С этими словами я вошла в приемную, не видя реакции Эстерситы. Но меня колотило.
– Фаина Витальевна, опять цветуечки прислали! – доложила Светлана.
– Спасибо, я уже знаю.
На столе стояли фантастические белые розы.
– Анита здесь?
– Ждет вас!
– Анита, извини, попала в пробку!
– Да я сама только что пришла. Кто это тебя заваливает розами?
– Да так, один латышский перец. Она фыркнула.
– Слушай, Фаинчик, я сегодня улетаю на сутки в Милан, а тебе кровь из носу надо пойти на презентацию книги Сашки Великанова. И написать репортаж. Лучше тебя никто не сделает. Скажешь ему несколько нежных слов, он, кстати, чуть не сдох от зависти по поводу старой леди. Сказал, что ход гениальный. Ты же понимаешь, мы коллеги.
– Анита! – взмолилась я. – Тебе же известно, как я все это ненавижу! Да и я не фигура для этой тусовки… Нет! Пусть пойдет Эстерсита, к примеру.
– Нет! Должна пойти ты! Надо привыкать! Потолкаешься там полчасика и гуляй! Только возьми с собой Женю, она будет фотографировать, и репортаж какой-никакой сварганит, тебе останется просто представлять наш журнал. И не спорь.
– Господи, а как туда надо одеваться?
– Фаинчик, не строй из себя дурочку. Ты все прекрасно знаешь сама.
– Но я не читала его книгу!
– Вот, возьми, прочти…
– Это стоит читать?
– Знаешь, странно, но это редкое говно. Я думала, он умный образованный парень, с чувством юмора, а тут…
– Что?
– Какое-то бесформенное скучно-гламурное детективище, в которое он попытался впихнуть все, что знает. Но это не имеет значения. Можешь не читать. Подойди, передай привет от меня, скажи, что я рыдала от горя, что не смогу быть на этом мероприятии. А потом можешь сматываться. А сейчас иди, у меня еще куча дел до отъезда.
– А как Дмитрий Сергеевич? Ты с ним летишь?
– Если бы! Но он присутствует в жизни, и это приятно. Да, а что за латышский перец?
– Да ничего, просто латышский перец.
– Ладно, лирика потом.
Александр Великанов был главным редактором мужского журнала. Красивый сорокалетний мужик, действительно образованный, делал вполне хороший и, я бы даже сказала, продвинутый и интеллигентный журнал. Там статьи писались отличным русским языком, что по нашим временам огромная редкость. Саша давал всегда взвешенные интервью, выдержанные в хорошем тоне – словом, я не очень поверила Анитиной оценке. И решила сама проглядеть книгу. Я умею за полчаса понять, что собой представляет та или иная книга. И я была поражена! Оценка Аниты была совершенно точной. Все-таки гламур съел этого кандидата филологических наук с потрохами. Полное отсутствие представлений о форме, неиссякаемый поток брендов, самолюбование, вялый детективный сюжет то и дело вспухал историческими отступлениями, совершенно неинтересными и даже неуместными в этом повествовании. Словом, далеко не всем надо писать книги. Ох, не всем, а сейчас пишут практически все. И это беда. Настроение, с утра испорченное Эстерситой, упало, как говорится, ниже плинтуса. И вдруг меня осенило. Я попрошу Федяку пойти со мной на эту тусовку. Ему это будет любопытно, а я по крайней мере буду не одна. Сказано – сделано.
– Федь, ты вечером занят?
– А что?
– Хочешь пойти со мной на презентацию?
– На презентацию чего?
– Книги Великанова. Там будет фуршет, а потом мы смоемся, и ты покормишь меня обещанным ужином.
– Годится. Туда нужен смокинг?
– Нет, просто костюм. Желательно с галстуком.
– Договорились. Где встречаемся?
С работы пришлось уйти пораньше, так как надо было переодеться и навести лоск. Дома меня опять ждал огромный букет – на сей раз чайных роз. Если так и дальше пойдет, надо купить несколько больших ваз, как-то отстраненно подумала я. Я надела черный шелковый костюм, служивший мне палочкой-выручалочкой уже два года. Последний раз я надевала его с серебряным шарфиком, а сейчас надела с белой атласной вставкой. Получилась совершенно новая вещь. Я выложила за него кругленькую сумму, но эта трата себя оправдала. Помню, первый раз я надела этот костюм на какое-то мероприятие, где был Родион. Увидев меня, он помотал головой, зажмурился и произнес: «Девушка, ты ослепительна! Само совершенство!» А влюбился в «селедку»…
На презентации все было как обычно и я, как обычно, злилась. Лица одни и те же, хотя все одеты скромнее, чем раньше. Ничего не попишешь, веление времени, кризис! Но суть от этого не менялась. У нас это считается высшим светом, хотя, полагаю, три четверти этих людей к высшему свету любой другой страны даже близко не подпустили бы. А мы же особенные. У нас и высший свет на особицу. Но Федьке это было интересно.
– Финик, а это кто? – то и дело вопрошал он, вспомнив мою детскую кличку.
– Где?
– Ну вон та, блонда в лиловом.
– Писательница Мылова, – хмыкнула я.
– Писательница? – ахнул Федька. – Что она может написать?
– Не знаю, я не в силах это читать.
– Да, Финик, тяжелый случай. Такое впечатление, что ее молодость прошла на обочине Ленинградки.
– А я смотрю, она тебя зацепила, – засмеялась я.
– Скажешь тоже…
Мы повертелись среди модной публики, и я улучила момент, чтобы подойти и поздравить Сашу. Он был весьма любезен, хотя его со всех сторон тормошили, успел сказать:
– Фаина, колонка старой леди – гениальная находка. Если захочешь уйти от Аниты, всегда тебя возьму, имей в виду.
– Спасибо, Саша.
– Ты книгу-то читала?
– Нет, еще не успела.
– Я тебе подарю.
Он взял книгу, написал несколько слов и протянул мне.
– Спасибо, я тронута. Моя миссия была окончена.
– Федь, все, можно уходить.
– Фаин, ну давай еще побудем.
– Не могу, тошнит.
– Ну пятнадцать минут.
– Черт с тобой!
Вокруг шептались о книге, большинство говорило, что книга отвратительная, но к Саше все подходили с восторгами. Все как всегда. Подошла Мылова на невероятно высокой платформе и тоном провинциальной обольстительницы середины девятнадцатого столетия пропела:
– Александр, я вас поздравляю! Вы умничка! Такой культурный багаж и так интересно, не оторваться… Так что мы теперь коллеги!
Я видела, что Сашка скривился. Он все-таки понимал, что быть коллегой Мыловой не слишком престижно, как минимум.
– Федь, все, больше не могу! Фуршет еще не скоро, а я умираю с голоду.
– Хорошо, идем.
Мы подошли к широкой мраморной лестнице, и вдруг я увидела, что навстречу нам поднимается Гунар с женой.
При виде меня он заметно побледнел.
– Федь, не вздумай сказать, что ты мой брат, – на всякий случай шепнула я.
Но и Гунар и его жена сделали вид, что меня знать не знают.
– Ты о чем? – не врубился Федяка.
– Ни о чем, проехали.
– Ну, куда тебя отвезти?
– Куда-нибудь, где мне дадут поесть.
– Тогда поехали в «Эль Гаучо».
– А это что?
– Аргентинский ресторан. Там подают лучшее мясо в Москве. И там ты оценишь степень моей благодарности. Кстати, мама страдает.
– Отчего?
– Она ревнует тебя к твоей новой соседке.
– Ну вот еще!
– Говорит, ты про нее совсем забыла, даже ужинать не приходишь.
– Господи, какая чепуха! Вот завтра приду к ним и объясню, что добираюсь домой так поздно, что даже к родным неудобно заваливаться. Работы непочатый край, все же на меня свалилось.
– Да я думаю, дело не столько в ужинах, сколько в этой колонке.
– Но Соня же не может вести колонку в журнале.
– А мама говорит, что тебе даже в голову не приходило предложить ей попробовать.
– Федь, ты так шутишь? – расстроилась я.
– Если бы! Вообще, у мамы в последнее время какие-то заскоки появились. Взять хоть эту суку и ее никогда не существовавшего ребенка. Она уж для него пинеточки связала…
– Да ты что? Бедная Соня, ей хочется внуков…
– Зато мне не хочется детей незнамо от кого.
– Тогда не ложись в постель незнамо с кем.
– Легко сказать.
Интересно, отчего Гунар так побледнел, от страха или от ревности? А впрочем, неважно. Он мне не нужен, решила я.
Утром в офисе меня опять ждал букет, на сей раз розы были цвета сомон. Я стала искать записку с извинениями. Ее не было.
– Это кто же так старается? – спросила Таня из рекламного отдела.
Я молча пожала плечами. Но почувствовала, что в основном женскому коллективу журнала мои розы как кость в горле. А и в самом деле бестактно. Ну прислал один букет и хватит. А хочешь завалить меня розами, шли домой. На работу-то зачем?
Вечером меня тоже ждали розы. И записка:
«Фаина, дорогая моя Фаина, надеюсь, Вы простили меня за невольное хамство? Но, поверьте, так лучше и спокойнее всем. Однако я потерял покой окончательно. Что это за мужик с вами был? Только не думайте, что моя латышская фамилия залог холодного темперамента. Отнюдь. Я ревнив, как венецианский мавр. И просто умираю от любви. Вы вчера были невероятно хороши. Остаюсь преданный Вам и терзаемый ревностью Гунар».
Ничего, пусть терзается, ему полезно. Интересно, на каком основании он меня ревнует?
Ничего, пусть терзается, ему полезно. Интересно, на каком основании он меня ревнует?
Утром, обнаружив опять букет, я пришла в ярость.
– Фаина Витальевна, вы бы сказали вашему кишкомоту, чтоб слал цветуечки на дом, а то наши уже кипишуют.
– Кому сказать? – ошалела я.
– Кишкомоту. Чего он кишки вам мотает…
– Светлана, я такого слова не знаю!
– Думаете, вы все слова знаете? У нас в Одессе так говорят. Я, конечно, дико извиняюсь, но у вас будут-таки проблемы из-за этих цветуечков.
– Светлана, я потрясена. Обычно, от вас двух слов не дождешься, а тут целый монолог, да еще с одесской интонацией! И это слово – кишкомот – просто восторг.
– А мне вас потому что жалко. Вы нормальная, а эти фуцанши такие лимонные морды строят. Боюсь, они вам таки устроят рай мит фефер.
Я вскочила и расцеловала девушку. Обожаю одесские выражения. У отца была тетя Ципа, которая как-то приезжала к нам в гости. Она готовила потрясающие блюда из «синеньких», привозила целые мешки «конского зуба», который называла «семачки». Я тогда уже жила у отца, и тетя Ципа сказала: «Виталя, что за дрипка твоя жена? Как можно дите отдать папаше? Знаю я ее, цельный день квартеру шкрябает, а на дите накакала? Ей что, до сраки кари очи?» Я тогда хохотала как сумасшедшая и нежно полюбила тетю Ципу, которая, к сожалению, очень рано умерла. И сейчас от этого Светкиного монолога на меня пахнуло чем-то теплым, добрым и вкусным…
– Фаина Витальевна, вы чего? – растерялась Светлана.
– Ты почему все время молчишь? Тебя послушать – одно удовольствие.
– Так мне Анита Александровна велела помалкивать и стараться не злоупотреблять одесскими выражениями.
– Да почему?
– Анита Александровна сказала, что эта манера очень прилипчивая и скоро вся редакция будет говорить с одесским акцентом.
– В этом есть рациональное зерно, – сказала я, – но при мне можешь не сдерживаться, я это обожаю.
– Спасибо вам, Фаина Витальевна!
– На здоровье!
Но Света оказалась права. Я остро чувствовала недоброжелательные взгляды. Что случилось с людьми? Раньше одна из наших девушек выскочила замуж за французского миллионера – и ничего, легко пережили. А тут, видимо, я кому-то перешла дорогу. Кому-то мое место кажется невесть каким лакомым… Это было противно. И я решила хотя бы прекратить доставку роз на работу.
– Гунар?
– Боже мой, Фаина! Я счастлив! Вы позвонили!
– Я хотела поблагодарить вас за розы. Они прекрасны, но не надо посылать их мне на работу.
– Вас это смущает?
– Это смущает покой моих сотрудниц.
– Завидуют?
– Очевидно.
– Хорошо. Но домой-то можно?
– Тоже не стоит, я поздно прихожу с работы, надо беспокоить мою соседку, а она пожилая дама…
– Понял! Исправлюсь. Вы простили меня за то, что я не поздоровался?
– Безусловно, это было благоразумно.
– А с кем это вы были?
– Гунар!
– Это ваш любовник?
– А если и так?
– Убью!
Я расхохоталась.
– Фаина, когда мы встретимся?
– Пока не знаю. Не раньше, чем сдадим номер.
– А когда это будет?
– Через неделю.
– Это даже удачно, я завтра улетаю в Лондон.
– Мягкой посадки!
Утром, когда я принимала душ, раздался звонок в дверь. Я почему-то испугалась. Накинув халат, выскочила в прихожую.
– Кто там?
– Госпожа Крупенина, вам цветы!
Черт бы его побрал! Это оказались опять розы в каком-то неимоверном количестве, видимо, обе порции. Я чертыхалась, обрезая концы. У меня еще и прежние не завяли, и непонятно было, куда эти новые девать. Или просто вчерашние выбрасывать, невзирая на их свежесть, в ожидании следующих? Но в какой-то момент поток может иссякнуть, и что тогда? Тогда свобода! А то я уже чувствую себя обязанной. Часть новых роз я пристроила, а остальные собралась отнести Марии Ипполитовне, но потом вспомнила, что Соня на меня в обиде. Отнесу ей. Я вышла из дому на полчаса раньше.
– Фаинка? Ты чего это с утра с цветами?
– Да вот… Мне захотелось тебя побаловать.
– Красотища! Зайдешь?
– Минут на пятнадцать, иначе опоздаю.
– Завтракала?
– Конечно. Она обняла меня.
– Совсем нас забыла.
– Как я могу! Просто столько работы навалилось… И обстановка в журнале какая-то нездоровая.
– А где она здоровая? Только в семье, да и то не во всякой. Ты, наверное, в курсе этой Федькиной женитьбы дурацкой?
– Так вы же сами требовали, чтобы он женился.
– Больше не буду. Такая сука оказалась. Она сообщила нам, что у нее был выкидыш, я расстроилась жутко, поехала ее навестить, а она меня так обхамила… И никакого выкидыша у нее не было. Хотя эта дрянь нам даже УЗИ показывала, у кого-то снимок то ли позаимствовала, то ли сперла… А Федька молодец, хватило ума не прописывать ее. Все, я больше не вмешиваюсь. Пусть сам женится на ком хочет, видно, внуков мне не дождаться. Хоть бы ты родила… Я бы за ним ухаживала, ты ж мне не чужая… И ты, я знаю, ребеночка хочешь. Фаинка, ей богу, роди! Хоть без мужа, в наше время это необязательно. А мы с Юликом будем ему вместо деда с бабкой и все возьмем на себя, ты только роди, пока не поздно.
– Чтобы родить, надо найти производителя, а на горизонте пусто.
– А кто ж тебе розы все время шлет? Я обалдела.
– Откуда дровишки?
– От консьержки, вестимо.
– Да, как тут информация поставлена…
– Ну так что? Он не годится в производители?
– Не хочу с ним вязаться, у него жена мегера.
– А жена ничего не узнает. Переспи с ним пару раз, если получится, быстренько дай отставку, а ребеночек у нас уже будет.
– Нет, Сонечка, я так не хочу.
– Как?
– Без любви. Ребенка надо хоть зачать в любви.
– Может, ты и права, – задумчиво проговорила она. – Наверняка даже права. Ну, а любовь есть хоть на горизонте?
– Нет, даже на горизонте нет.
– Да почему? – вдруг взорвалась она. – Почему у такой красивой, умной, успешной все наперекосяк? Почему ты никого не любишь?
– Так некого!
– Нет, ты небось еще своего Шахрина не разлюбила.
– Разлюбила, – твердо ответила я.
В редакции, видимо, все ждали роз, а их не было, и в глазах многих я читала явное злорадство.
– Фаина Витальевна, нету цветуечков, – развела руками Светлана.
– Знаю. Я сама это прекратила.
– И правильно! А то эти наши бабёхи, видать, так соскучились за цветуечками, шо…
Эту речь услышала Анита, как раз вошедшая в приемную.
– Светлана, я же просила, – страдальчески поморщилась она.
– Умолкаю!
Я села за стол и начала просматривать верстку. Полезла за ручкой – с компьютера читать верстку не могу – и рука моя наткнулась на что-то мягкое. Это была дохлая мышь. Так, меня, кажется, начинают травить. Но я им не доставлю удовольствия. Они ждут, что я начну визжать, но фиг вам! Я надела перчатку, сунула мышь в пакет и молча отнесла в мусорную корзину в туалете.
Интересно, что будет дальше? Главное, не реагировать. Тогда им станет скучно. Но меня трясло. Что я им сделала? Выгнала профнепригодную Дину? А они, такие сплоченные, решили мне за это отомстить? Вряд ли. Слишком много времени прошло. Или цветы просто подогрели уже остывающую ненависть?
Я зашла в комнату, где сидели Эстерсита, Нина и Вета. И вдруг по глазам Эстерситы я поняла: это она! Она ждет скандала, разноса, воплей. Но я только отдала Вете плохо прописанную рекламу духов. И мне показалось, что ни Вета, ни Нина про мышь ничего не знают. У них были спокойные, без ожидания, выражения лиц. Теперь понятно. После увольнения Ларисы именно Эстерсита рассчитывала на мое место.
Раньше у нас были вполне приятельские отношения. В кризисе дело, что ли? Кризис сказывался и на нас. Отпали некоторые рекламодатели, мы крутились, как могли, никого пока не увольняя и даже не понизив зарплаты. Хотя такая перспектива просматривалась довольно ясно. Зачем же Эстерсита рубит сук, на котором сидит? Или, по дури, предполагает, что я не догадаюсь, чьих рук это дело?
А Анита, похоже, витала в облаках. В редакции появлялась нечасто, правда, нарыла где-то щедрого спонсора, который отвалил крупную сумму за небольшую заметку о его любовнице, красивой породистой девушке. Такой материал и поместить не стыдно. Но все же основной воз тащила я, а настроение у меня было никудышное. А ведь на днях предстоял юбилей Марии Ипполитовны и знакомство с тремя ее женатыми сыновьями. Однако с женатыми я никаких дел иметь не буду. Мне это ни к чему. Но просто покрасоваться, покрутить хвостом, нарядиться в охотку – уже приятно.
– Дружочек, вы только наденьте какое-нибудь нарядное платье, – попросила меня Мария Ипполитовна.
– Обязательно!
– А вы с работы приедете?
– Конечно, но я вырвусь на часок в салон красоты, а платье возьму с собой. На работе переоденусь.
– Умница, все продумали! – умилилась старая леди. – Завтра приезжает Леня, Мишка прилетит послезавтра, а Степа уже приехал. Он встретит братьев. У него же тут машина. Он такой внимательный мальчик… Я думаю, это все-таки заслуга его жены. Знаете, если жена не приучит мужа быть заботливым и внимательным…