– А мне казалось, если мать не приучит…
– Ах, я, конечно же, приучала мальчиков, но что значит влияние матери в сравнении… с ночной кукушкой.
И она так улыбнулась, что я явственно увидела, какой обворожительной она была в молодости.
И глаза ее так молодо сияли, когда она говорила о сыновьях…
– Фаиночка, как вы считаете, нам не надо заехать еще разок в этот ресторан, ну, напомнить им, а?
– Я туда сегодня звонила. Там все в порядке.
– Спасибо, дружочек! Вы моя благодетельница. Да, кстати, Фаина, если вы хотите прийти с каким-нибудь кавалером, я буду только рада.
– Спасибо, но сейчас таковых не наблюдается. А просто подгонять пиджак неохота.
– Что? Какой пиджак? – не поняла старая леди.
– «Подогнать пиджак» – это такое блатное выражение, означает взять с собой какого-нибудь мужчину просто, чтобы был рядом, для приличия или солидности.
– Боже мой! Знаете, дружочек, я иногда совсем не понимаю нынешний язык.
Утром в день рождения соседки я увидела в окно, как к подъезду подкатил коричневый джип-тойота, откуда вылезли трое мужчин. Я сразу поняла – это они, сыновья. Все трое с цветами и коробками. Я порадовалась за милую женщину. И подумала, что хоть одному из них я сегодня вскружу голову, пусть хоть на вечер, а мне больше и не надо. И скорее всего Леониду, он такой красавец, похож на Александра Маршала… Я долго стояла перед шкафом. Потом решила, что ради такого случая надо надеть маленькое черное платье, тем более, что у меня их три и можно выбрать по погоде. Я примерила все три. Но одно висело на мне, я похудела за последнее время, второе требовало каких-то аксессуаров в большом количестве, а вот третье было в самый раз и говорило само за себя. Это было платье от Шанель, подарок отца. Это платье не требовало ничего, кроме маленькой нитки жемчуга. Черт побери, а я еще о-го-го! И все же в салон красоты зайти надо. Благо, неподалеку от редакции есть проверенный хороший салон, куда частенько бегают наши.
Но с утра начались неприятности. Захворала Светлана. Позвонила совершенно осипшим голосом, сказала, что у нее температура тридцать восемь и пять. Потом выяснилось, что отпал крупный рекламодатель и замены пока не было видно даже на горизонте.
– Фаинчик, – сказала Анита, по такому случаю приехавшая в редакцию. – Придется сокращать зарплаты.
– Анита, я все понимаю, но, может, можно еще как-то вывернуться?
– Как? Как вывернуться? Можно уволить несколько человек, и тогда обойдемся пока без сокращения.
– Ну, на мой взгляд, лучше все-таки сократить зарплату, чем увольнять. Куда сейчас уволенным податься? А так все же хоть что-то у людей будет.
– Я тоже так думаю, но ты все-таки прикинь, без кого мы сможем обойтись, пока превентивно. Кризис только разворачивается, и если мы хотим сохранить журнал…
– Нет, я пока и думать на эту тему не стану, пусть все идет как идет. Объявим о сокращении зарплаты, кстати, я прошу тебя объявить об этом, лично.
– Почему? Объявишь от моего имени.
– Анита, ты здесь бываешь редко, и вообще ты как Бог и царь, высоко и далеко, а я тут каждый день, на меня и так все шишки валятся…
– Хорошо, поняла. Тогда назначь собрание на пять, у меня как раз будет два часа перерыва, я заеду.
– А может, не надо собрания, а, так сказать, в рабочем порядке?
– Но если в рабочем порядке, то все шишки уж точно на тебя свалятся.
– Тоже верно. Хорошо. Только мне в полчетвертого надо будет на часок отлучиться.
– Куда это?
– В салон красоты.
– А что за случай?
– Юбилей нашей старой леди.
– Сколько лет?
– Семьдесят пять.
– С ума сойти. Слушай, надо ей что-то подарить от журнала.
– Ой, это было бы здорово, но что?
– У меня есть новая сумка Гуччи. Это рекламный дар, я хотела отдать ее в премиальный фонд, но раз такое дело… Как думаешь, она оценит?
– Думаю, да.
– Отлично. А ты что ей даришь?
– Она попросила новый электрочайник. Ну и цветы, конечно.
– Вот и славно. Я сейчас уже убегаю, к пяти вернусь. Не задерживайся в салоне.
– Нет, конечно.
– Фаин, по какому случаю сбор? – спросил фотограф Веня, столкнувшись со мной в коридоре.
– Не знаю, Анита скажет.
– Кризис-шмизис, будут увольнять! А я и сам уйду! На вольные хлеба! Что мне тут ловить?
– Дело твое. Может, и я скоро уйду.
– А есть куда?
– Нет.
– Тогда журналу кирдык. Но я тебя понимаю. Какая-то в державе нашей гниль завелась, как-то пованивать стало, а вот откуда, пока не разберусь.
– Вот-вот, и я тоже.
– Ой врешь, подруга! По глазам вижу, уж ты-то разобралась. И я дам тебе прощальный совет: гони в шею, не жалей! Воздух чище будет.
– Я пока не знаю, кого гнать.
– Ну-ну!
– Фаина, сегодня все мужики будут твои! – сказал мне стилист Яшенька. – О такой коже, как у тебя, можно только мечтать. Извини за банальное сравнение, но это персик!
На собрании Анита объявила о сокращении зарплаты. Все вздохнули с облегчением – лучше получать меньше, чем вообще потерять работу.
– Себе-то небось не сократят, – сказал кто-то, когда собрание закончилось.
– А вот и зря говоришь, – ответила бухгалтерша Антонина Антоновна. – И Фаине и Аните тоже сокращаем. Всем.
– Да ладно, им это сокращение семечки. Они и не заметят.
Такие разговоры у нас в порядке вещей, я не стала обращать внимания и пошла к себе, пора было переодеваться и ехать на юбилей. По дороге еще надо купить цветы. Я открыла шкаф в приемной, куда повесила платье, и обмерла. Платье, мое любимое платье, было изрезано в клочья, а белое кожаное пальто залито чем-то черным. Из кабинета вышла Анита.
– Фаинчик, что с тобой?
Я молча указала ей на шкаф.
– Так! Это кто же у нас старается? Узнаю, выгоню в одночасье! Ты догадываешься?
– Нет. Я думала, мышь мне подсунула Эстерсита, но сегодня она больна…
– Какую мышь?
– Дохлую. Я нашла в столе дохлую мышь.
– Какая мерзость… А почему ты мне не сказала?
– А зачем?
– Только не вздумай реветь! Испортишь потрясающий макияж.
– А зачем он мне нужен? Куда я пойду?
– Можно подумать, это твое единственное платье!
– Но самое лучшее… Подарок отца… Шанель… А пальто… Как жалко… И вообще, у меня такое настроение сейчас… Анита, знаешь, я уйду из журнала.
– Куда это ты уйдешь? Не вздумай! Еще чего! Я найду эту мерзавку, такие истории надо пресекать в самом начале. Вот увидишь, в понедельник я все выясню. И выгоню без жалости. А сейчас возьми мой плащ и быстро езжай домой. Позвони леди и предупреди, что немного задержишься, ты привезешь ей подарок от журнала, скажешь, из-за него и задержалась. И прямо сейчас вызови такси, чтобы на юбилее выпить и расслабиться. Там наверняка будут какие-нибудь мужики, кокетничай с ними, танцуй, веселись. Ну будет на тебе платье не от Шанель, думаешь, твоя жизнь кончилась? Может, она только начинается? Давай, давай. Вот тебе плащ. Уйдет она… Видали? Тоже мне, мимоза! Ты уже принимала скорые решения. То любимого своими ручками другой отдала, то работу бросила… Это все результат, кстати, того поступка. Раньше у нас такого не бывало. Это ты сама спровоцировала…
– Анита!
– Что Анита? Попробуй возразить! Впрочем, мне уже некогда слушать твои возражения.
И она умчалась. А я поплелась на стоянку. Больше всего мне хотелось плакать. И меньше всего что-то праздновать. Но я понимала, что Мария Ипполитовна расстроится. Да и лишать ее радости по поводу подарка от журнала, свидетельствующего о ее большом успехе на новом поприще, было бы свинством. Ничего, приеду, отдам подарки, побуду полчасика и тихонько слиняю. Мне просто необходимо поплакать, слезы тяжелым комом скопились внутри.
В четверть восьмого, когда я уже переодевалась, позвонила Мария Ипполитовна.
– Фаина, дружочек, вы где?
– Простите, я опаздываю, меня задержали на работе, но я скоро буду. Не ждите меня, хорошо?
Меня трясло. Кто же так меня ненавидит? И за что? Анита обещала разобраться, но как? Перед входом в ресторан я замерла, собралась с духом и вошла. Мария Ипполитовна сидела во главе стола, лицом к входу. Она сияла и выглядела настоящей королевой.
– А вот и моя Фаина! – воскликнула она, поднимаясь мне навстречу. Сидевший с ней рядом седовласый красавец поднялся тоже.
– Добрый вечер! – сказал он, принимая у меня пальто. – Столько о вас слышал от мамы…
– Я тоже наслышана, Леонид Петрович.
Я сгрузила подарки на стул и обняла юбиляршу.
– Милая, дорогая Мария Ипполитовна, я вас поздравляю, желаю вам… А впрочем, вы все сами знаете. Вот обещанный чайник, а это подарок от журнала.
Она зарделась.
– Правда? А что это?
– Сумка от Гуччи. Надеюсь, вам понравится. Анита Александровна просила передать вам, что вы лучшее приобретение журнала за последние годы.
Гости зааплодировали. Она притянула меня к себе, поцеловала и шепнула:
– У вас что-то случилось, деточка?
– Ерунда. Потом как-нибудь расскажу, вместе посмеемся.
Гости зааплодировали. Она притянула меня к себе, поцеловала и шепнула:
– У вас что-то случилось, деточка?
– Ерунда. Потом как-нибудь расскажу, вместе посмеемся.
Меня посадили между Леонидом Петровичем и юбиляршей. За столом было еще два свободных места. Из собравшихся знакома мне была только подруга Марии Ипполитовны Нинель Борисовна, чудная тетка, которая живет в соседнем с нами доме. Я чувствовала себя не очень уютно, а комок внутри с каждой минутой разрастался.
– Фаиночка, а это Миша, – сказала Мария Ипполитовна, беря за руку мужчину, сидящего рядом с ней с другой стороны.
Он лучился обаянием. Есть такие люди: вроде бы ничего особенного, но обаяние невероятное.
– Мама говорила, что вы красивая, но я не думал, что до такой степени, – улыбнулся он.
– Спасибо.
– А почему вы ничего не едите? Здесь здорово вкусно кормят.
– В самом деле, дружочек! Попробуйте хоть что-то.
– Девушка, вероятно, сидит на какой-нибудь новомодной диете, – сказал над моим ухом Леонид.
– Нет-нет, просто я немножко отдышусь и тогда накинусь на еду.
– А вы выпейте, сразу станет легче, – посоветовал Миша.
– Фаина за рулем, – вступилась за меня Мария Ипполитовна.
– Нет-нет, я на такси. Не могу же я не выпить за вас, Мария Ипполитовна!
– Вот и чудесно! Леня, налей Фаине водки, она шампанского не любит.
– О, наш человек! – обрадовался Миша. Он не сводил с меня сияющих глаз.
– А Степа будет с минуты на минуту, – сказала Мария Ипполитовна. – Он поехал в аэропорт кого-то встречать и задержался. Пробки!
Я смотрела на двух братьев. Как справедливо природа распределила свои дары. Одному брату красоту, другому обаяние. Если бы все это было, как нынче принято говорить, в одном флаконе, это было бы чересчур. Наглядный пример того, что обаяние куда важнее красоты, по крайней мере в мужчинах. Впрочем, в женщинах, вероятно, тоже.
– Фаина, скажите, а в этом заведении танцуют? – спросил обаятельный.
– Вряд ли, – покачал головой красивый. – Да и кому тут танцевать?
– Например, нам с Фаиной. Мама, ты не будешь возражать?
– Буду. Пусть Фаина немножко придет в себя, поест, а потом уж танцы. И вообще, надо дождаться Степу… а танцы нарушают застолье. Твоя мать все-таки пожилая дама, но тоже не прочь потанцевать с сыновьями. Но после ужина. Перед десертом.
– Мамочка, твое слово – закон! Но, Фаина, обещайте первый танец мне.
– С удовольствием, – улыбнулась я. Мне стало как-то легче. Вероятно, действовало обаяние.
В этот момент вошел еще один мужчина. Я ахнула. Это был мой старый знакомый, Игорь Шувалов, издатель. Он оказался сыном одной из двух дам, приятельниц Марии Ипполитовны.
– Фаина? – не поверил он своим глазам. – Ты как сюда попала?
– Вы знакомы? – удивились Мария Ипполитовна и его мать.
– Давно.
– Фаина моя соседка и, смею так заявить, моя новая подружка! А свет мал, вот лишнее подтверждение, – улыбнулась юбилярша.
– Так, кажется, я понял, что это за таинственная старая леди, наделавшая такого шороху в нашем кругу. Фаина, это твоих рук дело?
– Моя только идея.
– Тетя Маша, я в восторге! И поздравляю вас не с какой-то там дурацкой датой, а с новой карьерой. Это супер! Пью за ваше здоровье и, дорогая тетя Маша, вы достойны восхищения как журналист и по-прежнему прекрасны как женщина!
Странно было слышать это «тетя Маша». Но от присутствия Игоря слегка заныло сердце. В последний раз я видела его почти год назад. Я обедала в ресторане с Родионом, а Игорь, как выяснилось тогда, учился в мединституте с любимой женщиной Родиона, и это он сказал, что у нее было прозвище «Девственная селедка». Наверное, случись эта встреча в другой день, никакого сердцебиения я бы не ощутила, Родя остался в далеком прошлом… Но сегодня каждый пустяк отзывался болью. Но, словно почуяв мое состояние, Миша стал что-то спрашивать у меня, и его обаяние подействовало на меня благотворно. Вот в кого можно влюбиться на раз! Но он живет в Канаде, у него дети… Но ведь не обязательно замуж… И в его глазах такой явный мужской интерес… И так хочется этого…
– Вам нравится Миша? – шепнула мне Мария Ипполитовна.
– Ну… Он… очень обаятельный… – жутко смутилась я.
– И у него отвратительная жена!
К чему она это сказала? Она дает добро возможному роману?
– О, а вот и Степа! Наконец-то!
– Мамочка, прости, ради бога, я в отчаянии, по Москве просто немыслимо ездить!
Он обнял мать, поцеловал.
– Степа, познакомься, это Фаина!
– О, а мы немножко знакомы! – сказал он чуть хрипловатым голосом.
– Как? А я ничего не знаю, – воскликнула Мария Ипполитовна. – Фаина, что за тайны?
– Это не тайны, просто я только сейчас поняла, что это был Степан Петрович. У нашего подъезда была огромная лужа, я слегка замешкалась около нее, а какой-то мужчина схватил меня на руки и перенес.
Гости зааплодировали, он смешно раскланялся и сел на свободное место как раз напротив меня. Сегодня он был гладко выбрит. Ему от щедрот природы не перепало почти ничего. Ни красоты старшего брата, ни обаяния среднего. И вообще никакого семейного сходства. Нет, я ошиблась… Природа его не обделила, она дала ему самое главное, на мой взгляд. Он был мужчиной. И это чувствовалось во всем, в каждом жесте, повороте головы. И если обаяние Миши было, так сказать, всеобщим достоянием, то обаяние Степана могла оценить, вероятно, только женщина. Он был необычайно привлекателен сексуально. По крайней мере для меня. Но в его привлекательности было что-то тревожное, в ней не было доброты, которой так лучился Миша. А сегодня я хотела именно доброты и тепла, которых мне так не хватает в последнее время.
После горячего стали убирать посуду, включили негромкую музыку.
Степан время от времени довольно мрачно смотрел на меня. А я вдруг поняла, что он сейчас пригласит меня танцевать.
– Фаина, первый танец мой! – напомнил Миша.
– Я не забыла.
Он танцевал неважно, но с энтузиазмом.
– Фаина, у вас невозможные глаза… и ресницы. И вообще, вы такая красивая… И знаете, я, конечно, тут ненадолго… Может, мы завтра вечерком куда-нибудь сходим… Вы мне нравитесь… А я вам?
– Вы мне тоже, но завтра у меня вечер занят.
– Жаль, но я теперь буду чаще бывать в Москве. Я тут договорился об одном проекте… Послушайте, а почему у вас такие печальные глаза?
– Это долгая и скучная история.
– Любовная?
– О нет. Служебная.
– Тогда это ерунда. Не стоит внимания.
– Я тоже хотела бы так считать.
– А вы внушите себе.
– Постараюсь.
Музыка кончилась. И тут же подошел Степан.
– Теперь мой танец! – заявил он. В его тоне не было вопроса. Он заявлял о своих правах без обиняков. Меня слегка зазнобило.
Опять включили музыку. Леонид Петрович пригласил на танец мать. А Степан взял меня за талию.
– Я часто вспоминал вас.
– С чего бы это?
– Не знаю. Это иррационально, но факт. А вы?
– Что?
– Вы вспоминали меня?
– Конечно. В наше время такой поступок большая редкость.
– Я не о том.
– А о чем?
– Не притворяйтесь дурой, я знаю, что вы не дура. Кстати, у вас отвратительное имя, какое-то недоброе, старушечье. Как вас зовут близкие?
– Отец зовет меня бамбина, а брат – Финик.
– Финик? Мне нравится. Я тоже буду звать вас Фиником. Вы не обиделись?
– На что?
– Умница.
Он крепко прижал меня к себе. Я задрожала.
– У тебя грустные глаза… Почему?
– Они у меня всегда такие.
– Неправда. Тогда они у тебя были другие…
– Вы успели заметить? – не приняла я его «ты».
– Я тогда много чего успел заметить. И все-таки?
– Зачем вам это? Потанцевали и разошлись.
– Даже и не думай.
– Вы о чем?
– О том, что мы сегодня поедем ко мне.
– Даже и не думайте.
– Ты уверена?
– На все сто.
– Как будет угодно даме.
Я думала, он сейчас меня отпустит, но ничуть не бывало. Теперь мы танцевали молча. Кроме нас танцевали еще две пары.
И вдруг он прошептал мне на ухо:
– Финик!
Я чуть не вскрикнула.
И тут он меня отпустил. Я едва держалась на ногах. Он подвел меня к моему стулу.
– Фаиночка, вы такая бледная, что с вами? – спросила Мария Ипполитовна.
– Здесь душно немного.
Я выпила воды. Леонид танцевал с какой-то дамой. А ко мне подсел Игорь.
– Фаин, скажи, ваш журнал еще не загибается?
– В каком смысле?
– Во всех. Кризис ведь.
– Держимся пока, но зарплату уже сокращаем.
– Хреново.
– Да уж, хорошего мало.
– Ну и, как я понимаю, все в основном держится на тебе, Анита с головой ушла в телепроекты?
– Можно и так сказать, но она держит руку на пульсе.
– А почему ты так грустно об этом говоришь?
– Да так, пустяки…
– Что, сотрудники подсиживают?
– Подсиживают. Главное, я не знаю кто… хотя это не называется подсиживают. Это называется мелко пакостят. Да ладно, Игорь, я не хочу об этом говорить. Ну их.