Хорошо, что теперь они окончательно «в одной лодке», остерегаться никого не нужно, даже наоборот.
И одновременно Валентин почувствовал к Майе нечто похожее на внезапное влечение. Раньше ему вполне хватало одной Эвелин и для души и для тела. А сейчас вдруг представилось…
– Какого такого я ваньку валял? – взял себя в руки Валентин. – Ты мне кто была? Случайная, хотя и хорошая знакомая. Не больше. Ты ведь со мной не делилась, даже в подходящей обстановке, своими семейными, а тем более внесемейными тайнами? Я вот, признаться, не знаю, осталась ты в штатах прокурорской «генеральной инспекции» или выбыла «по семейному положению».
Лихарев посмотрел на неё с замаскированной, но не так, чтобы она была совсем незаметна, усмешкой.
У Майи слегка загорелись щёки. Сама по себе «Генеральная инспекция Российской императорской Верховной прокуратуры» была весьма засекреченным подразделением, де-юре не существующим, и о причастности к ней Майи, дочки Генпрокурора, по собственному классному чину – титулярному советнику Бельской, из всех входивших в круг её знакомств знал только муж и в какой-то части – Тарханов. Ну, генерал Чекменёв, само собой, но тот вообще знал в Империи всё и всех. Для всех прочих она была лишь кавалерственная дама (что ощутимо выше) Ляхова.
Но откуда об этом знать Лихареву? Майя действительно, выйдя замуж, была переведена в «резерв второй очереди», и два года о ней в «конторе» никто и не вспоминал, на другой уровень она перешла, и по отцовской должности, и по мужу.
– Кто тебе сказал? – и тут же прикусила язычок. Однако Валентин не стал задерживаться на этой будто бы случайной проговорке. Намекнул на степень своей осведомлённости – и достаточно.
– А теперь, исходя из того, что мы с Воронцовым обсудили, союз у нас заключён прочный, я бы даже сказал, «аншлюс» «Братства» и нашей с Дайяной корпорации. Теперь какие-либо тайны всякий смысл потеряли, напротив, чем больше мы друг о друге и в личном плане и в, так сказать, общеобразовательном узнаем, тем успешнее наше воссоединение происходить будет. Уловила смысл?
– Да уж как не уловить. Я, признаться, очень этому рада…
– Ещё бы. Теперь уж точно твоя мечта исполнится…
– Ты какую имеешь в виду?
– А у тебя их много? По-моему, одна и есть, остальные вокруг неё, как спутники, крутятся. Жить вечно молодой и красивой, долго и счастливо, в своё удовольствие…
– И что в этом плохого, – вскинула Майя подбородок.
– Ничего абсолютно, за одним исключением – осознание реальности лично твоей, не загробной, а текущей вечной жизни ужасно отравляет жизнь повседневную. Настолько усиливает страх случайной, она же в просторечии «нелепая», смерти, что может превратить человека в вечно дрожащую тварь.
– Тебя же и остальных не превратило пока? – с вызовом спросила девушка.
– А откуда тебе знать?
– И у вас гомеостаты есть…
– Примерно то же самое, что аптечка первой помощи у солдата или страховочная верёвка у альпиниста. Дело совсем в другом, и этому придётся учиться…
– Чему же?
– Да тому, что надо вообще забыть о том, что ты по наивности называешь «бессмертием». Не думать о нём, как в двадцать лет не думают о неизбежной в любом случае смерти. Живи каждый день, как последний. Господь Бог каждому обещает жизнь вечную, но не гарантирует завтрашний день.
Этот интересный, начинающий уже переходить в богословский диспут разговор прервали подошедшие к ним вдвоём Дайяна и Ирина. Майе, по причине слабой погружённости в историю «Братства» и вообще проблему отношений «ренегаток» первого, второго, а теперь и «третьего призыва», это странным не показалось, но Лихареву сказало многое.
– О чём секретничаете? – тоном любезной хозяйки, считающей своим долгом уделять внимание всем гостям, сколько бы их ни было, спросила Дайяна.
Майя впервые видела воочию и совсем рядом всемогущую, в её представлении, владелицу целой планеты и представительницу иной цивилизации, бесконечно далёкую от землян. Слышать о ней приходилось, и не всегда отзывы были лестными.
Сейчас же это была очень светская и очень милая дама, зрелой, как говорится, красоты. Пожалуй, Сильвия, и та рядом с ней хоть немного, но проигрывала бы.
– Ни о чём не секретничаем, – ответил незаметно для себя подтянувшийся Лихарев, словно капитан при виде генерала, и Майя вслед предыдущим мыслям подумала, что у «аггрианок» красота относится к разряду своеобразных «знаков различия». Чем чин выше, тем и «вторичные половые признаки» эффектнее. Впрочем, во всём биологическом мире точно так же. – Просто обсуждаем нашу дальнейшую жизнь…
– Вы тоже? – удивилась Дайяна. – Мне кажется, что вы настолько хорошо знакомы… Едва ли в вашей жизни что-то может измениться.
– Напрасно вы так думаете, – вдруг вступила в разговор Майя. – Мне, наоборот, кажется, что у каждого из нас жизнь изменится самым кардинальным образом. Даже один новый человек способен перебаламутить всё общество. Как тот же Печорин, явившись «на воды». А вас тут сразу вон сколько…
– Тонкая мысль, – слегка улыбнулась Дайяна. – И как же вы видите себе наше ближайшее совместное будущее?
– Я, знаете, как-то и не задумывалась, я вас всех здесь только что впервые наяву увидела… – растерялась Майя.
– Тогда я попробую за вас… Как бы вы отнеслись, если бы я предложила всем вам, женщинам и мужчинам «императорской» реальности, если таковые желание изъявят, принять участие в работе попечительского совета учебного заведения, которое я решила открыть? Некий гибрид Смольного института и Пажеского корпуса. – Она мельком взглянула на Лихарева и лучезарно улыбнулась как раз в этот момент оказавшемуся рядом подполковнику Мальцеву. Тот, естественно, мгновенно растаял, ибо с первых дней своего здесь пребывания облизывался на Дайяну. Очень ему эта властная, а главное, «с формами» дама понравилась. Такую бы жену в его имение под Гурзуфом привезти… Ещё та получилась бы помещица, да и в постели, наверное, долгими зимними штормовыми ночами с ней было бы… уютно.
– Как, полковник, пойдёте, скажем, старшим инспектором классов[45] в мой институт, когда на Землю переберёмся?
– Непременно, ваше сиятельство (отчего-то он с первого взгляда решил, что Дайяна ниже чем княгиней быть не может, и обращался к ней именно так), могу инспектором классов, могу начальником строевой части, – тут же согласился Мальцев, сделав вид, что подкручивает ус, вроде как майор на известной картине Федотова. Однако не преминул сразу же обозначить уровень своих притязаний, ниже которого спускаться не собирался. Не курсовым же, на самом деле, офицером! А профессорская должность по его специальности диверсанта широкого профиля вряд ли предусмотрена в штатном расписании Института благородных девиц.