— Ну, если вы такие шибко умные и даже разведку имеете, чего ж тогда у меня спрашиваете? — хмуро пробасил-прохрипел Бовкун.
— Да потому что ты, Славка, наш человек, а подставлять тебя у нас нет ни малейшей охоты. Тебе еще пахать и пахать! Зачем же карьеру-то портить?
— Скажешь — карьера! — фыркнул Бовкун. — Вот я тут слыхал недавно, большая зачистка пойдет по нашей ментуре. С УБОПами там давно понятно, снова стулья делят, суки… А вот если нам дадут под зад, чего делать, командир? К армяшкам в охрану наниматься? Или к тем же чеченам, которых мы с тобой?… Вот, твою мать, до чего дожили…
— Ну в принципе лично тебе-то вряд ли что грозит. У тебя, Слава, в отличие от других, настоящие друзья остались. А с таким багажом не пропадешь. Той сволочи, которая уже привыкла жопы начальству лизать, ей хуже, безусловно. Снова надо приспосабливаться к новым жопам. Опять же, не дай бог, не ту лизнешь. Или похуже того — не так! Представляешь? Вся карьера коту под хвост. А ты — другое дело. Ты — наш парень…
Долго молчал после этого Бовкун. Потом словно решился. Даже наклонился над столом, чтоб поближе было к Голованову.
— Слушай сюда, командир. Как я соображаю, «добро» пришло из дома на Житной. Особо активен у нас — это, в общем, не тайна — Толубеев, он замнач ГУБОПа. Но над ним сидит зам самого. Вот оттуда, говорят, и ветер дует. А Иван этот, ну, Толубеев, он активный. Всюду нос сует, бегает, докладывает, даже козью морду при случае тебе запросто может сделать. Говорят, откуда власть, кто ее дает? Да никто, сами же и берут… А касаемо твоего дела, я о нем, честно, Сева, и позабыл. У меня такого по дюжине на дню, все не упомнишь… Обычно так: начальник нашего ГУВД звонит мне и велит на выезд. Есть, мол, агентурные данные, что в таком-то месте и тогда-то будет находиться крупный дилер с грузом. На количество внимания не обращать. Все наверху согласовано… Ну я и провожу операцию по задержанию. Для формы приказываю положить на пол всех, кто в том кабаке окажется… А их там в это время и было-то всего с десяток! Смех один! Мне одному — на пять минут работы… Вот так, командир. Взяли, обшмонали карманы, нашли у малого с пяток чеков, отправили к себе. Остальное ты, я вижу, уже сам знаешь. Сказано — без церемоний, ну и какого хрена я должен церемонии заводить? Не я, кстати, первый, не я и последний, хотя, честно говоря, претит все это…
— Ну ладно, что ж делать, и на том, Славка, спасибо… Я понимаю, просить тебя пошарить, от кого и с чьей подачи пришла команда, дело безнадежное. Тут целое расследование… — И вдруг открыто улыбнулся. — А очки-то ты зачем с него снял? Ну, с того малого?
Бовкун опустил голову, помолчал и негромко проговорил:
— Ох, есть у меня сильное подозрение, командир, что придется тебе меня трудоустраивать… Ладно, если это тебе что-то даст. В ориентировке по этому Минаеву мне было доведено: клиент в очках и без них ни хрена не видит. В смысле, не видит тех фокусов, которые нашему брату приходится иной раз проделывать, случайно — сам понимаешь — обнаруживая при шмоне ствол ли, наркоту, прочее. И еще сказано: если окажется случайно пустой, заделать ему козью морду. И для этой цели мне было выдано, соответственно. Однако не понадобилось. Видать, кто-то впереди нас подшустрил. Все, командир, выдоил ты меня. Мамой клянусь, ни перед кем бы ни при каких условиях не раскололся. Так что запомни: если что — к тебе первому. Не прогонишь?
— Я похож?
— Мало ли?… Время че хошь натворить может…
Так кто же у нас этот «шустрячок»-то? Вопрос не оставлял в покое Юрия Петровича, пока он не заснул. А утром, проснувшись по звонку будильника, сразу вспомнил последнюю вчерашнюю мысль. И с ней мылся и брился, позавтракал и стал ждать телефонного звонка от Елисеева.
Не верить рассказу и впечатлениям Голованова Юрий, разумеется, не мог. Хотя немалую роль тут, видимо, играл и личный момент: все-таки адвокат так и не уловил в речи Севы каких-то отрицательных эмоций или откровенного осуждения действий своего бывшего подчиненного. Ну, конечно, обстоятельства ставят человека иной раз в такие условия, когда хочешь ты того или нет, а цель-то оправдывает-таки средства. Плохо, но куда денешься!
Значит, и вывод: господина Минаева майору Бовкуну представили уже «готовенького», омоновцам даже не пришлось в собственные карманы лезть за наркотой, чтобы подбросить ее подозреваемому. Но если Минаева соответствующим образом «подготовили», то есть сунули в брючный карман несколько чеков с порошком, загодя вызвали милицию, твердо установили время и место действия, это значит, что подготовка к провокации велась долго и тщательно. Другими словами, решали проблемы не по ходу действия. Но — самое главное — готовили все это люди беспринципные. Им, вероятно, даже в голову не могло прийти, что в Минаева-наркоторговца поверить не просто трудно, а вообще невозможно. Им потребовался лишь сам факт задержания, а дальше — хоть и трава не расти. С таким же успехом ему могли подсунуть и незарегистрированный ствол с одним патроном — этого тоже вполне достаточно. Неважно, за что задержали человека, важнее, чтобы его проблемы решались как можно дольше. И пока он будет сидеть в камере, на воле произойдут события, на которые спровоцированный сиделец никак уже не сумеет повлиять.
А что это за такие важные события? По логике вещей, самое важное — это губернаторские выборы. Логично? Вполне. Может быть у того же губернатора такая заинтересованность? Обязательно! Но тогда зачем же он в открытую высказывает свое возмущение по поводу задержания соперника? Или это тонкий тактический расчет?
Второе. Обычно руководителя предприятия убирают подобным образом на какое-то время, когда хотят сменить на этом предприятии как руководство, так и политику. Тоже нельзя исключить. А кто в этом заинтересован? Даже из скупых объяснений Женьки Елисеева таковыми антиподами Минаева вполне могут быть родственники Журавлевы, как бы Евгений ни защищал минаевского друга. Да и краевая власть, на что указывают прошлые битвы, тоже очень не прочь урвать свой жирный кусок. Получается, что и тут есть свои интересы.
Наконец, нельзя исключать и чистого криминала. Широко ведь известны все эти кемеровские, барнаульские, екатеринбургские и прочие разборки, в которых криминал уже откровенно рвется во власть, не скрывая собственных интересов и методов борьбы.
Но все это, как ни странно, лишь повышает шансы Минаева. В самом деле, если против человека объединились столь мощные силы и теперь вынуждены даже прибегнуть к подлым провокациям, значит, столковаться с ним они уже не смогли и теперь обратились за помощью на самый верх. Не зря же сказал Бовкун, что источник следует искать на Житной, иными словами, в Министерстве внутренних дел. И еще в ГУБОПе. Ну, о том, что эта контора насквозь криминализована, и рассуждать нечего — открой любую газету, задохнешься от обилия фактов коррумпированности милицейской системы. Хотя, с другой стороны, и газетам тем же верить особенно нельзя. Но ведь и на пустом месте, без огня, тоже дыма не бывает.
Ладно, предположим, все это именно так, и Минаева действительно заказали. Причем именно здесь, в Москве, где за него, по сути, некому вступиться. В том же Белоярске, как показывают события, этот номерок у них просто не прошел бы.
А здесь что же? Короткая и безрезультативная беседа с депутатом, а следом — ОМОН, обыск и арест. И все подготовлено заранее. Чья работа? Милиции, несомненно. Депутат? Вполне может быть также заинтересован. А кто помогал, кто, как говорится, свечку-то держал? Вот и получается, к великому сожалению, что, кажется, без определенных «услуг» нашего дорогого Женечки тут тоже никак не могло обойтись. Очень это все плохо, но иной вывод никак не напрашивался.
Гордеев взял свой блокнот, раскрыл на чистой страничке и по привычке начал набрасывать некоторые соображения, которые ему предстояло уточнить в очередном разговоре с Евгением. Чтобы понять логику поступков, он всегда старался поставить себя на место исполнителя, представить картинку наяву: что бы он сам делал в данный момент? И это помогало.
Отвлек телефонный звонок.
— Ну, ты готов? — Это был Елисеев. — Я подъезжаю. Если можешь, выйди на трассу, а то крутиться в твоем дворе нет охоты.
— Я выйду, — сказал Юрий.
Выглянул во двор: с утра снег еще не разметали, и припаркованные у тротуаров, а точнее, у высоких сугробов автомобили и сами выглядели такими же сугробами.
— Что новенького? — был первый вопрос Елисеева.
Гордеев неопределенно пожал плечами.
— Ты мне про другое пока скажи, — ответил Юрий Петрович. — Минаев здесь, я имею в виду — в Москве, каким вообще транспортом пользуется?
— Как когда… Обычно я его встречаю и вожу по мере надобности.
— На этой, что ли, лайбе? — Гордеев безо всякого уважения оглядел «Жигули». — А что у него, нет ничего представительней?
— Как когда… Обычно я его встречаю и вожу по мере надобности.
— На этой, что ли, лайбе? — Гордеев безо всякого уважения оглядел «Жигули». — А что у него, нет ничего представительней?
— Как сказать?… Бывает, что Владимир Яковлевич свой транспорт дает на день-другой. Все же… наши люди.
— А в последний раз на чем ехали?
— Я вез. А что, есть вопросы? И потом — какая разница?
Гордеев снова пожал плечами. Что-то у него не складывалось. Если Женька был за рулем, а Минаев, скажем, сидел рядом, то сунуть ему чеки в брючный карман в этом положении довольно трудно. Разве что отвлечь? Вот если бы оба сидели сзади, к примеру, на повороте легко привалиться к плечу, то да се, глядишь, а пакетики оказались в кармане. Впрочем, почему это делать обязательно в машине? Разве нельзя в том же ресторане, возле вешалки? Или еще дома… Вот, кстати, почему раньше об этом не подумал?
— А вы ехали на это свидание из твоего дома?
— Да… я же говорил. Слушай, Юра, я ничего не понимаю! У тебя есть какие-то сомнения? Вопросы? Так давай и спроси! Ты со мной будто темнишь.
— Нет, не бери в голову, я просто себя проверяю…
— А-а… ну ладно, — как будто успокоился Женька, хотя было видно, что он ничего не понял.
И не надо пока поднимать ненужной волны, всему свое время…
…В Домодедово приехали довольно быстро. И ожидать тоже пришлось недолго. Едва вошли в здание аэровокзала, как услышали о прибытии их рейса.
Елисеев сказал, что у него с утра ничего в клюве не было, и потянул в буфет — по чашечке кофе. Заодно он умял три бутерброда с сырокопченой колбасой. Юрий Петрович от пищи отказался.
Вернулись к выходу пассажиров как раз вовремя.
— Вон она, наша красавица! — значительно посмотрев на Гордеева, наконец сообщил Женька и резво замахал над головой руками.
К ним приближалась действительно очень симпатичная женщина — высокая и стройная, в белой пушистой шапке и короткой дубленке с такой же пушистой меховой оторочкой по подолу, рукавам и воротнику. И ножки у нее были то, что надо! Этакая секс-девочка из модного журнала, как говорится, «Зима-2001». Но взгляд у нее был растерянный.
— Что-нибудь случилось, Галочка? — крикнул Евгений.
Она быстро закивала, не выходя, однако, из прилетной зоны.
— Чемодан исчез! — крикнула она, разводя руки в стороны. — Багажная квитанция — вот она, а самого багажа нет!
— Черт-те что! — громко возмутился Женька. Чересчур громко. И продолжил, глядя на дежурных у выхода: — Ну что это за безобразие? Ну когда наконец закончится этот бардак?!
Девушка в форме, слышавшая диалог, спокойно посоветовала:
— А вы не кричите, гражданин, вы лучше пройдите к начальству, в службу перевозок, вон туда, — она показала рукой, — и все там выясните, может, на вылете забыли, а к нам какие же тогда претензии? Ведь правда?
— В самом деле, — согласился с ней Гордеев. — А что, Галочка, — тоже по-свойски помахал он рукой прилетевшей секретарше Минаева, — там действительно ничего?
Она отрицательно помотала головой.
— Ну так идите сюда, и пойдем выяснять к начальству. Девушка права. — И он улыбнулся дежурной, отчего та словно расцвела.
Отдел перевозок нашли легко, но перед входом в это служебное помещение Гордеев малость притормозил Елисеева.
— Ты вот что, Женя, запомни: начальство терпеть не может, когда к нему врывается толпа. Давай-ка мы тебя здесь подождем с Галочкой, а ты забирай ее паспорт, квитанцию, доставай свои ксивы и иди один. Тряси там чем хочешь, но только без истерики. Вещей-то много? — спросил он у Гали.
— Да какие вещи? — возмущенно ответила она. — Что называется, смена белья. Я ж сюда и сразу обратно. А вы тот самый адвокат, да?
— Не знаю уж, тот или другой, но точно — адвокат. Меня зовут Юрой, Юрием Петровичем. Вы не обижаетесь, что и я вот так, запросто, вас — Галочкой?
— Ой, да как хотите! Нате вам, Женя, мой паспорт! Я так вся перенервничала! Вы понимаете, Юрий Петрович, стою, жду, у всех есть, а у меня — как назло. Я к этим, которые чемоданы выкидывают на транспортер. Они мне: ждите, еще не все привезли, ну, я и жду как дура. Опять к ним, а они говорят: все, больше ничего нет. Ищите, говорят, у себя дома, там, откуда прилетели. Нет, вы представляете?
Елисеев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и Гордеев, заметив это, махнул ему рукой: иди, мол. Тот и ушел.
Юрий Петрович подвел Галочку к ряду кресел и предложил сесть.
— Значит, так, дорогая моя, — начал быстро и максимально доверительным тоном. — Я уже виделся с Алексеем, поговорил с ним. Сообщаю следующее, но персонально для вас. Понятно? В той ситуации, в которой оказался ваш директор, мы с ним решили круг лиц, которые могут владеть полной информацией, резко ограничить. Вы входите в этот круг. И еще я. Все остальные, включая и Журавлева-младшего, и Елисеева, — Юрий ткнул пальцем в сторону служебного входа, — исключительно в той степени, в которой это нам покажется необходимым. Вы поняли?
Она кивнула с некоторой растерянностью. И Гордеев улыбнулся.
— Не понимаю, что тут смешного? — вспыхнула Галочка. — Я что, не то делаю? — Бровки ее сдвинулись на лбу.
— Нет, — продолжал улыбаться Гордеев, — вам очень идет такая растерянность, она делает вас, Галочка, еще более симпатичной.
— Ой, да ну вас, ей-богу! А говорили — серьезный человек!
— Да-а? Это кто ж?
— Да вот Евгений и говорил, когда звонил…
— Прекрасно, — становясь теперь серьезным, перебил Юрий. — А про что он вам говорил? Про понятых? Про что?
— А при чем здесь понятые? Ничего такого. Он сказал, что ему удалось вас уломать принять на себя защиту. Что это, извините, совсем не дешевое удовольствие… ну и так далее.
— Ясно. Ну хорошо, эту тему мы с вами обсудим отдельно. А теперь говорите мне быстро и правду. Где документы? В чемодане?
— Что ж я, совсем дура, что ли? — почти обиделась Галя. — Они со мной! Мало ли что могло в дороге случиться! А здесь, как мне сказали, свобода Алексея… Евдокимовича. — И она прижала ладонь к груди.
— Вы еще большая умница, чем я мог представить, — так же серьезно сказал Гордеев. — Только теперь об этом пока никому больше не говорите.
— Даже ему? — изумилась Галочка, обернувшись на служебный вход.
— Вот именно, даже ему. Я позже скажу сам. А сейчас давайте бумаги мне, я у себя спрячу. Для остальных — пока — будем считать, что они остались в чемодане. Нам с вами, Галочка, и с Алексеем, разумеется, очень важно узнать, какова будет реакция на их утерю, соображаете? И еще, вам придется пожить в Москве несколько дней. Мы придумаем, где будет лучше. Во всяком случае, если Евгений предложит у себя, отказывайтесь. Скажите что-нибудь про подругу, про кого хотите. Я же вас увезу куда надо.
— А куда надо? — нахмурилась она. — Я ничего не понимаю! У вас тут какие-то тайны, игры? Что происходит на самом деле? И я совсем не желаю быть пешкой в чьей-то шахматной партии.
— А вы умеете играть в шахматы? — удивился Гордеев.
— Это не имеет значения, — резко отпарировала Галочка. — Да, умею, и что из этого?
— Думаю, у вас будет отличный партнер. Только не влюбитесь в него, а то я стану зверски ревновать. Про Алексея не знаю, мы с ним эту волнующую тему не развивали. А вот почему я вам все это говорю, сейчас объясню. Опять же сугубо конфиденциально. Я имею ряд фактов, которые косвенно указывают на то, что арест Минаева является тщательно спланированной, но достаточно грубой провокацией. Причины у нас еще будет время обсудить, а главное в настоящий момент заключается в том, что мы должны дать всем заинтересованным людям раскрыться. Если при этом кто-то невольно и будет обижен, этот вопрос я, так и быть, уж как-нибудь возьму на себя, а пока давайте играть в свою игру — точно и спокойно. Это самое главное.
Он вовремя закончил, потому что появился взъерошенный Елисеев.
— Твою мать! — начал с ходу. — Это же просто какой-то бардак, а не «Аэрофлот»!
— Ты невнимательно слушал радио, — усмехнулся Гордеев. — А ведь сообщали, что Галочкин рейс обслуживает кампания «Сибирские огни»!
— Да мне наплевать! Документы где? — накинулся он на Галю.
— Говорит, все было в чемодане, — ответил за нее Гордеев. — Прямо и не знаем, что теперь делать. Хоть снова всю историю начинай…
— Ну ты растяпа! — взвился было Женька, но под суровым взглядом Гордеева осекся.
— Вы одна улетали или вас провожали? — спросил Гордеев у растерявшейся от Женькиной грубости женщины. Сам же внимательно наблюдал за реакцией Елисеева.
— Игорь Платонович провожал. Шофер наш Миша. Они и сдавали багаж. — Галочка всхлипнула и закрыла глаза мгновенно появившимся носовым платочком.
— Ну вот, а теперь мы еще реветь начнем! — нервно продолжил Елисеев, но злость его показалась Гордееву не очень естественной, что ли. — Ну кончай, кончай, — поморщился Евгений, но было видно, что он как будто успокоился. — Не реви. Соплями горю, как говорится…