Я кивнул головой. Хотя вдруг спохватился, что, может, и правда влюблен?!
- Расскажи. Вдруг да чем-нибудь помогу.
- Но это же тайна.
Рубен засмеялся.
- И никому не скажешь?
Он ладонью левой руки зажал себе рот, а правой сделал такое движение, как будто закрывал что-то на ключ: мол, скажешь - в могилу зароешь...
А я, проглатывая слова, рассказал ему самую грустную историю в, мире. Брат слушал и молчал, внимательно смотрел на свою зажигалку.
Потом чирк - сноп искр, пламя... И снова... Только одно мгновение освещалось jero задумчивое лицо с прыгающим на нем красно-оранжевым отсветом, потом снова окунулось в ночную серость.
- Действительно, грустная история, - сказал он, когда я умолк.- Ты, наверное, хочешь, чтобы я дал тебе совет.
- Но понимаешь, мне трудно тебе советовать. Ведь мы с тобой разные! В каждом конкретном случае каждый из нас поступит по-своему. А потом мой совет, будучи правильным для меня, тебе может не подойти совсем. Понимаешь? Вот поэтому ты уж прости, но я не могу...
Я разочарованно пожал плечами...
- Ты должен сам выпутаться из этой глупой истории.
- А как?
- Не знаю. Но в мире нет ничего невозможного. Просто не надо отчаиваться. Я, например, когда у меня неприятности, достаю из кармана зажигалку и чиркаю себе, пока не успокоюсь. Привычка, конечно, не из хороших, но очень помогает.
- Но у меня-то зажигалки нет!
- Придумай что-нибудь другое, - предложил Рубен. - А хочешь, на! - И он протянул мне свою зажигалку. - Нравится? Дарю. Только не теряй. Она тебе обязательно поможет.
- А тебе разве больше не нужна?
- Да, наверное, нет. Я сейчас должен решить такую задачу,, над которой придется немного поволноваться. А когда я волнуюсь, правильный ответ приходит ко мне сам по себе. Ты не смейся. В жизни бывают такие задачи, которые решаются на волнении. Это точно...
Я нажал рычажок: чирк - сноп искр, пламя...
Отец кончил свое дело и поднялся на балкон.
- Будь они неладны, в этом году не очень-то возьмешь меду. - Он говорил намеренно громко, чтоб мы с ним посокрушались.- То ли дело - прошлогодний взяток.
Рубен глянул на меня. Я улыбнулся. Отец всегда недоволен. Это он сейчас добром вспоминает прошедший год, а год назад было все то же самое. И раньше мне казалось, что дела действительно плохи. Но теперь-то я знаю, что отец как бы из суеверия сердится, чтобы на самом деле все было наоборот, чтобы побольше меду снять. И Рубен тоже знает. Потому-то мы с ним и переглядываемся.
- Раньше было иное, - обращаясь уже непосредственно к нам, сказал отец.- Иное было. И село наше было как село. А теперь назвали городом, понастроят заводов - и пойдет. Мало им в мире городов, Лусашена не хватало.
- Какой это город! - презрительно пожал плечами Рубен.
Отец покосился на него, хотел что-то сказать, потом махнул рукой и вошел в комнату.
- Поздно уже, - сказал Рубен.
Я посмотрел на торы. Луна поднялась довольно высоко, и сейчас она плавала в звездах. И в цвете изменилась.
Стала медно-красной.
- Будешь спать? - спросил я.
- Попытаюсь, - сказал Рубен и, взяв табуретку и книги, пошел в спальню.
- Гасите свет,- послышался голос отца.- Пчелы взбесятся.
Я повернул выключатель, и в от же миг с высокого неба спустились звезды и взяли меня в плен. А с ними и тьма обняла меня.
Опершись о перила балкона, я смотрел на луну и думал, что такие вечера, наверное, не часто бывают в жизни человека. Вечера, в которые ты пытаешься с помощью брата или отца в чем-то разобраться и вдруг приходишь к выводу, что ты уже не вчерашний мальчик, почти ребенок. У тебя уже есть свои заботы и тревоги, свои собственные задачд, решать которые ты должен сам, без чьих бы то ни было советов. И к тому же у меня теперь есть зажигалка... Едва я взял ее в руки, как поверил, что она и правда приносит облегчение. Может, потому, что я поверил?.. В зажигалку?
Да нет.
Поверил в себя, в брата, в мир. Поверил звездам, луне, солнцу, которое взойдет через несколько часов.
И все это произошло совсем неожиданно, всего за один вечер!
Странно!
Пожалуй.
И мне вдруг стало непонятно весело. Я был так рад, что хотел обязательно что-нибудь сказать луне.
Но потому, что я уже не был вчерашним мальчишкой, я сразу передумал и, чтобы понапрасну не волноваться, нажал рычажок зажигалки. Маленький язычок красно-оранжевого пламени поглотила густая-прегустая тьма.
Всего на миг полыхнуло пламя.
И я тоже пошел спать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Исследования продолжаются. Открытие Натанаела.
Прыжок через столетия в далекое прошлое.
Это всего одно маленькое строение. Кто знает, когда огромные каменные глыбы в форме круга сложили друг на друга, без всякого связующего раствора. В углах поставили деревянные толстые столбы и на них укрепили крышу: одну половину покрыли листовым железом, другую толем. Мне всегда казалось, что это всего лишь шалаш какого-нибудь огородного сторожа. Просто сейчас огорода нет, а шалаш остался. А в мире нет ничего притягательнее шалаша огородного сторожа. Внутри в них бывают деревянные помосты, устеленные сухим, ароматным сеном. И всегда там есть вкусный свежий мацун и лаваш[ М а ц у н -квашеное молоко; л а в а ш - особый, тонко раскатанный хлеб. ]. Ночами из щелей шалаша и из единственного отверстия, служащего дверью, струится густой желтоватый свет.
Одним словом, тот, кто хоть раз провел день в шалаше огородного сторожа, тот никогда этого не забудет.
Но строение на берегу реки не было шалашом огородного сторожа. Это была святыня - церковь. Люди с трудом добираются сюда, с благоговением входят внутрь, в это помещение, а другие тем временем снаружи терпеливо ждут своей очереди.
На выступах неровных стен из года в год все наплывал и наплывал слой воска: здесь тоже продавали свечи, только уже по двадцать копеек. И потому люди предпочитали пиратские свечи- по десять копеек. Святым все одно - по десять или по двадцать копеек свечи им ставят. Зато священники ужасно злились. Несколько раз им удавалось поймать Иезуита Каро и Леопарда Серобо. Можете себе представить, что пиратам не поздоровилось.
В глубине, под самым потолком и на стенах, висели потускневшие портреты, изображавшие, как говорили, святых и разных знаменитостей. Тут были работы художников прошлого. Одну картину, "Явление Христа народу", я очень даже хорошо знал, видел ее в альбоме у брата. Но самым интересным был светильник. Наверное, его подарил церкви кто-то из паломников. Это, в общем-то, был обыкновенный мельхиоровый подстаканник, подвешенный за ручку к потолку. А в нем был стакан. Тоже обыкновенный стеклянный стакан, наполненный подсолнечным маслом, со свисающим из него .маленьким, жалким фитильком.
Я уверен, что этот светильник никогда не зажигали. Потому что с наступлением темноты сюда едва ли кто-нибудь приходил. Но масло в стакан все равно подливали, потому что горит он или не горит, а с фитиля по закону физики по капельке стекало на земляной пол.
Эта пещерная церковь и ее окрестности бывали многолюдны только в субботние и в воскресные дни. В будни сюда приходили одни туристы.
Мы с Нвард сидели на траве и терпеливо ждали Натанаела, который осматривал святыню "с целью совершения очень важного исследования". Прямо так и сказал: "Очень важные исследования".
Солнце уже завернуло за гору напротив, и сейчас лучи era окрасили левый склон ох подножия почти в красный цвет. Глядя отсюда, человек всегда может видеть закат дважды: один раз - на вершине горы, потом в другом ракурсе - у подножия.
- В мире нигде больше не найдешь места, чтобы закат был виден два раза,- сказал я.- Только здесь это так.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю! - уверенно сказал я.- В другом месте Лусашен есть? Нету.
- Но горы-то есть, - сказала Нвард.
- А Лусашена нет!
- Подумаешь, Лусашен!
- То есть как это?
- А вот так! Ереван в тысячу раз лучше!
- Ой!
- Конечно, - сказала Нвард. - Напрасно мы приехали сюда.
Я изумленно смотрел на нее.
- И наверное, скоро опять туда вернемся, - продолжала Нвард.
- Как это получается?. Только приехали и уже...
- Ну и что? В деревне жизнь трудная.
- Лусашен...
- Знаю, знаю! Лусашен назвали городом.
- Скоро здесь заработает завод, приедут рабочие... А в селе заводы бывают? Не бывают. Через пять лет знаешь сколько у нас заводов будет построено?
- Все равно,-с безразличием сказала Нвард.- Пусть хоть сто. Еще хуже... И что за город, где даже молока нет? А мама привыкла, чтобы я каждое утро пила молоко.
- Молоко? Хочешь, каждое утро приходи к нам и пей.
- Спасибо, но я его не люблю.
- А чего же тогда? И пусть нет молока...
- Нет. Это очень важно. Мы не привыкли жить в таких условиях.
- В каких?
- Здесь пыльно. Воды натаскать - целое дело. Ведь у мамы руки не стальные?
- Руки людей стальными не бывают, это верно, - согласился я.
- Общества нет. С кем сесть, с кем встать? К кому пойти? С кем беседовать на интеллектуальную тему?
- На какую тему?
- На ин-тел-лек-ту-аль-ную, - по слогам повторила Нвард.
- Что это значит? - спросил я. - Это когда сплетничают, что ли?
- Не знанк Наверное. Это все маме надо. А в городе ей хорошо. Там все на месте. И мне тут скучно одной.
- .Подожди, а я?
Нвард промолчала. Только внимательно посмотрела на меня.
- Со мною ты разве не дружишь? И мы разве сейчас не беседуем? Ну и что же, что это не инт...интел...
- Не понимаешь ты,- рассердилась Нвард.- Мама хочет общаться с людьми.
- Ну и пусть общается. У нас сколько хочешь людей. Вечерами все выходят к воротам и до самой ночи сплетничают, все переберут.
- Другая причина тоже есть,- сказала Нвард. - Например, какая здесь может быть перспектива для меня? Люди из деревни уезжают в города, а мой папа, наоборот, неизвестно почему, бросил город и приехал сюда. Предположим, что ему это было необходимо. А я? Ведь я теперь стану деревенской. Верно? Вот почему мама и не хочет здесь долго оставаться.
- А ты?
- Я?
- Ты-то что думаешь?
- Не знаю, - растерялась Нвард. - Я ничего не думаю.
Я немножко обрадовался, что Нвард ничего не думает.
- Честно говоря, я бы тоже хотел жить в Ереване! - признался я.- Просто там очень много интересного. Скажем, исторический музей. В позапрошлом году отец возил меня туда. И именно тогда я решил, что должен обязательно произвести раскопки. А теперь вот вместе будем это делать... Отыщем древние города...
- А Нат что там делает? - спросила Нвард.- Так долго. Там ведь нет ничего интересного?
- А мы обязательно найдем интересные вещи. Например, украшения какой-нибудь царицы... И я позволю тебе их надеть, хоть один разочек...
- Может, вообще подаришь?
- Я бы рад, но нельзя. Такие вещи должны быть в музее. Но ты будешь единственная, кто хоть раз наденет эти украшения.
- Выдумываешь ты все!
- Шлиман знаешь какие вещи раскопал?
- Кто это? Пират?
- Нет. Какой еще пират? Археолог. Сначала он был бедным парнем. Потом стал купцом, накопил миллионы и...
- Вспомнила: просто спекулянтом был! - усмехнулась Нвард.
- Но если бы он не накопил денег, не смог бы заняться раскопками Трои... А когда деньги у него кончились, он на время оставил раскопки и снова начал торговать.
- Его звали Генрих?
- Да. Во время раскопок он нашел украшения Елены и надел их на свою жену. А жену его звали Софья.
- Но я-то ведь не жена тебе, чтобы ты надел на меня украшения царицы!
- А мы обязательно поженимся, - сказал я,- Когда люди бывают хорошими товарищами, они потом обязательно укенятся. Это всегда так. бывает...
- А я никогда не выйду замуж! - сказала Нвард.
- Тигран... Нвард,- подал голос Нат, выходя из церквушки.
Он так торопился, что даже забыл нагнуться и ударился головой о притолоку.
- Ой! - невольно застонал Нат, потер лоб и закричал: - Смотрите, что я нашел?
- Клад! - сразу догадалась Нвард.
- Да.
- Настоящий?
- Самый настоящий!
- Золото? - спросила Нвард, и ее глаза заблестели.
- Кто тебе сказал, что клад - это золото? - пожал плечами Нат.Смотрите и любуйтесь.
И он протянул нам несколько каких-то листочков.
Это были желтоватые страницы из книги с истертыми уголками. Что это? У меня захватило дух. Может, пергамент?.. Конечно. Я внимательно пригляделся к листкам, на одном из которых был только рисунок, а на другом рукописный текст. Но и здесь на полях были маленькие картинки. Я ни секунды не сомневался в том, что это страницы древней рукописи.
- И это клад! - разочарованно развела руками Нвард.
А я от волнения не мог слова вымолвить. Ведь это же настоящие музейные ценности, а она...
- На этой странице работа художника-миниатюриста девятого или десятого века, не иначе! - возбужденно объяснил Нат.- Видите? А эта страница, точнее, эта роспись сделана в четырнадцатом веке! Я могу тебе даже сказать, кто был художником.
- Кто?
- Саркис Пицак. Конечно, это только мое предположение, но, я думаю, верное...
- А это?
- Это, скорее, творение безымянного художника.
- У него что, не было имени? - удивилась Нвард.
- Было. На нам оно неизвестно, потому таких художников и называют безымянными. Например, всему миру известно творение безымянного художника-миниатюриста, иллюстрировавшего Библию в обложке из слоновой кости.
- А почему из слоновой кости?
- Так уж случилось, чтобы сохранить это ценнейшее творение нораванкското[Нораванк - храм в Армении. ] художника. Библию позже вложили в обложку слоновой кости, изготовленную другим творцом еще раньше, в шестом веке. В таком виде и дошла до нас эта Библия восемнадцатого века. Она находится сейчас в Матенадаране[Матенадаран - хранилище древних рукописей в Ереване].
- Наверное, очень это важная рукопись? - предположила Нвард.
- Сама рукопись нет... Обыкновенная Библия. Вся ее ценность в оформлении, о котором написаны исследования на многих языках.
- А это? - Нвард показала на странички.
- Если мое предположение верно, то это - определенно клад. В Матенадаране всего восемнадцать рукописей, которые иллюстрировал Саркис Пицак. Это могут быть страницы из тех книг, а возможно, что совсем из других. Пока неизвестных. А какие миниатюры!.. Нет, вы лучше сами посмотрите. Да повнимательнее.
Нат сел рядом с нами на камень и протянул нам полуистлевшую страничку.
- Тигран, это ты можешь считать для себя экзаменом. Археолог кроме знаний должен еще обладать блестящим воображением. Ну-ка, что тебе представляется?..
Я взял страничку. Посмотрел. Обыкновенные миниатюры. Правда, краски прекрасно сохранились... "Смотри внимательно! Смотри внимательно!" мысленно повторял я себе и... ничего особенного не видел. "Наверное, света маловато",- подумал я. Дело шло к вечеру. От напряжения глаза у меня заболели. И я уже решил, что не выйдет из меня археолога, раз нет никакого воображения, как вдруг в синеватых сумерках произошло нечто удивительное, изображение ожило, люди на рисунках пришли в движение...
Я увидел, честное слово, увидел!..
...Стена все поднималась и поднималась. С раннего утра люди тесали базальт, готовили раствор. Каменщики сверху беспрерывно требовали то камень, то раствор. Молотки стучали бесперебойно, придавая базальту необходимую гладкость, форму, а резчики по камню украшали здание своими творениями. Все делалось на века... Чем выше поднималась стена, тем труднее было работать, но творцы не унывали.
Они утирали со лба пот и под лучами обжигающего солнца работали, напеаая каждый себе под нос свою песню - о своей заботе, о своем счастье.
Поднимались стены, расцветали орнаментами, и вот строение готово. Оно должно стать божьим храмом, но чаще становилось крепостью, пристанищем гонимых, немым свидетелем бессчетных бедствий народа.
Когда здание становилось крепостью - враг старался разрушить его; когда оно становилось пристанищем гонимых - враг снова стремился разрушить его, уничтожить народ. А в короткие промежутки мира люди восстанавливали здание, и вновь здесь курился ладан. Так было тысячи долгих лет, пока на этой земле не утвердилось государство справедливости и мира. Теперь это здание памятник архитектуры, охраняемый государством...
- Ну что? - откуда-то издалека услышал я голос Ната.
И видение исчезло, растворилось в синеватой мгле. Передо мной снова был истлевший листок, яркие рисунки вновь онемели, и я очень пожалел, что мне помешали.
- Это - наш монастырь! - уверенно сказал я.
- Конечно, - утвердительно кивнул Нат, немного, кажется, удивившись, что я оказался смекалистым.- Рисунки повествуют о строительстве монастыря. А строительство его завершилось в десятом веке. Следовательно, рукопись относится к десятому веку. А художник был неопытным. Может, старик? Рука у него явно дрожала. Я был уверен, что найду здесь... Был уверен! - Натанаел спрятал обрывок в папку.- В этих листках из рукописи много загадок для специалистов.
- А вы разве?..
- Я? Я физик. Но очень люблю историю...
- И все это было в церквушке? - удивился я. Ведь столько раз я там бывал и ничего не замечал. "Нет,-не выйдет из меня археолога",- горевал я в душе.
- Да. Странички эти висели рядом с репродукцией Рубенса, - сказал Нат.
От волнения я только слюну проглотил: глупец, а я-то думал, что это кто-то из верующих преподнес свой рисунок несуществующему святому!
- А другие обрывки,- продолжал Нат,- были вложены в книгу, в ту самую, к которой тысячекратно прикладывались прихожане, как к святыне. В прошлое воскресенье, еще до встречи с вами, я был здесь. Мне тогда не удалось полистать ее. А сегодня я уж как следует разглядел. Сама книга ничего ценного не представляет, но обрывок пергамента в свое время вплели в. нее как украшение.
- Ты вырвал его? - испуганно спросил я.
- Да, а что?
- Но ведь...
- Оставлять это здесь, на произвол судьбы - преступление! - воскликнул Нат.
Нвард взглядом дала мне понять, чтоб молчал, и я ничего не сказал.