- Ты слышишь? - сказала вдруг Нвард. - Какой-то звук!
- Никакого звука вовсе и нет.
Мы с минуту помолчали.
- Ну как? - чуть погодя снова спросила Нвард.
- Там нет никаких крыс.
- Тогда это что-то другое?
- Что?
- Не знаю.
- Пираты, наверно, - попробовал отшутиться я, чтобы рассеять тревогу.
- Жаль, нет у нас спичек, - сказала Нвард.
- В следующий раз обязательно возьму с собой.
- Мы еще придем сюда? - обрадовалась Нвард.
- Я часто прихожу. Сажусь у дверей и часами смотрю на резьбу... Слышишь? Похоже, будто шаги.
- Человек?
- Призраки передвигаются бесшумно. Спрячемся на всякий случай за столб, - предложил я.
- Завидую тебе,-сказала Нвард.- Ты совсем ничего не боишься.
- Я? Я боюсь. Но ты же со мной.
- Я тоже боюсь.
- Знаю,- сказал я.
- А ты не боишься, ты бесстрашный! - настаивала она.-Просто говоришь, что, боишься, чтобы утешить меня. А из-за столба нас не увидят?
- Если бы я сказал, что нет, ты бы опять не поверила,- улыбнулся я.
- Может, - пожала плечами Нвард.-Слышишь, шаги приближаются?
Мы приликли к холодному столбу и затаили дыхание. И я вдруг почувствовал, как приятно пахнут волосы Нвард.
- Ты подушилась духами? - спросил я.
- Что ты!.. Тс-с! Идет.
В темном проеме появился какой-то человек. Или призрак?.. Постоял, осмотрелся вокруг, потер ладони, наверное, стряхнул пыль и быстро зашагал через полутемный храм к двери.
А мы все стояли. Наверное, сто лет простояли бы так: прижавшись к столбу и затаив дыхание.
- Видел? - шепнула Нвард.
Я кивнул головой.
- Он вышел?
Я снова кивнул головой.
- Кто это был?
Я неопределенно пожал плечами.
- Чего стоишь? Побежали! - сорвавшись вдруг с места, вскричала Нвард.
- Куда? - Оказалось, что и я еще не утратил дара речи.
- Посмотрим, что за человек это был! Бежим, а то он исчезнет из виду.
Мы побежали вниз по склону холма. И только у небольшого деревянного мостика остановились. Поблизости вокруг никого не было.
- Нам все это просто показалось.
Нвард укоризненно посмотрела на меня.
- Конечно, показалось, - настаивал я.-Никого вовсе и не было.
- Я отлично видела человека в зеленом костюме,сказала Нвард.-Он даже улыбнулся. Ты разве не видел, как он улыбнулся?
- Я только видел, как он отряхивал пыль с ладоней..
- Все равно. Значит, ты тоже видел. Это главное. По-моему, он приходил сюда за спрятанным пиратами кладом. Ах, если бы мы быстрее бежали за ним...
- Какой еще клад? - недоумевал я.
- А зачем же он пришел сюда? Ты собираешься в Мексику, проводить там раскопки, а человек ищет клад у нас под носом.
- Нет тут ни клада, ни кладоискателей,-отрезал я, потому что был уже уверен, что все это нам просто привиделось и никого-то тут не было. Честное слово, ничего здесь нет. Если даже когда-то и было, то давно все растащили. Ведь это же тысячелетний монастырь! Но если ты мне не веришь, мы можем раскопать верхний курган. Очень он особенный. Под такими курганами иногда попадаются интересные вещи. Хочешь, в воскресенье начнем раскопки?
- Начнем, - радостно согласилась Нвард.-Нам ведь все равно ждать, пока на горизонте не покажется какойнибудь корабль. На твоих пиратов рассчитывать не приходится.
- Об одном я тебя прошу, Нвард...
- О чем?
- Пожалуйста, поменьше вспоминай этих пиратов, ладно?
- Ты их боишься?
- Боишься, боишься!-рассердился я.- Что бы я ни сказал, сразу "боишься". Просто не хочу без конца вспоминать о них. Не очень это приятно.
- Если все это только игра, то что же в этом неприятного?
- Игра игрой. Но... но ведь они же настоящие пираты.
- Что? - ужаснулась Нвард.
- Да-да! Самые настоящие, - Тогда надо заявить в милицию, забеспокоилась Нвард.
- В милицию! Тоже придумала...- Нвард никогда не поймет, какие они, настоящие пираты. - Лучше о них поменьше вспоминать. Поверь мне.
- Хорошо,-пообещала Нвард.
И мы молча направились в сторону дома. И оба, наверное, думали об одном и том же. Если двое людей, которым есть о чем поговорить, идут и молчат, значит, они думают об одном и том же.
Когда мы уже были у дома, прежде чем проститься, Нвард сказала:
- Тигран, как хорошо, что на свете бывают пираты, правда?
- Правда! Просто великолепно! Без пиратов жизнь для тебя не имела бы смысла! - взорвался я.
- Конечно же не имела бы смысла. И ничего интересного вообще бы не было! - холодно произнесла Нвард.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Неожиданно приезжает Рубен. Ночная беседа о мире, о городе, о тайниках...
Брат приехал совсем неожиданно.
Приехал под вечер, когда я как раз вынул из колодца холодный арбуз и мы втроем - мама, папа и я - собирались обедать.
Отец снова жаловался на нехватку транспорта, вслух подсчитывал, какая часть урожая фруктов испортится, если и завтра до полудня не будет машин. Мама пыталась успокоить его, потому что иначе он всю ночь стал бы курить.
А я молча ел, потому что, во-первых, был голоден, а вовторых, если бы не поел как следует, не получил бы арбуз.
А арбузы я очень люблю.
Отец отодвинул тарелку, розовой салфеткой вытер рот и, взяв в руки огромный, как у мясника, нож, подкатил к себе арбуз и посмотрел на меня. Проглотив последний кусок мяса, я тоже отодвинул тарелку и тоже посмотрел на отца.
Нож врезался в арбуз, и послышался знакомый треск.
И в ту же минуту открылась дверь столовой, и на пороге возник мой брат jc маленьким чемоданчиком в руках.
- Рубен! - вскрикнула мама и бросилась обнимать брата.
Отец, как будто ничего не произошло, продолжал разрезать красный-красный арбуз, потом салфеткой вытер нож, отложил его и закурил сигарету.
- Здравствуй, отец,- сказал Рубен.
- Не мог весть подать, что едешь? - недовольно проговорил отец.
- Не успел,-оправдался Рубен.-Как дела, Тигран?
Я только улыбнулся. "Как? Конечно, хороши. Очень даже хороши! Потому что ты теперь дома, потому что вечерами мне больше не будет скучно, потому что так много надо тебе рассказать",-думал я. Не говорил, а думал. Но Рубен все понял.
- Хорошо,- сказал он.- Какие у тебя планы на завтра? Свободен? Поговорим.
Он взял кусок арбуза и стал есть.
- С дороги ты, наверное, голоден,- сказал отец. - Амас, подай парню обед. Арбуз потом возьмешь.
Рубен подмигнул мне, положил недоеденный арбуз на стол и, потирая руки, стал ждать, когда мама принесет обед.
Ел он с аппетитом, не глядя на нас. А мы молча следили за его неторопливыми движениями.
...Уже пять лет, как Рубен жил вдали от дома. В Ереване. Уехал учиться в сельскохозяйственный институт.
Вначале он на все праздники обязательно приезжал домой. Потом стал приезжать только на каникулы. Потом выяснилось, что у него остаются "хвосты", несданные экзамены и зачеты, и в зимние каникулы надо заниматься.
А в последние два года он летом приезжал домой только на две-три недели. Остальное время с товарищами отдыхал на берегу Черного моря. Отец про себя злился, мама скучала, а я думал, что когда я тоже поеду учиться, то уже с самых первых летних каникул буду ездить на море.
- Останешься? - вдруг заговорил отец.
Рубен на секунду задержал ложку у рта, исподлобья глянул на отца, потом все доел, отставил тарелку, долго, очень долго вытирал рот и наконец сказал:
- Посмотрим.
- Да... Посмотрим! Выходит, не передумал.
И снова все замолчали. Даже арбуз не хвалили. Этого в нашем доме еще не бывало. Я не помню случая, чтобы отец когда-нибудь купил неудачный арбуз. И он любил, чтобы его хвалили за умение. Так мы и делали.
Мама убрала со стола, вытерла влажной тряпочкой стол.
Отец все еще сидел, сидел и курил.
- Говоришь, кончил институт? - снова заговорил отец.
- Кончил, отец.
- И хочешь остаться там?
- Посмотрим,-сказал Рубен.
- Когда вернешься?
- Не знаю,-ответил брат.
И я был уверен, что он действительно не знает, когда вернется в Ереван.
- А я знаю,- сказал отец.- Побродишь несколько дней, потом выяснится, что есть неотложное дело, верно?
- Никакого неотложного дела у меня нет,- сказал Рубен.- Просто я не знаю, как сложится.
- Ох! - неожиданно тяжело вздохнула мама.
- Завтра встанешь пораньше,- сказал отец, вставая из-за стола.- Надо стену сарая подправить. Уже десять часов, Амас, разбери постель, пора спать, а завтра чуть свет за дело.
Рубен посмотрел на меня и снова подмигнул. Так мы лучше понимали друг друга.
Отец примял окурок в пепельнице и пошел закрывать ворота.
- Будем спать, Тигран? - спросил Рубен.
- Будем, если хочешь,-пожал я плечами.
- Не сердись на отца, Рубен-джан,- сказала мама. - Устает он...
- Знаю, - ответил Рубен.
- Утром не вставай. Ничего с сараем не случилось, - продолжала мать.
- Тоже знаю, - улыбнулся Рубен.
- Нервничает, урожай погибает, потому и нервничает, бедный, - объяснила мать.-Всю ночь теперь курить будет.
- Знаю, знаю,-сказал Рубен.
- Спокойной ночи, - пожелала нам мама, постелив постели.
- Тоже знаю, - улыбнулся Рубен.
- Нервничает, урожай погибает, потому и нервничает, бедный, - объяснила мать.-Всю ночь теперь курить будет.
- Знаю, знаю,-сказал Рубен.
- Спокойной ночи, - пожелала нам мама, постелив постели.
- Спокойной ночи.
Она ушла, мы остались вдвоем с братом.
Рубен закрыл дверь и посмотрел на кровати.
Я сразу понял его.
- Сдвинуть?
- Конечно, - сказал он.- Старики не рассердятся?
Я давно уже чувствовал, что он чужой в доме. Я почувствовал это еще в позапрошлом году. Не знаю, как это началось, но Рубен стал вести себя словно гость. Очень близкий всем нам, но все же гость.
Мы сдвинули кровати, стараясь не шуметь, быстренько разделись и скользнули в постели.
Рубен протянул руку, повернул выключатель, и в ту же секунду все звезды мира и только нарождающийся месяц шагнули в комнату, внося с собой приятную прохладу летней ночи.
...Засыпая, я люблю укрыться с головой, и зимой и летом. Свернусь калачиком, укутаюсь, и весь мир перестает для меня существовать. Остаюсь только со своими мыслями - приятными и неприятными. Ни звезд, ни луны ничего нет.
Потом постепенно, как бы качаясь на весах, неприятные мысли уступают место приятным, и, сам не знаю как и когда, я вдруг крепко засыпаю и сплю до самого утра.
Досаднее всего было то, что в воскресенье я должен продавать свечки. А еще неприятно, что на свете существует Сероб и Каро и всякие древнеиндийские и японские приемы.
От одной мысли что я могу испытать их на своей шкуре, меня бросало в дрожь. Словом, все то, что составляло мою тайну, пока не сулило ничего, кроме неприятностей. Было, конечно, и приятное. Но меньше.
Ну, прежде всего то, что Нвард, самая хорошая девочка в мире, теперь мой самый преданный товарищ. Потом еще то, что пираты вроде бы настоящие и не совсем настоящие.
И самое главное - это то, что приехал Рубен. Брат! Единственный в мире человек, который хоть иногда понимает меня и с которым мне уже ничего не казалось страшным и безнадежным. Рубен! Брат мой! Приезжающий как гость брат.
Рубен беспокойно повернулся в постели.
- Тигран, ты спишь?
Я высунул голову из-под одеяла.
- Не сплю, думаю.
- О чем?
- О том, как устроен мир, - сказал я.
Рубен тихо засмеялся.
- Рано начал. Тебе пока еще можно не думать о мире.
- А я думаю.
- Мысли разные приходят и уходят. И тебе кажется, что ты думаешь о мире. Со мной тоже так бывает... Как ты думаешь, если в Ереване останусь, наши очень огорчатся?
- Значит, действительно уедешь? - Я от неожиданности сел в постели.
- Собираюсь.
- Отец очень огорчится. Он, между прочим, собирается еще один этаж надстроить в нашем доме. Для тебя.
Рубен на это ничего не сказал. Я ждал, но он молчал.
И я знал почему. В другое время он обязательно сказал бы что-нибудь смешное, что-то несерьезное. Пошутил бы. Но сейчас он молчал. И я слышал только его тяжелое дыхание.
- Мама тоже не хотела бы, чтоб ты жил в Ереване, - снова заговорил я, так как тишина уже просто пугала меня.- Но она, я думаю, будет часто приезжать к тебе в Ереван, и это ее утешит. Она любит бывать в гостях.
- А ты?
- Я не люблю.
- Что не любишь?
- Ходить в гости.
- Да я не об этом спрашиваю. Ты-то не огорчишься?
- Не знаю, Рубен, - сказал я.-Может... Когда ты приезжаешь хоть на два-три дня, мне кажется, что в мире все в порядке, я тогда верю, что в мире действительно существуют миллионы людей.
- Не миллионы, а около трех миллиардов, - сказал Рубен.
- Ну, это не важно... А вот когда ты уезжаешь, мне снова кажется, что на свете вовсе никого нет. Только я. Одинодинешенек.
- В твои годы я тоже чувствовал себя одиноким, - сказал Рубен. - Потом, когда подрос, понял, что я вовсе и не один. Я поехал учиться, так вначале даже испугался, как много вокруг людей. Большие города всегда чуть огорошивают, но это пока к ним не привыкнешь. Преодолеешь страх, полюбишь город и прикипишь к нему.
- Чего там любить?
- Трудно объяснить.- Рубен умолк и спустя много времени снова заговорил:-Ты знаешь, сколько врагов у асфальта?
- У асфальта?
- Утверждают, что эта смесь смолы и песка отрывает людей от земли.
- Верно говорят.
- Ты наивный: думаешь, буквально отрывает? В это вкладывают другой смысл. Злятся на город.
- Ну и напрасно,- сказал я.- На асфальте так здорово цграть в волчок.
.- Играть в волчок? - Рубен засмеялся.-Глупый ты, асфальт крепче держит человека на земле, и когда дождь идет, опять же хорошо: не утопаешь по колено в грязи.
- Рубен, я тоже хотел бы жить в Ереване,- признался я.
- Правда? - обрадовался брат.-И не испугался бы, что наши огорчатся?
- Нет.
- А почему тебе хочется жить в Ереване?
- Почему? Я об этом не думал. Может, чтобы тверже держаться на земле?
Рубен довольно улыбнулся.
- Асфальт, - сказал он,-это, брат, открытие... Человеческая психология... Вот, например, почему ты хочешь жить в Ереване, а, скажем, не в Кировакане или в Ленинакане?
- Ереван - столица,- ответил я,- там есть кафе, т.еатры, библиотек сколько хочешь, музеи...
- Это есть во всех столицах. В Тбилиси, в Баку...
- Но другие столицы не Армении.
- Нет, не смог ты ответить, - сказал Рубен, и в глазах у него засветились искорки радости.
- А ты можешь?
- Конечно! У меня есть на это точный ответ.
- Какой же?
- Потом скажу.
- Это секрет?
- Ага!
- Выходит, ты умеешь хранить тайны, Рубен?
- Выходит, да. А что? - спросил брат.
- Просто так...
Я посмотрел на подковообразную луну, верхнюю половинку которой как бы отломил переплет оконной рамы.
- А если это твоя собственная тайна? Собственная?
- То есть как? - не понял Рубен.
- Ну, скажем, ты делаешь что-то такое, о чем знаешь только сам. И это твоя тайна. И от того что ты сделал, никому другому нет никакого вреда?
- Если делаешь что-то хорошее, об этом, конечно, можно никому и не говорить. Даже, пожалуй, неудобно хвастаться. Зато, когда оказывается, что сделал что-нибудь не так, как следовало, что-нибудь плохое, места себе не находишь.
- Даже если сделал это с самыми добрыми намерениями?
- С добрыми намерениями плохого не сделаешь! А когда,, как ты говоришь, места себе не находишь, тогда, значит, совершил что-то дурное.
- Правда?
- Правда. А что у тебя случилось?
- Ничего. Это я просто так.
- Не хочешь, не говори.
- Как хорошо, что ты приехал, Рубен!..
И брат вдруг, громко засмеялся. Это значит, что на душе у него было невесело. Я точно знаю: когда он внешне весел, это наверняка от озабоченности.
На смех Рубена открылась дверь соседней комнаты, и яркий свет ударил в глаза.
Отец разутый стоял на пороге.
- Полуночники, что это вы не спите? - возмутился он.- Мне же утром работать надо, а вы бубните... Успеете наговориться, дождитесь рассвета.
И он с шумом захлопнул дверь.
Мы примолкли.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Паломничество. Календарь Робинзона не помогает: дни не пугаются, а воскресенье остается
воскресеньем.
Побочные доходы и раскопки. Глиняные игрушки деда Гласевоса. Нат, или
Натанаел.
Волосы упорно отказывались подчиниться гребешку. Но я с таким же упорством не отходил от зеркала. Столько простоял, столько смотрел на себя, что само зеркало подсказало мне разные гримасы. Я невольно начал кривляться, а зеркало бездумно, с какой-то даже торжественностью повторяло все мои глупые ужимки. Вначале было смешно, потом я сделался серьезным и попытался как следует рассмотреть, познать себя. И это не принесло мне особой радости. Другое дело, когда, пытаясь распознать что-то новое, открываешь для себя приятное, до того совсем тебе неизвестное. В этом случае человеку делается хорошо, и он чувствует себя смелым и уверенным. А если... Одним словом, я показался себе таким... таким, что, не знаю почему, вдруг вскрикнул: "Глупец!" Вскричал и так и не понял, к кому это относилось: к моему двойнику в зеркале или ко мне...
И тогда-то я сделал открытие, что, если хочешь кого-нибудь оскорбить, обидеть, самое лучшее - подержать перед ним зеркало. Можешь молчать как рыба, не говорить никаких обидных слов. Просто вынь из кармана маленькое круглое зеркальце, на обратной стороне которого, неизвестно почему, как правило, наклеивают виды одной из здравниц Кисловодска или Сочи. Вот и я решил подержать такое зеркальце перед кем-нибудь из пиратов...
С волосами я так и не сладил. Подумал, подумал и решил, что напрасно мучаюсь, и, махнув на это дело рукой, тихо, как тень, выскользнул из дому.
Несмотря на то что не было еще и девяти утра, Лусашен уже напоминал шумную ярмарку. Люди шли бесконечным потоком. Шли целыми семьями, с детьми, со стариками...
Несколько старых, реставрированных сто раз "Побед" как безумные гоняли по узким улочкам: из села на вокзал, с вокзала в село. И оттого что народу было очень много, они все время гудели. В этом шуме и гаме отчетливо выделялось блеяние овец. Бедных животных пригнали сюда по особому случаю. Это "жертвоприношение". Да, да!