Минаев усмехнулся:
— Я где-то читал, что обычно люди, попадающие в ситуации, подобные моей, могут сломаться. Возможно. Но я понял уже, что ко мне это не относится. Когда есть о чем думать и какие проблемы решать — для себя, — пока внутренне, так сказать, — никакой трагедии я вокруг не наблюдаю. Люди разные, а если к обстоятельствам относиться спокойно и без претензий, жить можно везде.
— Вполне философский вывод, — слегка улыбнулся Гордеев.
— Вот именно. Так что вас интересует в первую очередь?
— Хорошо. Ваши отношения с Игорем Платоновичем Журавлевым?
— Вполне доверительные. Дружеские — говорю это без сомнения. Работаем рука об руку. Но поскольку вопрос поставлен именно в такой плоскости, полагаю, у вас есть основания думать иначе? Вероятно, вы связываете его с дядей, Владимиром Яковлевичем? Я размышлял на эту тему. Нет, вряд ли. Да и зачем бы Игорю ставить под большой вопрос, рисковать собственными, прямо скажу, блистательными перспективами?
— Что вы имеете в виду?
— Ну… Я всерьез намерен занять губернаторский пост. У меня есть к этому все основания и большое желание применить силы на новом поприще. А Игорь? Он же становится в этом случае гендиректором уникальнейшего в стране предприятия! На нас же, по существу, целая отрасль держится.
— А встреча с депутатом не вызвала у вас никаких сомнений? Не возникло неожиданных вопросов по части некоторых нестыковок? Простите, я исхожу всего лишь из того, что мне рассказал Женя. Вероятно, имеются и какие-то иные нюансы, о которых мне неизвестно, тем не менее Женин эмоциональный рассказ…
— Евгений, в общем, в курсе наших проблем. Правда, его иной раз заносит. И крепко. Но… Однажды мы с ним уже имели беседу на данную тему, и он поклялся мне, что его пристрастие, назовем это так, ни в коей мере не отразится на его деятельности. И до сих пор у меня не было повода усомниться в нем.
— А что вы имеете в виду? Простите, я не в курсе.
— Ну, раз так, тогда это, очень прошу вас, сугубо между нами, да? — Минаев строго посмотрел на Гордеева и опять стал похож на заносчивого «ботаника». Юрий Петрович утвердительно качнул головой. — У Жени в прошлом случались срывы. Он неравнодушен… к наркотикам. Нет, это не та стадия болезни, которая уже не лечится, однако я пару раз замечал… И сделал серьезное внушение. Даже помог с хорошим специалистом в этой области. Евгений прошел курс терапии, но… Хотя пока, как говорится, Бог миловал, однако мы-то знаем, что ничего нет на свете абсолютно излечимого. Сменись обстоятельства, явись стрессовая ситуация — и нате вам!
— Скажите-е! — протянул Гордеев. — А я, честное слово, не знал об этом. Да, впрочем, и откуда? В нашей молодости это дело было как-то даже не принято, а потом… Может быть. Хотя мне показалось, что его возбуждение, когда он среди ночи примчался ко мне, было вполне искренним. Мы даже выпили с ним. Давно не виделись.
— И очень хорошо. Тогда будем считать, что нашего разговора на эту тему и не было.
— Напротив, Алексей Евдокимович. Откуда же тогда в вашем кармане появились чеки с наркотой? Поверьте, я еще никого не подозреваю, просто хочу разобраться. При каких обстоятельствах их достал милиционер из вашего кармана? Где они были? Брали ли вы их в руки?
— Ну что в руки брал — это точно. Когда меня совершенно неожиданно начали обыскивать в ресторане, выворачивать наружу карманы — пиджака, брюк… Унизительная процедура, доложу вам. Так вот, что там у меня было? Носовой платок, ключи, документы, авторучка «паркер» с золотым пером — дань прошлому… Теперь же все больше компьютерные распечатки. Ну еще какая-то мелочь. Да, портмоне. И тут совершенно неожиданно, между прочим, среди этих предметов, вываленных на стол, оказались такие маленькие целлофановые пакетики с чем-то белым. Три или четыре, не помню. Он, тот милиционер, хотя он и был в камуфляжной форме, но явный милиционер по манере вести разговор… Такой, знаете ли, самодовольный, безапелляционный, небрежный и… неуважительный, — так он сразу уперся в эти пакетики пальцем и буквально заорал: «Это что?» Ну я, естественно, взял со стола очки — он их тоже велел положить рядом со всеми остальными предметами, — надел, а милиционер снова: «Достаньте! Что это?» Я взял, посмотрел и положил обратно. Ответил, что не знаю.
— У вас какое зрение, Алексей Евдокимович? Я смотрю, линзы вроде бы сильные. И как вы вообще с очками? Снимаете? Что-то видите без них? Извините за несколько необычные вопросы.
— Да что вы! Все нормально. У меня никогда не было комплексов на этот счет. Близорукость, минус пять. А в очках, бывает, даже засыпаю, — улыбнулся он.
— Понятно. Итак, вы были уже без очков, когда обнаружили на столе, среди вынутых из ваших карманов вещей, эти пакетики?
— Совершенно точно. И удивился. Посмотрел, положил обратно на стол.
— А понятые когда появились? До вашего обыска или после?
— Понятые? Ах эти?… Да, кажется, появились откуда-то двое — пожилая женщина и какой-то алкоголик. От него несло за версту. Но я не помню подробностей, потому что сам факт обвинения в хранении чего-то противозаконного был для меня полнейшим нонсенсом!
— А что именно было в пакетиках, вам сообщили?
— Да ну что вы! Это я уж в милиции узнал. Перед тем, как меня повезли сюда.
— Так когда появились понятые?
— Ко мне подошел другой милиционер, тоже в камуфляжной форме, приказал руки завести за спину и идти на улицу. А они там остались.
— Очки были на вас?
— Нет, у меня их забрали и вернули только в милиции.
— Прекрасно! — заявил Гордеев.
— Вы так считаете? — с иронией спросил Минаев.
— Сплошные нарушения закона, — объяснил Гордеев. — Я уверен, что на такой доказательной базе никаких обвинений против вас они выдвинуть не смогут. А я постараюсь им помочь… В смысле сесть в лужу.
Гордеев теперь понимал суть скептической мины на лице следователя окружной прокуратуры Черногорова и готов был признать, что и тот не строил иллюзий относительно дела на Минаева, которое пришлось ему завести, возможно, даже и помимо его воли. Действительно, сплошные нарушения закона. Однако же, дело-то все-таки завели? Значит, кому-то оно было необходимо позарез. Кому? Депутату, который таким образом решил не возвращать данных ему в долг денег? Губернатору, избавляющемуся от соперников? Каким-то иным структурам, давно уже положившим глаз на «Сибцветмет» и рвущимся к немедленному переделу собственности? Ох, мама родная, опять эта проклятая политика!
— Еще вопрос, Алексей Евдокимович. Причина вашей встречи с депутатом. Может, вы ему выставили неприемлемые условия? Или он уже знал о них заранее? Вам не кажется, что нападение на вас милиции, подброшенные улики — в последнем у меня сомнений нет — и ваш арест связаны уже заранее с реакцией господина депутата, не сомневавшегося, что речь пойдет о долге?
— Я не думал об этом… — после паузы несколько растерянно ответил Минаев.
— Интересно, о чем же вы тогда думали? У вас имеются собственные объяснения?
— Нет, возможно, я недостаточно четко сформулировал ответ. Я конечно же и думал, и сопоставлял, но этот вариант как-то совсем не приходил в голову… Ну, во-первых, Владимир Яковлевич ушел, пообещав подумать и предпринять некоторые шаги в том направлении… В общем, это вам не важно да и малоинтересно. Он, повторяю, ушел, после чего и началось. Но ваш вопрос… Вы что, в самом деле так считаете?
— Я не думаю, Алексей Евдокимович, что вы наивны до такой, извините, степени. Речь, насколько мне известно, идет о больших деньгах! Полмиллиона долларов, ведь так?
— Ну… предположим. Но у нас с Журавлевым-старшим до сих пор и не возникало трений по данному поводу.
— А теперь возникли? Точнее, возникла необходимость эти средства вернуть?
— Можно сказать и так. Кстати, это была моя личная инициатива. Игорь как раз предлагал еще немного подождать. И я его тоже понимаю: идея выдвинуть его дядю в Госдуму принадлежала в свое время именно ему. И он, конечно, чувствовал ответственность. Но он вряд ли брал в расчет один нюанс. Дело в том, что после губернаторских выборов, практически сразу, кончается и срок депутатства Владимира Яковлевича. А времени остается совсем немного. И я, честно говоря, подумал, что выгодное предприятию не всегда может быть выгодно городу, краю. Все-таки парочку раз Владимиру Яковлевичу удалось достаточно удачно лоббировать интересы нашего предприятия. В отношении же края, сугубо с моей личной точки зрения, его депутатская деятельность никакой ощутимой пользы для Белоярской губернии не представляет. Не знаю, возможно, у кого-то противоположное мнение. Но ведь и я своего никогда не скрывал.
— И вы что же, — хмыкнул Гордеев, — ничего не скрывая, выдавали эту самую правду, как говорится, прямо в матку?
— Юрий Петрович, уважаемый, мне бы не хотелось дискутировать с вами на данную тему. Моя позиция по ряду губернских проблем хорошо известна, я не раз это говорил с трибуны. Народ знает мою точку зрения и, надеюсь, в чем-то ее разделяет. Не во всем, конечно, ибо так и не должно быть…
— И вы что же, — хмыкнул Гордеев, — ничего не скрывая, выдавали эту самую правду, как говорится, прямо в матку?
— Юрий Петрович, уважаемый, мне бы не хотелось дискутировать с вами на данную тему. Моя позиция по ряду губернских проблем хорошо известна, я не раз это говорил с трибуны. Народ знает мою точку зрения и, надеюсь, в чем-то ее разделяет. Не во всем, конечно, ибо так и не должно быть…
«Эва, куда тебя, братец, потянуло-о!..» — мысленно воскликнул Гордеев, слушая, как директор предприятия продолжает развивать перед ним свои мысли о прозрачности взглядов и идей, о соревновательности подходов к решению тех или иных проблем. Одним словом, перед Юрием Петровичем сидел убежденный демократ самой первой волны, еще не отягощенный ни секретными счетами в швейцарских банках, ни установками на немедленную и беспощадную приватизацию всего и вся, ни иезуитской наглостью российских нуворишей. Бедняга, задержавшийся на том честном и светлом этапе начала девяностых, когда идеалы казались легкодостижимыми, а главное — понятными всем без исключения. Неужели таковые еще остались?
Или все это было тонкой и точно рассчитанной игрой? На кого? На адвоката? А смысл? Ведь человек попал, по сути, в задницу, и ему ли устраивать непонятные игры, рассчитанные на наивных дурачков? Нет, что-то не складывалось. К тому же эта информация о Елисееве… Он, что ли, наркоту подбросил? Так где в ресторане сидел Женька, а где его шеф! Однако ведь ехали-то они в одной машине. А почему бы и нет, если тот же Евгений Елисеев, к примеру, кем-то куплен? Что, тоже из области фантазий? Понятна и причина, по которой Женька носится теперь, высунув язык: снять с себя любые подозрения. Знает ведь кошка, чье мясо съела! Но это все предположения, не больше…
А мотивы? Да сколько угодно! В Белоярске, поди, тоже не идиоты сидят, знают, кому, за что и сколько надо проплачивать, ибо без этого дела нынче и паровоз не поедет. И кирпич тот же случайно на голову не упадет.
— Хорошо, Алексей Евдокимович, — прервал наконец несколько утомительную лекцию клиента Гордеев, — вы серьезно помогли мне. Я полагаю, что наше время на исходе. Будут ли у вас какие-нибудь просьбы? Передачку мы вам, разумеется, организуем.
— Если это получится, то положите туда, пожалуйста, несколько пачек сигарет, которые разрешены к употреблению в камерах. Сам я не курю, но соседи… Иногда просто необходимо сделать людям что-нибудь приятное.
— Договорились. Со следователем, ведущим ваше дело, я разговаривал, надеюсь, он мне чинить препятствия для встреч с вами не станет. И последнее. Там, в Белоярске, у вас есть доверенное лицо, с которым я мог бы пообщаться без необходимости лукавства и недомолвок?
— Ха! — улыбнулся Минаев, снял очки и стал протирать их носовым платком. Несвежим, заметил Гордеев, а Минаев, словно почувствовав это, смущенно скомкал платок в кулаке и сунул обратно в карман. — Если я вам скажу, что таким человеком является для меня по-прежнему Игорь Журавлев, вы, пожалуй, уже не поверите. Есть еще один милый человечек, который, к сожалению, многого не может, хотя душа поистине кристальная. Это моя секретарша Галочка. Галина Федоровна Сергейченко. Между нами, она, кажется, даже немного влюблена в меня. — Он тихо засмеялся. — Но все это конечно же зря. Зато она может сделать буквально все, что в ее силах. Она на нашем предприятии — своя. Вы понимаете смысл? Именно своя. Ей верят. Я — тоже. Она полностью владеет информацией и может представить в ваше распоряжение любой необходимый вам документ… Ну что ж, рад был познакомиться, Юрий Петрович. Я, честно говоря, очень доволен, что характеристика, данная вам в свое время Евгением, не расходится с тем, что я увидел. Разве что один чисто дружеский совет: надо больше верить людям. Да, Юрий Петрович. Несмотря ни на что! — Минаев грустно покачал головой. — Я понимаю, ваша работа… И тем не менее…
«Вопрос, конечно, интересный, — рассуждал Гордеев, выходя на шумную Новослободскую улицу, заваленную высокими сугробами на тротуарах. — Но он вдвое интереснее и поучительнее, если вдруг выяснится, что именно верные друзья господина генерального директора и спровадили его общими усилиями в кутузку. А теперь всячески начинают отмазываться… А Женька-то каков!»
Впрочем, грешить на старого, да к тому же и бывшего приятеля Юрию пока тоже не очень хотелось. Но уж как-то все слишком складно выходило.
Гордеев достал мобильник и, подходя к своей машине, набрал телефонный номер «Глории». Трубку взял Голованов.
— Приветствую, Юрий Петрович, вторично за сегодняшний денек. Нет желания заглянуть?
— Неужто встретился? — удивился Гордеев.
— А то! — засмеялся Сева. — Да, Юрий Петрович, тут мой босс даже изволил выразиться в том смысле, что с вас причитается. Но вы же за рулем, поэтому выводы можете делать сами.
— Я понял вас! — воскликнул Гордеев, прикидывая, в какой магазин придется заскочить по дороге. «Да черт с ним! — сказал уже самому себе. — В конце концов имею я право оставить машину на попечении „Глории“ и добраться домой на частнике?» Ведь не оголодал, да и бабки завелись — худо-бедно, а взятый утром аванс подстрекательски хрустел-похрустывал в кармане.
К тому же и прошедшая напряженная ночь тоже настойчиво теперь напоминала о себе. Головка-то все же бо-бо! Пока было напряжение — как-то сходило, а теперь начало отпускать.
И тут Юрий вспомнил недолгие, но славные годы своей работы в Генеральной прокуратуре вместе с нежным другом и наставником Александром Борисовичем Турецким. Тот проблему подобного рода предпочитал решать быстро и радикально. Коньяк и раскаленные чебуреки — чтоб жир тек по пальцам, а глаза пламенели от неутоляемой жадности. Так, с коньяком — понятно. А вот чебуреки — это на Цветном бульваре, а там и до «Глории» — рукой подать, даже и остыть не успеют!
Глава шестая ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
Вечерок в «Глории» удался на славу! Некоторая тавтология, разумеется, но куда денешься… Одним словом, Гордеев явился домой за полночь в довольно-таки нетрезвом состоянии, но с некоторой сверхзадачей. И первое, что он сделал, — попытался по-трезвому взглянуть на неубранный стол. А увидев, что все после ночных посиделок с Елисеевым осталось так, как и было, принялся вычислять. И процесс этот был для Юрия Петровича важным, хотя и несколько затянувшимся. Суть же его сверхзадачи была связана с тем, что информация о «некотором пристрастии» Евгения Елисеева, о коей Гордеев поведал друзьям в «Глории», ни у кого не прошла мимо внимания.
Еще со следовательских своих времен Юрий Петрович приучил себя в любом деле стараться не упустить ни одной мелочи, даже, может, напрямую иной раз и не относящейся к делу. Историю же с наркотиками, извлеченными из кармана брюк, — почему именно там хранил полиэтиленовые чеки с порошком Минаев, было абсолютно непонятно и вообще не поддавалось никакой логике! — помноженную на рассказанное Минаевым, по убеждению Дениса и его коллег, нельзя было отбрасывать ни при каких обстоятельствах. У наркомана, даже бывшего, своя логика, — настаивал Голованов, которому не раз приходилось сталкиваться с людьми подобного рода.
И вот в небольшом, но приятном застолье в «Глории» возникло предложение попробовать добыть, желательно без информирования об этом самого Елисеева, отпечатки его пальцев. И тогда Гордеев вспомнил, что накануне они пропьянствовали с Женькой почти всю ночь. Причем, как помнил Юрий, разливал исключительно гость. А провести дактилоскопическую экспертизу для Дениса ни малейшего труда не представляло. Тем более что средства на это у адвоката имелись.
И вот теперь, явившись домой и с сомнением поглядывая на некоторое, мягко выражаясь, обилие пустой тары, Гордеев даже засомневался: неужели это они вдвоем с Женькой успели столько «убрать»? Впрочем, ну да, за разговором, за воспоминаниями, за спорами о политике — куда нынче без этой темы! — да еще под закуску… почему бы и нет? Но изобилие нередко усложняет задачу: какую взять бутылку, чтобы было наверняка?
Стал вспоминать, с чего начали. Кажется, с коньяка. Точно! Вот и он — «Белый аист» — удлиненная посуда. Как учили когда-то на лекциях по криминалистике, осторожно взял бутылку за донышко и горлышко, поставил на стол. Начал искать ножницы. Потом долго вырезал из крышки обувной коробки квадраты с отверстиями, надел их на бутылку и уже в таком виде уложил в коробку. Завернул в несколько газет. Еще подумал и выбрал ту рюмку, из которой, по его мнению, пил Женька. Ее — для верности — тоже аккуратно упаковал в ту же коробку. Ну вот, главное дело и сделано. Теперь можно себе позволить наконец выспаться…
Но едва улегся, затрезвонил телефон.
К сожалению, по роду своей деятельности адвокат Гордеев не мог допустить, чтобы крик нуждающегося в его помощи — в любое время суток — оставался безответным. И Юрий Петрович, громко чертыхаясь, тем не менее поднялся и пошел к телефону.