От последней перспективы я даже вздрогнула, что не ускользнуло от взгляда Императора и вызвало у него новую усмешку.
— Поэтому советую вам искать в ситуации положительные стороны, и принять ее станет легче. Вы выходите замуж за Дарела, и больше никогда в жизни вам не придется ни о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь.
Да уж, надо думать. Аверном, полагаю, от моего лица тоже Император управлять будет? Не сказав ни слова, я поднялась, но мужчина остановил меня властным взглядом.
— Так что же вы выбрали, принцесса?
— Можете не беспокоиться, — тихо ответила я, чувствуя себя убитой и подавленной. — Я выйду за Дарела.
— Не стану отрицать, я рад это слышать, — удовлетворенно произнес мужчина, откидываясь на спинку стула. Внезапно он улыбнулся и как ни в чем не бывало поинтересовался: — Вы же присоединитесь к нам сегодня за ужином?
— Боюсь, что нет. Я… мне нехорошо.
Я направилась к двери и, уже открывая ее, услышала:
— Я пришлю еду к вам в комнату. Отдохните хорошенько, милая, вам предстоит насыщенный день.
На обратном пути я проходила мимо комнаты Янтаря. Замерла на несколько секунд, озадачив конвой, даже подняла руку, чтобы постучать, но в последний момент отдернула и как можно быстрее зашагала к себе.
Завтра действительно предстоял насыщенный день.
Глава 4
Тая растолкала меня в полдень в совершеннейшей панике. До церемонии осталось каких-то три часа, а я до сих пор не одета, не умыта, не накормлена, и Император с нее за это три шкуры снимет. Я наблюдала, как она мечется по комнате, из-под одеяла и не могла заставить себя подняться. Разбитость и подавленность никуда не делись. Вчера я долго ходила туда-сюда, словно тигр в клетке, не в силах сомкнуть глаза, а сейчас мечтала остаться в кровати навсегда.
— Ваше высочество! — возмущенно всплеснула руками Тая, когда сообразила, что бегает уже полчаса, а я не соизволила даже сесть.
Я вздохнула и с сожалением откинула одеяло. Меня тут же подхватили, потащили и закрутили в вихре каких-то совершенно бессмысленных действий, необходимости которых я не понимала. Я вчера со злости назвала Янтаря марионеткой, а на деле сама оказалась ничуть не лучше. Сейчас меня искупают, оденут, причешут, выдадут замуж, не спрашивая мое мнение ни в одном из этих действий.
На душе было паршиво, как никогда. К тому же, прокручивая события вчерашнего вечера на свежую голову, я начинала чувствовать себя виноватой. И перед кем бы? Перед Янтарем!
Нет, я винила себя вовсе не за встречу с Рианом. Во-первых, я действительно понятия не имела, что он полезет с объяснениями и поцелуями, и не видела причин, по которым я должна была еще раньше прекратить общение с ним. Во-вторых, теперь гвардейца мне стало даже немного жалко, но я была рада, что он сказал об этом сейчас. Можно будет ограничить общение с ним и перестать делать человеку больно своим вниманием.
Но Янтарь имел право злиться. Увидеть невесту, пусть и навязанную, в объятиях старого врага за сутки до свадьбы — приятного в этом мало. Особенно если учесть наметившееся в наших отношениях затяжное и даже прогрессирующее перемирие и припомнить, что буквально за час до этого он приходил с извинениями. И вместо того чтобы вспылить в ответ, мне стоило попытаться объяснить происходящее.
Я же накричала на него, обозвала, да еще и выставила все так, будто я жаждала этой встречи и этого поцелуя. И теперь чувствовала себя на редкость отвратительно. Настолько, что хоть прямо сейчас бросай все и беги к нему просить прощения.
Кто бы еще меня пустил. Жениху разрешено увидеть невесту в день свадьбы только у алтаря…
Разговор с Императором после ночи размышлений тоже предстал передо мной совсем иначе. Если поначалу все затмевала злость, то затем на смену ей пришло странное чувство опустошенности, а вместе с ним понимание того, что я действительно никак не могу изменить происходящее и пора начать принимать его как должное.
Да, я не хочу этой свадьбы. Но она все равно состоится.
Дейрек женился на Елении, чтобы остановить зарождающийся бунт в восточных провинциях, зачинщиком которого был ее отец. Дианир — на Грейс, потому что воины Мглистых Островов — опасная сила, которой нужно отдавать дань уважения во избежание конфликтов. Мой собственный отец женился в первый раз на принцессе Салара, небольшого королевства по ту сторону гор, в попытке уйти от имперского влияния. А моя мать была дочерью владельца большей половины алмазных шахт Аверна, которому, после того как он разбогател, был в спешном порядке пожалован графский титул.
Кто из них выбирал свою судьбу? У кого из них было на это право?
Я посмотрела в зеркало. На расшитое жемчугом белоснежное платье, на волосы, в которых, как маленькие звезды, сверкали украшенные бриллиантами шпильки, в собственные испуганные глаза. Закрыла их. Выдохнула. Открыла.
И улыбнулась.
Получилось несколько вымученно, но, пожалуй, уже лучше, чем мрачная или, хуже того, заплаканная физиономия, которую Император уж точно не оценит.
— Вы самая красивая невеста во всей Империи! — провозгласила Тая, отступая на шаг, чтобы полюбоваться на дело рук своих, и в голосе ее слышалось неподдельное восхищение, добавившее моей улыбке чуточку искренности.
Я поднялась и подошла к окну. Длинный кружевной шлейф непривычно оттягивал спину назад, заставляя держать осанку. Воздушники расстарались для императорской свадьбы: безоблачное небо сияло почти ослепительной голубизной, а на покрытые сверкающим снегом крыши города было почти больно смотреть.
— Ваше высочество, экипаж подан.
Сердце пропустило удар. Момент, когда уже окончательно ничего нельзя будет изменить, приближался с неотвратимостью весенних паводков.
Если бы не парадные, полностью белые с позолотой мундиры гвардейцев, то по их мрачным и полным решимости лицам я бы решила, будто меня ведут на эшафот, а не под венец. Интересно, что они делают в первую очередь сейчас? Охраняют меня от покушения или следят, как бы не сбежала, поддавшись предсвадебной панике?
…А еще в голове крутилась нелепая мысль — вот смеху не оберешься, если кто-то из них сейчас, чеканя шаг, наступит на мой шлейф…
Я представила, как ткань с надрывным треском оборвется, оставляя меня с грустно висящим на трех ниточках куском. Или как я взмахну руками и смешно опрокинусь назад. Как переполошатся остальные гвардейцы, решив, что на меня напали. В каком ужасе будет Император, когда ему предъявят слегка помятую невесту со сбившейся прической и крупным черным отпечатком ступни на платье.
Улыбка стала еще естественнее.
В открытой коляске меня уже поджидали две фрейлины Императрицы, похожие, как близнецы, с этими одинаково уложенными волосами, серебристыми шубками, голубыми платьями и возбужденным из-за оказанной им чести хихиканьем, которое они пытались скрыть за важными минами. У них даже имена были почти одинаковые: Камелия и Амелия.
Жаль только, после нескольких казусов в Империи отменили традицию, по которой до самого свершения обряда лицо невесты скрывал глухой покров. Вот был бы Янтарю сюрприз — обнаружить под фатой совсем не меня, а ту же дочку герцога. А что? Она бы, думаю, не отказалась! Ну, расстроятся чуть-чуть сильные мира сего…
Коляска катилась по улицам Съерр-Таша медленно и торжественно, под мерный цокот лошадей. На месте Императора я бы приказала доставить меня к храму со скоростью ветра, а то пустынные улицы (весь город наверняка уже толпится на храмовой площади) и этот унылый звук навевают отнюдь не жизнеутверждающие мысли. Хотя было бы здорово, если бы эту тишину сейчас разрезал залихватский свист, и с одной из заснеженных крыш сорвался бы гибкий силуэт благородного разбойника, спасающего принцессу из лап злого Императора. Он бы умчал меня в темный-темный лес, где нас никто не найдет. И мы стали бы жить в хижине у озера, он — охотиться на кроликов, а я — варить из них супчики, пока смерть или злой, как демон, Император не разлучит нас…
Я даже посмотрела наверх, но гибких силуэтов на крыше не оказалось, только стая голубей сорвалась ввысь, оглашая округу недовольным курлыканьем. Или радостным. Или тревожным. Кто их знает, этих голубей?
По мере приближения к храму тишина постепенно таяла, наполняясь многоголосым гулом. А тот в свою очередь взорвался восторженными криками, стоило окруженной гвардейцами коляске показаться из-за угла. От несметного количества устремленных на меня взглядов, возгласов, сливающихся в невозможную какофонию, мысленно подбадривать и веселить себя стало сложнее. Я почувствовала, как внутри все снова сжимается, а настроение, которое я так старательно поднимала, стремительно скатывается вниз. Чуть успокоилась я, только когда заметила, что вокруг коляски перламутрово переливается прозрачный защитный купол.
Столичный храм Семи Богов, насколько мне известно, считался если не самым крупным, то самым величественным и дорогостоящим во всей Империи. Двухъярдовые статуи на крыше сверкали золотом, как и украшающая портики лепнина, колонны сияли мраморной белизной, и на фоне всего этого великолепия каждый чувствовал себя тем, кем он на самом деле являлся — пешкой в руках возвышающихся над нами богов. Хотя при взгляде на стоящего на верхних ступеньках храма Императора в голову закрадывалась мысль, что некоторые из смертных гораздо ближе к богам, чем другие. По крайней мере, жалкой и ничтожной широкоплечая фигура с наброшенным на плечи ярко-алым плащом точно не была.
Когда повозка остановилась, первыми на красную дорожку выпорхнули фрейлины. Лир Торнелл-старший подал мне затянутую в белую перчатку руку. А я почему-то отметила, что у него на камзоле очень красивые пуговицы, наверняка украшенные самыми настоящими изумрудами. У Амелии из прически сзади выбился локон, а у Камелии от волнения дрожали держащие букет руки. Только когда передо мной возникла обтянутая серебристым камзолом грудь Императора, я поняла, что пыталась сосредоточиться на чем угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
Он широко улыбнулся, и от серо-стальных глаз лучиками разбежались мелкие морщинки.
— Меня несказанно радует ваше благоразумие, Анаис, — едва слышно произнес первый человек Империи, когда я неуверенно положила ладонь на его локоть.
Обычно невесту к алтарю сопровождал ее отец или опекун за неимением оного. Мне же выпала невероятная честь.
— Вы не оставили мне иного выбора, кроме как быть благоразумной, — отозвалась я, глядя, как медленно открываются перед нами массивные темные двери.
Следом за едва слышным скрипом раздался нарастающий шелест: все присутствующие в храме оборачивались в нашу сторону и, по мере того как мы продвигались вперед, склонялись в реверансах и поклонах. Присутствовать на церемонии в храме были допущены только избранные, но от сотен лиц этих избранных рябило в глазах. Улыбка маской приклеилась к моему лицу, и я машинально расправила плечи и вскинула подбородок, только для того, чтобы не показывать, насколько мне не по себе. Внезапно вспомнилось, как я совсем недавно шла к карете через школьный двор, и я тут же вскинула глаза, надеясь, как тогда, поймать знакомый золотистый взгляд.
Янтарь на меня не смотрел.
Он стоял прямо передо мной возле алтаря, усыпанного дарами для Неи[15], — затянутая в темно-бордовый камзол фигура, сцепленные в замок за спиной руки, вновь усмиренные огненные волосы, которые теперь не скрывают направленного в никуда, совершенно пустого взгляда. Кажется, с ролью счастливой невесты я справляюсь куда лучше, чем он с ролью счастливого жениха. Мне снова стало стыдно за вчерашнее, а еще отчего-то неимоверно обидно.
Он вынырнул из своих размышлений, только когда мы с Императором приблизились к лестнице, ведущей на пьедестал с алтарем, и замер на несколько мгновений, стоило нашим взглядам встретиться. Мне даже показалось, что я могу разглядеть собственное лицо в расширившихся, подрагивающих зрачках. Не отводя глаз ни на секунду, он спустился, протянул руку, а Император с довольной улыбкой вложил в нее мои ледяные от волнения пальцы.
Я сама вцепилась в ладонь огневика, как потерпевший кораблекрушение — в обломок мачты, заставив его едва заметно приподнять брови от удивления. Ну почему я прямо сейчас не могу ему сказать о том, что виновата, и пусть прекращает дуться! Это показное равнодушие сейчас задевает меня еще больше, чем ядовитое подшучивание.
Но Янтарь уже отвернулся, увлекая меня за собой к алтарю.
Жрица Неи в золотистом струящемся одеянии подняла на нас сияющие радостью глаза. Что же, на нашей свадьбе есть по крайней мере два человека, получающих удовольствие от происходящего…
— Солнце всходит на востоке и заходит на западе, — ее звонкий голос вознесся под каменные своды храма, заставляя всех притихнуть. — День сменяет ночь, весна — зиму. Этот порядок вечен и неизменен так же, как и стремление хранительницы очага Ней, светлой богини, объединять две жизни в одну и даровать миру новую жизнь…
Я не особенно вслушивалась в ее слова, мечтая, чтобы все это закончилось как можно скорее. Чрезмерная торжественность происходящего угнетала, а четырехъярдовые статуи богов вдоль стен давили своим величием. Я никогда не была сильно верующим человеком, но сейчас мне особенно отчетливо подумалось, сколько порой лицемерия в этой вере. И жрицы Ней, проповедующие любовь, не имеют права заключать союзы вроде этого. Я настолько погрузилась в собственные мысли, что чуть не подпрыгнула, когда над ухом раздался голос Янтаря:
— Я, Дарел из рода Дэриэн, беру в законные жены Анаис из рода Горных королей.
Мое сердце ухнуло куда-то в живот, когда я с непередаваемым ужасом осознала, что через какие-то мгновения мне предстоит произнести то же самое. Я непроизвольно еще сильнее стиснула его руку, парень вздрогнул, но продолжил, не сбиваясь:
— Перед богами и всеми присутствующими здесь клянусь любить… — Мне показалось, что его голос едва заметно дрогнул, оборвался, замер и только потом продолжил уже спокойно и ровно: — Уважать ее и хранить ей верность.
Показалось. Точно показалось. Или… нет?
— Быть ее поддержкой и опорой в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в печали и радости до последнего вздоха.
Слова растаяли в тишине, а я, слишком задумавшись над промелькнувшей странной интонацией, не сразу поняла, что все теперь выжидающе уставились на меня. А стальной грозный взгляд Императора за спиной стал буквально материальным и врезался в лопатки не хуже ледяной стрелы.
— Я, — собственный голос, разносящийся по храму, показался мне неимоверно жалким, — Анаис из рода Горных королей, беру в законные мужья Дарела из рода Дэриэн. Перед богами и всеми присутствующими здесь клянусь… — У меня перехватило дыхание, я набрала воздуха в грудь и произнесла, стараясь не сорваться на скороговорку и с трудом подавляя желание зажмуриться: — Любить, уважать его и хранить ему верность. Быть ему поддержкой и опорой в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в печали и радости до последнего вздоха.
Создалось ощущение, что весь зал за моей спиной во главе с Императором облегченно выдохнул. Жрица наградила нас ласковым взглядом.
— Ваши клятвы услышаны и приняты богами, — провозгласила она. — Теперь же, как невеста прощается со своей прошлой семьей, вступая в новую, так она прощается с тем кольцом, что получила в дар вместе с признанием.
Мы повернулись друг к другу лицом, но Янтарь по-прежнему избегал смотреть мне в глаза, предпочитая уставиться в пол, опустив ресницы. Он подхватил мою ладонь и медленно стянул помолвочное кольцо, кольнувшее напоследок знакомыми иголочками магии — оно «признало» владельца.
Странная пустота ощущалась недолго, потому что жрица продолжала вещать:
— Вы дали клятву длиною в жизнь, и напоминанием о ней будут служить эти кольца, снять которые позволит только Теннат, положившая руку вам на плечо[16].
Жрица протянула нам серебряное блюдце, и я не поверила своим глазам: на нем лежали те самые кольца, которые мне так приглянулись в лавке Олли. Белое и красное золото. Огонь и лед. Но… как?
Янтарь не позволил мне долго задумываться над этим вопросом и, взяв то, что поменьше, почти резко надел его мне на палец. Холодный металлический ободок на какое-то мгновение сжался и стал почти горячим, а затем застыл, мерцая крупинками камней.
Когда пришла моя очередь проделать это, руки огневика в отличие от моих не дрожали.
— Нея благословляет вас, дети мои, — произнесла жрица, обняв ладонями наши сцепленные руки. — Скрепите же поцелуем данные вами клятвы.
Янтарь наклонился вперед. Я закрыла глаза и мгновением позже ощутила легкое прикосновение. Легкое и целомудренно-короткое.
Я сама толком не поняла, как догадалась, что он захочет почти сразу отстраниться. И почему решила, что не позволю ему это сделать. Но странное наитие заставило меня привстать на цыпочки и поймать его губы, увлекая в уже настоящий поцелуй. Своеобразное «прости», которое я не могла сейчас выразить иначе.
И вот тогда я ощутила, как впервые за всю церемонию его пальцы сжали мои. А когда, чувствуя легкую нехватку воздуха, отстранилась, то первым, что я увидела, был янтарный взгляд, в котором пугающая пустота сменилась чем-то другим.
— Да здравствуют принц Дарел и принцесса Анаис! — зычно провозгласил лично Император, и все присутствующие подхватили этот возглас.
Все дальнейшее слилось в утомительную круговерть. Бесконечные поздравления, пожелания, выражения восторга. Нас даже в коляске не оставили в покое — разгоряченная толпа столичных жителей проводила нас до самого дворца, зная, что на площадь перед ним в честь праздника будут выкачены бочки с вином. От застывшей на лице вынужденной улыбки у меня уже побаливали щеки и начала отваливаться беспрестанно помахивающая рука. Я утешала себя тем, что на занятиях по общей магии, когда мы отрабатывали заклинания с элементами огненной стихии, нам, водникам, и дольше приходилось размахивать руками без особой надежды на успех. Янтарь тогда здорово повеселился, пока я пыталась зажечь свечку. А я потом со злорадным удовлетворением наблюдала, как он пытается потушить ее водой.