– Остроумно, – прищёлкнул языком Император. – Но есть и другой вариант. Насколько мне известно, термин «безоговорочная капитуляция» придумал один из двух диктаторов вашего мира, то ли Сталин, то ли Рузвельт, специально для побеждаемой Германии. И каждый, исходя из просмотренной мной литературы, – в своих целях.
– Так точно, Олег Константинович, если исходить из смысла, вами в это понятие вкладываемого. Вообще-то испокон веков, хоть Ветхий Завет возьмите, там эта самая «безоговорочная» сплошь и рядом. Только в куда более мерзкой упаковке. «Я их победил, я убил их пленных, женщин и детей, я сжёг их город…», ну и так далее. Только в те времена вражеского царя или полководца не привозили в полной парадной форме и даже с маршальским жезлом в Карлсхорст, не давали подписать бумаги в пяти экземплярах и не кормили после этого хорошим ужином. Правда, отдельно от победителей…
– А потом всё равно повесили? – странно сощурился Император, успевший пролистать и материалы Нюрнбергского процесса.
– Ну, это как карта легла. Причём, прошу заметить, наши бы его не повесили. Посидел бы, как Паулюс, 10 лет на хорошей подмосковной даче, да и поехал бы домой, доживать, мемуары писать да внуков в истинно прусском духе воспитывать. Это амеры с лаймами настояли. И судья был их, и прокуроры, и даже палач, сержант… Вуд, кажется, который потом верёвки кусками за хорошие деньги продавал… На сувениры. Начальство не препятствовало. Законный бизнес.
Императора передёрнуло. Должны же быть пределы человеческой подлости и алчности!
– Ладно, оставим это на их совести. В конце концов, каждому народу присуща определённая степень низости и дикости. Уточним кое-какие подробности, чтобы мне больше на частности не отвлекаться. Вы совершенно уверены, Алексей Михайлович, что первый шокирующий удар англичан по нашим базам мы отразим? Не получится нового Пёрл-Харбора в трёх экземплярах?
– Абсолютно уверен, Олег Константинович. Опытные люди расчётом сил и средств занимались. У нас, вы знаете, с самого сорок пятого года тоже своего рода национальная паранойя имела место – не допустить повторения сорок первого! Быть готовыми дать отпор любому агрессору и любой коалиции. Любой ценой! Даже ценой гибели всего человечества, причём минимум семикратного…[107] И добились, в общем-то. Только цена высоковата оказалась. Это я к тому, что такие вещи, как отражение «вероломного удара», у нас отработаны и обеспечены лучше, чем правила пожарной тревоги на подводной лодке. В данный момент на вашу сторону переправлено достаточно ЗРК, чтобы дважды уничтожить всё, что у англичан вообще способно подниматься в воздух. А если сильно потребуется – есть чем ударить по всем их флотским базам и соединениям кораблей в море. Знаете, есть у нас штучки, что сразу целое авианосное соединение – фюить! – Берестин сдул с рукава воображаемую пушинку.
– Я предлагаю, Ваше Величество, – сказал Чекменёв, – сегодня же опубликовать к сведению всего мира сообщение – Россия, мол, не против приличной джентльменской потасовки, если Великобритания или любая другая держава имеет настроение помериться силами. Но заранее категорически предупреждает, что правила будут англосаксонские: число раундов не ограничено, бой до победы не «по очкам», а вчистую, и «победитель получает всё».
– Что ж, ничем не хуже, чем «Иду на вы» Святослава, – согласно кивнул головой Олег.
Глава восьмая
Сейчас, пока развиваются несколько сюжетных линий сразу в трёх параллельных реальностях, как бы одновременно, и в то же время с серьёзными отклонениями от общей, если так можно выразиться, хронологии, есть время обратить внимание на некоторые имевшие место в недавнем прошлом события. Впрочем, очень может быть, что не совсем в прошлом это было, а случилось где-то на пересечении пространственных и временных координат, сильно, как и предупреждала Сильвия Фёста с Секондом, деформированных происходящим. Настолько, что даже сверяя сделанные под протокол показания очевидцев, иногда невозможно разобраться, что же там было на самом деле, и в какой мере причины предшествовали следствиям, а в какой – совсем наоборот.
Перед тем как отправить Басманова с Ибрагимом и сопровождающими валькириями в Югороссию, Сильвия с Воронцовым о чём-то долго совещались, привлекая к своим симпосионам[108] Арчибальда, то в качестве консультанта, то свидетеля или даже подследственного. Кроме того, Дмитрий несколько раз уединялся с Удолиным, тоже обсуждая что-то касающееся их двоих, и заодно – судеб окрестных миров. В целом получалось так, как Воронцову и хотелось – он сейчас играл как минимум на трёх шахматных досках, причём не совсем понимая, принадлежат его «противники» к одной команде, с общим тренером и консолидированным интересом, или же это просто несколько совершенно посторонних друг другу любителей, заплативших свои двадцать копеек за право сразиться с заезжим гроссмейстером.
Оставаясь ночью один в своём прежнем, самом первом здесь номере, скопированном с «королевских» апартаментов бомбейского отеля «Си рок», Дмитрий, уже засыпая, в расслабленной полудрёме обращался к Замку с вопросами, пытаясь вспомнить и сымитировать тот настрой, что был у него в дни, когда из его подсознания извлекались воспоминания, использованные для воспроизведения образа-мечты Натальи. Непонятно до сих пор, зачем это было сделано. Точнее – было известно, зачем потребовалась её голографическая копия во время нахождения Воронцова внутри системы, но вот для чего Замку потребовалось перенести новые личностные характеристики девушки-фантома на живущую в настоящей Москве, не слишком на неё похожую тридцатилетнюю женщину с нелёгкой, как говорится, судьбой? Дмитрию казалось, что с добрыми намерениями, в качестве этакой «награды за труды», и сейчас он надеялся, что каким-то образом Замок подскажет ему что-то весьма важное и полезное. Или в «вещем сне», или напрямую, в виде вербального совета-инструкции.
Что-то такое его посещало, но крайне расплывчатое, неоформленное и не структурированное, зато имевшее большой эмоциональный заряд, причём позитивный, так что просыпался он в прекрасном настроении, убеждённый, что жизнь прекрасна и удивительна и что горы для того и существуют, чтобы их походя сворачивать.
На третий день своего здесь пребывания утром за общим завтраком он сообщил Басманову и Катранджи, что никаких препятствий для исполнения их миссии больше не видит. Вернее, не он сам, а так расположились звёзды.
– Не правда ли, Константин Васильевич?
Удолин, только что опрокинувший рюмку «Зубровки» и закусывавший вкрутую сваренным и разрезанным вдоль яйцом, намазанным последовательно майонезом, горчицей и настоящей аджикой из Сухума, промычал утвердительно и вдобавок кивнул головой.
«Где ж это он таким кулинарным изыскам обучился?» – подумал Воронцов, а вслух сказал:
– В таком случае заканчивайте завтрак и отправимся…
– Вы что, тоже с нами? – осведомился Ибрагим. – И профессор?
– Мы – пока нет. Это просто в фигуральном смысле… Отправитесь, конечно, вы, а я помашу вам с берега платочком и буду обеспечивать вашу дальнейшую безопасность. Вы ведь всё-таки, Иван Романович, в никуда фактически отправляетесь. В царство мрачного Аида некоторым образом… Сами ведь понимаете, что никакого тысяча девятьсот двадцать пятого года в природе не существует, поскольку девяносто лет назад в положенный срок он сменился двадцать шестым и так далее, вплоть до сегодняшнего. И всё, бывшее ранее, превратилось в конфетти на полу вокруг ставшей никому после новогоднего бала не нужной ёлки.
Катранджи древнегреческую мифологию в своё время изучал, поэтому ссылку понял. Дальнейший заковыристый пассаж тоже… Если не понял по сути, то уловил смысл.
– А вот как же, Михаил Фёдорович? Вполне себе существует. Как и мы с вами здесь…
– Ну, это уже дебри начинаются. Когда вы смотрите на фотографию вашего почтенного прародителя, снятую в городе Смирне где-то на рубеже предыдущих веков, то ведь не сомневаетесь в подлинности предметов, которые его там окружают? Пролётка куда-то едет, лошади ногами перебирают, человек в котелке на заднем плане собирается шагнуть с тротуара на мостовую. Даже ветерок присутствует, шевелящий листья пальм. И что?
– Как что? Всё это на самом деле было. Но ведь прошло. Дед в могиле, тот человек – тоже. Разве что пальмы остались. И ветер с моря. Такова жизнь. Откуда мы пришли, туда уйдём навеки…
– Верно. Ну а если есть способы и из фотографии сюда к нам выйти, и туда вам войти? Вот, Михаил Фёдорович вышел и вполне выглядит живым нормальным человеком. А теперь вы с ним туда войдёте. Ничего сложного, если разобраться. Для вашего деда столь же невероятной казалась идея о том, что из его Смирны за час можно добраться до Мекки, Стамбула, а за десять всего – до той стороны Земли… А потом люди узнали способы. Мы – узнали ещё несколько. Но самолёты ведь не всегда долетают туда, куда направлялись. Совсем недавно вы в этом убедились. Но с вами, слава богу, произошла всего лишь вынужденная посадка на подготовленный аэродром. Вполне гостеприимный. Вот почему я и сказал, что озабочусь, чтобы подобного не повторилось…
– Вполне доступно вы всё объяснили. Хотя и чересчур затейливо. Умом я всё понимаю, но чувствами воспринять – пока не получается, – честно признался Катранджи.
– Ничего, привыкнете, – успокоил его Воронцов. – К моей затейливости – тоже. А то вам всё больше чересчур прямолинейные люди попадались… Короче, заканчивайте завтрак – и вперёд.
– «Иль погибнем мы со славой, иль покажем чудеса». Так, кажется в старой русской солдатской песне пелось?
– Совершенно верно. Доберётесь – сможете при желании дедушку повидать. Или по меньшей мере открыточку послать. Тогда вообще всё на своё место станет в моей аллегории.
Чуть позже, оставшись с Басмановым наедине, Дмитрий сообщил ему в виде «предполётного инструктажа» как человеку достаточно подготовленному и всё понимающему, что по уточнённым только что с Арчибальдом сведениям его Югороссия «двадцать пять» действительно находится полностью вне системы остальных ныне действующих реальностей. Как именно это получилось – он сам до конца не понимает, но, организуя переход «Братства» вместе с пароходом в «большой мир», Антон вместе с Замком сумели выделили этот сектор Гиперсети в некий инвариантный анклав.
Посещать его физически можно, и существует он как бы по общим для действующей модели мироздания законам, но в то же время путь в него именно через Замок, то есть минуя куда более опасные и ненадёжные методики Левашова или Сильвии, может открываться только в определённых обстоятельствах и с применением особых приёмов, суть которых способен осознавать только сам Замок. Арчибальд же всего лишь исполняет его волю, не вникая в физику процесса. Если это вообще физика, а не мистика, в человеческом понимании.
То есть риск действительно имеется и здесь, он Катранджи не запугивал, – в случае, если Замок изменит свои взгляды, обратного пути может и не быть. Это крайне маловероятно, но такую возможность следует учитывать.
Михаил изобразил на лице недоумение. Сам-то он неоднократно перемещался туда и обратно, и даже целую дивизию легко удалось переправить в Берендеевку, когда возникла необходимость. В Южную Африку девяносто девятого года оттуда ходили, и сейчас офицеры рейнджерского батальона действуют в определённом месте… То есть – в чём смысл этих слов? Может быть, Дмитрий Сергеевич что-то недоговаривает? Ему-то лично без особой разницы, если придётся там остаться – что ж, это его настоящий мир, может, и проще будет забыть о всяких переходах и доживать свой век, как тот же Сугорин, ведя беззаботную жизнь довольно высокопоставленного отставного офицера. Там это несложно.
– Жаль будет всех вас потерять, а всё остальное меня мало волнует.
– С тобой-то так. Тем более, как я понимаю, – невесту с собой везёшь. Из Марины очень хорошая жена получится, вдобавок владеющая непредставимыми у вас возможностями. Колдунья в исполнении Марины Влади. Фильм давным-давно такой популярный у нас был, – пояснил он в ответ на вопросительно приподнятую бровь полковника. – Они с той артисткой немного похожи. Не пропадёшь, кто бы сомневался. Вот для нас такой вариант будет натуральной катастрофой. И друзей лишимся, и очень важной для всех тыловой позиции… Недоступной для любых гипотетических катаклизмов. А если ты думаешь, что я понимаю намного больше твоего, Миша, так ты ошибаешься, – продолжил Воронцов, привычным для него образом неопределённо улыбаясь. – Я ведь тоже человек совсем другого образования, культуры и способа мышления, чем эти… форзейли. Мы с Антоном вроде и друзья закадычные, но гораздо дальше друг от друга психологически, чем ты – от какого-нибудь готтентотского вождя племени чумакве-шуакве, пусть он в отличие от прочих людей произносит слова на вдохе, а не на выдохе. То, что мы с инопланетянами по фенотипу и генотипу неотличимо совпадаем, – игра природы, не более.
А о том, что опасность существует, это я тебе только собственное мнение передаю. Замок как раз, через посредство Арчибальда, меня в противоположном заверил. Ваша реальность, грубо говоря, существует только в представлении Замка, потому для вмешательства чуждых сил так же недоступна, как наши с тобой интимные фантазии…
Он снова улыбнулся, но уже с другим выражением.
– А как же в этом случае кто-то сумел проникнуть к нам в Царьград, устроить провокацию с «Гебеном», угнать наш самолёт?
– Да сам Замок и сумел. Через того же Арчибальда. Это ведь его епархия. Хозяин – барин. В тот момент ему потребовалось собрать вас у себя. Возможно, чтобы совершилось то, что совершилось, чтобы какие-то совсем неожиданные узелки на «нити судеб» завязались. Сколько всего между вами произошло, сколько интересного каждый узнал и о себе и о другом…
– Постой. Ты сам откуда о… том, что здесь было, узнал? Ты ведь уже… после всего появился.
Басманову, непонятно почему, стало очень неприятно при мысли, что Дмитрий в курсе его внезапной, но, признаться, чертовский увлекательной интрижки с Сильвией. Возможно, оттого, что Воронцов только что упомянул Марину как его невесту. Самое же интересное, что, с точки зрения дворянина начала ХХ века, ничего здесь стыдного не было. Жёны, невесты, любовницы или обычные «публичные девки» существовали в абсолютно разных, непересекающихся плоскостях.
– И я не просто так появился, а «в нужный момент». О том, что он сам счёл важным, меня Замок проинформировал. То ли он новую партию против пресловутых Игроков затеял, то ли пытается доступными ему средствами «вывихнутый сустав» на место поставить[109]. Но ведь не будешь же спорить, что эффект для всех сразу и для каждого в отдельности получился интересный? А уж как всё было срежиссировано! Сказано ведь – «неисповедимы пути Господни», и «не простому смертному судить о причине причин». Второе – это уже из буддизма, – счёл нужным пояснить Воронцов.
– И то, что Замок допустил, точнее – сделал возможным несколько эпизодов весьма странного характера, да заодно сумел значительно расширить возможности наших девушек в обращении с блок-универсалами, – конечно же не просто так. Надо думать, что для его дальнейших планов это имеет существенное значение.
– Значит, мы теперь можем надеяться только на то, что у Замка не возникнет новая «плодотворная дебютная идея»? И мы у него если не в рабстве, то «под колпаком» точно.
– Зато есть довольно серьёзная гарантия, что никто другой в наши дела не вмешается, – успокоил его Дмитрий. – Всегда лучше, если точно знаешь, что в лесу только один волк или тигр, а не чёртова уйма скорпионов и гремучих змей… Да и ещё проще – верующий человек ведь живёт, зная, что все ниточки его судьбы находятся в руках Единого Бога, или Рока, или Мойр каких-нибудь древнегреческих. Как их там?
– Клото, Лахесис, Атропос[110], – с ходу ответил Басманов. Греческую мифологию в корпусе по программе классической гимназии изучали очень даже основательно.
– Молодец. Двенадцать баллов. Так что лишний раз задумываться над тем, над чем не властен, – просто бесполезно.
– Ты же задумываешься…
– Я, по возложенным на себя обязанностям, всего лишь продумываю варианты. Чтобы не оказаться в растерянности перед очередной загадкой Сфинкса.
– Изящно излагаешь. Тут, конечно, не поспоришь. Итак, мы летим в Севастополь, там решаем все дела с Ибрагимом и возвращаемся? Ты нас вызовешь или мы тебя?
– Конечно, вы. Твои спутницы сейчас настолько овладели аппаратурой, что им не составит труда… Решайте свои дела, сколько потребуется, девчонкам позволь на другую жизнь посмотреть, на вкус попробовать. Только пусть не увлекаются. Завтра свяжешься со мной. Я уже сказал Верещагиной, она на своём блоке такую комбинацию выставила, что вызов уйдёт в никуда, для любого наблюдателя, а где-то в мировом эфире, на седьмом или бог знает каком уровне его перехватит Замок. Остальным об этом пока знать не нужно. Девушкам тоже. А если вдруг – я сам тебя вызову аналогичным образом. Поэтому по прибытии на место портсигар у Марины временно изымешь. Уяснил?
– Прикажешь повторить инструкцию или на слово поверишь, что правильно понял?
– Поверю, господин полковник, ты же по-настоящему меня старше чином.
Это Воронцов подразумевал, что Басманов на большой, шестилетней войне дослужился до капитана гвардии, то есть армейского подполковника, а сам Дмитрий всего лишь советский капитан-лейтенант запаса.
…«Буревестник» взлетел, и только после этого Басманов зашёл в пилотскую кабину.
– Поднимайтесь тысячи на три курсом прямо на восток, по солнцу, после этого все ваши приборы заработают. Надеюсь, – сказал он флотскому старшему лейтенанту, командиру экипажа. Вот ведь тоже интересно, вместе в такой переделке побывали, а кроме фамилии ничем этот пилот из множества других для него не выделился. Не возникло какой-то товарищеской близости. Видно, подсознательный почти антагонизм моряков и «крупы» и здесь проявился. Ну и разница в чинах и положении.