— Перестань, Женька! — одернул его Юрий Петрович. — Держи себя в руках! — и осторожно положил ладонь на плечо женщине, чуточку сдавил. — А вы, Галочка, успокойтесь. В конечном счете ничего страшного не произошло. Наверняка там, у вас, остались копии. Мы сегодня же позвоним и попросим, чтобы их передали, да хоть и по факсу. А ситуацию с пропажей сумеем объяснить, где это потребуется. Ну а ты-то чего выскочил? — накинулся он на Елисеева. — Где результаты? Орать на человека — много ума не надо…
Женька вроде бы смутился:
— Начальства еще нет. Говорят, в отъезде, будет через час, не раньше.
— Ну и отлично. Значит, делаем так. Ты остаешься и ждешь. Выясняешь, что тут и как, а мы с Галей берем такси и уматываем в город. Делаем звонок в Белоярск, объясняем ситуацию и принимаем решение, как действовать дальше. Ты, когда закончишь, можешь присоединяться к нам. Думаю, к этому времени появится ясность. Вопросы есть?
— Так погодите! — растерялся Елисеев. — А я что же? Буду тут как дурак?…
— Ну почему сразу как? — нагло ухмыльнулся Гордеев и почувствовал, как под его рукой вздрогнула спина Галочки — и явно не от горя.
— Да ладно тебе! — сморщился Евгений. — Острит он, понимаешь… Нашел время. А дальше-то как будем? Надо же гостиницу там, или, может, у нас с Люськой?
— А это еще кто? — удивился Гордеев. О женщинах своих Женька ему вроде бы ничего не рассказывал. Разве что еще в первый вечер, да и то по пьянке… Впрочем, кажется, это имя действительно прозвучало, но вот в какой связи?…
— Ну… невеста моя, скажем, — вдруг смутился Елисеев. — Она у меня живет.
Ах, ну да, точно! Она еще была не против наездов Минаева. Подарки он ей хорошие делал. И платил, как в гостинице. Хорошая парочка эти ребятки — Женька да Люська!
— За жилье ты не беспокойся, устроим Галину Федоровну в лучшем виде. Короче, позже созваниваемся. А ты давай выясняй.
Елисеев проводил их на площадь, посмотрел, как они сели в такси, и вернулся в здание аэровокзала. И вид у него был задумчивый — это тоже отметил про себя Гордеев.
Но больше всего его удивило спокойное лицо Галочки, когда она, усевшись на заднем сиденье машины, рядом с Юрием Петровичем, отняла наконец от лица носовой платочек, и он увидел, что глаза ее абсолютно сухи, а сама она улыбается.
— Умница, — только и сказал он.
— Я, кажется, вас поняла, Юра. Можно так? Без отчества?
— Надо, а не можно. Ну, давайте теперь посмотрим документы, а потом решим, какой шаг следующий. — И пока она расстегивала дубленку и доставала откуда-то из своих потаенных глубин запечатанный конверт, вернулся к незаконченной теме: — Значит, вы не видели, когда сдавали ваш багаж?
— Ну мы же были в VIP-зале. Шофер взял билет, чемодан, пошел, зарегистрировал. Вернул мне паспорт с билетом и квитанцией и ушел к машине. А мы с Игорем Платоновичем еще с полчаса посидели, выпили кофе с пирожными. Потом меня позвали, а он помахал рукой, пожелал, как обычно, счастливого пути, и ушел.
— И все?
— И все. Сказал, чтобы я сразу, как прилечу, позвонила его дяде, а потом ехала прямо к нему. Со всеми документами.
— Понятно. Из всего немногого, что вами сказано, Галочка, лично я могу сделать твердый вывод, что у Минаева в ближнем кругу друзей нет. Вас я не имею в виду. Скажите мне честно: он что, в самом деле такой наивный человек? Когда я был у него, он мне простачком этаким не показался.
— Я не знаю, — после довольно длительной паузы сказала Галина, — но у вас, Юра, какая-то просто удивительная способность убеждать. Полчаса назад я была о некоторых людях совершенно противоположного мнения, а сейчас… просто не знаю.
— То-то и оно, — вздохнул Гордеев, — недаром же сказано: избавь меня, Боже, от друзей моих, а с врагами я справлюсь сам…
— Страшно… — шепотом сказала Галя.
— Жизнь… — Гордеев развел руками.
Глава седьмая СЕКРЕТАРША
Они приехали в «Глорию» — это был наиболее удобный вариант. Ну, во-первых, там стоял гордеевский «форд». А во-вторых, Юрий Петрович не мог не похвастаться замечательной женщиной, которая, по мере дальнейшего знакомства, ему все больше нравилась. И он даже начал завидовать Минаеву, которому могло достаться такое чудо, в котором тот, был почему-то уверен Гордеев, совершенно не разбирался. Все-таки есть люди не от мира сего. Может, для Минаева это и чересчур — так уж и не от мира! — но что он был прохладен к своей секретарше, по словам того же Женьки, души в нем не чаявшей, это, скорее всего, так. Иначе во время их разговора в Бутырках что-нибудь да сверкнуло бы в глазах Алексея Евдокимовича. Но ведь не сверкнуло же!
Разумеется, лучшим вариантом был бы тот, по которому Галочка согласилась бы остановиться у него.
А что до ее репутации, так кто же о том узнает, если они сами не захотят обнародовать сей факт? И еще один момент: Гордеев никак не мог решить для себя — будет ли этот факт предательством по отношению к находящемуся в узилище? Этика, черт бы ее побрал!..
Говорить на эту тему с Галочкой он, разумеется, еще не решился. Между ними уже начали устанавливаться достаточно доверительные отношения, чтобы попробовать выяснить исподволь, какие чувства испытывает молодая женщина к своему шефу.
Любовь ведь тоже бывает разная, в том числе и служебная. Служебная — это когда ты не можешь шага шагнуть, чтобы не получить немедленного одобрения начальства. Когда твое настроение и работоспособность напрямую зависят от взгляда, который, проходя мимо, кинул на тебя твой любимый начальник. Но все, вместе взятое, вовсе не обязательно должно вести по прямому адресу, то бишь в постель. Хотя чаще всего именно к ней и приводит. Служебный роман — куда денешься!
Когда-то, еще во времена работы в прокуратуре, у Юрия Петровича чуть не случился самый настоящий роман с секретаршей их следственного управления. Прекрасная была девица! И умом, и статью — всем взяла, постоянно купалась в жадных взглядах мужиков-следователей, но никто так, кажется, и не смог похвастаться победой. А вот на молодого тогда Юру, недавно, кстати, взявшего приз еще и в московском первенстве по боксу, вдруг запала. И однажды, словно оправдывая свой интерес к нему, заявила:
— Если бы ты, Юрка, был женат, то супруга твоя была бы наверняка самым несчастным человеком. Я бы тебя у нее отбила.
— Но ведь я не женат! — возразил он, догадываясь, что последует дальше, какое предложение. И он уже заранее был не против. — Так за чем же дело?
— Я хочу тебя всерьез и надолго. А просто так — вон их сколько бегает, глазками посверкивают!
— Не понял, а жена-то при чем?
— А при том, что, будь она у тебя, она бы своего супруга видела гораздо реже, чем я. Ты ж у меня весь день перед глазами. И мы с тобой таким образом проводим вместе самые лучшие годы жизни! Осознаешь?
Он тогда осознал. И был даже счастлив какое-то время. Пока не покинул прокуратуру и не ушел в адвокаты. Ну а дальше все по тому же закону: с глаз долой — из сердца вон. А хорошая была женщина…
Вот поэтому, поглядывая на уютно прижавшуюся к нему Галочку, он старался не делать лишних движений, не торопить события и не форсировать демонстрацию своих чувств. Женщина — она мудрая, она уже по одному дыханию способна угадать степень отношения к ней сидящего рядом мужчины. Опять же — нюх! Правильно говорит всегда Александр Борисович Турецкий (и ему можно и нужно верить!): «Когда тебе заявляют, Юра, что у женщины собачий нюх, это неверно. Правильнее говорить: у собаки настоящий женский нюх! Это мы обожаем хвастаться, что все наперед знаем, умеем, уверены. Чушь! Недаром сказано: чего хочет женщина, того хочет Бог!»
Ну, Александр Борисович — известный в этом смысле философ…
— Какие у нас… простите, Юра, у вас планы? — неожиданно спросила Галочка, будто догадалась, о чем в настоящий момент думает адвокат.
— Планы-то? — встрепенулся Гордеев так, словно его уличили в тайных и грешных помыслах. Впрочем, почему — грешных? — Планы у нас с вами, дорогая моя, такие. Сейчас мы подъезжаем к фирме моих друзей. Это частные сыщики, и они всегда мне помогают в трудных ситуациях. Вот, конкретно, и в минаевском деле, надо сказать, тоже хорошо помогли. Так что вы у них можете абсолютно не стесняться, говорить что думаете и ничего не бояться. Мы побеседуем, решим кое-какие проблемы, а затем подумаем, как вас устроить.
— Ну, о последнем, я полагаю…
— Не торопитесь, это как раз очень серьезный вопрос. Одно дело — поселить вас в какой-нибудь частной гостинице, где вас никто посторонний не отыщет. Это дорого, но в принципе вполне приемлемо. Есть и другой вариант. Евгений, конечно, будет вас зазывать к себе. Ведь у него останавливается даже сам Минаев. Не говоря уже о Журавлеве и других товарищах из вашего Белоярска. Лично я против этого варианта. Поскольку, если Женька участвовал хоть каким-то боком в провокации с Алексеем, доверия к нему больше быть не может. Я еще не все выяснил, а доказательство его… ну, скажем так, вины — я не хочу произносить слово предательство — может находиться и здесь, в моем толстом портфеле.
Гордеев не стал вдаваться в подробности, объяснять, зачем у него в портфеле коробка из-под обуви, да не пустая, а с бутылкой. Да и что рассуждать на эту тему, пусть сначала поработают эксперты-криминалисты.
Между прочим, если говорить о настоящих мастерах, то им и времени много не нужно. Толковый дактилоскопист только взглянет на отпечаток, посмотрит «пальчики» и сразу скажет — чей. А отпечатки с чеков, изъятых из кармана Минаева, уже имеются в заключении экспертизы, которая находится у Эда Черногорова. Ну а копию для сравнения добыть нетрудно, у Дениса в этом смысле достаточно широкие связи и возможности. Так что совсем не исключено, что в течение ближайшего часа появится ответ на один из самых неприятных в настоящий момент для Гордеева вопросов: из чьих рук перешли героиновые чеки в карман Алексея Минаева. Пока же Юрий Петрович говорить об этом с Галочкой не хотел: всему свое время, пусть сама и убедится. Когда наглядно, оно как-то спокойней.
— Есть и третий, и даже четвертый варианты. У моих частных сыщиков, к примеру, имеется некая жилплощадь, которая ими используется в оперативных нуждах. Но отнимать ее у них, сами понимаете, не очень удобно. Хотя ребята конечно же будут предлагать. Я бы остановился на самом простом. У меня двухкомнатная квартира, в общем, недалеко от центра. Живу один, дни напролет бегаю высунув язык. Квартира, по сути, пустая. И я был бы счастлив, честное слово, предложить вам пожить у меня. Можете не беспокоиться…
— Я и не беспокоюсь. — Она посмотрела на него с улыбкой. — Юра, не нужно оправдываться. Мы же нормальные люди. И стараемся делать одно дело. Я поступлю так, как вы сочтете удобным в первую очередь для дела. Но вот Евгений?…
— Я полагаю, ему об этом знать не нужно. Он был у меня однажды, и, думаю, на этом мы и закончим. Я поставлю его в известность, что при необходимости сам привезу вас. Откуда? Оттуда, где вас не смогут достать хитрые ручонки тех, кто ловко сумел вас подставить сегодня утром в Белоярском аэропорту. Вот так. И пусть теперь все они размышляют на эту актуальную тему… Но мы уже прибыли, Галочка. Выходите, а я рассчитаюсь с нашим водителем.
Пока водитель отсчитывал сдачу с пятисотрублевой купюры, Гордеев увидел, как женщина, мелко перебирая ногами в обтягивающих икры сапожках, поднялась на ступеньки к входу и стала читать название, оттиснутое на золотистой табличке перед дверью.
— «Глория»? — Она вопросительно взглянула на него, чуть склонив голову. — Но ведь это, кажется…
— Вы не ошиблись, это действительно означает «слава». Так, кстати, зовут основателя данного частного сыскного и охранного бюро. Вячеслав Иванович, если быть точным. Он нынче начальник Московского уголовного розыска, генерал милиции. А руководит «Глорией» его племянник — Денис. Я вас с ним сейчас познакомлю. И с теми коллегами, которые могут оказаться на месте. Только…
— Что — только? — вдруг кокетливо улыбнулась она.
— Я ведь их всех хорошо знаю… Понимаете, Галочка, я сейчас в очень непростом положении. По идее, как говорится, я не могу о себе сказать, что очень уж ревнивый, но…
— Ах вон в чем дело-о! — протянула она и засмеялась, после чего ухватила его под локоть. — Я обещаю вам никому не строить глазки. Честно!
— Ну, слава богу! — шумно вздохнул Юрий Петрович. — А то я прямо не знал, как вас об этом просить…
Но, конечно, одно дело — искренне обещать, а совсем другое — неожиданно оказаться в сугубо мужской компании, где все взоры устремлены исключительно на тебя, а в глазах читается немой восторг. И ведь симпатичные мужики — крепкие, не бестолочь какая-нибудь. Поди, женатые, а туда же! Да, страшная сила — женское обаяние… Но Галя, время от времени поглядывая на Гордеева, незаметно для остальных подмигивала ему с легонькой такой, таинственной улыбочкой на губах: мол, не беспокойся, я свое слово держу.
Ее проводили в туалетную комнату, оборудованную по всем правилам еще в ту пору, когда в «Глории» работали и женщины, чтобы Галина могла привести себя в порядок. А пока накрыли в холле легкий фуршет — исключительно для гостьи из Сибири.
Пока то да се, Гордеев постарался пересказать Денису, Голованову и Филиппу Агееву суть происшедших событий. Остальные сыщики были в данный момент в бегах, на заданиях.
Кроме этого он достал из портфеля заветную коробку с пустой бутылкой, на которую уже покушался, правда неудачно, Елисеев во время поездки в аэропорт Домодедово. Все ему, видите ли, не давала покоя непонятная толщина портфеля. А что там? А зачем? Нет, не стал удовлетворять его любопытство Гордеев, перебьется пока.
Коробка тут же была отправлена по назначению.
Затем настала очередь документов.
И тут всех в буквальном смысле поразило письмо губернатора Гусаковского. Чем? Искренним участием в судьбе несчастного директора. Но почему губернатор, человек честный, откровенный и прямодушный — нередко в ущерб себе же, с чего он, собственно, и начинает свое письмо в Москву, — называет Минаева несчастным? Да, он активно ходатайствует о его освобождении и уверяет, что наркотики — это, скорее всего, чья-то ловкая провокация. Чья — без ответа. Но вот опять — «скорее всего»! Буквоед Денис обратил внимание на эти вроде бы и невидные нюансы. Можно ведь как рассудить? Несчастный потому, что сидит в тюрьме. А еще как? Вероятно, губернатор знает нечто такое, чего вслух не произносит, однако намекает, что наркота действительно может любого человека сделать несчастным. Вот ведь иезуит! Непонятно, сам ли додумался или кто просветил? Опять же и это «скорее всего» не утверждение, но сомнение от этого не исчезает, а как бы, наоборот, почти незаметно подчеркивается. Не дурак. И защищает, и не то чтобы топит, однако наталкивает на размышления. Все же остальное — общие слова о том, что Минаев — человек хороший и городу очень нужный. Не густо, в общем-то. Начал как бы за здравие, а закончил так, что и не понять: с кем вы, господин бывший генерал? С собственной-то совестью хотя бы в ладах?
А вот пространное послание рабочего коллектива составлено в лучших советских традициях. Да иначе и быть не может. Простые люди уверены, что наверх можно достучаться. Вот и стучат — не в криминальном, а самом прямом смысле слова, кулаками молотят в запертые двери! Это ничего, подобные крики души иногда вызывают адекватную реакцию у судей, особенно если они воспитаны еще советской системой и вовсе не погрязли в коррупции.
Но тут появилась сияющая Галочка, вызвав общий вздох, и обсуждение документов, во время которого никто не стеснялся называть вещи своими именами, прекратилось. При даме-с! Да вы что, господа сыщики! Совесть надо иметь!
Даже самую малость сыграли в смущение, когда Галочка наивно заметила, что разговор здесь, пока она приводила себя в порядок, был очень эмоциональным и громким, но она далеко не все поняла и теперь просит объяснить ей, что они думают по поводу петиций.
Что они думают? А то и думают, что господин Гусаковский совершенно откровенно пытается убить сразу двух зайцев: и защитить, и откреститься — одновременно. Но так, к сожалению, или, скорее — к счастью, не бывает. Уши торчат!
Оказывается, то, о чем рассуждали теперь сыщики, никому в Белоярске даже и в голову не пришло. И хотя там у заводчан отношение к Гусаковскому, мягко говоря, было прохладное, именно это его письмо как-то даже вдохновило заступников Минаева. Вот уж чего они не ожидали от своего губернатора, который, как известно, с самого начала был на ножах с новым директором «Сибцветмета». И даже обрадовались такой поддержке, полагая, что времена ссор наконец прошли и теперь можно работать спокойно, без нервотрепки.
Было заметно, что разочарование всерьез расстроило милого сибирского гонца. И чтобы снять ненужное напряжение, высказали общее мнение, что в принципе ничего опасного для Минаева в губернаторском послании не содержится. Ну и бог с ним.
Вставал более серьезный вопрос: кто передаст письмо дальше? Ну, копии необходимо оставить для суда. Оригинал, согласно желанию подписантов, должен направиться в администрацию президента. Еще копия — в правительство. Пусть. Раз об этом пишут в «шапке», в обращении, — значит, так хотят. А вот в Думе волю трудящихся, по идее, должен был представлять их депутат, то есть Владимир Яковлевич Журавлев. Но хорошо ли это? Станет ли Журавлев немедленно выгораживать человека, которого, скорее всего, сам и постарался посадить? Да и вообще, может быть, имеет смысл какое-то время еще подержать его в неведении? Пусть-ка обращения наверху успеют сыграть свою роль! А начнет возмущаться, всегда нетрудно задать встречный вопрос: как, разве вы не получали? А мы до вас дозвониться не смогли, так пришлось на ваше имя в отделе поступающей в Думу корреспонденции оставить. Как, и оттуда не передавали? Ну тогда вот вам немедленно копии! Их у нас много!